Читать книгу Нюрочка и другие рассказы. Наша жизнь в стране Советов… - Вера Якушкина, Вера Васильевна Якушкина - Страница 2

Студенческие воспоминания

Все три преподавателя нашего института – высокие, стройные, элегантные, с неуловимым налетом заграничного шарма, и в то же время они были удивительно разные. Интеллигентность – та старая, забытая, которую еще помнили наши гены, – была во всей их сущности. Подобных мужчин рядом больше не было. Мы, студенты, называли их тремя мушкетерами за некоторое внутреннее сходство с героями Дюма и за прекрасный французский язык.

«Атос» – Андрей Павлович Х., загадочный, любимый, недоступный, отчего еще более обожаемый. Он был похож на Жана Марэ и Алена Делона одновременно, но в тысячу раз прекраснее их! А как он говорил по-французски, как утонченно жестикулировал! И голос, голос! Он завораживал и сводил с ума!

А быстрый, неожиданный взгляд и вызов к доске выбивал почву из-под ног даже у самых бойких студенток. Неожиданно задумывался, неожиданно смущался, когда ответ был неверен. Ему было неудобно сделать замечание, и он предлагал свой вариант ответа, спрашивая – не лучше ли будет сказать так? И улыбался, глядя поверх роговых очков, и слегка дирижировал себе рукой, прекрасными длинными и нервными пальцами.

Все, кроме меня, были тайно влюблены. Я была влюблена явно. Все шутили надо мной, но я и не могла, и не хотела скрывать свою влюбленность. Если «Атос» вызывал меня, что он делал крайне редко, так как смущался моего восторженно-огневого взгляда, то весь народ радовался этому неожиданному спектаклю из взглядов, полунамеков, вздохов и, затаясь, следил за нашей дуэлью, ловя момент, когда можно будет расхохотаться чьей-либо победе в остроумии или очередному ляпсусу жертвы.

А жертвами мы были с ним по очереди. Особенно хохотали, когда он дал мне задание перевести на французский фразу с моим именем, забыв, что это и моё имя тоже, а не только имя его жены. Вот тогда мы были красные оба, а народ, тихо повизгивая, с удовольствием ждал окончания спектакля. Как я ревновала и злилась на своё имя!

Самый молодой, а поэтому близкий нам по духу, тайно влюбленный в мою подружку Ленуцу, худощавый, саркастичный и отрешённо ушедший в свои шахматы и слегка в алкоголь, наш дорогой «Портос», – Поль-Реймон Максимович Д., или просто Поль, рождённый во Франции в семье западно-украинских эмигрантов и безбедно проживший до 15 лет с родителями в Париже.

После уговоров агитаторов из Советского Союза, обещавших райскую жизнь, семья вернулась на Украину, и вся его жизнь пошла наперекосяк. Мы его очень жалели и сочувствовали, потому что всё, даже личная жизнь, ему не удалась. Поль казался немного злым, особенно когда несколько иронично называл некоторых вульгарных студенток словом «демуазель». Но по натуре он был очень добр, сентиментален и одинок, чувствуя себя чужим со своим легким французским акцентом, не исчезнувшим спустя многие годы. Мы любили его, и любовь наша была скорее материнской.

И третий – «Арамис» и «д’Артаньян» одновременно, – Юрий Михайлович Ф., по возрасту был самым старшим из них, но по молодости души и авантюрности характера он был самый мушкетеристый! Лысый яйцеобразный череп, огромный шнобель, лукавые и ласковые глаза, оттопыренные большие уши, толстые, всегда хитро улыбающиеся губы, но – очаровательный и обаятельный, красивый, наконец! Неутомимый балагур и выдумщик.

В 60-е, в разгар «популярности» Брежнева и искусственно создаваемого забвения опального Хрущева, он достал где-то в закромах институтского хлама портрет Никиты Сергеевича и пронес его на демонстрации трудящихся в честь 1 Мая.

В результате его сняли с руководства кафедрой французского языка, оставив просто преподавателем. А никуда не сослали по той простой причине, что город, где мы учились и жили, был закрытым портовым городком на границе нашей страны, на Дунае, куда и выслали в свое время, как я теперь понимаю, всех наших любимых мушкетеров, живших ранее за рубежом.

С заведования кафедрой нашего дорогого «Арамиса- д’Артаньяна» сняли, но его радость от той хохмы, которую он свершил, была слишком велика, чтобы огорчить его. Огорчилась его жена, натуральная немка, которая преподавала у нас немецкий и с которой многие, в том числе и я, были в приятельских отношениях.

Трое их сыновей: старший, студент нашего института, похожий на маму, скромный прыщавый юноша, средний – красивый подросток Димочка и прелестный 4-летний малыш, который родился, когда папе было уже семьдесят годков, сохраняли нейтралитет.

