Читать книгу Жил да был брадобрей. Рассказы - Вероника Батхан - Страница 2

Тощий дроид, шатаясь, бродил по пустому кафе. В окна дула метель, сквозь разбитые стекла нанесло снега, не осталось ни одного целого столика, и ни крошки съестного – что не растащили люди, подобрало питерское зверьё. «Грелка» у бедолаги должна была разрядиться годика два назад, но, похоже, дроиду перепадала кой-какая органика. Сим-Симыч поморщился. Хорошо, если перепрошитый криворукими русскими хакерами выродок кибертехники ел деревяшки, крыс или дохлых кошек – случалось и с трупов состреливать дураков. В дроидов – переносчиков чумки кэп не верил, но оставшиеся без хозяев, дезориентированные биомеханизмы зверели. Могли и напасть, заунывно бормоча «Батарея разряжена. Смените батарею. Батарея разряжена».

На ствол скорострела, показавшийся из пролома, дроид не среагировал. Он лавировал между столиками, наклонялся к каждому, по-лакейски изогнув спину, и что-то льстивое бормотал – не иначе, спрашивал: что угодно дамам и господам? Выстрел развернул нелепое тело к стойке, уронил на промерзший пол. Добивать бедолагу Сим-Симыч не стал – дроиды не чувствуют боли. А патроны нынче в цене. Перешагнув через грязные зубья стекла, кэп вошел в кафе, осторожно присел на диванчик, когда-то бывший зеленым. Мальчишкой он любил забегать сюда по субботам с друзьями, угоститься разноцветным мороженым в старомодных креманках – дроидов ещё не было, каждый сам нес от стойки покрытое испариной лакомство. Они медленно слизывали тающую вкуснятину с ложечек, болтали про космос, девочек и робототехнику, мечтали наперебой – кто кем станет. Не стали. Полного огней и витрин города Петрограда тоже не стало, и маленького кафе и семьи.

В чумной год погибла половина взрослых и все дети до семи лет. Старики выживали чаще и выздоравливали полностью, молодые сплошь и рядом оставались дергунами или калеками, уцелевшие малыши становились разносчиками заразы. Тех, кого пощадила болезнь, добили морозы, голод и радиация – поняв, что справиться с эпидемией невозможно, правительство сбросило «грязные» бомбы на три очага. Границы областей окружили кордонами, не рассуждающие солдаты-дроиды стреляли во всех, кто пытался пробраться наружу. Болтали, что защита помогла мало и в центральной России такой же ад. Величественное «говорит Москва» до сих пор раздавалось в эфире, но вещание велось откуда-то из Сибири. От Европы вестей не слышали, Штаты изредка пробивались сквозь помехи. Китай замолчал первым. Уцелела одна Австралия – звонкий крик кукабарры каждое утро возвещал «мы живы». На чапыгинской телевышке четыре часа в сутки работало «Радио Петроград», по утрам и вечерам в уцелевших квартирах люди собирались у радиоточек – и это было единственным, что объединяло горожан.

Самому Сим-Симычу хорошо повезло, он переболел одним из первых, ещё работали больницы, были врачи и лекарства. И отделался легко – тиком на правой щеке. Жену Машу сбила машина во время бегства, сын был с ней – это тоже оказалось удачей. Когда блокада замкнулась, бригады стали отстреливать калек, больных, детей, а заодно и родных, которые пробовали защитить семьи.

Умереть от голода кэп не боялся – старенький «стучок», катер «Пушкин», когда-то игрушка для туристов, оказался спасением Сим-Симыча и его разношерстной команды. Речной транспорт остался единственным регулярным сообщением в городе, на катерах и лодках по каналам перевозили грузы, товары, письма и немногих безрассудных пассажиров. Претендентов на суда тоже хватало, но до сих пор команда отбивалась успешно. С «грелками» было сложнее – уцелевшие запасы батарей подходил к концу, поговаривали, что через пару лет всем придется перестраивать моторы под топки. Музейный цех Кировского завода уже работал на угле и пару. Но пока что катера плавали, радио бормотало, а по Невскому пару раз в день проезжали уцелевшие электромобили. Жизнь тянулась своим чередом.

На зиму «стучок» подогнали на причал Петропавловки. Под охраной съезжинских братков можно было не беспокоиться, что какой-нибудь гастролер снимет стекла, открутит ручки или вытащит «грелку» из гнезда. Стоять в Гавани выходило дешевле, но василеостровские пацаны были в доле с портовыми, тамошние суда щипали догола, а случалось, и угоняли. Пока держался лед, команда промышляла кто где – механик Муха перебирал моторы, чинил уцелевшую технику, силач Илья разгребал завалы, Тим и Серый охраняли торговок на Сытном рынке, бывший ветеринар Шурик подрабатывал квартальным врачом, брался даже за операции – никого лучше от Зоопарка до Большого проспекта не выжило.

Сам Сим-Симыч мог бы, свесив ноги, всю зиму сидеть на сундуке – перестроенная из коммуналки трехкомнатная квартира, где поселилась команда, до чумного года принадлежала ему, катер тоже, артель выбрала его старостой и отстегивала двойную долю от общака. Но он знал – от безделья пропадает охота жить, легко ослабеть, потерять власть, имущество, а следом и сдохнуть в одиночестве, как перемерли друзья и соседи. Поэтому кэп ходил на промысел – обшаривал дальние, заброшенные кварталы, искал «грелки», железки и всякий хабар. Действовал осторожно, чтобы не попасть на глаза бригадам, выбирал старые заводы, пустые дома, гаражи. Сама жизнь потеряла для него смысл, но умирать просто так Сим-Симычу казалось расточительной глупостью. В царство небесное он не верил.

…От Крестовского острова до Съезжинской пехать порядочно – через парк, вдоль проспекта, огибая воронку бывшего стадиона. Над головой круглилось черное, полное колючих звезд небо – городской свет больше не мешал им. Холод усилился, Сим-Симыч успел замерзнуть, почем свет браня ветхий термокомбез. Проход через Крестовский мост стоил горсть табака, соли, луковицу или патрон – тролли устроились хорошо и плевать хотели на возмущение горожан. На Большом проспекте по тротуарам бугрились сугробы, протоптанная десятками ног тропка серела посреди улицы. У приземистого, похожего на склеп, кинотеатра «Молния» толпился народ, вывеска тускло мерцала – не иначе старик Гургенов починил аппарат. Наморщив лоб, Сим-Симыч попробовал вспомнить, когда он в последний раз видел фильм – и не вспомнил. Сходить, что ли? Суета это все, Семен.

Окна квартиры едва светились. По молчаливому уговору, батареи экономили, обходясь для бытовых нужд лучиной или коптилками. Оглядевшись – не привязались ли чужаки – Сим-Симыч нажал код, поднялся на пятый этаж, задыхаясь от крутизны черной лестницы, и открыл дверь магнитным ключом. Силач Илья уже вернулся с работ. С ним была женщина.

