Читать книгу Вернуться и вернуть - Вероника Иванова - Страница 2

Не надо было пить.

Не надо было пить «Дыхание пустыни».

Не надо было пить СТОЛЬКО.

Как все просто и как… невыполнимо в реальности.

Ну да, настроение у меня вчера было самое что ни на есть сумрачное. Поганое настроение, скажем прямо. Препоганейшее даже. И нет ничего удивительного в том, что я (как десятки раз в прошлом, так и, полагаю, не однажды в будущем) воспользовался вином в качестве средства для излечения сознания, которому был нанесен весьма ощутимый урон. Постыдно? Да. Трусливо? А как же! И пусть тот, кто никогда не пытался таким образом убежать от проблем, бросит в меня камень! Впрочем, не надо бросать. Процесс этот равно унижает и жертву, и палачей…

Что я вообще делаю? И что я делаю здесь, в столице Западного Шема, куда по доброй воле и не подумал бы отправиться?

Тону в чужих проблемах, а сверху нагромождаю собственные.

Нет чтобы тихо и мирно ждать прихода зимы вместе с Гизариусом (это лекарь такой, дяденька понимающий, но временами – до зубовного скрежета обстоятельный), а потом отправиться на зимнюю стоянку в Академию! Ага. Тихо и мирно – это не мой стиль. Не стиль моей жизни, хотя лично меня устроило бы небольшое болотце, ряска в котором тревожится, только когда идет дождик… Хорошо, столкнула меня судьба вновь с той эльфийкой, что наградила меня клеймом. И для чего, спрашивается, столкнула? Чтобы я, как последний… олух, спас ей жизнь и заслужил этим громкий титул и вечное почитание. А потом полез «спасать» повторно, уже преисполненный воодушевления, – прямо на клинок к Кэлу, с сестрой которого «спасенная» когда-то не поделила мужчину. Спросите, кто такой Кэл? Ну, как же! Эльф, с которым мы играли в игры на постоялом дворе в присутствии старого купца. Помните? Там топтался еще младший брат этого самого Кэла. Влюбившийся в меня. То есть не в меня, а в йисини[1] в моем неумелом изображении… А с Кэлом мы немного пофехтовали, и на сей раз не словами. А потом выяснилось, что бывшие наниматели эльфийки (которые самонадеянно хотели ее прикончить моими руками, но цели не достигли) бдительности не теряют, и нам – всем четверым – пришлось в спешном порядке перемещаться по направлению к эльфийским ланам,[2] а доктор остался «заметать следы». Почему четверым? О, это еще более занятная история. Дело в том, что в ожидании смерти эльфийка сплела Зов, а я в нем поучаствовал, в результате чего буквально нам на головы свалилась девица, которая впоследствии оказалась мечом. Сложно? Я тоже не сразу проникся. Зато она прониклась мной и вскружила голову. Мою, разумеется. Но в Вайарде мы расстались: женщины и Кэл отправились по домам, а я – поскольку избавился от клейма благодаря странной встрече с инеистой ящерицей – был назначен сопровождать… того самого младшего эльфа, которого Совет Кланов вместо раненого братца отрядил в Виллерим для установления готовности старшего из королевских отпрысков к обретению некоего артефакта. Разумеется, дела не собирались идти гладко, и мне пришлось помогать. По мере сил и даже сверх того. Обеспечивая эльфу доступ во дворец, я натворил много всякой всячины. Бесцеремонно вторгся в жизнь двух одиноких женщин. Попытался наставить на путь истинный несовершеннолетнего воришку. Нажил врага в лице сестры придворного мага. Пережил два покушения. Едва не пал на дуэли от руки младшего отпрыска семейства Магайон (впоследствии вновь попытавшегося меня прикончить, но вместо этого встретившего собственную смерть). Выяснил причину и личность злодея, наградившего принца Дэриена неизлечимой болезнью. И в довершение всего попал в любящие руки своего собственного кузена! Немало, правда? А еще пытался (и вполне успешно) отвадить старого купца иль-Руади от мысли, что я и его племянница Юджа – замечательная пара…

Так что, кидайтесь, господа, кидайтесь!

Но почему-то кажется, не так уж много камней до меня долетит. Может быть, вообще ни одного. Потому что каждый хоть раз в жизни чувствовал себя беспомощным, уязвленным и разъяренным одновременно. По разнообразным причинам. Лично я впадаю в такое состояние, когда судьба изящно делает подсечку и с удовлетворением наблюдает, как ее любимая игрушка летит лицом вниз, прямо в грязь.

Вечер в компании поредевшего благодаря моим непреднамеренным усилиям семейства герцогов Магайон был познавателен. До предела. Давненько мне не приходилось слушать через силу. Слушать и, что самое неприятное, заносить услышанное в память. Очень и очень подробно. Тщательно. Бесстрастно. Зато потом, когда информация поворчала и улеглась в темной кладовой сознания, на смену вполне осмысленному поведению пришла истерика. Внутренняя, разумеется: не хватало еще плакать на груди не слишком опечаленного утратой отца и оставшегося в живых наследника! Я и не плакал. Ни вчера, ни сегодня утром. Вчера я вообще был мало на что способен, за исключением…

Когда Мэй брезгливо сморщился и захлопнул перед моим носом дверь комнаты (а мне так хотелось с кем-нибудь поделиться пережитым за прошедший день!), он удостоился получасовой лекции на тему «Что дозволено взрослым мужчинам, то никогда не понять соплякам». Я говорил громко. Горячо. С использованием самых грубых выражений, какие только смогли скатиться с пьяного языка. Как мне верилось в тот момент, говорил я вполне убедительно, хотя и неконкретно. Кажется, даже стучал по деревянным панелям. Чем? Не помню. Хорошо хоть, не лбом.

Графини благоразумно не присутствовали при моем словоизвержении. Старшая – потому что имела удовольствие и раньше наблюдать мужчин в расстроенных чувствах, младшая… Наверное, мать ей все доходчиво объяснила и посоветовала забаррикадироваться в комнате. Нет, я бы ни за что не стал шататься по девичьим (и не совсем) спальням, но… В пьяном расстройстве вполне мог словом или делом обидеть милых хозяек.

Когда силы закончились (то есть когда хмель полностью утратил свое очарование, превратившись в гнусное и отвратное существо, мрачно свернувшееся тяжелым, колючим клубком где-то в районе затылка), я решил-таки отойти ко сну. Аккуратно (как мне казалось) развесил одежду на спинке кресла. Перевязь с кайрамиайра [3] нашла пристанище на узком подоконнике, и клинкам было приказано: «Лежать тихо!» После чего мое практически бездыханное тело плюхнулось на постель, чтобы…

Глаза открылись еще затемно.

Никогда не пейте «Дыхание пустыни» в больших количествах. Наперсток – самая лучшая норма! Будете бодры и веселы сутки напролет. А вот если переберете… Бодрость, конечно, никуда не денется, только сопровождаться сие ощущение будет мелкой и совершенно неуемной дрожью всего организма.

Короче говоря, меня трясло. В сочетании с унылым настроением эффект достигался душераздирающий: хандра и полное неверие в собственные силы, основанное на… сущей ерунде.

Ну да, снова ошибся. Не в первый и не в последний раз. Но, фрэлл подери, почему мне больно? Почему сердцу никак не удается зачерстветь и перестать подпускать близко переживания? Потому что не хочу взрослеть окончательно и бесповоротно? Очень может быть. Однако… Был ли я когда-нибудь ребенком, вот в чем вопрос. А ответ… Ответ известен. Не был. Есть ли смысл горевать о том, чего никогда не знал, и пытаться удержать то, что мне никогда не принадлежало? Смысла нет. Я справлюсь. Обязательно. Сразу, как только. А пока…

Пока я хандрю.