Это была удивительная пара с разницей в возрасте в тридцать лет. Они постоянно подтрунивали и подшучивали друг над другом, не боясь публики, т.е. нас, своих студентов. А мы, немного смущаясь, принимали их добрую веселую игру.

Она вела немецкий, он – французский, и по очереди они вели у нас латынь. В памяти остались в основном латинские изречения и пословицы типа «In vino veritas» («Истина в вине»), «In sano est corpore sano» («В здоровом теле здоровый дух») и так далее. Но даже это некоторыми студентами заучивалось неправильно, в результате на экзамене выдавались такие шедевры, как «Dura lex sed dura» («Закон есть дура»), вместо «Dura lex sed lex» («Закон есть закон»).

Гонда была четвертой или пятой женой нашего «Арамиса- д’Артаньяна», он встретил ее, юную девушку, в послевоенном Берлине, где пребывал в составе бельгийских союзных войск. Он решил вернуться на родину предков, в Россию, в Одессу, откуда его родители бежали после революции 1917-го года. Как раскатисто и с акцентом говорила Гонда:

– Мама р-р-родила Жор-р-ржа (так назывался ее супруг) в Пор-рт-Ар-ртуре с пер-репугу, когда гр-ромыхали пушки и р-р-руские сдавали гор-род китайцам!

А когда «Арамиса» спрашивали, зачем он взял такую молодую жену, он тут же парировал:

– А зачем же старый хомут на шею вешать?

И принимался с небывалым артистизмом и театральными паузами, с придыханием и жестикуляцией рассказывать, как он вез молодую жену из Германии, а она плакала над своим паспортом, где ей вместо имени Гонда написали Гнота. Он ее своеобразно успокаивал:

– Скажи спасибо, что тебе имя Гнида не написали.

Про очередную эпопею с паспортом, который он получил недавно, рассказал:

– Беру паспорт, открываю, смотрю. В слове «бессрочный» вместо «о» написали букву «а», – и, хитро улыбнувшись, торжественно продемонстрировал нам очередной безграмотный ляп.

Знали бы мы тогда, что отец Юрия Михайловича Ф. был полковником, начальником контрразведки 12-й русской армии в Прибалтике в 1-ю мировую войну. Что в июне 1919 года при наступлении армии Деникина, когда части Красной армии отступали и были частично разбиты, наш авантюрный «д’Артаньян» попал в плен, а от расстрела его спас генерал И. Г. Эрдели, знакомый отца.

Не знали мы, что в 15 лет наш любимый преподаватель бежал из родительского дома в Одессе и стал бойцом 9-й гаубичной батареи 3-й Советской Украинской армии (впоследствии именовалась 14-й).

Потом он вернулся в Одессу и уехал с родителями в Турцию. Затем попал в Чехословакию, где окончил русскую гимназию с золотой медалью в июне 1923 года.

Сбежал в Бельгию, где учился в Лёвенском католическом университете. Бросив его, уехал во Францию, успешно окончил военную академию Сен-Сир. Юрий Михайлович не принял французского подданства и потому был направлен в Алжир в иностранный легион, но отказался ехать и демобилизовался. Работал разносчиком товаров, помощником кондитера, журналистом, шофёром.

В 1937 году, это уже он нам рассказывал, – вступил во французскую компартию. И нам он говорил, что до сих пор платит туда членские взносы. Не знаю, каким образом и какими купюрами, но мы ему верили. Хоть он порой и привирал, но это было очень талантливо и интересно.

Мы не знали, что наш любимый «Арамис-д’Артаньян» участвовал в гражданской войне в Испании на стороне республиканской армии. Не знали, что у него есть военный французский Крест.

И не знали, что во время гитлеровской оккупации Франции был участником движения Сопротивления и у него была медаль Сопротивления! Окончил войну майором французской армии.

После войны Юрий Михайлович стал активным членом общества «СССР – Франция». За просоветские взгляды и агитацию, а также как иностранец, подозреваемый в шпионаже в пользу СССР, был депортирован французскими властями в Восточный Берлин.

Не знали, что с 1952 по 1956 годы он был советским разведчиком сначала в американском, затем в английском секторе Берлина. Был выдан предателем и арестован органами английской контрразведки в 1956 году, и руководители советской разведки группы советских оккупационных войск обменяли его на английского шпиона.

В 1960-х годах Юрий Михайлович занимался переводами на французский язык, кандидат наук писал диссертацию по теме «Передача национального колорита при переводе поэзии по материалам французских переводов Блока, Маяковского, Есенина, Твардовского».