От возмущения у кэпа не нашлось слов – по молчаливому уговору, приводить посторонних в дом запрещалось, и якшаться с бабами тоже. Где женщины – там ссоры, драки, лишние хлопоты. А потом она забрюхатеет, родит, потому что выкидыш устраивать некому, придет бригада, пшикнет сосунка и всю честную компанию заодно. Позволить себе растить детей в изоляторах могли только крупные квартальные общины. Мужики из команды по нужде стучались к торговкам с Сытного – те охотно пособляли за небольшую плату. Но чтобы в дом?!

Насупленный Илья поманил командира в коридор.

– Она в подвале сидела, ребята откопали. Припас, вещички – всё забрали, зашибить хотели.

– И зашибли бы, – мрачно отозвался Сим-Симыч. – Без жилья и припаса зиму не пережить, только мучиться будет зря.

– Жалко их, – вздохнул Илья. – Пропадут.

– Их? – взвился Сим-Симыч. – Сколько ты сюда баб приволок, дурень?

Илья помотал головой. По его виноватому лицу было видно – дело не в бабах. Сим-Симыч смягчился:

– Давай, колись! Кореша что ли встретил?

– Не-а. Диану.

Эту что ли клячу Дианой зовут? Имя совершенно не подходило бледной, полуседой женщине.

Легкий, скачущий топоток раздался из кухни. Не веря своим ушам, Сим-Симыч шагнул туда. По несвежему линолеуму катился маленький красный мяч. А за ним прыгала девочка. Живая девочка, не старше трех лет. Белокурые кудри, голубые кукольные глаза, неумытые розовые щёчки, пухлые ножки в желтых ботиночках, платье в цветочек с белым воротничком. Она беззвучно смеялась, пытаясь поймать мяч. Увидев чужого, малышка не испугалась. Подбежала, уставилась снизу вверх и – Сим-Симыч не успел среагировать – ухватила его за палец потной ладошкой.

– Дя-дя! При-вет!

…Иммунитет к чумке держится год. Если девчонка заразна, это конец!

– Ди здорова. Мы два года не выходили к людям, – спокойно, даже слишком спокойно произнесла женщина. – Вот, смотрите!

Перочинный ножик полоснул кожу запястья. На пол закапала чистая красная кровь. У больных она с первого дня становилась густой, почти черной.

– Вы переболели? Давно? – выпалил Сим-Симыч, лихорадочно вспоминая все, что знал о чумке.

– С божьей помощью болезнь миновала нас, – глаза женщины вспыхнули.

– Да плевать на нас богу, – пробормотал Сим-Симыч и выругался, не стесняясь ребенка. – Убирайтесь отсюда, пока я вас не пристрелил.

– Мы погибнем, – сказала женщина.

– Это не мое дело!

За прошедшие годы кэп научился жестокости. Он пшикал беспредельцев и психов, валил собак и ел их, выковыривал из черепов дроидов годные «грелки». Выставлял из команды на верную смерть – за воровство, за драки, за бесполезность. Случалось и добивать безнадежных. Зачем щадить чужую бабу?

Притихшая девочка отпустила его руку. От ребенка пахло конфетами и сладким шампунем. С ума сойти – откуда сейчас шампунь? И хорошая такая малышка – ни капризов, ни слез… Нет, нельзя.

– Я кому сказал – убирайтесь!

Лицо женщины стало отчаянным, худые кулаки сжались:

– Я была старшим менеджером станции «Горьковская» и имела доступ ко всем служебным помещениям. У меня есть коды.

– Докажи!

– Дайте мне бумагу и ручку.

– Обойдешься, бумагу на тебя тратить, – Сим-Симыч протянул женщине обгорелую щепку лучины. Она отбросила назад длинные волосы, зажмурилась на секунду и уверенно стала рисовать на столешнице схему станции. Вестибюль, эскалаторы, платформа, депо, служебные помещения.

– Там, за вагонами склад. Три ряда дверей – на служебке, в депо и на складе. Без кода вы его не возьмете, только гранатами. А взрывы повредят «грелки» и оставшуюся там технику.

В задумчивости Сим-Симыч погладил щеку, унимая надоедливый тик – склад метро это не один десяток, а то и не одна сотня «грелок», богатство по нынешним временам.

– Думаете взять коды силой? – женщина засмеялась коротко и обидно. – Обману – мне терять нечего, а вас зажмет между дверями или смоет пожаркой. По хорошему выгодней – вы получите «грелки», мы останемся живы. Не хотите – уйдем. И, поверьте, найдем, кому предложить…

Насупленный Илья подвинулся ближе к женщине, большая рука дернулась – приобнять – но так и не легла на угловатое плечо, обтянутое шерстяным свитером. Похоже, уйдут они вместе.

– Зачем силой? Самые правильные решения – простые решения. Ментоскоп – и готово дело, все скажешь, что хочешь и что не хочешь.

Женщина слегка побледнела, заозиралась, прикидывая расстояние до дверей. Повинуясь безмолвному приказу, девочка подбежала к матери, ухватилась за подол.

– К сожалению, у нас таких железок нет, – как ни в чем не бывало продолжил Сим-Симыч. – Подожди, пусть решает команда.

Из мужиков первым явился Муха, на удивление трезвый. Узнав о ребенке, он среагировал моментально – и совсем не так, как ожидал кэп. Старый брюзга, брызжа слюной из перекошенного рта, заявил, что скорей сдохнет сам, трать-тарарать, чем отпустит на холодную улицу, так её, малыша, что он, трампамам, мужик, а не покрышка от гальюна, а чумкой два раза не болеют. Тим и Серый, синхронно пожав накачанными плечами, отнеслись к новости безразлично – «грелки» годно, будет на чем катер гонять, лодочку прикупить, жратвы хорошей, выпивки старой, а не самогона с Малой Пушкарской. Здорово ли дите – пусть наш лепила решает. Если неладно что – тут же сами пристрелим. А на нет и суда нет.

Пухлый, улыбчивый Шурик потянулся к ребенку с искренним любопытством – вблизи видеть живых детей, родившихся после Чумного года, ему ещё не доводилось. То и дело суетливо вздергивая непослушные рукава рубахи, он осмотрел малышку с ног до головы, помял живот, потрогал шею, попросил раскрыть рот и последить за пальцем. Белокурая Диана подчинялась ветеринару безропотно, закашлялась, когда тот полез ложечкой в горло, но и здесь не заплакала. Когда её отпустили – метнулась к матери, повисла на шее, крепко вцепившись ручками в свитер и спрятав лицо.

– Совершенно здоровый, спокойный, упитанный ребенок, – констатировал Шурик, намыливая над тазиком короткопалые руки. – По хорошему бы сдать анализ крови, сделать рентген, но я ничего криминального не нахожу.

Мрачный Сим-Симыч поглядел на команду и сплюнул на пол, предчувствуя недоброе. Но решение было принято.