Думаю о том, что произошло, и стараюсь понять, в какой момент пустил события на самотек. Как обычно, вдумчивые размышления успеха не имеют. Ни малейшего. Всплеск эмоций был бы куда полезнее, но… Я сгорел еще вчера. В тот самый миг, когда сказал «Прощай!» очередной иллюзии, не выдержавшей убийственного столкновения с действительностью.

Самое противное, я понимаю его мотивы. Понимаю и принимаю. Да, несостоявшийся герцог был излишне беспечен, быть может, излишне бесчувствен. Но в его поступках мне виделось нечто большее, чем тупая обида на отца и брата. Нечто гораздо большее… Сила. Уверенность. Азарт. В общем, все то, чем мне никогда не придется обладать. Ни в коей мере.

Да, он мне нравился, фрэлл побери! Нравился! Имею я право на личные пристрастия, в конце концов? Да, пожалуй, именно этого права у меня никто не отнимал. Пока. Хотя лабиринт симпатий и антипатий имеет свойство заводить разум в непроходимые дебри сомнений.

Как страстно хочется все бросить. Вообще все. С самой высокой горы. В самую глубокую бездну. Бросить и забыть. Обо всем. Навсегда. Закрыть дверь, задвинуть засов, опустить шторы и накрыться с головой одеялом. И пусть вокруг гибнут люди и целые государства! Что мне за дело до них? И что им за дело до меня?..

* * *

Стук в дверь. Настойчивый.

– Можно войти?

– Нельзя.

Наверное, я отвечаю недостаточно резко, потому что она все же входит. Собственно говоря, не могу представить себе препятствие, способное задержать Юджу хотя бы на минуту.

Йисини останавливается передо мной и скрещивает руки на груди. Смотрит исключительно осуждающе. Я бы даже сказал, взгляд женщины исполнен праведного гнева. На подбитом мехом плаще тает мелкая крупа снега. Опять? Так столицу совсем засыплет аккурат к Празднику Середины Зимы.

– Что ты себе позволяешь? – вопрошает моя старая знакомая. То есть не так уж она и стара – в самом соку девица, но подобный тон в разговоре могут использовать только люди, которые не первый день знают друг друга.

– То, на что имею право. – Поерзав, наконец-то попадаю пятой точкой в любимую ямку на сиденье кресла. Раз уж меня почтили визитом рано поутру, следует приготовиться к долгому и мучительному разговору.

– Вот как? Право портить имущество имеет только его хозяин! – заявляет Юджа. – А ты, насколько я знаю, отказался от парня!

– Какого еще парня? – После мрачных раздумий о тщетности жизни мозги совершенно не желают работать. Потому как не видят смысла.

– Того самого!

– Выражайся яснее… И говори потише, пожалуйста!

Она хмурится и принюхивается к ароматам, все еще витающим в комнате, несмотря на тщательное проветривание, учиненное мной сразу по пробуждении.

– Ты пьян?

Гениальное умозаключение. Браво!

– Уже нет.

– Точно?

– Хочешь проверить?

Маленький рот кривится.

– Пожалуй, воздержусь.

– Так что там… я с кем-то сделал?

– Зачем ты изуродовал Курта?

– Изуродовал? – Начинаю восстанавливать в памяти события вчерашнего дня. Нет, уродовать я никого не уродовал. Так, убил одного молодого человека. Убил хладнокровно и расчетливо, за что получил ввечеру такой откат… Лучше бы позволил убить себя, честное слово! По крайней мере, не пришлось бы мучиться похмельем. – Точно? Ты уверена?

– Да! – довольно подтверждает Юджа.

– Каким образом?

– Не образом, а хлыстом, кнутом или что еще тебе попалось под руку!

– Мне ничего не попадалось. Я попросил, и мне принесли.

– Ну надо же! Наверное, все твои просьбы исполняются беспрекословно, раз ты так равнодушно об этом говоришь!

– По какому поводу истерика? – вяло интересуюсь я.

– Истерика? – Йисини возмущенно выдыхает воздух. – Истерика?!

– Типичная. Только не говори, что безумно страдаешь из-за нескольких еле заметных рубцов на спине у неблагодарного пацана…

– Еле заметных?! Между прочим, они даже не желают затягиваться!

А вот это интересно. На самом деле. Бил я несильно, поэтому… Понял. Надо будет поработать над контролем, и основательно. Не следовало прикасаться к живому телу, не заперев Пустоту там, где она должна обретаться. Не повезло парнишке, ой как не повезло… Впрочем, сам виноват: не нужно было так себя вести.

– Заживут. Не сразу, но заживут. Обещаю. Пусть немного помучается, ему полезно.

– Полезно? – Темные глаза недоверчиво округляются.

– Разумеется. Нечего было пытаться стащить мое оружие.

– Он хотел…

– Украсть кайры. Для тебя, по всей видимости. Очаровала мальчика, прелестница, и теперь во всем обвиняешь меня? Не выйдет.

– Очаровала? – Юджа задумчиво морщит лоб. – Я не думала…

– Это свойственно всем вам. Не думать.

– Кому – вам?

– Женщинам.

Она готова разразиться новой вспышкой гнева, но внезапно передумывает и улыбается:

– Не буду больше спорить. С тобой это совершенно бессмысленно!

– Правильное решение! Умница! Иди к папочке, он погладит тебя по головке…

Йисини, приняв мой шутливый тон, присаживается на подлокотник кресла, но не утихомиривается:

– И все же… Что произошло?

– Курт не рассказал?

– Он сказал только, что виноват перед тобой.

Хм-м-м-м… Хороший мальчик. Не ожидал. Но все равно, ему нужно учиться, и учиться долго и многому. Дабы в будущем не столкнуться с человеком, который без зазрения совести перережет горло воришке за одно только намерение поживиться чужим добром.

– Все верно.

– Объясни! – Шершавые пальцы скользнули по моей щеке.

– Зачем?

– Мне любопытно.

– Еще одна исконно женская черта.

– Можно подумать, мужчины не страдают этим пороком! – Игривое возмущение.

– Я не страдаю. Можешь делать из этого какой угодно вывод… Разрешаю.

– Хочешь, чтобы я заявила: «Ты не мужчина»? Не дождешься!

– Совсем? – Тоскливо перевожу взгляд на окно.

– Совсем! Да тебе половина тех, кто носит это громкое название, и в рабы не годится!

– Даже так? Польщен. Но, милая… Зачем ты вообще пришла?

– Чтобы не дать тебе утонуть в вине, разумеется!

– Разве…

– Я была здесь вчера вечером, – ехидно пояснила Юджа, – и слушала твои проникновенные речи… Не полностью, конечно, потому что довольно быстро поняла: в таком подпитии ты неспособен думать.

– И вовсе я…

– Ты был не в себе. Совершенно.

– Тогда зачем ты разыгрывала спектакль сейчас?

– Зачем, зачем… – Она лениво потянулась. – Не хотела напоминать о твоей вчерашней слабости… Я знаю, как мужчины не любят, когда мы начинаем считать выпитые ими кружки. Клянусь, и слова бы не сказала, если бы ты не начал строить из себя дурачка!

– Я не строил.

– То есть?

– Хочешь честное и откровенное признание?

– Хочу. – Внимательные темные глаза оказались совсем рядом.

