Читать книгу Глаза дочери - Вера Онест - Страница 2

Осень постепенно отступала, сдавая свои позиции. Листвы на деревьях не осталось вовсе. Холодные, промозглые, позднеосенние дни с ледяным ветром. Пока мы с Марусей добирались до парковки, где стоял наш автомобиль, продрогли насквозь. От сильного ветра температура воздуха ощущалась ниже градусов на десять. Время в пути от нашего города до московской клиники заняло примерно полтора часа. Маруся, которой летом исполнилось 22 года, одета, как и положено художнику, свободно и оригинально. С самого рождения моя дочь не видит четкие предметы, очертания, границы цвета. Больше 19 лет мы лечили глаза всеми известными способами, пока не появилась возможность сделать операцию. Операции по лазерной коррекции зрения выполняют преимущественно в холодное время года по причине комфортной температуры, коротких световых дней и лучшего восстановления.

В самые известные, крупные и разрекламированные офтальмологические клиники оказалось очень сложно записаться. Прием велся только по предварительной записи, через письмо на почту клиники. Оставив несколько заявок и не дождавшись ответа, я пыталась до них дозвониться. Это было возможно при условии круглосуточного набора контактного номера. И я подумала: значит, и не нужно пытаться пробиться в закрытые двери. Клиника, в которую нам удалось попасть, также одна из самых известных и посещаемых офтальмологических клиник Москвы, с хорошим рейтингом.

Добравшись до клиники, мы вышли из машины, предварительно покурив. Дошли до входа в регистратуру, сняли верхнюю одежду. Упаковали обувь в синие бахилы. Обратились к администратору:

– Здравствуйте, мы записаны на 15.00, Климова Мария, – произнесла дочь.

– Да, здравствуйте, присаживайтесь, вас пригласят, – ответила администратор.

Минут через 10 нас проводили на второй этаж клиники, которая располагалась в отдельно стоящем здании. Марусе закапали в глаза расширяющие капли для осмотра и увели в отдельный кабинет на обследование. Я оставалась ждать ее вместе с другими пациентами на кушетке из экокожи в холле второго этажа. Когда результаты обследования были оформлены в личную карточку Маруси, нас с дочерью пригласили в кабинет врача, к.м.н. хирурга-офтальмолога Кулешовой Людмилы Валерьевны.

– Присаживайтесь, мама на стул, дочь ко мне поближе, – сориентировала врач.

Мы послушно распределились по указанным местам и приготовились услышать вердикт. Врач открыла папку с результатами обследований и спросила:

– Вы планируете лазерную коррекцию зрения?

– Да, – ответила я.

– Правый глаз +5,5, левый глаз выдает значения, равные +4,7, высокая степень амблиопии1, в вашей ситуации все не так просто, – предупредительно взяв небольшую паузу, Людмила Валерьевна продолжила: – Возможности аппарата ограничены, и 100-процентное зрение после операции я вам не могу гарантировать. В лучшем случае после операции острота зрения будет примерно +1,5 и + 2. Очки и линзы придется носить все равно.

Повисла пауза, мы с Марусей переваривали услышанное. Столько положительных случаев по всему миру после операции лазерной коррекции. Почему для нас она невозможна? Когда мой ребенок будет наконец-то видеть без вспомогательных приборов и средств? – задавала я себе риторические вопросы.

– Если я вас правильно понимаю, – вступила Мария, – видеть я не смогу никогда? Я не вижу с рождения, врачи часто говорили о том, что после 18 лет я смогу скорректировать зрение, а теперь я слышу от вас, что это невозможно?

– Я не сказала, что вариантов нет, но это другая операция, – спокойно ответила врач.

– Что за операция? – спросила Мария.

– Операция по замене хрусталика, она сложная, имеет риски, но для вас это единственный вариант иметь 100-процентное зрение.

– Как она проходит? – продолжала заинтересованно Маша.

– В несколько этапов, вначале один глаз, затем через неделю второй, вместо ваших хрусталиков устанавливаются искусственные. Операция стоит дороже, чем лазерная коррекция, – уверенно ответила врач.

– Насколько дороже?– поинтересовалась я.

Людмила Владимировна взяла отдельный лист формата А4 и принялась записывать цифры.

– Примерно 300000 рублей, это сумма операции на обоих глазах, – ответила она.

Маруся вдруг расплакалась. Она плакала несколько раз в своей жизни, и все эти моменты мне, конечно, запомнились. Дочь из тех людей, которые плачут редко, но метко. Долго собирая внутри себя обиду, как надуваемый воздушный шарик, который от чрезмерного напряжения лопается. Стоически переносящая трудности и боль, она не плакала, даже когда ей оперировали ногу в 7 лет. Не плакала она и тогда, когда операцию на ноге пришлось повторить еще несколько раз. Не плакала, когда в 17 лет на нее обрушилась в тяжелой форме ветряная оспа, покрыв все тело язвами, и температура поднималась до 41 градуса. В детстве она не капризничала, не скандалила. Если нужно принимать лекарства, значит, нужно. Если нужно носить очки, значит, это важно. В этот раз она расплакалась, видимо, от бессилия. Я пыталась как-то ее взбодрить, но ни сил, ни бодрящих мыслей в голове не нашлось.

– Спасибо, мы подумаем, – произнесла я, собирая со стола документы.

Поблагодарив врача, мы вышли из кабинета. Ошарашенные, расстроенные, мы брели вдоль коридора молча. Ощущение было такое, как будто замок из песка рухнул на глазах. Мечты, планы, мысли об избавлении от мутности, неравномерном поведении глаз – улетучились. Мы сникли. Больше всех, конечно, Маруся, которая шла впереди меня и шмыгала носом.

– Не отчаивайся, мы не сдавались столько лет, давай запишемся к главному врачу и узнаем его мнение на этот счет, – нарушив молчание, произнесла я.

– А смысл, он скажет все то же самое.

– А если нет, и мы будем думать о том, что не использовали все шансы.

– Ну хорошо, – согласилась дочь.

Спустившись в регистратуру, я узнала о возможности попасть на прием к главному врачу клиники, мне предложили на выбор две даты, обсудив с Марусей, мы выбрали вторую. Выйдя на воздух и немного оживившись от новой возможности, мы сели в машину и поехали домой. По дороге обсуждали вариант замены хрусталика, даже если бы мы нашли необходимую сумму, риски все равно остаются.

– Лучше я буду носить линзы, чем мне вставят искусственный хрусталик, – подытожила дочь. – Так я хотя бы с помощью линз могу видеть, да, нечетко, но могу, а если я потеряю зрение полностью?

Через неделю в назначенное время мы были в назначенном месте, ожидали приема у профессора хирурга-офтальмолога в знакомой клинике. Перебирая в руках папку с результатами обследований за 19 лет.

Нас пригласили в кабинет, профессор посмотрел результаты наших обследований и повторил то, что мы уже слышали:

– Возможности аппарата ограничены, через несколько лет технически это будет возможно, скорее всего, но на данный момент обеспечить вам 100-процентное зрение с помощью операции лазерной коррекции зрения невозможно. Если бы у нее был минус, вопросов не возникло бы, но с дальнозоркостью, ввиду строения зрачка, единственным вариантом остается замена хрусталика, – серьезно и безапелляционно заявил профессор.