Читать книгу Колокольчики мертвеца - Вера Заведеева - Страница 4

Глава первая. Командир конных разведчиков

Оглавление

В 1944-м война неудержимо катилась на Запад, но фашисты упорно сопротивлялись, все еще надеясь обрести былую прыть. Осенью в Прикарпатье шли кровопролитные бои. В только что освобожденном Станиславе еще дымились пожарища, на изрытых воронками дорогах замерли подбитые танки, всюду груды искореженного металла и битого кирпича. Но единственное в городке промышленное предприятие – маслозавод – стоит целехонький: ни авиаудары, ни ожесточенные бои не причинили ему особого вреда. Немцы не успели его взорвать, застигнутые неожиданным наступлением 4-го Украинского фронта. Попав в окружение, они неистово сопротивлялись. Их разрозненные группы вместе с бандами «лесных братьев», засевшие в лесах и на хуторах, нередко оказывались в тылу у красноармейцев. «Вычесывать» их отовсюду командование направило отряд конных разведчиков.


В зеленой дымке искореженных войной садов на окраине прикарпатского села замелькали всадники. Безусый офицер в лихо заломленной кубанке, с сияющими на солнце новенькими погонами придержал коня: он, командир конных разведчиков, должен чуять врага за километр. В селе могли окопаться фашисты-окруженцы или оуновцы, беспощадные не только к чужим, но и к своим землякам. Командиру не раз доставалось от начальства за лихачество: «Зачем тебе золотые погоны? На радость снайперу?» Да еще никак не могли простить отчаянному парню кубанку – не по уставу. Но кубанка – это святое, фронтовой шик. Правда, летом в ней жарко, пот заливает глаза, а зимой уши отмерзают. И все же расставаться с этим казацким головным убором никто не хотел. Вот и за кудрявый чуб – в пехоте-то! – перестали уже ему выговаривать. Осмотрев в бинокль местность, Алексей, так звали командира, пришпорил коня. Вокруг – полуразрушенные хаты, село будто вымерло, но кто знает, что таится за этой настороженностью. Может, разведчиков давно держат на мушке?


Пролетев село, отряд рысью понесся через поле к синевшему вдали лесу. К опушке пробирались по дну заболоченного оврага. Алексей вглядывался в бинокль – пока ничего подозрительного не наблюдалось, и все же он выслал вперед пятерых бойцов. Оказалось, что немцы заняли оборону на берегу реки. «Доверяй, но проверяй. Разведчик – что охотник, и сбрехнуть может», – решил Алексей, направляясь в чащу. Пятеро бойцов двинулись за ним. Остальным приказано было оставаться на месте. В лесу сумрачно, тянет сыростью. Кони неслышно ступают по мшанику.


Прошелестев в листве, мягко упала в мох немецкая граната-колотушка. Взрыв выбил Алексея из седла, и в тот же миг его накрыла мокрая конская туша. Пули свистели над головой, осыпая хвою. Алексей выхватил парабеллум. В ельнике замелькало, затрещали автоматы. Услышав выстрелы, отряд бросился на помощь и, спешившись, сразу ввязался в бой. «Молодцы, успели, а то худо бы нам пришлось – вшестером биться с такой ордой», – мысленно похвалил своих орлов командир. Внезапно наступила тишина, и только сосновые иголки плавно опускались на землю, укрывая тела убитых.


– Фашисты, товарищ лейтенант, а с ними вроде гражданские, кто и в одном исподнем, но все с немецкими автоматами. Документов у них нет, – доложил боец.

– Бандеровец, точно, я уже повидал их, – уточнил его товарищ. – Сами зверствуют и население заставляют вредить нам. Недавно, когда стояли на отдыхе, один солдат купил на базаре водку, а в ней карбид разведен. Ослеп. Сколь немцев положил, а погиб от рук этих сволочей, «благодарных» за освобождение от немцев.

– У нас потери есть? – оглядывал Алексей свое войско, морщась от боли: здорово долбанула его копытом лошадь, бившаяся в агонии.

– Есть, – расступились бойцы.

Среди погибших увидел Алексей своего закадычного дружка Сашку, скрючившегося под хвойным «покрывалом». Полкового «Васю Теркина», за всю войну не получившего даже царапины. Наступление пережил, а тут…


Докладывая командиру о проведенной операции, Алексей невольно морщился, боясь наступить на пострадавшую от лошадиного копыта ногу, с усмешкой вспоминая далекое школьное: «И примешь ты смерть от коня своего». Ну прямо про него. Командир, конечно, заметил. Пришлось сознаться.