– Мне наплевать на то, что произошло вчера с Куртом. Я уже забыл. А он… надеюсь, не забудет никогда.

– Не забудет, – кивнула Юджа. – Ты здорово его отходил. Слишком жестоко.

– Нет, милая, я был излишне мягок. Следовало бы его убить.

– За что же?

– Вместо того чтобы прийти на помощь, парень решил украсть мои личные вещи. Неважно, с какой целью, кстати. Пусть он хотел подарить их тебе, само намерение кражи снисхождения не заслуживает.

– А по-моему, ты просто обиделся! – торжествующе заключила йисини.

– Обиделся?

– Ну конечно! Не хочешь себе в этом признаться? Думал ведь: «Я столько сделал для него, а он…» Думал?

Кусаю губу. Думал, разумеется. Правда, не очень долго. Точнее, не застревал на этой мысли. Всеми силами постарался убежать именно от такой трактовки своего поведения. Объяснить Юдже? Нет, не стоит, она все равно останется уверенной в своих выводах. Это ведь так естественно и приятно – считать, что мир живет по тем правилам, которые придумал ты сам.

– И что? Я не прав?

– Этого утверждать не буду. В общем-то я хотела говорить не об этом.

– А о чем? – Это не любопытство, а его сестричка. Любознательность. Желание быть осведомленным. Значит, иду на поправку.

– Я волновалась.

– Неужели? И какая же неприятность вызвала волнение прекрасной воительницы? – не могу удержать язвительную ухмылку.

– Вот таким ты мне нравишься больше! – расцветает довольной улыбкой лицо йисини.

– Еще больше? Значит ли это, что у меня есть шанс?

– Шанс?

– Заполучить гордую красавицу в свои объятия?

Мгновение она смотрит на меня, пытаясь понять, есть ли в произнесенных словах что-то кроме шутки, потом заливисто хохочет:

– И ты еще спрашиваешь позволения? Вот глупый…

– Почему же глупый? Всего лишь вежливый. – Обиженно отворачиваюсь, но ладони женщины уверенно возвращают мое лицо в прежнее положение.

– Во всяком случае, ты первый, кто сразил меня наповал, даже не обнажив оружие! Никогда не думала, что достаточно слов и взглядов, чтобы одержать победу… И так легко одержать.

– Кто сказал, что было легко? Не согласен.

Юджа наклоняется и осторожно целует меня в лоб.

– И это все? – возмущаюсь. Почти искренне.

– Ты хочешь большего? – В хрипловатом голосе прорезаются знакомые и очень опасные нотки.

– Нет, – приходится признаться. Хотя не всегда нужно быть честным, в этот раз лукавство ни к чему.

– Я вижу. – Она встает и подходит к окну.

– Что ты видишь?

– Тебе не нужна женщина.

– Ошибаешься. Очень нужна. Но ты дорога мне совсем в ином смысле… Надеюсь, это тебя не оскорбляет?

– Нет. – Коротко стриженная голова йисини печально качнулась. – Немного удручает разве что. Но настаивать не могу.

– Спасибо.

– За что? – Она удивленно оборачивается.

– За то, что предоставляешь мне свободу действий.

– М-м-м-м… Не за что.

Тихий шелест свидетельствует: как минимум одна из кайр покинула ножны.

– Я бы не советовал.

– Не советовал чего? – Юджа как завороженная смотрит на свое отражение в зеркальной глади лезвия. Смотрит и вдруг испуганно вздрагивает. – Она… она меня держит…

Вздохнув, поднимаюсь из кресла. Ну вот как всегда, ни сна, ни отдыха… Кладу ладонь поверх пальцев йисини, судорожно обхвативших рукоять. Проходит очень долгая минута, но сталь все же подчиняется, закрывая свою вечно голодную пасть. Юджа встряхивает освобожденной рукой и некоторое время не желает встречаться со мной взглядом. Понимаю почему. Убираю кайру обратно в ножны и застегиваю перевязь на поясе.

– Что это было?

– Маленький семейный секрет. МОЕ оружие не следует трогать. Опасно для жизни.

– Но почему?

– Потому, что Пустота может быть только заполнена или расширена, и никак иначе.

– Пустота? – Женщина непонимающе поднимает брови.

– Не обращай внимания… Иногда я говорю глупости.

– Нет, ты всегда говоришь то, что нужно. И не спорь! Пожалуйста…

– Не буду. Слушай… раз уж ты зашла… Трактиры уже открыты, как думаешь?

– Трактиры? – Она морщится. – А тебе не многовато будет… после вчерашнего?

– В самый раз! Если, конечно, ты знаешь необходимые достопримечательности сего славного города, – подмигиваю.

– Если хочешь выпить, пойдем к дяде! – предлагает Юджа.

– Э нет! Южных вин я вчера накушался на год вперед!

– Южных вин?.. Уж не пил ли ты… – Темные глаза блеснули внезапной догадкой.

– Именно его!

– Тогда тебе лучше просто погулять на свежем воздухе. Ну-ка собирайся поживее!

* * *

Вообще-то я не очень люблю гулять, потому что не вижу в этом занятии особого смысла. Судите сами, если гуляешь один, то рано или поздно увязаешь в размышлениях, совершенно не относящихся к окружающим тебя пейзажам. А если гуляешь с кем-то вдвоем (втроем, вчетвером и далее по нарастающей), природы и архитектуры вовсе нет, поскольку все силы бросаются на то, чтобы поддерживать беседу и не упускать реакцию собеседника на твои ответы и вопросы, что не очень получается.

Впрочем, в этом смысле Юджа была идеальным спутником: когда нужно – молчала, когда нужно – говорила. Причем говорила немного и большей частью по делу. В частности, я узнал, что Курт получил свои «горячие» и от нее, после того как она выбила из слуги, который находился тогда вместе с ним в городе, описание произошедшего. К концу прогулки я отчетливо убедился лишь в одном: поначалу идея заполучить мои кайры и в самом деле казалась Юдже удачной. Но вчера вечером ее настигло раскаяние, которое только укрепилось после неприятного «знакомства» с одним из клинков поближе. А ведь я предупреждал… Почему никто и никогда меня не слушает? Я же говорю серьезно и серьезные вещи! Ну почти всегда…

Галантно проводив йисини до дома купца (заходить не стал по двум причинам: не хотел видеть нечаянную жертву моего раздражения и не имел ни малейшего желания попасть в очередной круг планов иль-Руади касательно моей женитьбы), я отправился домой. Хм, домой… Как ни странно, мне нравилось возвращаться в резиденцию Агрио. Нравилось брести по засыпанной снегом аллее, посередине которой протоптана тропинка, такая узкая, что нужно ставить пятку правой ноги на ту же линию, на которой отметился носок левой. Нравилось сидеть вечером у камина в гостиной и смотреть на тлеющие угли, зная, что никто не потревожит мой покой без причины. Нравилось просыпаться и, позевывая говорить: «Доброе утро!» деревьям, которые мы с Плиссом безжалостно обкорнали. Нравилось сознавать, что мое присутствие делает этот дом чуть более живым, чем раньше. И, может быть, чуть более счастливым. Впрочем…

– Господин! Господин! Подождите… – Звонкий детский голосок где-то сзади. Я не стал останавливаться, лишь немного замедлил шаг: если нужно, догонят. Вряд ли ищут меня, в этом городе моих знакомых можно сосчитать по пальцам…

– Господин! – Запыхавшийся от бега мальчишка ухватился за мою руку, чтобы не упасть.

– Что тебе?

– Вам послание, господин! – Он протянул мне сложенный пополам листок бумаги, изрядно промокший – и от сыплющегося с неба холодного крошева, и от вспотевших ладошек.

