Читать книгу Скромный виноградник поместья Бенелли - Верн Грэтли - Страница 3

Таинственная незнакомка все дальше удалялась по краю поля, и вскоре свернула вглубь домов. Тогда парень встрепенулся и, все еще улыбаясь, вернулся на лавку дочитать главу книги, однако нарастающие сумерки помешали ему сделать это. С мыслями о той девушке он усмехнулся и, захлопнув книгу, направился к дверям поместья, которые служили вторым входом и использовались чаще, чем парадные.

Едва юноша вошел внутрь, как увидел спешащую к нему служанку с тревожным лицом. Подойдя, она учтиво поклонилась. Парень в ответ сделал кивок головой и тут же спросил:

– Аннет, что-то случилось? – брови немного нахмурились, и его дальнейшая реакция зависела лишь от ее ответа.

– Ужин, мистер Бенелли. Ваш отец ждет вас.

Он улыбнулся, вновь кивнул девушке и быстро направился в гостиную.

– Отец, – его шаги заметно стали тише, а человек все еще стоял к нему спиной, наверняка погрузившись в свои мысли.

– Марко, сын мой, время ужинать, – после короткой паузы и, оторвавшись от наблюдений в окно, пожилой мужчина повернулся к юноше, указывая рукой на стол.

В отличие от уличной прохлады, в доме присутствовала небольшая духота. Юноша, положив книгу на ближайший стул у дверей, снял темный камзол и сел за уже накрытый стол.

Плотная серая рубаха обтягивала его рослое и широкоплечее тело, а несколько коротких прядей у лба, выбиваясь, падали на правый висок. Отец с небольшой гордостью в глазах смотрел на своего двадцатилетнего сына, полного жизни и энергии, и тоже сел, но только в другом конце прямоугольного стола, напротив.

Чарльзу Бенелли, отцу Марко, давно перевалило за пятьдесят. Это выражалось в глубоких морщинах на лице, поседевших волосах и такой же небольшой наполовину седой бородке. Одет он был в темный длинный кафтан, расстегнутый наполовину, а из-под него выглядывала светлая сорочка с высоким воротником. Его круглое лицо ненавязчиво вселяло доброту и улыбку, нежели сострадание в возрасте.

Смуглая служанка Аннет с темными, как смоль, длинными волосами выносила горячие блюда, аккуратно расставляя по стороне отца и сына. Ей было всего лишь двадцать пять, и лишь недавно она стала прислуживать семейству Бенелли, как когда-то ее мать. Она была стройна и хороша собой, однако на предложения Чарльза познакомиться с кем-нибудь отвечала отказом, говоря, что еще не время.

Как только она все расставила и села рядом с мужчиной по правую сторону, прозвучала семейная молитва, и все спокойно принялись за еду. После небольшой тишины, утолив первоначальный голод, Чарльз промолвил:

– Молодость… Какая замечательная пора. Скажи, Марко, кто она?

Аннет слегка улыбнулась, и так же с интересом повернулась в сторону юноши.

– Не знаю, отец. Я настолько увлекся чтением, что заметил ее в последний момент.

Мужчина слабо рассмеялся и продолжил:

– Да, книги, как и любое искусство, опьяняют нас, в тот момент я наблюдал из окна, и это было интересно. Налетели тучи, сорвался ветер со стороны запада, и проливной дождь охватил город. А после появилась она. Аннет, ты видела ее? – Чарльз, рассказывая это, мягко улыбнулся, обращаясь к служанке.

– Да, мистер Бенелли, она так же прекрасна, как и цветы в вашем винограднике.

Мужчина, все еще улыбаясь, кивал и, выслушав девушку, продолжил:

– Марко, ты находился еще в доме, когда ливень стал угасать, и около полей появилась та самая темноволосая девушка, бегущая то ли от непогоды, то ли от кого-то еще. Несмотря на это, преследователей так и не появилось, и я озадачился, от кого же она бежала? Вдруг, девушка резко остановилась, словно заметив что-то и, оглянувшись по сторонам, направилась в нашу сторону. Дождевые капли совсем стихли, и чем ближе незнакомка приближалась, тем отчетливее я ее видел. Она была среднего роста, стройна, и красива. Мокрые, растрепавшиеся волосы, только украшали ее тревожное и, как мне показалось, заплаканное личико.