Женщину звали Галей, она оказалась неразговорчива, расторопна, услужлива и в то же время отстранена от всех. Она делала свое дело, отмалчивалась, иногда тихонько молилась. Единственное, что всерьёз интересовало её, зажигало весельём глаза – девочка. Чтобы снизить риск заражения – мало ли кто что на ногах принесет – им отгородили отдельную комнату с лоджией, мужики туда не входили, а Ди не выпускали наружу. По вечерам, когда темнело, Галя открывала балконную дверь и выпускала малышку подышать свежим морозным воздухом, посмотреть на улицу.

Днем женщина хлопотала, как птичка – перестирывала груды белья, яростно колотя рубахами и кальсонами по старинной стиральной доске, которую сама же приволокла с чердака, отмывала загаженные полы, возилась на кухне. Из лежалых круп, грубой муки, подмороженных овощей, уличных птиц и пойманной в Неве рыбы она творила нечто сногсшибательное. Как дразнили аппетит поджаристые окуньки, золотистой грудой возвышаясь на блюде, как шипели на чугунной сковороде пышные, кисловатые ржаные лепешки, как булькала и оглушительно пахла шурпа из голубей – кто б мог подумать, чертовски вкусно! Завтраки и обеды были у команды не в чести, но ежедневно в восемь вечера по радио мужики собирались вместе, неторопливо ели, слушали новости и скрипучую музыку с антикварных «пластов». Раньше кто-то неизменно запаздывал или отсутствовал, но стряпня новой жилички быстро приучила к порядку.

Через три дня, оставив девчушку под присмотром Ильи, Сим-Симыч, Серый и Галя пошли к метро через Александровский парк. Деревьев там почти не осталось – зима, мороз. В развалинах Зоопарка ухало и заунывно стонало – вырвавшиеся из клеток питомцы по слухам дали потомство, звероподобные дроиды тоже должны были уцелеть. Вот только любоваться на милых пушистиков никто особенно не спешил. К ржавым воротам стаскивали бесхозные трупы, дохлых дроидов и прочую дрянь – все исчезало за ночь. Мюзик-холл походил на обломанный клык, планетарий обвалился вовнутрь, театр все ещё стоял, нависая мрачными стенами. Ветер гулял вдоль сугробов, забирался под одежду, дыхание стыло в воздухе. Вместо вестибюля Горьковской возвышался снежный холм, переходов было не отыскать. Стая ворон, облюбовавшая синий купол мечети, поднялась в воздух и сделала круг над прохожими. Посерьёзневшая Галя долго таскала мужиков за собой, рыла снег, всматривалась в темные пятна и, наконец, заявила, что отыскать вход под снегом она не в состоянии. Подходящий, казалось бы, повод взять её вместе с чадом и отправить, откуда пришла. Но кэп не стал этого делать. Глянул на присмиревшую женщину и махнул рукой – ждем весны.

Прогулка по морозу не пошла Сим-Симычу впрок, он опять закашлял, задрожал всей щекой и неделю просидел дома, сам не заметив, что обосновался на кухне. Одинокому капитану нравилось смотреть, как проворные женские руки соскребают чешую, выщипывают перышки, трудятся над тестом, тоненькими лохмотьями спускают бурую кожуру. Всего делов – сварить кастрюлю картошек, перемять с луком, добавить яичного порошка, ложку масла, обвалять в крупчатке, экономно, чтоб ни пылинки зря не пропало – и в самый жар на сковороду. Пальчики оближешь!

В бабьем плане Галя Сим-Симыча не восхищала – худа, тощие ноги с большими ступнями, узкие бедра, жалкая грудь, тонкий рот, длинный нос, с хрящеватым подвижным кончиком. Она была хорошей теткой и золотой хозяйкой, истово создавала вокруг уют, но женского очарования ей судьба не отсыпала. А вот Ди как-то незаметно вползла в сердце. На душе теплело, когда из угловой комнаты слышался резвый топот, неразборчивое бормотание, мурлыканье над игрушками или лакомствами.

Малышка вообще никогда не плакала, не ныла и не скулила, как часто бывает с детьми. Она просто была, играла, водила пальчиком по стеклу, разглядывала детские книжки, выменянные Мухой на пару щук и протертые (кто бы поверил!) самогоном для дезинфекции. Повеселевший Илья таскал любимице то яблоко, то луковку, то свежее куриное яйцо – где только отыскал? Он часами простаивал у открытой двери, показывая целые представления сосредоточенной девочке. Пару раз Сим-Симыч отгонял от себя дурную мысль – силач хочет охмурить тетку и в одиночку попользоваться складом «грелок»… Нелепо – в городе шансы выжить у одиночек мизерны.

Тим и Серый распилили полку от тумбочки и сделали дитю кубики – пусть балуется. Любопытный Шурик все пробовал рассмешить малышку, каждый день мерил ей температуру, приставал к матери с расспросами – когда, мол, девочка пошла, когда начала гулить, когда заговорила, не гуляла ли Галя по «горячим» районам, не болела ли во время беременности. Злой с похмелья Сим-Симыч допытывался у ветеринара, в чем дело – не урод ли какой малышка, не мутант ли? Кэп не верил, что радиация могла навредить кудрявому чуду, но мало ли – медицине виднее. Шурик шутил и отмалчивался.

Своим чередом зима перевалила через хребет Нового года. Тридцать первого для ребенка поставили елочку, украсили, чем под руку подвернулось, положили под ветки резную куклу и неуклюжую лошадку-качалку. Сим-Симыч не поскупился, подключил квартиру на целый день к «грелке», в доме стало светло и тепло, заработала фильмотека, забегал по углам пыхтящий маленький пылесос. Увидев его, Диана засмеялась. Галя – когда только успела – сделала всем подарки, кому носки, кому перчатки. Илье достался такой пушистый и толстый шарф, силач так краснел, обматывая сюрприз вокруг могучей шеи, что остальным ненадолго стало неловко. Но заминка прошла, и начался праздник. Хитрый Шурик, как оказалось, пользовал от мочекаменной богача, хозяина единственного на Сытном рынке мясного прилавка – не лотков с собачатиной, крысами и кошками «под кролика», а витрины с говядиной, свининой и тощими синими курами. Поэтому на столе благоухали запеченные Галей прямо в коже свиные рульки и топорщила облитые жиром лапы целая курица в окружении целого моря искусно сквашенной с яблоками капусты, россыпи картошки в мундирах и хрустких огурчиков. У Мухи оказалась припасена засоленная ещё с осени лососина. Тим и Серый достали две бутылки «прежнего» вина и бутылку водки на березовых почках. Илья приволок банку меда и конфету ребенку. Мужики балагурили, ели в три горла, похваливая хозяйку, пили умеренно, возглашали длинные тосты. За окнами постреливали, нестройно пели, из метронома бодро играло радио. То ли от вкусной пищи то ли от светлых комнат на душе становилось по-новогоднему радостно и легко. Хмельной Муха подытожил общие мысли – он поднялся, покачиваясь, с минуту свистел и хлюпал, потом смирил судорогу:

– За будущее. За жизнь.