– От кого?

– Не могу знать! – невинно хлопнув ресницами, отвечает мальчишка.

Так я и поверил! Знает конечно же. И даже скажет, если применить… немного силы. Но лишний раз обижать ребенка не хочется. Что я зверь? Никогда не был… А память вкрадчиво шепчет: «Был, и не раз…» Уйди, противная! Не до тебя. Когда в следующий раз нажрусь до цветных кругов в глазах, вот тогда и настанет время для твоих проделок.

На листке всего несколько слов: «Трактир „Ржавый Щит“. Будет и вино, и окорок. И кувшин эля. Что пожелаешь». Понятно. Нет необходимости расспрашивать мальца – такое предложение мне мог сделать только один человек в столице.

– Спасибо за службу. – Я вручил посыльному монетку, мальчик гордо кивнул, принимая заслуженную плату. – Не подскажешь, где мне найти «Ржавый Щит»?

– Вниз по улице и налево два квартала, господин! – И вот уже только пятки сверкают. Нелегкая работенка, но прибыльная. Если, конечно, приносишь адресату приятные известия.

Название трактира полностью соответствовало наводняющим его в такое странное для винопития время посетителям – сплошь старым воякам, давно уже покончившим с ратными подвигами во славу короны или туго набитого кошелька. Я остановился на пороге, всматриваясь в плохо освещенный зал. И где же мне искать Борга? Мог бы и уточнить, верзила…

Заметив меня, жилистый мужчина за стойкой кивнул одному из подавальщиков, и спустя минуту я был препровожден в одну из задних комнат, о наличии которой можно было только догадываться. Хотя… Если Борг не последний агент Тайной Стражи, должно же у него иметься место для встреч, о которых не нужно знать непосвященным?

Комната, кстати, была очень даже уютная, и все что нужно в ней имелось: не шибко богато, зато обильно накрытый стол, пара лавок и зажженные свечи, успешно разгоняющие темноту помещения, лишенного окон. Борг ждал за столом и довольно улыбнулся, когда я плотно прикрыл за собой дверь:

– Ну наконец-то! Где ты так долго бродил? Я отправил за тобой посыльного еще час назад.

– Мы встретились только что… Я гулял по городу. Наслаждался видами.

– Можно подумать! – хохотнул рыжий. – Видами вывесок питейных заведений?

– С какой это радости? – Я, недовольно скривившись, опустился на лавку.

– Да все уже знают!

– Что знают?

– О твоих вчерашних подвигах! – Он заговорщицки подмигнул.

– Все, кроме меня… Что же я натворил?

– Как это – что?! Уничтожил все запасы самого дорогого вина уважаемого герцога!

– И почему это сугубо интимное событие известно всем? – зло хмурюсь.

– Потому что надо было пить тихо, а не устраивать погоню за слугами, которые известили, что вино кончилось! – злорадствуя, сообщил Борг. – И на двор не надо было выползать!

– Выползать? – Желудок неприятно сдавило.

– Ну… скажем, шатался ты так, что можно было заподозрить штормовое волнение на суше.

– И… что я еще делал?

– Ругался в основном. – Рыжий плеснул в кружку пенистого эля и пригубил. – А неплохо здесь варят… Ругался, швырялся тем, что попадало тебе в руки. Перебил столько хрусталя… И как Магайон тебя только выдержал? Наверное, за какие-то заслуги?

– Угу. – Я смотрел в стол. Стыдно-то как. Взрослый человек, а докатился до самой пошлой пьяной истерики… Надо будет извиниться.

– Так за что? – В голосе Борга на мгновение прорезался чрезмерно живой интерес.

– Тебе виднее, ты же у нас сыскарь…

– Я не сыскарь! – Гордо выпяченная грудь. – Я, если помнишь, вхожу в «Опору»!

– И что?

– Ну признавайся! Я уже места себе не нахожу!

– По-моему, место ты нашел, и вполне удобное. По крайней мере, можешь с него дотянуться до любого блюда.

– Опять шутишь, да?

– Немного, – улыбаюсь.

– Мерзкий ты тип! – резюмирует телохранитель принца. – Мерзкий и бесчувственный!

– На том стоим! – киваю, двигая к Боргу свою кружку. Вскоре горьковато-приторный осенний эль смачивает и мое пересохшее горло.

– Так и не расскажешь?

– Зачем? Это неинтересно.

– Врешь!

– Хорошо… Я спас жизнь герцогу.

– Правда? – Рыжий недоверчиво переспрашивает. – И когда же?

– Недавно. Мы встретились неподалеку от Вайарды…

– А там ты что делал?

– Сопровождал эльфов.

– Куда?

– Домой.

– К кому домой?

– К ним, разумеется! Не к себе же…

– Кто тебя знает… – качает головой Борг. – С тобой вечно происходит то, что в голове не укладывается.

– А ты пробовал?

– Что?

– Укладывать. Не помешало бы научиться, – ухмыляюсь, растягивая рот почти до ушей.

Рыжий задумчиво постукивает пальцами по пузатой кружке. Время выигрывает. Спрашивается, для чего? Пригласил повеселиться, а сам накинулся с расспросами. Нехорошо. Я парень мстительный и выгодные для атаки моменты не упускаю. Особенно когда расстроенные чувства медленно, но верно сменяются ядовитым разочарованием в себе самом и окружающем мире.

Кокетливо щурюсь и мурлычу:

– А когда его высочество соизволит к нам присоединиться? Окорок, без сомнения, хорош и в холодном виде, а вот остывшие пироги существенно потеряют во вкусе.

– Почему это ты решил, что… – Борг пытается притвориться простачком. Удачно, не спорю. Но поздно.

– Мой дорогой великан, я ни за что не поверю, что ты оставил принца без своего присмотра… Так что, dou[4] Дэриен, на вашем месте я бы прекратил игру в прятки досрочно!

Тихий смешок подтвердил мои предположения. В стене, ранее казавшейся цельной, открылась потайная дверь, пропустившая в комнату принца.

* * *

– А с тобой опасно иметь дело! – заметил Дэриен, усаживаясь за стол.

– Вовсе нет! По отношению к друзьям я нежен и заботлив.

Принц ничего не ответил, но улыбнулся, всем своим видом показывая, что не очень-то верит моим словам, считая их очередной шуткой. Я поспешил оскорбиться:

– Это чистая правда!

– Как и все остальное?

– Что вы имеете в виду?

– Ты упорно отказывался от знатного происхождения, и что же я вижу?

– А что? – наивно распахиваю глаза.

– Даже актерский талант имеет свои пределы, – мудро и немного печально сказал Дэриен. – Играть… очень тяжело.

– Если не умеешь это делать – да, согласен.

– И если умеешь… Все равно тяжело. А ты… Либо безмерно талантлив, либо…

– Скорее второе, нежели первое, мой принц.

– И в чем же заключается это второе? – Темное золото глаз отражает всколыхнувшиеся огоньки свечей.

– Я не играю, в этом вы правы.

– Значит, не будешь отрицать!

– Смотря что. – Из осторожности оставляю место для маневра.

– Что ты – дворянин!

– Вам так важно именно это? Не мои мечты и надежды, не мои пристрастия и привязанности, а глупое свойство, которым я обладаю по праву рождения?

Принц растерялся, и, признаюсь честно, было приятно видеть на красивом лице совершенно детское недоумение. В отличие от своего подопечного, Борг понял меня сразу и предельно ясно, потому что желваки на широких скулах дрогнули, а карие глаза понимающе сощурились.

