Читать книгу Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша - Страница 29

Часть первая
Луна[1]
Глава 12
Дриксен. Окраина Шека
400 год К.С. Вечер и ночь с 10-го на 11-й день Весенних Молний

Оглавление

1

Последний раз вздохнул орган, старенький священник дрожащим добрым голоском попросил немногочисленную паству думать о Создателе и сверять свои порывы с волей Его и ушел. Дядя Мартин чихнул и поднялся с отполированной благочестивыми задами скамьи, подавая знак племяннику и слугам. Можно было выходить, но Руппи, подчинившись вышеупомянутому порыву, решил порадовать знакомых с детства святых. Мартин пожал плечами и, грозно чихая, направился к выходу. Руппи, торопливо разделив купленные свечи между святым Рупертом, святым Олафом и… святым Ротгером, выскочил на улицу. Начинало смеркаться, и дядя громко – чуть громче, чем требовалось, – напоминал, что герцогиня будет волноваться. Руппи кивнул и вскочил в седло, надеясь на родича, но в глубине души терзаясь сомнениями.

Небольшой отряд буднично порысил к Восточным воротам. Городок тонул в поздней весне. Торговые и ремесленные кварталы весело подмигивали желтыми окошками, пахло сиренью и немудреной едой. В «Рогатом муже» лихо стучали кружками и распевали о том, как рыжий Клаус выбрал невесту, но никак не выберет новую шляпу. Захотелось свернуть и перекусить хотя бы хлебом с сыром. Руппи оглянулся на слуг, почесал нос, и тут зильбер начал припадать на заднюю ногу – Мартин был не из тех, кто идет за рыбой, позабыв о неводе.

Подкова держалась на двух ухналях,[5] и расхлябалась она раньше, чем следовало, но бывший адъютант старины Ади не растерялся. На ходу меняя диспозицию, он спешился и крикнул на помощь Франца. Мамин соглядатай воочию узрел почти отвалившуюся подкову и вместе с дядиным Вальхеном повел зильбера к кузнецу, сетуя на нерадивость ни в чем не повинного конюха. Второй надсмотрщик с тоской взглянул на вывеску и повернул к воротам – предупреждать герцогиню. Остальные, сияя, заворачивали к «Рогатому мужу» – Мартин решил использовать задержку для ужина.

– Мы еще успеем съесть заячье рагу, – с довольным видом постановил охотник. – Или тебе кусок в рот не лезет?

– Лезет, – не стал кривить душой Руппи, – и даже не один. Вот перед боем я есть не могу…

– Перед боем есть вредно, – одобрил дядя. – Хуже нет получить пулю в набитое брюхо. Тут, между прочим, есть второй выход – муж, он не просто так рога отрастил. Поедешь на Крабе, он двужильный, даром что бочить любит. Нипочем не догадаешься, что Краб к бойням и обратно мотался, а не сено хрумкал.

– Я быстро…

– Ты? – возмутился Мартин. – Так я тебя и пустил!

– Да что со мной может быть?

– С тобой – ничего, а со мной, если ты с Олафом в Эйнрехт удерешь, будет. Даже не знаю…

– Какой Эйнрехт?! Мы же не должны видеться до суда.

– Это ты сейчас помнишь, – отрезал охотник, – а поговорите – и забудешь.

…Когда, расправившись с рагу и обсудив-таки библиотечного Фридриха, они выбрались из кабачка, стены складов и мастерских почти слились с ночной тьмой. Луна, как нарочно, шмыгнула в облака, но Мартин в потемках видел едва ли хуже кошки. Руппи оставалось лишь держаться рядом. Выехать из города труда не составило, стража в Шеке у ворот появлялась лишь во время ярмарок – собирать пошлину. Пару минут рысью вдоль стены, и вот она, развилка, прямо – Фельсенбург, направо – бойни.

– Мы не рано? – шепнул Руппи, тщетно вглядываюсь в темноту.

– Вовремя, – утешил охотник. – Это они, похоже, запаздывают. Не споткнешься? Даже не знаю… Фонарь зажечь?

– Нет, я дойду.

Глаза не спешат привыкать к темноте, но место здесь ровное, утоптанное. Повернуть направо, пройти вдоль забора, пересечь площадку, на которой по осени коновалы осматривают скот… Если Диц все понял правильно, Олаф уже ждет у сараев.

– Фонарь дать? – Забавно все-таки смотреть на всадника с земли, особенно в темноте!

– Обойдусь. А если их там нет?

– Если нет, вернешься в харчевню, а я поищу.

Темнота понемногу распадается на землю, стены и пустоту. Кажется, ближе к забору что-то есть, что-то живое… Нет, тихо.

Руппи поправил шляпу, в последний раз оглянулся на Мартина и пошел по утрамбованной множеством копыт земле, от которой отреклись даже одуванчики. Вот и площадь. На всякий случай положить руку на эфес и замедлить шаг… Впереди вновь что-то шевельнулось. Вспыхнул огонек. Фигура в плаще с капюшоном держит потайной фонарь, чуть дальше, у сараев, стоит кто-то еще, выше первого и как будто худее. Света хватает лишь на то, чтобы вырвать у ночи силуэты, с дороги не увидишь даже отблесков.

Высокая, такая знакомая фигура, еще более знакомо придерживая шпагу, делает шаг вперед. Все в порядке!

