Читать книгу Кто четвёртая? - Верба - Страница 4

– Итак, коллеги – Гюльназ прохаживалась возле витражного окошка и поглядывала во двор на фонтан, брызги от которого искрились на солнце и меняли цвет в зависимости от цвета стёклышка, через которое их разглядывали, – из надёжных источников поступила информация, что где-то через месяц наш горячо любимый и уважаемый Абдулла собирается на неделю оставить важные дела и предаться неге и наслаждению, проще говоря – в отпуск. Информатор, пусть воздастся ему за добрые дела, сообщил, что великодушный А. хотел взять с собой для услад девушку. Вы понимаете, о чём речь? – и она уставилась на сидящих перед ней на низеньких диванах, покрытых коврами, двух женщин.

Взгляд Гюльназ пронизывал насквозь, и она почти видела, что происходит в умах её товарок.

Гюльчатай была ровесницей самой Гюльназ, и пришла сюда всего на полгода позже её, и, конечно, понимала, ЧТО хочет донести до них стоящая возле окна.

Нэрине – самая младшая из них – наоборот, всего полгода с ними, и совсем не понимает сути события: вон как глазками хлопает и переводит взгляд с одной старшей женщины на другую.

Стоящая возле окна вздохнула: вот послал Аллах девчонку, видно в наказание за грехи перед мужем! Всё ей объяснять надо, сама ничего не понимает, вот, прямо, разжевать – и в рот положить, да эта дурёха ещё и подавится!

– Понимаешь, деточка, – Гюльназ наконец отошла от окна, обогнула журчащий фонтанчик-родничок, грациозно наклонилась к столику с фруктами и отщипнула виноградинку. Критично осмотрев её со всех сторон, положила в рот, потом наклонилась ещё раз, взяла с блюда персик и, качая бёдрами, направилась к малышке Нэрине, с полупоклоном подала фрукт. И спросила без обиняков:

– Нас трое. Хотела бы ты, чтобы появилась четвёртая? Хочется тебе, чтобы о тебе вспоминали в четыре, а то и больше, раза реже?

Нэрине испуганно помотала головой.

– Воот, правильно, – и женщина, прямо-таки с материнской лаской, погладила по голове младшую, – А теперь давайте вспомним: кто и когда в последний раз ублажал достойнейшего А.?

Ну, здесь и вспоминать нечего: каждая вела журнал посещений несравненного А. и ревниво следила за успехами соратниц. И потому они знали, что за последнюю неделю никто приглашён не был! Сначала этому не придали значение, ну, мало ли, захотел человек передохнуть от трудов праведных, но теперь… после слов старшей… Даже Нэрине загрустила и принялась за персик.

– Что будем делать, подруги? – Гюльназ призывно протянула руки к сидящим и обвела их пытливым взглядом, – Ваше видение ситуации и предложения!

Да, подругами она назвала их вполне осознанно и серьёзно: Гюльчатай-то определённо была верной подругой, а Нэрине, заодно, попала под это определение, что ж обижать мелкую, пригодиться ещё!

***

Старшая вспомнила историю, которая привела к дружбе с Гюльчатай.

Гюльназ была молоденькой и наивной, такой, как сейчас Нэрине, и очень гордилась собой. Её, Гюльназ, выбрал в жёны красавец и богач Абдулла! Сколько было претенденток, из хороших родов, богатых, красивых, молодых – не пересчитать! Но ОНА удостоилась этой чести! Почему? А Гюльназ и не задумывалась: Абдулле видней, кого в жёны брать! Она первая! И пока единственная!

И молодая жена старалась не разочаровать мужа, скучать не давала, ублажала как могла: то спинку в бане потрёт, то сказку на ночь расскажет, и, даже кое-чему обучилась, выписав себе специальные книги, чтобы доставлять такие радости, о которых вслух приличные замужние женщины не говорят.

Абдулла был доволен своим выбором! Но тут случилась неожиданность: Гюльназ забеременела! Нет, это-то было очень даже ожидаемо и желанно, но… беременность протекала тяжело. У женщины был такой сильный токсикоз, что она с постели сползти не могла без тазика. Всякая еда, любые запахи вызывали неприязнь, раздражение и выворачивание желудка наизнанку. Какое уж тут ублажение супруга!

Врачи рекомендовали полный покой, чтобы доносить и родить. Супруг, конечно же, хотел наследника и потому оставил в покое бедную женщину, и, даже, старался облегчить её состояние, приглашая музыкантов, танцоров и фокусников. Пусть бедняжка отвлечётся от страданий!