– Я не имел в виду… – начал Дэриен, но рыжий мягко положил ладонь на плечо принца:

– Не нужно ничего говорить, милорд… Сейчас не можете понять – поймете потом. Не торопитесь, иногда нужно побыть и терпеливым…

– Чего именно я не понимаю? – Голос молодого человека зазвенел уязвленной сталью.

– Одной простой и малозаметной истины, ваше высочество, – ответил я вместо Борга. – Настоящая ценность предмета не зависит от того, насколько он нужен или не нужен нам. Но мы предпочитаем искать во всем вокруг только пользу, хотя закатное солнце, скрывшееся в тумане, способно доставить душе больше наслаждения, чем обладание всеми сокровищами мира.

Принц молчал. Молчал и смотрел на мои пальцы, описывающие круги по ободку кружки. Нет, я не отгонял демона, не подумайте обо мне плохо! Я просто успокаивал свой разум, отвлекая внимание на монотонно повторяющиеся движения. Впрочем, К’хашш[5] не виделся мне в эти минуты желанным участником застолья, так что полезное совмещалось с приятным.

– Почему ты отказался? – тихий, очень грустный вопрос.

– От чего? – Дэриен совсем меня запутал. Что я еще ему наговорил? Пора заводить книжечку для записей и ставить галочки рядом с выполненными обещаниями.

– Почему не захотел быть моим наставником?

О, теперь ситуация немного прояснилась. Будем выпутываться? Попробуем.

– Ваше высочество… я не настолько самоуверен, чтобы учить кого-то кроме себя, как нужно жить. Вам только кажется, что я знаю что-то глубокое и прекрасное, а на самом деле… Я ненамного старше вас, просто… Нам уготованы разные пути.

– Какие же?

– Вам – управлять государством, мне – постараться не умереть раньше срока. Смею надеяться, что и ваши, и мои учителя добились успеха на своих нелегких поприщах… Или нет?

Принц замялся и отвел глаза.

– Вы плохо учились, dou Дэриен? Не хочу верить… Не разрушайте хотя бы эту иллюзию! Я и так в последнее время хожу по руинам.

– Что ты имеешь в виду?

– Так, пустяки… Кстати, кто проговорился?

– О чем?

– Рианна или Борг сказали вам, что я в столице?

Хмурая мина сменилась лукавой улыбкой.

– А ты как думаешь?

– Я ставлю на принцессу.

– Не угадал!

– Значит, ты раскололся? – укоризненно цокаю языком, обращаясь к рыжему.

– Так получилось… Иначе милорд не позволил бы выбраться в город… – Смущение Борга выглядело настолько притворным, что я рассмеялся:

– Ладно уж… Но в следующий раз… Вот пожалуюсь дяде!

– Может, не надо? – Телохранитель принца сморщился. Очень искренне.

– Почему? – столь же искренне удивляюсь.

– Заставит пройти курс обучения какой-нибудь бесполезной гадости, – вздохнул рыжий.

– Гадость не бывает бесполезной! – авторитетно заявил я. – Она как минимум закаляет характер, а как максимум – учит безопасно с собой обращаться.

Борг покачал головой:

– Да-а-а-а… Вы, милорд, конечно, как пожелаете, а я бы не рвался к нему в ученики.

– По причине… – заинтересованно вскинул брови принц.

– Заучит насмерть.

– Ну уж и насмерть… Просто подведу к порогу и покажу, что это такое. Очень помогает в дальнейшем держаться от подобных мест подальше, – холодным тоном лектора возражаю рыжему.

Дэриен переводит взгляд с меня на своего телохранителя и обратно, пока мы с Боргом не начинаем оглушительно ржать. Отсмеявшись и запив смешинки элем, я задаю вопрос, мучающий меня уже несколько дней:

– Вы согласны с приговором, вынесенным Шэролу Галеари?

– Почему ты об этом спрашиваешь? – Принц слегка настораживается.

– Как лицо пострадавшее, я имею право принять участие в судьбе этого молодого человека, не так ли?

– Приговор не подлежит обжалованию, – отрезал Дэриен.

– На основании чего? Ваших личных чувств? Юный эльф настолько очаровал вас своим пением, что вы твердо решили покарать преступника самым жестоким образом? – Улыбаюсь, но моя улыбка почему-то заставляет принца помрачнеть.

– Господин Хиэмайэ здесь совершенно ни при чем!

– Разумеется! Он всего лишь попал в «глаз бури». Dou Дэриен, я прошу вас немного побыть серьезным и рассудительным, а взамен… Взамен я открою имя ВАШЕГО обидчика. Если пообещаете не торопиться с плахой и для него.

– Что?! Ты знаешь, кто… – Принц вскочил на ноги и нагнулся над столом. – Ты знаешь? Откуда?

– Конечно, по числу профессиональных секретов мне далеко до присутствующего здесь агента «Опоры», но и в моих кладовых есть кое-что… Несколько мелочей, которыми я умею пользоваться.

– Кто он?!

– Не все сразу, мой принц! – Я покачал пальцем перед лицом Дэриена. – Не все сразу, спешка приводит к нежелательным результатам… Сначала ответите вы.

– Это шантаж! – оскорбленно заявил молодой человек, возвращаясь на свое место.

– Тем и живем, – пожимаю плечами. – Вы согласны на мои условия?

– Спрашивай! – буркает принц.

– Как лично вы относились к Шэролу до всего произошедшего? Только честно!

– Обычно относился… Мы не так уж часто и много общались.

– Он вызывал у вас неприязнь?

– Нет… Точно нет.

– Вы считаете его полезным престолу?

– В каком смысле? – Дэриен непонимающе хмурится.

– В самом прямом! Пройдет совсем немного времени – и вы наследуете своему отцу, ведь так? Вам нужны будут преданные и надежные соратники и советники, иначе управление государством будет подменено попыткой выжить в яме, переполненной гадюками… У вас уже есть на примете достойные вашей благосклонности люди?

– Я… не думал…

– А пора бы!

Хмыканье Борга заставило принца вспыхнуть:

– Да что вы оба себе позволяете?!

– Стараемся вложить в вашу почти венценосную голову немного житейской мудрости, – совершенно серьезно ответил я. – Получается?

– Да вы просто издеваетесь надо мной!

– Отнюдь. Я бы не тратил столько времени и сил, если бы мне было безразлично ваше будущее. Впрочем, если вы так считаете… – Я поднялся. – Позвольте откланяться.

– Подожди! Я не хотел… – В глазах Дэриена мелькнуло отчаяние. – Я…

– Вам нужно много работать над собой, ваше высочество. Много, нудно и тщательно. Свой вклад в сей многотрудный процесс я внес, теперь вы должны жить своим умом… Итак, что будем делать с Шэролом? Заметьте, я не спрашиваю, заслуживает ли он наказания! Безусловно, заслуживает. Я лишь хочу установить меру оного наказания.

– Ты не хочешь его смерти, верно? – догадался принц.

– Не хочу. Вчера на моих руках умер молодой человек, который мог бы стать одним из столпов опоры вашего будущего трона. Очень многообещающий молодой человек, но не знавший, к какому достойному делу приложить силы. Возможно, мой подход покажется вам слишком жестким, но я настаиваю: подумайте, не может ли Шэрол быть чем-нибудь полезен вам и престолу. Прежде всего – престолу.

– Это… сложно.

– Я знаю.

– Может быть… – Дэриен напряженно задумался. – Он любит читать и знает многое из того, чем его сверстники вовсе не интересуются.