Первой женой юного Жоржа была француженка, которая подарила ему сына, но они потерялись в пространстве из-за переездов и жизненной суеты. Сына он нашел, когда тому уже было 28 лет. «Арамис» со слезами на глазах и гордостью показывал нам письмо из Франции и фотографию симпатичного молодого мужчины. Но поехать к нему он никак не мог, – поведение неблагонадежное, да и денег на дорогу нет. Такая жизненная трагедия.

Второй его женой была русская, известная во Франции оперная певица, которая убежала от него в Италию. «Арамис» даже называл нам какую-то известную фамилию.

А третью, балерину англичанку, он убил! Рассказывая этот сюжет в очередной раз, «Арамис» делал глубокую паузу, чтобы мы в очередной раз спросили: «Как?!!»

– Да, – говорил он, утрируя одесскую манеру говорить, т.е. ставя знак вопроса в конце каждой фразы и перед каждой запятой. – Да? Я ехал на мотоцикле (?), она сидела в коляске (?), я врезался в столб (?), и она погибла (?)! Так я ее убил!

И он гордо поднимал голову, искоса лукаво поглядывая на нас и скрещивая руки, как Наполеон Буонапарт.

По сути, добрейшей души, он не мог бы обидеть и мухи, не то что убить человека. Мы не понимали, как он все время оказывался на каких-то театрах военных действий за границей. Человек мира? Для нас он был человек-оркестр!

Юмор, смех, которые нужны в жизни как хлеб и воздух, не утихали ни на нашей кафедре, ни на английской. Почти весь состав «англичан» на тот момент были одесские евреи, уехавшие потом из страны и разлетевшиеся по планете.

70-е годы, настольная книга в нашей комнате – Ильф и Петров, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», которые мы каждый вечер читали по очереди вслух, рыдая от смеха и попивая «стакан вино».

Последний разрешенный КВН в институте, умерший потом на двадцать лет. Последний разрешенный парад в Одессе на 1 апреля и последний лозунг на параде: «Да здравствует советский народ – ВЕЧНЫЙ строитель коммунизма!»

На нашем французском отделении главный хохмач «Арамис-д’Артаньян» заканчивал к тому времени писать свой трактат с примерами из жизни «Как в Советском Союзе обращаются к женщине». Он зачитывал нам все мыслимые и немыслимые обращения: мадам, мать, мамаша, женщина, дама, тетенька, тетка, девушка и т.д., все это комментируя своими остроумными дополнениями. Мы катались от хохота. Как жалею теперь, что не конспектировала. Но воспроизвести это без него невозможно.

А на любимых занятиях по переводу что мы только не переводили! От «Жерминаль» Золя до «У попа была собака, он ее любил». Казусов было великое множество! Вот, например, перевод одной нашей студентки:

– Семья сидела за столом, ела курицу, и девочка попросила: «Мама, дай мне, пожалуйста, куриное бедро (вместо ножки)!»

Или еще интереснее. Студентка увлеклась и французское слово рipe («пип» – курительная трубка) не перевела, но добавила к нему русское окончание:

– Старик, сидящий на пороге своего дома, вытащил изо рта свою старую пипку.

Народ в аудитории замер, сначала не поняли, – что тут не то? Пока «Арамис» сквозь рыдания и слезы не спросил:

– Как? Как это?

И до конца пары рыдали уже все.

Очередную хохму устроил «Арамис-д’Артаньян» после последнего звонка и нашего концерта, где народ читал стихи и изображал пародии на весь педагогический состав. Преподаватели были потрясены и счастливы от талантливых студентов, которые лили нескончаемый елей в их адрес и низвергали свой сарказм на нового националиста-ректора, пытающегося насадить в институте украинский язык вместо русского.

Вечером того же дня наш сокурсник, болгарин Вася, принес мне в общежитие огромный букет прелестных кремовых роз и сказал, что это от одного молодого человека, который велел сказать, что ты – девушка его мечты!

Мы долго пытали Васю, кто этот молодой человек, но тот стоял насмерть и не признался. Неделю мы ломали голову всем курсом. И вдруг в перерывах между экзаменами и консультациями ко мне, хитро улыбаясь и сверкая лысиной, шнобелем и красными оттопыренными ушами, подходит мой обожаемый 74-летний «Арамис-д’Артаньян» и спрашивает:

– Вы таки получили мои цветы?

– А, так вы и есть тот самый молодой человек? – спросила я, растерявшись.

Но завершила хохму его остроумная жена Гонда. Перед экзаменом по немецкому она неожиданно спросила меня, грассируя свою немецкую «р»:

– «Девушка моей мечты», а вы не боитесь, что я вас сейчас ср-р-режу на экзамене?

Вряд ли ещё где-нибудь у студентов были свои такие любимые «Три Мушкетёра»…