И удивлялся, когда жена, зеленея и покрываясь испариной, стекала с ложа и почти на четвереньках, по стеночке, но стараясь держать благостное выражение лица и не потерять остатки достоинства, отползала куда подальше.

Абдулла тоже страдал: он мужчина молодой, горячий, а тут такое… Незадача! Как быть? Да, что долго думать? Жениться надо! Две жены – очень удобно! Одна приболела, так другая на подхвате! Абдулла человек серьёзный, что задумано у него – сделано! Так появилась Гюльчатай.

У Гюльназ от ярости пропал токсикоз, и она решила выйти на тропу войны и извести вторую жену, уничтожить змеюку, вероломно посягнувшую на её семейное счастье.

Появились силы вновь следить за внешним видом, делать причёски и красиво одеваться. Гюльназ бродила по дому, поджидая соперницу в закоулках коридоров, а врачи радовались: надо же, как хорошо все обошлось, и токсикоз закончился, и силы для прогулок появились – беременной полезно двигаться!

В первый же день их встречи первая жена вцепилась в волосы второй жене и изрядно подправила причёску, убрав лишнее. Вторая жена кричала и плакала, но, почти не отбивалась, только прикрывала лицо руками.

Бросив соперницу на сбежавшуюся прислугу, победительница неспешно, с достоинством, удалилась. Она была сейчас удовлетворена и, на удивление, спокойна. Битва с конкуренткой за счастье, принесла облегчение.

Потом, вспоминая эту упоительную победу, она, вдруг, подумала, что вторая жена выше, крепче, и, уж, точно здоровее её, так почему же она не давала сдачи, а так покорно принимала побои? Она, что, любит насилие, или боится Гюльназ? А может неутомимый Абдулла захотел чего-то «остренького», необычных ощущений? И вот для этого привёл как раз ТАКУЮ новенькую?

Голова у Гюльназ от этих мыслей пошла кругом. Вновь накатили гнев, обиды. Она расплакалась. Нет, ну надо же, только чувствовала себя хорошо, даже превосходно – и тут опять!

Гюльчатай стояла перед супругом, всхлипывала, размазывая слезы и косметику по хорошенькому личику. Муж ходил мрачный вокруг неё, разглядывал следы от нечаянной, со слов бедняжки, встречи со старшей женой, охал-ахал, вздыхал и думал, как же ему поступить.

Что там произошло на самом деле, его не так уж беспокоило: ну, не поделили что-то, да что с них взять! Одно слово – женщины! Но вот крики, ругань, и мордобой… Не так он представлял семейную жизнь…

Придётся идти к Гюльназ, проводить воспитательную беседу. Ай, как не хочется! Беременная женщина, расстраивать её нельзя! И что ей сказать? И как? Но ведь надо же прекратить такое вопиющее безобразие, они позорят его!

– Жена моя, ты так прекрасна в своём ожидании, – стоя перед Гюльназ, он очертил в воздухе обеими руками круг на уровне талии супруги. Она насторожилась. Последнее время не часто супруг одаривал её визитами. Присылал врача Мехмеда – это, да, каждый день, и передавал через него свои пожелания, прислуга регулярно приносила подарки, но вот чтобы САМ…

– Как ты себя чувствуешь? Как чувствует себя мой наследник? – несмотря на то, что уже давно техника позволяла определять пол ребенка, они не знали кого ждут. Ребенок лежал так, что не разглядеть, и, конечно, Абдулла ждал сына.

Гюльназ, пользуясь случаем, в мельчайших подробностях расписала своё состояние и пожаловалось на то, что с ней происходит что-то удивительное. Она стала из-за беременности такой неловкой, не может, как прежде, грациозно повернуться, всё задевает, роняет, руку поднимет, так обязательно что-нибудь разобьёт, или кого ударит… Вещь-то – ладно, разбилась – на счастье, а вот люди… Вот как подумают, что это она нарочно…

Недавно совсем, такой несчастный случай произошёл… Гюльназ старательно изображала раскаяние, качала головой, вздыхала, прижимала руки к груди. Да, что там – не виноватая она!

Абдулла с сомнением смотрел на жену, а, может, правда – беременность так на координацию движений влияет, ему-то откуда знать? Но на всякий случай сказал:

– О, достойнейшая из женщин, я сочувствую твоему недомоганию и понимаю, что оно вызвано известными причинами, но, впредь, постарайся не подходить близко, хотя бы, к людям (вещи – да, пусть бьются, не жалко). Понимаешь, мудрейшая, людям может быть немного больно и неприятно. И я не намерен выслушивать женские вопли, они позорят меня (ты же не хочешь моего позора и осмеяния?) и на дают сосредоточиться на важных мыслях. Жена, ты ПОНЯЛА меня?