– Ваш телохранитель считает, что Галеари способен на верность.

– Да? – Принц переводит взгляд на Борга. Тот утвердительно кивает. – Что ж… Ты поставил меня в затруднительное положение.

– Я никого и никуда не ставил. Вы сами заблудились в этом лесу, ваше высочество, но я с радостью помогу вам найти дорогу домой.

– Домой?

– Как вам будет угодно.

Дэриен качнул головой. Ореховые глаза посмотрели на меня пристально, но без малейшей тени недовольства. Напротив, принц словно желал запомнить мое лицо и его выражение именно в этот момент времени. Запомнить навсегда.

Я позволил это сделать. Не стал кривляться и ерничать. Не стал переводить все в шутку. Просто ответил взглядом на взгляд. И, снова отметив в золотистой глубине непреходящую печаль, вздохнул. Надо что-то делать с его Кружевом, надо. Но что?

– Ты меня убедил, – наконец изрекают уста принца.

– В чем? – Ловлю себя на мысли, что сам успешно потерял нить беседы.

– Помиловать графа Галеари.

– Э нет, ваше высочество! Милости от вас он не примет, не такой человек. И уж в любом случае его искреннюю благодарность вы этим не заслужите.

– Но… и что тогда нужно сделать? – растерялся Дэриен.

– Предоставить решать проблему тем, кто на это способен! – гордо заявил я.

– То есть тебе? – язвительно уточнил мой венценосный собеседник.

– Если других желающих нет… – Демонстративно смотрю по сторонам. Борг тихо ржет.

– И как ты будешь…

– Решать проблему? Понятия не имею! – беспечно признаю свое легкомыслие. – Соображу на ходу.

– Хорошо, посмотрим, что из этого получится. – Благосклонный кивок. – А теперь… Теперь рассказывай, что ты узнал!

– Из какой области?

– Не дурачься! Кто хотел, чтобы я ослеп?

– Не скажу, что хотел именно этого. И не скажу, что только этот человек желал видеть вас беспомощным… В общем, автором вашей «слепоты» был брат вашей возлюбленной.

– ЧТО?! – Принц взвыл как ошпаренный. – Мэвин?! Этого не может быть!

– Почему же? Мальчик очень талантлив. Очень. И потом, заметьте, я назвал его автором, а не исполнителем – это две большие разницы. Мэвин придумал заклинание, управляющее «кисеей», но воплощал задумку в жизнь кто-то другой. Я могу только сказать, что это была женщина, которая скончалась сразу по завершении своих магических упражнений.

Борг нахмурился, переглядываясь с принцем:

– Вийса? Ученица Лаймара? Но как…

– Ученица чернявого, остроносого мага? – Я невольно подался вперед. – Мило! Очень мило! Вы даже не представляете, насколько этот факт любопытен.

– Чем же? Девушка была не слишком одаренной и не представляла интереса для…

– Для всех, кроме Лаймара, если он взялся ее учить. – Стараюсь не давать воли торжеству.

– И что отсюда следует? – интересуется принц.

– Для вас? Ничего. Для меня… очень многое. Потом объясню.

– Ну да, конечно! – недовольно восклицает Дэриен. – Как в тот раз! Опять сбежишь и пропадешь на несколько месяцев, оставив нас мучиться от любопытства!

– Я не… – Умолкаю, потому что вспоминаю: вынужден буду сбежать. И очень скоро. Нужно срочно менять тему разговора. – Ваше высочество, прошу пока не назначать Мэвину какого-либо наказания. Лучше вообще делать вид, что ничего не знаете.

– Зачем?

– Есть такое слово: НАДО! Спросите Рианну, она подтвердит… Очень приятно было с вами встретиться, господа! – Выхожу из-за стола.

– Ну вот, все-таки убегаешь! – укоризненно хмурится принц.

– Ненадолго, ваше высочество! Часть ниток я уже распутал, теперь нужно смотать их в клубки и ничего не упустить… Казнь назначена на завтрашнее утро? Полагаю, я приглашен?

– Разумеется.

– Тогда до встречи!

* * *

У меня было всего лишь полчаса, чтобы разобраться в деталях, переполняющих копилку памяти – пока доберусь до дома милорда Ректора, к которому есть очень серьезный разговор. Конечно, Ксо, скорее всего, не застать в разгар дня в этой милой резиденции, но искать следы кузена по всему городу… Увольте! Я не настолько умел. Моей «паутинки» хватает пока на пару близлежащих кварталов и сотню-две душ, а чтобы обыскать весь Виллерим, мне придется костьми лечь. В самом прямом из наипрямейших смыслов.

На повестке дня разрешение двух ситуаций, которые… скажем так, по моему скромному разумению, в том нуждаются. Знаю, что Ксаррон не согласится (он никогда ни с кем не соглашается), но буду настаивать. О, как я умею настаивать! Примерно так же, как и ездить верхом. Так же, как танцевать. Так же, как… В общем, понятно. Зато чисто теоретически… подкован великолепно, любая лошадь позавидует. Правда, эти самые «подковы» больше мешают, чем помогают: в самый неподходящий момент начинают здорово замедлять шаг… Да-да, дорогие мои, лишние знания – лишние проблемы! Завидую тем, кто живет, не задумываясь над причинами и принимая следствия как должное. Искренне завидую. Сомнения, знаете ли, до добра не доводят. Спросите, до чего доводят? Хм. Попробуйте сами, ладно? Мне сегодня некогда философствовать.

Итак, участь Шэрола уже не столь туманна, как час назад. То есть я хочу сказать, что нашел как минимум один выход из тупика, чтобы и овца осталась цела, и дружная стайка волков тоже не была обижена. Принц согласился рассмотреть кандидатуру графа Галеари в качестве своего будущего помощника? Чудненько! Уверен, что Дэриен не передумает. Не позволю передумать. Хватит смертей в одном отдельно взятом городе! Особенно когда эти смерти происходят исключительно благодаря моим стараниям. Конечно, парня следует проучить… И этим я с радостью займусь. Завтра. Если кое-кто мне поможет.

Но это все ерунда, не стоящая волнений хотя бы потому, что пути найдены и осталось лишь сделать шаг по одному из них. А вот с другой стороны… С другой стороны – непролазная топь. Милейший Лаймар, который мне сразу не понравился. Ненавижу себя за такое свойство характера, кстати: нельзя давать волю впечатлительности. Категорически нельзя! Что толку в моем восхищении Кьезом? Все равно пришлось убить, хотя этот молодой человек вызывал самые дружеские чувства. Как и Шэрол поначалу. Фрэлл! Тот, кто с первого взгляда располагает меня к себе, непременно оказывается подонком или просто опасным человеком. Тенденция налицо. Но печально так жить, не находите? И самое печальное, что я не уверен в правоте обратного утверждения: тот, кто вызывает мое отвращение, – хороший человек. Верить в это было бы по меньшей мере глупо.

Итак, Лаймар. На кого он работает? В первую очередь на себя конечно же! А во вторую? В третью? Уроженец Южного Шема. Что это мне дает? Подозрение в шпионаже в пользу Юга? Разумно, но необоснованно. Далеко не всегда люди сохраняют любовь к родине, которую пришлось покинуть. Скорее родина не желает отпускать своих «детей»… Хорошо, остановимся на принятом допущении. Интереснее другое: роль ученицы этого мага в мести Мэвина. Случайная? Обдуманная? Тщательно прописанная? Вопрос. Ответ лучше всего получать из первоисточника, но вряд ли Лаймар будет так любезен, чтобы уединиться с вашим покорным слугой за чашечкой… или все же – за бокалом?