Мужики посмотрели на румяную, перепачканную медом Ди, дремлющую на коленях у принаряженной Гали. И сдвинули стаканы.

…В феврале-марте как всегда ожидали голода и не ошиблись. Зимой подвоза почти не было, немногие фермеры решались гнать в Питер обозы с провизией, в мороз и метель, мимо волков, бригад и одичавших дроидов. На улицах тарахтело короткими очередями, собаки валили и грызли запоздалых прохожих, охотники караулили и били собак, а на прилавках Сытного рынка появилась подозрительно дешевая парная свинина. Поглядев поутру на окровавленный снег во дворике, Сим-Симыч настрого запретил команде выходить на улицу поодиночке или без оружия, а Гале – выгуливать девочку на балконе. Бесшабашный Шурик решил, что его это не касается – кто захочет трогать врача? Пошел в соседний дом к припадочному, замешкался до темноты. Охотники вывели его до подъезда, подождали, пока раззява наберет код, дали Шурику по голове и вломились на черную лестницу. Дома была только Галя с дочкой. Оказалось, что тетка палит без промаха – вернувшись, мужики оттащили к Зоопарку два трупа. В конце марта Тим и Серый не поделили хабар с бармалеями. У бригады был самодельный гранатомет, они осадили подъезд. Сим-Симыч с мужиками отстреливались из окон, попеременно суля старшему бармалею виру за мировую и неприятности в случае продолжения огня. Уговорились на трех «грелках» и трех четвертях самогона. Вернувшись с переговоров, кэп набил виновникам морды и на месяц урезал паек. После инцидента в сейфе осталось две целых «грелки» и пять початых. Еле хватит начать сезон.

Гале никто ничего не объяснял, она сама подошла к Сим-Симычу. Попросила ещё чуть-чуть подождать – грязь, мокреть, есть риск плывунов. Незаметно пожав плечами, кэп не стал спорить. Куда больше его интересовало, как «стучок» пережил зиму. Едва у берега потемнел лед, Сим-Симыч метнулся в крепость и три дня подряд перебирал, драил и смазывал маслом плавучее сокровище. У него уже чесались руки выйти на реку, пронестись с ветерком вдоль набережных. Брызги в лицо, тихий рокот мотора, дрожь металла, хохочущие рожи мужиков, одурелые чайки разлетаются прочь – лепота! День начала навигации для команды всегда был праздничным. Раньше «пушкинцы» звали на хату портовых, грузчиков, матросов с других «стучков», гребцов с лодок и до рассвета гуляли вволю. В этом году, посовещавшись, решили сами завалиться в компанию – не стоит чужим видеть Ди. Мужики все больше привязывались к потешной девчушке. Ворча в усы, Муха притащил ей первую мать-и-мачеху, Ди вставила золотистые цветы в кудри и с полчаса не могла оторваться от зеркала, любуясь собой – истая женщина. Неуемный Илья где-то добыл беленького котенка, чтобы «дочке» было не так одиноко в детской, но звереныш через несколько дней исчез бесследно.

Весна девяносто второго пришла поздно, но быстро – за считанные дни могучие сугробы превратились в ноздреватые грязные кучки, зазеленели газоны и чахлые огородики, разбитые в скверах, набухли смолистые тополиные почки. Граждане и гражданки потащили в кошелках неизменную серебристую корюшку, следом крались оголодавшие за зиму уличные коты. Воробьи на кустах орали как оглашенные, бродячие псы очумело носились по городу и грызлись между собой из-за сук. Тим явился домой с поцарапанной физиономией и долго лыбился, словно медаль получил. Хлопотливая Галя вопреки всем запретам выходила из дома в Александровский парк и всякий раз возвращалась с корзинкой травы – сныти, крапивы, одуванчиков, кислицы, щавеля. Она рубила зелень в мелкую крошку, солила, добавляла выращенный на окошке зеленый лучок, заливала душистым подсолнечным маслом и подавала с картошкой. Наскучившие сладковатые клубни обретали совсем другой вкус, мужики уминали за обе щеки. У Мухи перестали кровоточить десны и опухать ноги, старик немного приободрился.

В середине апреля Галя сказала, что пора спускаться в метро. Земля подсохла, ночи стали короче, ещё немного и придется ждать до осени. Вентиляционные шахты у вестибюля наглухо завалило, в переходы соваться опасно, там потолок и стены держатся на соплях. Но за мюзик-холлом ближе к протоке есть водосток с люком – если достать защитку, можно пройти в туннель. Планирование и подготовку операции Сим-Симыч взял на себя. Раздобыл карту, свечей, настоящий фонарь, резак с газовым баллоном, выменял на «грелку» три костюма химзащиты, сам решил обойтись болотными сапогами, макинтошем и противогазом. Из НЗ вытащил две окаменевшие от старости шоколадки и некрупную фляжку золотистого коньяка.

– Выходим после вечернего радио. В туннель пойдут Тим, Серый, я и Галя. Шурик с Ильёй патрулируют у «Стерегущего». Муха в резерве. Сигнал СОС – три выстрела подряд. Если до утра не сигналим – делайте дневку, ждите. На второй день можете хоронить. Ди в доле. Есть вопросы?

Мужики кивнули, соглашаясь – если мать погибнет, ребенок получит её долю в общаке. Только Муха разорался, почему его оставляют. Он плевался, краснел и бурчал неразборчивое, пока Галя не попросила его позаботиться о ребенке, если вдруг она не вернется. На этом старик размяк.

Малышку Ди уложили спать раньше обычного. Мужики в кухне без аппетита глодали обжаренную в тесте корюшку, пока Галя напевала старинную колыбельную песенку про усталые игрушки. Закончив есть, выпили по одной за почин дела, больше не стали. Радиоточка наигрывала меланхолическое: Старый отель, двери свои открой. Старый отель, в полночь меня укрой… Выгребая из бороды крошки, Сим-Симыч подумал, что в полночь они уже будут на станции. Песня закончилась, прозвенели знакомые позывные. Рюкзаки уже были собраны, оружие проверено. Сам Сим-Симыч взял короткоствол, Илья, Тим и Серый предпочли автоматы, Шурик сунул в кобуру переделанный пистолет, Галя оружие брать не стала.

– Вы ж не бросите женщину на съеденье подземным крысам, – пошутила она, но в глазах промелькнул испуг.

«Не доверяет», – подумал Сим-Симыч. «Правильно делает».

– Все, мужики, присядем на дорожку и айда.

Весенний воздух одуряюще пах свежестью, особенной апрельской чистотой. Чавкая сапогами по грязной дорожке парка, Сим-Симыч вспоминал чумной год, пропитавшую все склизкую трупную вонь – желающих прикасаться к мертвым не находилось, даже собаки не жрали падаль, а дроиды ещё не разрядились. Так что живность, расплодившаяся в Зоопарке, приносила Петроградской стороне ощутимую пользу. На Гражданке трупы жгли, на Васильевском падаль бросали в море – смердело до самой Гавани.