– Ничего, мы тебе пока поручим «легкое» задание – будешь комендантом Станислава, которому не дают покоя оуновцы, терзая израненный городок. Они решили во что бы то ни стало исправить «оплошность» немцев, не успевших уничтожить маслозавод, и сжечь все вокруг вместе со своими земляками.


Двадцатилетний лейтенант, назначенный комендантом Станислава, понял сразу: если бандиты взорвут завод, от городка ничего не останется, погибнут люди, едва успевшие вздохнуть после трехлетней немецкой оккупации. С кучкой бойцов он каждую ночь готовился к бою. И все же «лесные братья» застали их врасплох: как с неба свалились. Скорее всего, местные. Знают каждый камень, каждую щель. Днем они – неприметные жители, выходящие на расчистку завалов с лопатами, а ночью – рыскающие с оружием в руках враги. Как их тут выловишь?


Бились отчаянно. Комендант знал: помощи ждать неоткуда. Их воинская часть вторые сутки отражала натиск крупной банды на дальней окраине. Связи не было. И отступать некуда. Свист пуль, треск винтовок и немецких «шмайсеров» в кромешной тьме украинской ночи сливались в единое соло. Резко дернуло плечо, по руке потянулась липкая струйка. «Хорошо, что не правая… – мелькнула мысль, – плохо, что патроны на исходе…».

– Бей их, ребята! – отчаянно крикнул лейтенант, рванувшись из-за укрытия.

Завязалась рукопашная – в ход пошли штыковые лопатки. Вдруг сноп яркого света заметался по заводскому двору, ослепив на миг воюющих. «Свои! Успели! – выдохнул лейтенант. И в тот же миг неведомая сила сбила его с ног. «Подстрелили, сволочи…», – мелькнула досадная мысль и угасла.


В госпитале он узнал, что его представили к награде. За то, что выстояли, не дали погубить город и превратить всю округу в выжженную пустыню. И за личное мужество. Молодость не подвела лейтенанта: его подштопали, подлечили-откормили – и вперед! Победа уже близка – «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый…», как будут потом вспоминать эту страшную мировую бойню. А пока лейтенант, поблескивая новеньким орденом, продолжал бить фашистов уже в Европе, отделываясь легкими ранениями, и верил, что своей крови он уже пролил достаточно и его не убьют. Ну не могут его теперь убить! Не должны! У него – вся жизнь впереди!


Шальная пуля догнала его на исходе боя. Коварная разрывная. Его быстро доставили в госпиталь – это и спасло, да еще умные руки молодого бесстрашного хирурга, будущего светила отечественной медицины.

* * *

Опять госпиталь. Но все же жив остался. Алексей целыми днями лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Соседи старались ему не докучать. Ночами скрипел зубами от боли в раненой ноге. Спал почти сидя, опустив это огненное бревно на пол. Так было легче, но палатный врач грозил привязать его к кровати: опускать ногу вниз было смерти подобно. Начальник отделения, ежедневно осматривая рану, сердито сопел и однажды утром решительно заявил:

– Придется отнять. Чуть ниже паха. Готовьте его к операции, – бросил он медсестре, не глядя на онемевшего Алексея.

– Не дам!!

– Ну и дурак! – разозлился врач. – Сдохнешь! Антонов огонь никого не щадит!


Ночью Алексей не спал. Нога – как в кипятке. И не поймешь, что сильнее мучило – боль в ноге или в истерзанной душе: куда он безногий? Кому нужен? Рядом на койке тихо постанывал майор – ночью раненых особенно донимали боли.


– Слышь, парень, – тихонько окликнул он Алексея. – Ты раньше времени не паникуй. Тут есть один хирург, молоденький, правда. Так вот он не одного бедолагу от ампутации спас. Операции делает как-то по-новому, у фашистского хирурга пленного научился. А начальству это поперек авторитета. Вот они его и затирают. Проще – отрезал и все. А человеку всю оставшуюся жизнь майся. И вот еще что. Мне-то уже не выкарабкаться, я знаю точно. Забери мой браунинг, именной. Может, выживешь, семье моей передашь в память обо мне. Больше ничего на этой войне не нажил, кроме смертельного ранения, – горько усмехнулся он. – А ты живи, такой молодой…


Утром Алексей, прихватив соседский костыль, отправился в ординаторскую.


– Ты куда это? Испугался операции? – грозно сдвинул лохматые брови начальник отделения. – Ты же мужик! Да еще разведчик!

– Раздумал я, товарищ военврач. Решил умирать двуногим, чтобы на том свете способнее было за девками бегать.

– Вон отсюда! – завопил побагровевший доктор. – Выпишу немедленно! Подыхай под забором! Я и сам на такого наглеца время тратить не буду!