Не надо было СТОЛЬКО пить.

Створки двери разъехались в стороны медленно и плавно, с неспешностью рукавов величавой Сейнари в нижнем ее течении. Возникшая на пороге фигура Киана была исполнена достоинства и смирения одновременно. Была. Исполнена. Ровно до того момента, как желтые глаза опознали в госте меня.

И чем он так недоволен? Ума не приложу! В самом деле не приложу. Некогда, и нет желания. Думать мы будем как-нибудь потом, а сейчас…

– Хозяина нет дома. – Он даже не процедил, а протолкнул слова сквозь клыки.

– Знаю, – улыбаюсь счастливо и невинно. – Я войду?

– У меня нет указаний относительно вашего пребывания в…

– Я сам указание. Для всех остальных. Прочь с дороги!

Киан посторонился, отразив на хмуром лице еще большую степень раздражения, чем я привык видеть, но пропустил меня в дом и тщательно прикрыл дверь.

– Что вам угодно?

– Мне угоден кузен Ксо. Немедленно!

– Боюсь, не в моих и не в ваших силах… – язвительно начинает оборотень, но я устало обрываю его нравоучительную тираду:

– Боишься, да? Не рановато ли начал? Я вроде еще не успел тебя помять.

Глаза Киана вспыхивают. Нет, не огнем, больше всего это холодное мерцание похоже на взгляд полной луны с осенних небес. Ах так, зверушка? Забыл, кто из нас кто? Придется напомнить… Не особенно хочется, но не могу удержаться от соблазна.

Щепоть Пустоты рассыпается брызгами, когда мои пальцы щелкают перед самым носом слуги нежно любимого мною кузена. Рассыпается, больно жаля оборотня, находящегося в шаге от начала Обращения. Жестоко? Да. В первую очередь потому, что я совершенно точно знаю: ОН на МЕНЯ не нападет. Воспитание не позволит. Даже вольное племя шадд обходит стороной моих родичей. Не потому, что слабее (хотя сравнение в могуществе будет не в пользу кошек). Не из страха (хотя бояться и можно, и нужно). Из уважения, которым напитана каждая капля крови. Уважения, граничащего с почитанием. А может, и не граничащего, а давно уже ставшего таковым. Скажете: а как же я и мои взаимоотношения с метаморфами? Увы, увы, увы. Я стою особняком. Маленьким, заброшенным и совершенно негодным к проживанию. Так сказать, замок с привидениями. Временами – с очень злыми привидениями…

С легкостью прорвав Периметр Обращения, Пустота ринулась в глубь тела Киана, бритвенно-острыми язычками облизывая Кружево. Вдох. Второй. Много времени эта пытка не продлится: я дал волю лишь крохотной части голодных пастей, а еще своему раздражению – только для того, чтобы спустя миг пожалеть о необдуманном поступке. Пожалеть и… Оставить все как оно есть: над тем, что мне уже не принадлежит, я не властен. Просто и грустно, не правда ли?

Киан падает на четвереньки, борясь с безжалостными пожирателями Силы. Глупый. Надо было сразу забыть об Обращении и отдать Пустоте высвобожденные резервы, тогда бы и боль не была сильной, и…

– Ай-яй-яй! Стоило на минуточку отлучиться, а в доме уже непорядок! – притворно причитает толстячок, объявившийся прямо посередине холла из мигом затянувшейся прорехи Тропы.

Надо же, как незаметно подкрался… Точнее, это я был невнимателен. Хотя, надо признать, умение мягко и нежно гасить колебания Пространства – признак высшего мастерства. Остается только снять шляпу и отвесить низкий поклон… Так и поступлю. Непременно. Вот только шляпу раздобуду.

Ксаррон недовольно сузил глаза и впрыснул в своего слугу такую порцию Силы, что Пустота захлебнулась и пристыженно покинула поле боя. Киан тоже, можно сказать, захлебнулся, потому что выглядел растерянным, растрепанным и изможденным, как незадачливый ныряльщик, добравшийся до глотка воздуха вопреки надежде на спасение.

– Иди отдышись и… подашь нам что-нибудь. В кабинет. – Сухости тона моего кузена могла бы позавидовать самая безжизненная пустыня Южного Шема.

Оборотень тяжело сглотнул, поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к одной из дверей, а Ксо, холодно улыбнувшись, жестом пригласил меня подняться на второй этаж, в обитель трудов своих. Тратить время на превращения кузен не стал – присел на край стола, скрестил руки на груди и неласково осведомился:

– Итак?

– Какие мы сегодня строгие… Прямо оторопь берет! Нехорошо пугать младшего братика! Стыдно! – Ничего не могу с собой поделать: мрачность Ксо действует на меня надежнее, чем красная тряпка на мужскую особь одной из разновидностей рогатого скота. Ну да, мне нравится злить кузена! Не без причины, кстати. Если бы вы знали, сколько раз он заслуживал подобного обращения, но не получал отпора ввиду моего недостаточного опыта…

– Стыдно калечить слуг ради удовлетворения своих сумасбродных потребностей! – отрезал Ксаррон.

– А кого я искалечил? Так, указал место одному зверю, возомнившему…

– А кем себя возомнил ты? – Изумруд истинного цвета глаз пробивается даже сквозь маску. – Повелителем всего сущего?

Ксо не кричит, наоборот, произносит слова очень тихо, на пределе слышимости, и очень равнодушно. Так равнодушно, что можно подумать: ни я, ни Киан его не интересуем. Даже убей мы друг друга, чувства в голосе милорда Ректора не прибавится. Ни на искорку. Ни на капельку.

– М-м-м… Нет, конечно. Собственно, он…

– Первый начал, это ты хочешь сказать? – вздохнул кузен.

– Примерно. – Не вижу смысла лгать по пустякам, отрицая очевидное.

– Значит, у тебя в голове умещается ума не больше, чем у моего слуги, который, по правде говоря, способностью соображать не блещет. – Констатация факта. Обидная для меня, но справедливая.

– Может быть. Я ведь не строю из себя…

– Строишь, и еще как! – Ксаррон закидывает голову назад и некоторое время изучает балки потолка. Внимательно, почти вдохновенно и куда пристальнее, чем мое недоуменно-обиженное лицо минуту назад.

– Кого?

– Уж и не знаю. – Кузен снова смотрит на меня. – Кого-то, кем ты не являешься и являться по определению не можешь.

– Согласен. Но тебе стоит внушить своему прихвостню хоть немного уважения.

– Уважения к тебе? Ну уж нет, этим ты должен заниматься сам!

– Но я…

– Пресветлая Владычица! – Ксо всплеснул руками. – Теперь мы впадаем в детство? Учти, Джерон, переход от жесткого и уверенного в себе мужчины к маленькому мальчику и обратно не лучший способ себя зарекомендовать. Даже в моих, привыкших ко всему глазах.

– Извини. – Я виновато пожал плечами. – Киан меня здорово разозлил, вот и все. Больше обещаю не…

– Обещаешь? – Кузен строго сдвинул брови. – Не поверю ни единому слову! Лучше забудем обо всем как о страшном сне. С чем пожаловал?

– Я подумал и решил…

Бесшумно открывшаяся дверь впускает оборотня с подносом, прикрытым кружевной салфеткой. Водрузив свою ношу на стол, слуга Ксаррона низко кланяется нам обоим и, так и не произнеся ни слова, покидает кабинет. Кузен задумчиво поднимает левую бровь, ухитряясь не выглядеть комичным даже в образе милорда Ректора.