Впереди бахнули выстрелы, раздалась брань. Сим-Симыч метнулся и разглядел в сумерках темную тушу, похожую на собачью, но приземистее и массивнее. Мужики столпились вокруг, нервный Шурик пнул тварь в бок и тут же схлопотал от кэпа:

– Охренел? Вот прыгнет, сцука, откусит кой-что и будешь знать. Цел?

– Цел конечно, Семен Семеныч.

Кэп достал драгоценный фонарик, посветил в четверть силы. Животина походила на росомаху, выстрелы разворотили ей грудь. Может дроид оголодавший, а может и настоящий зверь – кто их сейчас без лаборатории разберет?

– Пошли, мужики, пока местные не задумались – что это мы здесь делаем?

– Цветочки собираем, – фыркнул Тим и замолк, почуяв, что кэп злится.

– Вот откроем мы склад, наберем… сколько там «грелок» могло быть, Галя?

– Сто двадцать – сто пятьдесят, – бесцветным голосом ответила женщина.

– Так вот, наберем «грелок», поднимемся наверх, а тут нас бригада цоп за ушко да на солнышко. Потому что услышали, просекли, выпасли. А мы как куры глупые тут расквохтались. Бросай падаль, вперед!

Они свернули за мюзик-холл, без удовольствия слушая, как что-то большое ворочается и плещется в узкой протоке. Решетка намертво заржавела. Тим с Ильёй попробовали вытащить прутья, богатырской силушки не хватило. Утомленный их потугами Сим-Симыч плюнул и решил проблему газовым резаком. Прикрутив вентиль баллона, он скомандовал одеваться, закрепил на узле решетки веревку и первым спустился вниз.

Свечи оказались плохой идеей – в затхлом и сыром туннельном воздухе они поминутно гасли, почти не давая света. Пришлось обходиться одним фонарем. Серый, как самый опытный боец замыкал колонну, прислушиваясь к темноте за спиной, Галя шла второй, как безоружная, Тим смотрел вперед, держа автомат наизготовку. Сим-Симыч вел, не желая доверить кому-то драгоценный источник света. На удивление, тоннель оказался пуст – ни крыс, ни радиации (счетчик прятался в рюкзаке) ни завалов. Рейд начинался благополучно, вот только вода, достигающая колена, оказалась страшно холодной, мышцы сводила судорога.

Они шли минут двадцать, потом коридор раздвоился. Галя сняла прорезиненные перчатки и уверенно свернула направо, проводя рукой по стене. Искала она недолго – под пальцами вспыхнула синим светом панель. Ладони женщины вспорхнули над кнопками, набирая нужную комбинацию. Дверь открылась, натужно хрипнув. Перед группой открылся туннель метростроя, неловкий Тим тут же споткнулся о рельсы и зашипел от боли.

– Куда дальше, Галя? – осторожно спросил Сим-Симыч. Только теперь он до конца поверил – эта немногословная баба действительно что-то знает.

– Снова направо, – чуть помедлив, произнесла женщина. – Пойдем по рельсам, я поведу. Если не сложно, посветите мне под ноги.

Темные, словно покрытые лохмотьями копоти стены производили давящее впечатление. Сим-Симыч не боялся подземелий, но ему сделалось неуютно. И в ушах звенит все сильнее. И ноги дрожат на рельсах…

Полузабытый рокот раздался из туннеля, что-то могучее с ревом ворочалось там. Первой среагировала Галя:

– Товарищи, все к стене! Прижмитесь к стене и не двигайтесь ни в коем случае.

Сим-Симыч отпрыгнул в сторону, сорвал рюкзак, швырнул в сторону и распластался вдоль мягкой, склизкой стены. Тим и Галя последовали его примеру. Оторопевший Серый замешкался и чудом успел спастись.

На них надвигался поезд. Сияющий и гремящий, похожий на древнее чудище, настоящий поезд метро. Кэп успел удивиться – он был уверен, что движение прекратили в первый Чумной год. Потом мимо помчались вагоны и мысли ушли, остался голый страх – стоять под мощным потоком воздуха буквально на волосок от смерти, не имея возможности что-либо сделать, помочь себе. Слева что-то неслышное трясущимися губами бормотал Тим, повернуть голову вправо казалось немыслимой задачей. Чтобы справиться с паникой, Сим-Симыч начал громко считать до ста, перекрикивая рев двигателей. На девяносто семи мимо промелькнул последний вагон. Все остались живы, целы и невредимы.

Галя приободрилась, её голос потеплел от радости:

– Получилось! Если поезда до сих пор ходят, значит, рабочие целы, прошивки не повреждены и склад в порядке! Мы пользовались официальными дроидами, у которых после полной разрядки тела отключаются и разлагаются, как трупы.

Неумело улыбающийся Тим похлопал женщину по плечу:

– Слышь, я думал, ты гнала все про «грелки». Молоток баба! Уважуха!

– Я не люблю врать, – тихо проговорила женщина, без нужды поправила капюшон и продолжила после паузы: – Надо идти дальше – не знаю, сколько локомотивов курсирует по маршруту, и успеем ли мы увернуться от следующего.

– Галя права, – растирая некстати «тикающую» щеку, подтвердил Сим-Симыч. – Нечего чаек считать, вперед. Рюкзаки на радостях не забудьте!

Вестибюль станции был покрыт толстым слоем нехоженой пыли. Ни дорожки крысиных следов, ни следа человека. В центре зала тускло светилась одна-единственная уцелевшая люстра. Каждый шаг поднимал серые облака, несколько раз из-под них проступали кости, облаченные в истлевшую одежду. Сим-Симыч споткнулся о дамскую сумочку, поднял её, раскрыл – розовый суперфон на цепочке, мертвый планшет, кошелек с карточками и бесполезными деньгами, какие-то пестрые штучки в потускневших упаковках. Ничего ценного. Иногда люди брали с собой раритетные бумажные книги, которым, в отличие от электронки, не страшны ни облучение, ни взрывная волна. У них с женой хранилась дедовская фамильная библиотека, но перед рождением сына кэп своими руками перетаскал на помойку тяжелые пачки, чтобы освободить место для детской. Зачем держать дома лишние пылесборники, если любой текст можно найти в э-формате и закачать к себе? Это был один из немногих поступков в жизни, о которых кэп жалел до сих пор.

Дойдя до конца перрона, они поочередно спрыгнули с платформы и продвинувшись немного вперед, свернули в боковой туннель. Галя по-прежнему возглавляла группу. Она не вздрогнула, когда прямо в воздухе загорелась надпись «Служебное помещение. Посторонним вход воспрещен», а вложила руку между светящимися перекладинками буквы «П» чтобы сканер считал отпечатки пальцев. Маленькое реле выползло из стены, Галя без запинки ввела код. Двери распахнулись, негромко гудя.