– Поняла, господин мой, поняла, – она опустила глаза и всхлипнула: ох, попадись ей эта мазохистка, уж она отомстит за эту мужнину проповедь, но, конечно, примет меры безопасности, чтобы, не дай-то бог, кто услышал!

Два дня ум беременной женщины был занят разработкой плана по захвату противника и приведения его в небоеспособное состояние.

Гюльназ ночью, тайком, обошла весь дом, проверила все помещения и раздобыла запасные ключи от запертых дверей. Только одну дверь не удалось открыть.

Ей было страшно одной в тёмных тихих коридорах, где даже половицы не скрипят, потому что Абдулла велел залить пол каким-то ноу-хау и выложить потом другим ноу-хау. Так, что теперь пол можно было рубить топором и разводить костёр, но повреждений, а, тем более, скрипа не было.

Страшно было потому, ну, а вдруг кто-нибудь тоже захочет, именно в это же время, погулять по дому. Вот как она будет объяснять, что оказалась не на своей половине в такое время? Что, скажет: «ах, простите, вышла в туалет и заблудилась», или «это я – с ночным обходом, воры не дремлют, знаете ли…»? Неприятно.

Но цели своей достигла: нашла хозяйственное помещение, в котором хранился инвентарь для ремонта. Отперла дверь, воровато огляделась и проскользнула внутрь. Покряхтев и подвигав там чем-то, дверь прикрыла. Удовлетворённая проделанной работой, так же, маскируясь под предметы мебели и поддерживая внушительный уже животик, припустила к себе.

На женской половине на цыпочках подошла к двери в комнаты Гюльчатай, прислушалась. Тихо. Нет, она, конечно, знала, что сейчас там никого, но так, – на всякий случай, и просунула заранее приготовленную записку под дверь. Писала специально коряво, левой рукой, с ошибками, тупым карандашом, чтоб уж точно её не заподозрили. Коварно улыбнувшись, ушла к себе и, утомлённая ночной вылазкой, крепко уснула.

Разбудили её шум, беготня, хлопающие двери. Не успела позвать прислугу, чтобы ей помогли вылезти из постели и одеться (ну, не подобает первой жене самостоятельно вставать и одеваться, да еще в таком положении), как в покои ворвался взбешённый Абдулла, таща за собой упирающуюся Гюльчатай, точнее ЭТО, вероятно, была Гюльчатай.

Некто, облитое с головы до ног краской зеленого, жёлтого и красного цвета, посыпанное строительными смесями, с прилипшим к одежде и открытым частят тела, малярным скотчем и, почему-то намертво приклеившимся к подолу платья, веником.

– Женщина, – взревел Абдулла, – что ты творишь? Совсем страх потеряла?

Гюльназ сжалась под одеялом. С перепугу мысли разбежались. Она только хлопала глазами и не могла сообразить, как вести себя, что говорить.

– Я просил тебя проявить уважение ко мне! Просил?

Ей даже кивнуть страшно стало, она только моргнула.

– Я предупреждал тебя? – продолжал вопить муж.

– А что случилось, – кое-как выдавила из себя шепотом.

– Она ещё и спрашивает, бесстыдница такая! Посмотри, что натворила, – и он вытолкал вперед вторую жену.

На богатый ковер с неё стекала краска, и образовывала лужицы интереснейших цветов.

– Мало того, что весь дом теперь, как хлев, столько ковров попорчено, стены, как будто на них абстракционисты рисовали, так что теперь с этой делать!

– Помыть? – робко предложила Гюльназ.

– Позор на мою голову!!! Разве ты не знаешь, что бывает с жёнами, которые ПОЗОРЯТ мужей? – Абдулла набрал воздуха, чтобы погромче крикнуть, дабы все услышали, что он дальше скажет, а Гюльназ побледнела и была уже в предобморочном состоянии. Она-то хорошо представляла, что собирается выкрикнуть её муж, как тут вбежал Мехмед с криком:

– СТОЯТЬ!!!

Повернувшись к Абдулле, начал быстро-быстро говорить, активно помогая себе руками:

– Абдулла, дорогой, не гневи Аллаха, послушай, успокойся, нельзя кричать! Твоя жена от испуга родить может, а еще срок не подошёл! Подумай о ребёнке, он же инвалидом может стать от твоего рёва! Останешься и без жены, и без ребёнка! Пойдём со мной, всё обсудим, а женщины пока в порядок себя приведут, – и уже обращаясь к Гюльназ, – Будь умницей, успокойся и не рожай! Лучше поговори со второй, только постарайся не бить её!