В ординаторской повисла нехорошая тишина. Все понимали, что добром это не кончится. Молодой хирург, похожий больше на вечно голодного студента, чем на опытного врача, разрядил гнетущую атмосферу:

– Я его прооперирую, – твердо заявил он. Уговорю.

– Черт с вами со всеми… Экспериментируйте, набивайте шишки… вам же и отвечать придется. А с меня довольно этого упертого идиота. Меня другие раненые ждут. «Пусть молокосос на этом упрямце себе шею свернет – вышвырнут из армии или вообще отправят в лагерь по 58-й за его “немецкие опыты”».


«Молокосос» ногу спас, хотя до полного ее заживления было далеко. Месяц спустя Алексей предстал перед комиссией. Костылик предусмотрительно оставил за дверью.


– Как вы себя чувствуете, лейтенант?


Алексей бодрился, стараясь не очень опираться на раненую ногу и обещая долечиться в медсанбате. На передовой. «Ваньки-взводные» в дивизии ой как нужны. Но доктора решили, что там и без него, хромого, справятся – война-то к концу идет. Дело ему и здесь найдется. Весьма ответственное.


– Вы же комсомолец, разведчик, геройский парень, – вкрадчиво произнес капитан в синей фуражке, сидевший в сторонке. – Должны понимать ситуацию в Прикарпатье… К тому же у вас профильное образование. Вас рекомендуют направить в небольшой хутор под Станиславом – знакомое вам место. Поработать учителем, пока все там более-менее успокоится. Детей учить надо, оторвать их от проклятой бандеровщины, чтобы они стали настоящими советскими людьми, а не бандитами.


Такого поворота Алексей никак не ожидал, уже мысленно догоняя свою часть. Какое у него «профильное» образование? Всего два курса педагогического техникума – и после сессии всей группой в военкомат. Но оказалось, что сейчас не это главное. Его задача – не столько учебная, сколько политическая. Школу нужно открыть при любых условиях. А условия там… три года фашисты и бандеровцы народ терзали, запугали вконец. О советской власти чушь всякую несли, и забитые крестьяне верили. Но детей-то, пока не поздно, надо вызволять из оуновского плена, не дать их одурманить национализмом, да и их родителей тоже. И ему придется учить ребят родной речи, истории, географии, арифметике и русскому, пока его не сменят опытные преподаватели.


На следующий день Алексею предстояло получить инструкции в горкоме партии и еще кое-где, а затем забрать потрепанные учебники и чудом уцелевшие конторские книги вместо тетрадок в областном отделе народного образования. Да еще надо было оформить документы в военкомате. Круглолицый молодой подполковник, выписав военный билет, приказал сдать оружие. Как? Сдать пистолет, добытый в рукопашной? Такой устойчивый в руке, бьющий без промаха. Из него Алексей всаживал пулю за пулей в прикрепленный к дереву тетрадный листок с пятидесяти метров! И вообще – как остаться безоружным в предстоящей ему «командировке»? Но распространяться о том, куда его направляют, он не имел права. Капитан в синей фуражке подчеркнул это особо. Может, все же разрешат? Не домой ведь еду… к теще на блины. Но упитанный службист, затянутый ремнями, с новенькой портупеей, блестящим планшетом и крохотным дамским револьверчиком в лакированной кобуре на жирном боку, был неумолим. Тыловик, конечно. Пороху не нюхал, вот перья-то и распустил.


– А ну – сдать оружие! – рявкнул подполковник, заметив насмешливый взгляд нахального мальчишки в лихо заломленной кубанке. – Как себя ведешь в учреждении? Как стоишь перед старшим по званию? Не научили? Видали мы здесь таких ухарей! Погоны долой!


Алексей шваркнул на стол тяжелую угольчатую кобуру. Подполковник вскочил, спрятал пистолет в сейф, щелкнул тугим замком. Что же теперь делать без пистолета? В самом жестоком бою стоит взять в руки оружие – и сразу успокаиваешься. И вдруг вспомнился «подарок» умирающего майора в госпитале, спрятанный в вещмешке. Выручил боевой товарищ! Не будут же его здесь обыскивать? Снимать китель и оставаться в нательной рубахе перед старшим офицером было неловко, а золотые погоны, за которые его часто корило начальство, пришиты на совесть.


– Чего ты возишься? – смягчился подполковник. – Сорви и делу конец.

– Бабушке своей советуйте! – не стерпел Алексей, аккуратно спарывая погоны финкой.

– Что?! Да я тебя… В комендатуру!


«Нужен я комендатуре, как собаке боковой карман», – подумал Алексей, но нарываться на неприятность не стал, помня о майоровом «подарке».

Колокольчики мертвеца

Подняться наверх