Читать книгу Август – июль - Вера Мусияк - Страница 5

Шло время, а Надя медлила со своей любовной экспансией. Она так и не придумала никаких важных и настоящих тем, чтобы обсудить их с Юрой, и с ужасом наблюдала, как остаток сезона стремительно таял на внезапной августовской жаре. Что-то произошло с ходом времени: поначалу казалось, что Земля оборачивалась вокруг оси примерно за неделю, такими долгими были первые дни; а теперь ей как будто стало хватать на это всего пары часов, и события пугающе ускорялись. Все суетливо готовились к последнему вечернему мероприятию, кинофестивалю, и в любой точке лагеря можно было встретить вожатых, сосредоточенно снимающих на камеры или фотоаппараты детей-ковбоев, детей-Спанчбобов, детей-инопланетян. Надя со смехом признавала, что у них с Витей действительно неплохой тандем: он придумывал всякие глупости про загадочное убийство на футбольном поле, а она продюссировала будущий фильм. Оставшиеся дни сезона ушли на вырезание картонных пистолетов, намешивание бутафорской крови, поиск подходящих костюмов среди детских шмоток и утомительные переговоры с начинающими звездами. В последний вечер детектив «Загадочное убийство на футбольном поле» (режиссер Виктор Плотников) имел оглушительный успех и уступал по крутости только артхаусному шедевру «Спанчбоб в стране чудес» (режиссер Юрий Стеклов). После кинофестиваля и долгого слезливого «Огонька» детей ждала королевская ночь, когда официально разрешалось не спать и беситься (но никакой зубной пасты!), а вожатых – прощальная вечеринка с салатами и курицей-гриль, за которыми Плаксин съездил с утра в «Ленту».

До полвторого ночи Надя пробыла в общей комнате за песнями, слезами и объятиями. Дети давали свои фирменные блокноты «Интеллекта» и просили написать им пожелание на память. Она каждый раз старалась сочинить что-нибудь милое и особенное, только самым противным или самым незапоминающимся детям писала одно и то же: «Ты молодец! Оставайся собой! Обнимаю, Н.» Когда блокноты стали повторяться, Надя поняла, что пора идти. Оставив Витю в пятнадцатый раз петь «Тишину», она пошла в вожатскую, переоделась во что-то более или менее чистое и отправилась в актовый зал.

Надя шла по темным дорожкам между корпусами и радовалась, что вся суета, наконец, закончилась, и теперь можно думать только о Юре. Как фильм вне конкурсной программы лагерного кинофестиваля, в ее голове бежали кадры: вот она садится рядом с Юрой, а он улыбается в ответ; вот она восхищается его гениальным «Спанчбобом», а он снова улыбается; вот она спрашивает у него, читал ли он «Над пропастью во ржи», а он удивленно смотрит на нее и говорит, что давно хотел прочесть, но все руки не доходили; вот она признается, что он напоминает ей Холдена Колфилда, главного героя, своей красной кепкой, смеющими глазами и миллионом удивительных мыслей. Она рассказывает эту историю про уток в пруду, а он рассуждает, куда они деваются зимой. Потом он говорит, что в Питере много уток. Может быть, даже рассказывает, что означает надпись «HABS».

Фильм не успел закончиться – Надя вошла в актовый зал. Народу было мало, наверное, многие еще сидели в корпусах со своими отрядами. Юры тоже не было, даже не требовалось особенно смотреть по сторонам и искать его – это становилось понятно сразу. Надя села за стол, традиционно составленный из парт под сценой, рядом с Иришей и Сашей. Они выпили за сезон, за то, что приехали сюда в первый раз и уж точно не в последний, за кинофестиваль и еще за что-то. Надя жевала холодную курицу-гриль и иногда смотрела по сторонам. Праздник становился многолюднее; она увидела лысину Плаксина, круглый силуэт Вити, торчащий хвостик Сергея. Начались коллективные тосты, и на этот раз их предлагал не только Плаксин, а все подряд. Надя тоже предложила тост (наверное, впервые в жизни) – за то, чтобы мечты сбывались. Она тянулась через стол, чтобы со всеми чокнуться, и под хруст пластика оглядывалась, искала и не находила красную кепку. В какой-то момент подошла Оля и попросила выйти с ней на секунду. У Нади мелькнуло, что такие, как эта Оля, все время просят с ними выйти, никогда не объясняя на месте, что им нужно. В каком-то темном закутке актового зала Оля долго извинялась за свою вспыльчивость, говорила, как Надя хорошо справилась с работой, как сильно коллектив нуждается в таких людях, как она. Надя почти не слушала; она снова чувствовала Олин запах и мысленно склонялась в сторону комбинации хороших сигарет и плохого парфюма, а не наоборот. Наконец, Оля закончила монолог, обняла ее и спросила: «Ну что, Надя, мы с тобой разобрались?» Не вдаваясь в подробности, Надя кивнула и вышла на свет. Вышла и сразу поняла, что он здесь.