Они попали в огромный, тускло освещенный зал. Несколько поездов стояли в депо, как драконы в стойлах. Какие-то люди в одинаковых тускло-зеленых робах суетились вокруг них как муравьи, что-то вкручивая, ввинчивая, меняя и покрывая краской. Судя по тому, что ни один из рабочих не поздоровался и даже не повернул голову полюбоваться, кто там пожаловал, это были дроиды.

Пряча волнение, Галина стерла пот со лба и нажала на кнопку у входа. Третье реле заблестело искрами света, цифры совпали, открылась дверь в маленький кабинет. Уютная мебель, африканская маска на стенке, большая семейная фотография в голографической рамочке, выключенный монитор, аккуратная, чисто умытая, хорошо одетая женщина средних лет за столом.

– Здравствуйте, дорогая Галина Викторовна. Здравствуйте, товарищи! Проходите! Желаете чаю или кофе?

Оторопевшие мужики не знали, что и подумать. Тем временем женщина моментально вскипятила воду и вот уже на пожелтевшем от времени столе стояли фарфоровые чашечки с затхлым, судя по запаху настоящим чаем. Сим-Симыч сперва смутился, но вовремя обратил внимание на безукоризненную точность, с которой женщина наливала воду и отмеривала ложечкой заварку из контейнера. Перед ними был дроид. Не простой, а золотой, высшей категории, узко специализированный. Хозяйка тем временем достала из буфета блюдечко с окаменелым печеньем, и, предложив гостям откушать, вперила взор в начальницу.

– Разрешите доложить, Галина Викторовна! Ремонт подвижного состава осуществляется в штатном режиме. Движение перекрыто, поезда ходят от станции Петроградская до станции Невский проспект. Сигнал о чрезвычайном положении действует. Необходимо экстренное пополнение запасов батарей ГРИ, дополнительные поставки ремонтного оборудования и штатное обновление комплекса задач у рабочего коллектива.

– Подскажите, сколько осталось батарей? – слегка побледнев, спросила Галя.

– Шесть полных, двадцать восемь задействованных, – сияя идиотской гордостью, ответил дроид.

– Ключи, пожалуйста!

– Сию минуту, Галина Викторовна.

Дроид протянул связку плоских магнитных ключей. Бледная Галя положила их на стол и жалобно попросила мужчин:

– Оставим её?

Сим-Симыч покачал головой – дроиды не люди, а полупустую батарею можно использовать дома, в особенности зимой.

– Код два-двенадцать а-икс, подготовьтесь, необходимо заменить батарею.

– Слушаюсь, Галина Викторовна!

Дроид покорно приблизился к Гале и раскрыл черепную коробку. Женщина достала из гнезда гладкий, тяжелый шар батареи, и, порывшись пальцами в ячейке управления, нажала на кнопку деактивации. Пустое тело тяжело шлепнулось на пол.

Они вернулись в депо. Не задумываясь, Галя отдала Тиму ключи от склада, и пошла вдоль вагонов, останавливая дроидов. Требуется замена батареи, код два-двенадцать а-икс. Нерассуждающие биомеханизмы покорно склоняли пыльные головы и раскрывали черепа. Сим-Симыч и Серый вытаскивали «грелки» одну за другой. Шесть полных батарей ГРИ, двадцать разряженных. Восемь осталось в поездах – ни у кого не поднялась рука остановить могучие механизмы. Кроме «грелок» Тим нашел на складах полезный хабар – машинное масло, ремонтный инструмент, гайки, шайбы, два термокомбеза, пачку чая и коробку настоящего сахара.

Обратный путь был печален. То и дело подтягивая тяжелеющий с каждым шагом рюкзак, кашляя и дрожа от свирепого холода, Сим-Симыч представлял себе, как умрет станция. Через несколько недель погаснет свет, встанут в туннелях обессилевшие поезда, пыль захватит убежище и заполнит ещё одну клетку бывшего города.

– Семен! – шмыгнув носом, негромко окликнула его Галя. – Я не знала, что резервы почти исчерпаны. Это слишком мало – шесть «грелок».

– Ничего, бывает, – криво улыбнулся Сим-Симыч. – Живем дальше.

– Нам уйти?

– Не говори глупостей, – неловкой от усталости рукой кэп коснулся плеча женщины. – Куда вы с малышкой одни денетесь? Ей расти надо, кушать нормально, ещё годика три – и учиться пора. Вот не знаю, пашет ли сейчас хоть одна школа.

Поникшая Галя отстала. Стыдно ей, видите ли. Добытых батарей хватит на одну навигцию и на одну зиму. А там или ишак сдохнет или падишах или сам он вперед ногами вниз по Неве отправится.

Команда без проблем прошла обратный маршрут и поднялась наверх. Уже светало, над землей поднимался белесый пар. Поразмыслив, Сим-Симыч решил не стрелять – послал Тима завернуть к дому патруль, а сам с мужиками и Галей повернул к дому. Его трясло, и озноб все не унимался.

К восторгу малышки Ди, утром в доме зажегся свет, включилось полное отопление, пылесос заюлил по комнатам. Только взрослые этому не обрадовались. К вечеру все, кроме Мухи и девочки, лежали в постелях, натужно кашляли, исходили горячечным кислым потом. На следующий день свалился старик. Квартира превратилась в лазарет, полный беспомощных, перепуганных пациентов. И никаких лекарств, никакой подмоги – бак воды, скудный запас провизии, банка меда и сушеные листики молодой мать-и-мачехи. Изнывающий от слабости и болей во всем теле Сим-Симыч ненадолго придя в чувство, прокусил себе губу. Вид алой, спокойно каплющей крови немного успокоил его.

Недуг усилил тики и дрожь, никто кроме Гали не мог подняться с постели. Трясущийся как желе, обезголосевший Шурик сумел-таки втолковать остальным план лечения – как можно больше пить, потеть, охлаждать голову, поколачивать пальцами грудь, чтобы откашляться и переворачиваться с боку на бок в кровати. Галя через силу по утрам кипятила питьевую воду, медленно обмывала больных и выносила общий горшок, а потом целый день лежала, хрипло дыша.

Если бы не Ди, они бы все могли умереть. Но ещё не умеющая толком говорить малышка с недетской сообразительностью приняла на себя уход за больными. Смешно переваливаясь, она разносила воду, кормила их с ложечки медом и разболтанной в воде мукой, меняла компрессы, подавала бутыль помочиться. Готовить еду и стирать она конечно же не могла, но этого от неё и не ждали. Иногда Ди останавливалась посреди комнаты, и напевая на своем языке немудрящий мотивчик, танцевала под него, вызывая улыбки на заросших, потных физиономиях.

На пятый день больным стало хуже, температура поднялась до сорока градусов, жар сменялся ознобом, лихорадочный сон бредом. Маленькая сиделка сбивалась с ног, выполняя противоречивые просьбы. Ища прохлады, Тим хотел выйти на улицу из окна, но Илья успел навалиться ему на ноги и остановить – бедняга был слишком слаб, чтобы скинуть грузную тушу. Ночь тянулась бесконечно. К утру мужиков охватила испарина, мышцы расслабились. Больные уснули и спали сутки.