И с этими словами врач вытолкал Абдуллу в коридор.

Тут же вошли женщины, что ждали за дверью, одни повели Гюльчатай отмываться, другие занялись Гюльназ, а третьи принялись за ковры.

***

– У меня две жены, только две, а голова болит, как будто их десять, – жаловался мужчина. Мехмед усадил его в кресло и массировал затылок, шею, плечи, расслабляя и успокаивая, – Вот скажи, что делать?

– А, что делать? Да ничего! У беременных всякие срывы случаются, у них с гормонами не в порядке, так что оставь пока в покое первую, приставь к ней человека, чтобы следил за её передвижениями круглые сутки. А как родит, так снова прежней станет, вот увидишь! Ну, второй подари что-нибудь, поласковее будь, не мне тебя учить!

– А с домом- то, что делать? – жалобно спросил Абдулла.

– Даа… Тут, как будто сражение было… Но что тебе стоит ремонт организовать? Ты – человек состоятельный. Считай, что это каприз беременной, и ты её ублажаешь. А как такое, вообще, случилось?

Оказалось, что после первого побоища жён, Абдулла установил по дому видеонаблюдение с ночным режимом, чтобы точно знать, что и где происходит. Женщинам, естественно, не сказал.

Нанял человека, чтобы следил за камерами, но не учёл, что наблюдение должно быть круглосуточным. И вот, утром к нему прибежал этот человек и стал настойчиво звать смотреть запись, потому, что ночью камеры зафиксировали такое… он сам не может рассказать.

Абдулла отпустил вторую и отправился на просмотр. Он увидел крадущуюся беременную женщину, периодически замирающую или пытающуюся слиться с предметами коридора. По пути она дергала за ручки дверей и, если было не заперто, открывала и заглядывала внутрь.

Потом она зашла в рабочий кабинет человека по хозяйству, который оказался глупцом и разгильдяем, не закрывшим на замок кабинет. Вышла со связкой ключей.

Осмотрела все запертые комнаты, зашла в ту, что отведена для хранения принадлежностей для ремонта, провела там какое-то время.

Дверь потом не запирала, просто прикрыла, пошла к себе, явно уставшая. Что-то подсунула под дверь второй, которая в этот момент была в покоях супруга, и ушла к себе. Далее было всё спокойно.

Потом Абдулла увидел наблюдающего за камерами, спешащего к нему, потом себя, идущего за человеком. А вот и вторая появилась. Вторая, придя к себе, почти тут же вышла и направилась в сторону подсобки.

Тут Абдулла забеспокоился и помчался к той же подсобке, за ним бежал наблюдающий за камерами.

Они не успели. В подсобке раздался сначала грохот, потом визг и треск, потом вылетело страшное существо и, вопя, стало метаться, натыкаясь на стены, мебель и оставляя на всем к чему прикоснётся, ужасные следы от краски.

Наблюдающему за камерами удалось существо загнать в угол, им оказалась вторая жена. Женщине велели замолчать, схватили за то место, что казалось почище, и повели к первой жене. По дороге женщина упиралась и хотела убежать, но её уже, к тому моменту, стерегла прислуга. Что было дальше Мехмед видел сам.

– Даа…, – Мехмед почесал в затылке и глубокомысленно изрёк, – делаа…

***

Гюльназ полулежала на постели на высоко взбитых подушках. Ей было нехорошо. К утреннему стрессу добавилось активное возмущение ребенка, который выражал его пинками по печени. Кажется, она переборщила. Вот, как откажется от неё Абдулла, ой-ой, – позор на весь её род! Да ещё в таком интересном положении! Что делать?

Тут в дверь постучали. Она не ответила. Не хотелось никого видеть и слышать. Но за дверью был, явно, решительный и бесстрашный человек, потому что дверь приоткрылась и в нее проскользнула высокая стройная фигура, задрапированная платками и покрывалами.

– Ну, ты точно мазохистка, – усмехнулась Гюльназ, признав вторую жену, – нравится тебе, когда больно? Чего пришла? Ещё добавки хочешь? Я бы, на твоём месте, давно отпор дала и мужу нажаловалась! А тебе страдать нравится?

– Вот дурында, ты, так дурында! Точно говорят, что у беременных мозги набекрень! Это как же можно на беременную руку-то поднять! Как бы я тебе, с твоим животом, отпор давала? Вот родишь, тогда – пожалуйста! – и вошедшая уселась в кресло, напротив кровати, расправив все свои тряпочки.