Сын внимательно слушал, и когда понял, что отец близок к завершению оглашаемой картины, дополнил:

– Круглое нежное лицо и впрямь было заплаканным, но яркие зеленые глаза, наоборот, восхищались и блестели, еще не замечая меня. И только после, коснувшись взглядом, незнакомка заметила мое присутствие и, скорее всего, испугавшись, но наградив меня тем сиянием очей, убежала.

Все замерло в гостиной. Слушая эту беседу, даже маятник чуть тише чеканил время, стараясь не мешать. Служанку тоже захлестнуло интересом, и она, будто бы переживая, смотрела то на юношу, то на Чарльза, напрочь позабыв о своей еде.

* * *

Стремительными и легкими шагами, освящая путь знаменательными событиями, в Италии начиналось семнадцатое столетие.

Пестреющие платья и костюмы, новые изобретения в постоянном потоке различного искусства, ярко блистая тончайшим бархатом и шелком. Изысканные блюда на столах, шумные празднества и балы, ликующий восторг юных дам, сливаясь с мужским флиртом и учтивостью, интриги, дорогие подарки и признания в любви – всё это с каждым годом становилось все красочнее. Светское общество все больше набирало силу, становясь элегантным. Меньше назревали войны, но также присутствовали пороки: грабеж, ненависть и бедность. Каков бы не был мир, недовольство всегда есть и будет.

Вернемся же на пару столетий назад, в четырнадцатый век, к дворянской семье Ботти, которая и построила то самое поместье. Некое, а впоследствии, странное имение, очень быстро было возведено в городе Болонья, где они и проживали. Сам город располагался в области Романья, в Венецианской республике на севере Италии.

Никто не знал, откуда приехал Родриго Ботти, и он сам об этом ничего не говорил. Зажиточный дворянин появился неожиданно, словно свалился с Апеннинских гор, да еще и с видным богатством. Его кровь и корни упирались в торговлю, и об этом тот никогда не забывал. С появлением дворянина, еще сильнее зацвел рынок, заулыбались пуще прежнего фермеры, а ремесленники трудились днем и ночью, не покладая рук. Складывалось впечатление, что за этим человеком неслась удача. Город и до него совсем не бедствовал, а с этим странным незнакомцем, сыплющим деньгами и помощью, стал еще лучше.

Родриго купил у бедняка дом рядом с полями, обеспечив крестьянину неплохое будущее, и тот, наполненный мечтой и деньгами, куда-то испарился. Через полгода приехала жена дворянина с двумя сыновьями и дочкой. Бедняцкий дом не мог вместить такую немалую семью. Поэтому, в скором времени, началось строительство большого имения.

Ближайшие лет десять город не знал горя, словно щитом огражденный от зла и проблем. Идеальное время – достаток и процветание. Несмотря на это, в какой-то момент, что-то должно было прекратиться. Хоть и за годы народ полюбил такую жизнь, и подобные мысли даже не лезли в голову. Но этот миг, к сожалению, наступил. Он проявился в неудачном вложении в торговлю, которая, как лист бумаги, прогорела. Ботти совершил вторую попытку, и также не последовало плодов. Вскоре загорелась очередная европейская война, и Родриго с сыновьями тут же отправились. Спустя время, о них никто не слышал. Складывалось ощущение, что теперь удача повернула вспять. Того большого и знатного богатства совсем не осталось. Миновало пару лет, без вестей и намека на жизнь супруга с детьми, тогда женщина поняла, что овдовела. Все, что так успешно нажито, рушилось перед глазами. Собрав вещи, вместе с дочкой она покинула город, продав поместье городскому управляющему почти даром.

Дальше все пошло гораздо хуже, чем предполагалось. Город охватила страшная чума, длившаяся целый год. Люди проклинали всех, кого видели в этом виновным. Им казалось, что это наказание за столь беспечную и хорошую жизнь при семействе Ботти. Как только болезнь стала отступать, народ принялся сносить поместье, но городской управляющий не позволил, ибо привязался к той семье и полюбил её, не веря, что теперь их нет. Какие слухи только не придумывали о том семействе, якобы они посланники темной силы, захватили город и искушали его. Другие утверждали, что все дело в магии, и сам господь их наказал. Лишь горстка не верила во все это, включая добродушного управляющего.