Очнулись все, кроме Мухи – слабыми, тощими, но здоровыми. Старик еще три дня бредил, исходя кашлем, хрипло призывая к себе «внучку», потом затих навсегда. Следовало бы стащить его к Зоопарку, но мужики, сами едва передвигаясь, вырыли во дворе яму и похоронили там друга. А потом поднялись домой, чтобы выпить и помолчать. Через пару дней команда вернулась к работе. Надежда на склад не оправдалась, надо было выкручиваться дальше, искать средства для проживания, делать запасы. Ресурсов в городе становилось все меньше, а число претендентов на них сокращалось медленно.

Избавившись от болезни, Шурик неожиданно для товарищей стал замкнут, отдалился от команды и целые дни пропадал в городе. Похоже поражение в борьбе с хворобой сделало его пессимистом. Остальные, невзирая на все невзгоды, радовались – теплой весне, яркой зелени, тому, что остались живы. Благодарные мужики носили малышку на руках и закармливали сластями, она мурлыкала свои песенки, не отдавая никому предпочтения. Сим-Симыч сокрушался – ребенок совсем не растет, ему нужно питание, воздух, солнце. Он уже строил планы, как бы исхитриться войти в одну из крупных общин. «Стучок» не самый плохой взнос. А там, глядишь, и новые малыши у Гали с Илюхой появятся. Будем жить!

Дело шло к навигации. Команда целый день проводила на катере, ремонтировала изношенные скамейки, конопатила щели, заново красила борта и каюты. Вместо Мухи Сим-Симыч взял Костика – хромоногого молодого парнишку с правильными руками и фантастическим чутьем к технике. Неуемная Галя бродила по окрестностям, думая, где бы поудачней разбить огород. Ей хотелось отборного желтого картофеля, рыжих хрустких карандашей моркови и розовых, как поросята свеколок. На балконе в ящике из-под посылки уже зеленели укроп, салат и редис. Казалось, все налаживается.

Последним апрельским утром Сим-Симыч заскочил домой средь бела дня – забыл отвертку вместе с жилетом. Он не думал кого-то увидеть дома, и возня в детской комнате напугала его – вор? Бандит?

«Нет, нет, не хочу» в голос кричала Ди, что-то упало и звякнуло. Пинком распахнув дверь, Сим-Симыч увидел Шурика с пробиркой в руках и девчушку, забившуюся в угол, между тумбочкой и батареей. Ветеринар сиял.

– Мы богачи, кэп. Просто не представляешь, какие мы богачи! Вот, смотри!!!

Пробирка мерцала тусклым, переливающимся светом.

– Я нашел реактив. Обшарил развалины двух больниц и нашел! Эта пакость – не человек.

– И кто же она, по-твоему? Мутант? Выродок? Невинность, потерянная торговкой на куче рыбы? – медленно проговорил Сим-Симыч.

– Дроид. Элитный дроид, редкая птица. Их выпускали для фильмов и модных показов, для семей миллионеров. На третьем канале такая же кукла вела передачу «С добрым утром, малыши». Помнишь?

– Предположим, – согласился Сим-Симыч. Они с сыном смотрели эту дурацкую передачу по воскресеньям, и отец не понимал, что мальчишка нашел в этой слюнявой глупости, почему неотрывно пялится в телеэкран, где трехлетняя девочка взрослым голосом вещает взрослую ерунду.

– Это очень дорогой дроид, и совершенно не поврежденный, не перепрошитый и даже не разряженный. Его получится продать, я навел справки. Главное – не повредить товар.

– Ты уверен?

– Конечно! Видишь сам – она не растет, не говорит, не плачет и никого кроме хозяйки не любит. Замечал, кэп?

– Предположим, – согласился Сим-Симыч. Слова ветеринара до отвращения походили на правду.

– В крови у дроидов есть особый фермент, позволяющий отличать их от человека. Когда Тинкельман и Якушкин конструировали первые биомеханизмы, они встроили маркер в геном. Поэтому тест на человечность выявляет дроидов – обработка реактивом вызывает свечение, – приплясывая на месте, продолжал Шурик.

– Покажи-ка, – двумя пальцами Сим-Симыч зажал пробирку, потом ковырнул порез на больной щеке и капнул в сосуд своей кровью. Свечение усилилось!

– Я, по-твоему, тоже дроид? А по пупу не хохо? Она – ребенок – ходила за нами, пока мы тонули в собственном поту. У тебя совесть вообще есть?

Суровый взгляд кэпа мог пригвоздить ветеринара к полу, но тот вывернулся.

– Это вторичная реакция, разложение гемоглобина! Ну что ты как баба, кэп – она дроид, биомеханизм, игрушка, безмозглая и бессмысленная, ты таких стрелял сотнями. Нам заплатят хорошие бабки в Смольном, мы купим катер, два, три! Я знаю, где достать лекарства – аспирин, обезболивающие, антибиотики. Я же хочу как лучше для всех, Семен. Чтобы мы с мужиками выжили. И Гале этой… да ей тоже выделим долю.

– Приговорку такую знаешь – хотели как лучше, а получилось как всегда, – пробормотал Сим-Симыч.

– Хотеть не вредно, вредно не хотеть, – отбрил Шурик. – Понимаешь… а вдруг мы сможем уехать отсюда? Это враки, что границу стерегут без просвета, за деньги можно найти проводников и убраться из этого гнилого городишки к чертовой матери! Жить нормально, ходить на работу, покупать в магазине свежий хлеб и сосиски, пить пиво, а не бурду. Не бояться, что какой-нибудь гопник пристрелит тебя на первом же углу.

…Да, это было соблазнительно. Сим-Симыч представил себе квартиру с теплым полом, телеэкраном во всю стену, автоповаром, прачечной, пылесосом, механическим массажером и электронной читалкой. Работа с девяти до пяти, супермаркет, пикники на природе, новая жена и новые дети. Интересно, хоть где-то кроме Австралии осталось такое счастье?

– Не ссы, кэп, я поделюсь со всеми, клянусь! Помоги только запаковать куклу.

Он действительно стрелял дроидов сотнями, а до Чумного года обходил их стороной, избегал как прокаженных – идиотские, жалкие подобия людей. Мерзость! И Диана, кудряшка Ди – тоже робот, её улыбки, гримаски, доверчивый жест, с которым она прижималась щекой, стоило взять на руки – программа, забитая в прошивку? Медленно повернув голову, Сим-Симыч посмотрел на малышку – она покорно висела в руках ветеринара, не отбивалась и не кричала. Словно бы понимала происходящее. По щекам малышки змеились две влажных дорожки…

Шурик ошибся, повернувшись к капитану спиной.