2

Ледяной с Дицем шли медленно, старательно обходя всякий хлам, и все-таки Олаф споткнулся – он и до раны видел в темноте не слишком хорошо. Руппи невольно ускорил шаги, почти побежал к своему адмиралу. Звякнуло, весело блеснул предвесенний снег, заржал убитый по зиме зильбер… Лейтенант обернулся и чуть не налетел на полуразвалившуюся бочку, которую не успел разглядеть. Вот ведь пакость! Преграда плевая, обойти – дело секунды, но рядом еще и камни с кольцами. Привязывать скот.

– Будет весело, очень весело! – Радостный звенящий голосок рассекает тишину. – Тебе понравитсяТы поймешь, сейчас ты все поймешь…

Смех за спиной. Звон. Порыв ветра. Диц хватается за шпагу, Олаф – за голову. Оба замирают. Адмирал с премьер-лейтенантом молчат, молчит и Руппи. Странно и резко кричит невозможная в горной ночи чайка, мимо проносится что-то темное. Летучая мышь? Шляпа! Чья? Издевательский свист ветра подхватывает чужое оханье и сдавленную ругань, мгновенно переходя в вой. Грабители? В Шеке?! Даже не смешно…

На зубах скрипит пыль, какие-то деревяшки грохают о забор, вновь орет непонятная чайка.

– Засада!!! Хельмут, уводи Ледяного! Живо!!!

Фельсенбург прыгает к стене, прикрывая левой рукой глаза от пыльного вихря, а правой выхватывая шпагу. Потому что люди за спиной никак не могут быть друзьями! Кто добыча? Олаф? Они все?! И где Мартин?! Неужели…

Тяжелое тело с неистовой силой врезается в камень слева… Всего в паре шагов. Треск костей пробился даже сквозь завывания разъяренного ветра.

– Чего ты ждешь? Танцуй… Танцуй же!

Сколько их? Не разглядеть… Не меньше четырех… Синие сполохи прорезают темноту, пробегают по гибкому призрачному столбу, что кружит меж рычащих раскоряченных фигур. Некогда любоваться, к бою! Клинок – вперед, быстрый взгляд через плечо… Пусто. Где Олаф?! Только б послушались, ушли, а с этими… С этими станцуем! Чаячьи крики, синие блики, ветер и схватка в ночи… Отскочить к скотному камню, не забывая рассекать шпагой тьму, кинжал в левую руку. Теперь он готов. Сбоку кто-то шевельнулся… Шевельнулись. Двое… Бегут на помощь. Проклятье!

– Уходите! Немедленно уходите!!!

Крылатая тень в ореоле синих искр проносится совсем рядом, бешеная звездная россыпь бьет по глазам, вскипают и тут же высыхают слезы. Порыв ветра сдирает с Олафа плащ, почему-то не погасший фонарь выхватывает двоих совершенно незнакомых людей.

Со шпагами в руках они бегут к Руппи. Это охота… Охота на Фельсенбурга, чтобы он не добрался до суда, чтобы он вообще замолчал! Ну уж нет! Горечь. Ярость. Память о зимней засаде и что-то еще, недоброе и лихое, подхватывает, обнимает, кружит, бросая в бой, как в танец. Они хотят его убить? Они что-то сделали с Олафом, заняли его место? Их много? Пусть! Это хорошо! Это весело и легко… Обман, чужие шпаги, предательства, что они против синей ночи, против весны, против танца? Звезды прорывают облака, пригоршнями сыплются вниз, тянут за собой лунные полосы… Ветер и звезды, ветер и звезды, ветер и звезды, звездная мгла!..

– Ладно, потанцуем… Сейчас! Со всеми. Держитесь, твари!

Грубый стон переходит в придушенный хрип, лязгает о камень упавший клинок, кричит за спиной сумасшедшая чайка. Некогда оборачиваться, да и не нужно – он и так знает, что там – смерть и танец, чужая смерть, не твой танец, твой вот он, с этими двумя. Они украли чужие имена, они искали Руперта фок Фельсенбурга – они нашли. Он нашел…

Сталь в руке, на острие – звезда, они единое целое – Руппи и клинок, Руппи и звезда, а тех, позади, можно не опасаться. Они уже танцуют… В последний раз!

Пинком отправить навстречу более проворному «Дицу» комок из его же плаща, броситься наперерез «высокому». Создатель, это же не противник для хорошего бойца! Даже для приличного…

Неуклюжий, хоть и сильный удар впустую рассекает воздух, утягивая за собой руку. Сейчас… Нет! Не убивать, а то живых может и не остаться. Тогда не осталось… Шпага останавливает полет, замирает, бросается вниз, впиваясь в бедро опрометчивого обманщика. Короткий вопль. Хлещет кровь, звездное сиянье становится неистовым. А вот и она! Во всей красе.

Тогда был снег, сейчас – звезды, а ветер будет всегда… Крылатая, гибкая, она оставляет неуклюжих убийц, вскидывает руки, вынуждая отпрянуть выскочившего из-за падающего напарника «Дица». Этот шпагу держит уверенно, но против ветра он ничто. Обманщик пытается, как только что Руппи, прикрыть лицо рукой, пятится, вслепую рубя клинком перед собой. Это смешно, как же это смешно, но надо очнуться! Это танец, но это и бой… Это бой, но это и танец, и радость, и полет. Вместе с ветром, вместе со звездами, вместе с весной и с ней

5

Ухналь – подковный гвоздь.

Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

Подняться наверх