Когда город полностью оправился от ран, жители нашли новую забаву. Приезжающие в город незнакомцы один за другим стали покупать и продавать то пустующее поместье. Простой люд забавлялся этим, делая денежные ставки на то, сколько продержится очередная семья. Неизвестно почему, они вдруг уезжали, но самое продолжительное время там жили более пятнадцати лет. Обычно это был ранний переезд, многие жаловались на здание, на мрак и сырость, отчего часто новые хозяева болели. Бывало и такое, что внезапно умирали. Люди просто наблюдали, а самые отъявленные добавляли ядовитых слухов о семействе Ботти, злорадно издеваясь и питая надежду, что вскоре все-таки сожгут или снесут то мрачное строение. Оно напоминало о былом, а именно о беззаботности, невиданной зажиточности и улыбке, так же, как и о смерти, болезни и холодном голоде.

Так длилось более двухсот лет. Сменились взгляды и поколения, кроме семьи управляющего, чья власть переходила по наследству. Имение оставалось пустующим почти пятьдесят лет, но всё же за ним приглядывали и ухаживали семьи, преданные их первому владельцу, хоть это были уже совсем чужие люди. С болью они смотрели на прекрасное и угасающее готическое творение архитектуры того времени.

Заканчивалось лето 1603 года, когда римская семья по фамилии Бенелли приехала в этот самый город. Их сложно было не заметить среди многочисленной архитектуры и всевозможного богатства Болоньи. Манера речи, спокойствие, а также плутание по городу, где пожилой мужчина по пути делал заметки в дневник.

Июль – самый засушливый и жаркий месяц, особенно в северной Италии, остался позади, сменяясь на игривые и еще теплые ветра. Все чаще появлялись дамы в послеполуденное время, прогуливаясь с подругами, с улыбкой обсуждая последние новости и слухи. В июльскую жару Болонья ровно на месяц погружается в сон, невольно замирая, а после вновь продолжает гудеть, веселиться и жить, словно тот момент всего лишь солнечный дрем. Этот город один из первых в стране, богатством не уступающий Риму и Венеции, с пейзажами и чудными строениями, где творчество, эмоции и молодость сплелись одним великолепным взором.

Приезжая семья сразу влилась в этот поток, но их выделяла более строгая мода, чем обыденные разноцветные костюмы, привычные для данной местности. Управляющий их сразу же подметил, поприветствовав на пьяцца Маджоре, или, как в обиходе говорили, Большой площади.

Пожилой Чарльз, еще будучи ребенком, проживающим в Риме, забавляясь с друзьями, случайно попал в одну известную актерскую труппу, которая путешествовала по всей Европе со спектаклями знаменитых в то время пьес и комедий. Сначала все выглядело не более, чем игра, создавая массовку и на потеху публике балуясь на сцене. Каждые полтора года они приезжали в Рим, где беззаботно жил полный веселья и смеха мальчик. Едва появлялись слухи о приезде труппы, он сразу же бежал и находил их, и ему, смеясь, вручали роль эдакого баловника, а тот, в свою очередь, не прося в обмен ни монет, ни еды, с радостью забавлял зрителей. Время стремительно неслось, и забава сменилась на смысл жизни, в то время как его товарищи забросили уже неинтересное им занятие, и благодаря родителям учились или помогали ремесленникам. Но только не Чарльз. Его тянуло к воплощению иной жизни – на миг стать королем, воином, бардом или чужеземцем-странником. Тогда, в возрасте двенадцати лет, он попросился в ученики к тем актерам, которые, к сожалению, переживали не лучший период своего творческого пути. С трудом отказывая и многочисленно желая ему остаться, Чарльза все же взяли, объяснив ситуацию бедности и проблемы труппы. Он не отправился с ними, наоборот, остался в Риме, тренируясь, обучаясь и оттачивая в себе актерство, которое стало ему по душе, чем что-то другое.

После двух лет обучения, юношу взяли с собой, выплачивая совсем крошечное жалованье. Его родители раньше были состоятельными людьми, но что-то на них повлияло, чего парень уже не помнит, и они стали беднеть. Смотря на Чарльза, любящие отец с матерью не совсем понимали цель его обучения и возможность жить за счет этого, хотя и сами частенько любили выбираться в театр. За упорством, стараниями и неиссякаемой искрой, несомненно, стоял талант, и это стало всем заметно после первого короткого турне по крупным городам Италии.

Так из озорного мальчишки вышел видный юноша, который не только обрел славу, но и успел безумно влюбиться. После долгих ухаживаний и встреч, совсем юная леди Клариччи открыла свое сердце молодому актеру, и эта романтическая и счастливая жизнь через два года перетекла в свадьбу. На тот момент Чарльзу шел двадцать один год и, несмотря на яркий пыл, неусидчивость и стремление выступать, он все же желал семью и ребенка, что, конечно, затянулось на следующие пятнадцать лет.