Команде Сим-Симыч сказал вечером, что обиженный невесть на что врач переселился на другой конец города, к бабе, которую давно навещал и все такое. Правду знали лишь несытые твари из Зоопарка. И Ди – чудесная малышка с белокурыми локонами, пухлыми ножками и шрамом на голове – там, где должно было открываться гнездо под батарею.

Откуда Галя взяла Ди – купила, украла, нашла в развалинах или полном мертвецов доме, – кэп не стал спрашивать. Он вспомнил семейную фотографию на стене кабинета. Из голографической рамки глядели улыбающийся мужчина в белом костюме, красивая, гордая Галя и кучерявая пухлая девочка, не старше двух лет. Когда-то старший менеджер станции Горьковская имела семью и ребенка, была счастлива. Чумка ранила её, но не сломила. Она заслужила счастье.

С уцелевшей командой Сим-Симыч отпраздновал навигацию, подождал пару дней, а потом вызвал к себе Галю и посоветовал им с Ильёй перебраться в деревню, прочь от питерской суеты, сырости и вечной уличной грязи. Маленькому ребенку в городе всегда угрожает опасность, мало ли кто захочет обидеть его, убить, похитить. Не стоит дразнить собак, подвергать лишнему риску и себя и других. А на дальних хуторах люди не задают вопросов – лишь бы от работы хозяева не бегали, свой хлеб растили, а на чужой не зарились. Удивленная Галя взглянула в непроницаемые глаза Сим-Симыча, хотела что-то сказать, но не стала. Только поклонилась ему в пояс, как кланяются царицы.

Молодые записались в районной книге и в середине мая на попутной телеге, спрятав Ди под грудой пустых мешков, уехали в деревушку с непроизносимым финским названием – там оставалось много ничейных домов. Услужливый фермер получил термокомбез, болотные сапоги и совет держать язык за зубами. Тим и Серый отработали лето, а осенью ушли из команды, искать новой жизни. Сим-Симыч нанял новых матросов, следующей весной прикупил второй «стучок» и зажил припеваючи – носил новодельную косуху и кожаные штаны, носился по каналам, выжимая из мотора всю возможную скорость. Вместо местного самогона пил натуральный грузинский чай в скверной упаковке, девяносто первого года выпуска – похоже, Шурик был прав, торговцам удалось наладить канал связи с Большой землей. Неожиданно для себя кэп начал много читать и собрал небольшую библиотеку, принимая старинные книги в оплату проезда наравне с овощами, патронами и другой расхожей валютой. Умные люди стали редкостью в городе, слишком много усилий тратилось на выживание. Поэтому книги заняли нишу достойных собеседников – по вечерам Сим-Симыч полюбил брать томик Достоевского или Лескова и, вооружившись отточенным угольком вместо карандаша, с удовольствием спорил с автором.

После отъезда Ди он отчаянно скучал по отцовству, но жениться ещё раз не решился. Вместо этого завел собаку – точнее подобрал на окраинном пустыре осиротелого лопоухого щена. Назвал Рексом, часами возился с ним, приучал давать лапу и приносить мяч, в хорошие дни выгуливал по Петроградской и рассказывал умному псу – каким прежде был город. Рыжий Рекс вываливал язык, свешивал одно ухо, ставил торчком другое и внимательно слушал «папу». Иногда, после плотного ужина или тяжелого дня кэпу снились кошмары чумного года, но с каждым годом все реже, реже…

Илья и Галя хорошо потрудились. Первый год дался им нелегко – огород побило морозом, кролики передохли, соседи косились на чужаков, и помогать не спешили. Зиму перемогались на рыбе, грибах и сушеных ягодах, Илье пару раз удалось завалить в лесу одичавших подсвинков. Со второго года наладилось – вовремя посадили капусту, лук и картошку, вовремя проредили, обобрали гусениц с грядок, научились отогревать землю в заморозки и доить пожилую козу. Под зиму завели ледащую корову, подлечили и выправили её. Галя до самых родов ходила за ней, как за ребенком, обмывала вымя теплой водой, подкармливала жмыхами. Едва оправившись, снова поспешила в хлев. В марте корова принесла складную телочку, которую тоже оставили в хозяйстве. К огороду добавилось поле – громада (десяток мужиков, восемь баб, три подростка и один упрямый старик) вместе растила рожь и овес, пахала, сеяла, жала и делила урожай по числу работников. По счастью у них уцелел механический трактор, на который деревня мало что не молилась.

Могучий Илья стал хорошим работником, деревенские его уважали, но порицали за трезвость. Сильная, хваткая Галя работала наравне с мужем. Жизнь в деревне оказалась куда трудней, чем казалось старшему менеджеру станции Горьковская. Но она справилась, как справлялась всегда, даже лучше – казалось, все, к чему прикасаются её проворные руки, оживает, начинает цвести и плодоносить. Не забывала она и Сим-Симыча, дважды в год собирала посылки, переправляла с захожими фермерами: лук, картошка, варенье, сало, небольшое письмо с неизменной благодарностью в конце. Обещала второго сына назвать Семеном – если родится мальчик. Но навестить капитана ни Галя, ни Илья не спешили. По городу они не скучали.

Маленькая Диана оставалась такой же румяной милашкой, но пухлость и мягкость сошли с ловкой фигурки, белокурые кудри выцвели, голубые глаза от этого казались ещё ярче. Она усердно хлопотала по дому, бесстрашно совала чугуны в печку, пасла козу и корову, кормила кур, возилась с цыплятами, щенками и младшим братом. Через год, к всеобщему удивлению Ди сама научилась читать по найденному на чердаке погрызенному мышами томику Ленина. Деревенские бабы не могли на неё нахвалиться – мамина помощница растет, хозяюшка, умница! Деревенские мужики ахали, как ловко она обращается с цифрами, моментально высчитывая, сколько должен захожий фермер-посредник за две туши говядины, двадцать мешков картошки, восемь лука и кисет табака, с учетом прошлогоднего долга за соль и гвозди. Если выдавалась минутка, Ди играла сама с собой, танцевала и пела песни без слов, как поступала раньше.

Она любила дождливыми вечерами сидеть у окошка избы и наблюдать, как по стеклу катятся капли дождя, как ветер налепляет на мокрую гладь пестрый осенний лист, как проступает неяркое закатное солнце и хромоногий паук торопится хоть немного согреться. Когда созревали ягоды, она часами могла низать странные бусы из черники, брусники, толокнянки и недозрелой рябины. Венков не признавала, но вплетала в косички цветы и перья, сколько ни запрещай. Ей нравились и костры – Галя с Ильёй по осени жгли ботву и садовый мусор, а Ди всегда подходила и долго стояла, протянув руки к огню. Малышке было не с кем дружить, и она этим не тяготилась. Детей-ровесников в деревне после Чумного года вообще не уцелело, но, глядя на Галю, окруженную малышами, ещё две бабы решились родить. Жизнь продолжалась.

В сентябре девяносто пятого у Дианы выпал первый молочный зуб.