– Однако… Ты сильно его напугал.

– Напугал?

– Я бы даже сказал, до смерти. Кстати, смерть подразумевалась?

– Конечно нет! Собственно, все могло закончиться гораздо раньше и гораздо безболезненнее, если бы он…

– Понял, какими игрушками ты играешь? – Взгляд Ксо сверкнул лукавством.

– Ну… примерно так.

– Какой же ты еще ребенок… – Усталый вздох. – И когда повзрослеешь?

– Я…

– Не к тебе вопрос был. Так, мысли вслух. О вечном и недостижимом. Что ты хотел сказать?

Плюхаюсь в кресло. Кузен извлекает из-под салфетки яблоко и кидает мне. Спелое, надо же… И сладкое. Вгрызаюсь в сочную мякоть, забрызгивая все вокруг соком. Отдельные капли долетают даже до Ксо, и он забавно морщится:

– Даже есть прилично и то не научился.

– Угу. – Не считаю нужным отвечать на очередную насмешку. Яблоко важнее!

– Итак, – вопрошает Ксаррон, дождавшись, пока я прожую последний кусок, – о чем пойдет речь?

– О соразмерности преступлений и наказаний.

– Да-а-а-а? Поступил на службу в Судебную коллегию?

– Прекрасно знаешь, что я имею в виду!

– Не знаю. – Кузен немного подумал и тоже сел. В кресло напротив.

– Ой ли? Сомневаюсь, что отец и вдохновитель Тайной Стражи не имеет представления о чаяниях своих сирых и убогих родственников.

– Не смешно.

– Почему? – почти обижаюсь.

– Потому! – Ксо борется с улыбкой, постепенно проигрывая и уступая позиции одну за другой. – Во-первых, я давно уже… Впрочем, неважно. А во-вторых… Это кто у нас сирый и убогий?

– Вот только не будем показывать пальцем!

– Именно. Не будем. Ну вываливай свои… чаяния.

– Я серьезно, Ксо!

– Слушаю.

– Я придумал, что делать с Шэролом!

– Четвертовать? – Нездоровая заинтересованность в голосе.

– Тьфу на тебя! Я вообще против его казни!

– Кто бы сомневался… Основания?

– Он слишком ценен для будущего.

– Кто это установил?

– Допустим, я. А что?

– Давай без «допустим», хорошо? Это слишком ответственное решение, чтобы принимать его вперемешку с шуточками. – Кузен спокоен и деловит. Даже слишком деловит. – Итак, ты находишь Галеари полезным?

– Да. Объяснить почему?

– Не надо! – отмахивается Ксо. – У меня не очень-то много свободного времени. Полезен так полезен, фрэлл с ним. Стало быть, казнь отменяется?

– Не совсем.

– То есть?

– Я кое-что хочу проделать… Исключительно ради блага всех, включая Шэрола!

– Ну-ну… Излагай. Только коротко и ясно!

* * *

Что главное в глупом и неблагодарном деле спасения человеческих душ от бездны, по краю которой они все время ходят? Ни за что не догадаетесь! Талант того, кто примеряет на себя одежды судьи и палача. Нет, даже не талант, а дар. Дар, позволяющий из путаницы мыслей и образов созидать нечто правильное, упорядоченное, светлое и жизнеспособное.

Я таким даром не обладаю. Собственно, и не хочу обладать, поскольку лишние способности требуют и лишних усилий по их обязательному применению. А ведь если чего-то не можешь делать, от тебя этого и не станут требовать, верно? Еще лучше: не станут ожидать, что ты что-то сделаешь. И как приятно парить над проблемами, чужими и своими, не замечая исчезающих в бесконечности Времени вздохов мироздания! Простите, замечтался. Полет мне тоже неподвластен. Посему – ножками, ножками, по земле, по грязи, по…

Взгляну-ка на декорации, пока есть время до выхода на сцену главных действующих лиц!

Стягиваю капюшон на затылок и обозреваю стены внутреннего дворика тюрьмы.

Очень подходяще. Очень. В меру мрачно: тускло-серая каменная кладка, на которую зима набросила рваную накидку инея. В меру трогательно: на высоте примерно четыре человеческих роста глухие стены заканчиваются, позволяя насладиться бледным, заплаканным небом, неумело спрятавшимся за косматыми облаками. Однако будет метель: ветер там, наверху, разгулялся не на шутку. Но во дворике тихо и почти тепло. Тепло для последнего месяца года, имею в виду: мороз если и пощипывает щеки, то делает это почти ласково. Отлично. Чем благосклоннее сегодня природа к моим проделкам, тем удачнее они осуществятся…

Примерно посередине дворика расположен невысокий помост из массивного бруса. Место казни, м-да… Все готово к проводам очередной заблудшей души в Серые Пределы, даже длинный меч, прислоненный к плахе. Положим, его место сейчас не здесь, но… Мне так проще. Провожу пальцами по слегка выщербленному лезвию. Скольких ты упокоил, дружище? И сколько раз ты молил своего хозяина оградить тебя от позора столкновения с беззащитной плотью не на бранном поле, а по приговору суда? Сколько раз? Молчишь? Молчи. Пожалуй, я понимаю твою досаду и твое разочарование. Но не спеши огорчаться раньше времени: сегодня у тебя будет отдых от трудов праведных и неправедных. Очень на это надеюсь…

Шорох шагов по скользким плитам двора. Поворачиваю голову. Медленно и степенно, как и подобает человеку, который знает то, о чем пока не догадываются все остальные. Смотрю на виновника всплеска моего здравого смысла.

Да, за прошедшие дни Шэрол не стал привлекательнее. Не с чего было. Хотя… Иных и мертвенная бледность лица делает прекрасными. Так. Одет легко, как и требовалось. Даже чересчур легко. Ай-вэй, как мне стыдно вдруг стало: сам мало того что в длинном плаще, так под ним еще и куртка, подбитая коротко стриженным мехом, а бедный молодой человек в одной рубашке… Нехорошо. Впрочем, у меня появился лишний повод поторопиться, пока граф Галеари не выстудил все свои легкие.

Двое конвоиров, сопровождавших осужденного на место казни, подвели Шэрола к помосту, на краю которого сидит и беспечно болтает ногами судья и палач в одном лице. Причем исключительно добровольный.

Надо сказать, мое присутствие в сем скорбном месте молодого графа не порадовало, но свое раздражение он оставил при себе, по всей вероятности решив в последние минуты жизни не тратить силы на перебранку с типом, который настолько неприятен, что…

– Доброго утра, граф! – приветствую от всей души, но лишнего своему вредному характеру не позволяю: улыбка даже не намечается.

– Вы намереваетесь присутствовать на… – начал было спрашивать Шэрол, но я отрицательно замотал головой:

– Что вы, граф, что вы! В преддверии празднеств в Виллериме можно найти куда более веселые места, чем это.

– Почему же вы здесь, а не в одном из упомянутых мест? – О, в молодом человеке еще теплится ирония? Похвально!

– Дела, граф. Неотложные и неприятные. Почти семейные.

– Семейные? А, ваш дядя, как я слышал, возглавляет Академию… – Шэрол поспешил дать моему намеку свое объяснение. Ошибся. Ну и пусть, ему простительно.

– Надо же, вы уже знаете! Какая неожиданность… И кто-то утверждает, что быстрее всего движется мысль? Глупцы! Ничто не сравнится с ужасающей воображение скоростью распространения слухов и сплетен!

Веду себя почище придворного шута. Сам замираю от собственного нахальства и задора. Впрочем, мне тоже… простительно. Первый в жизни экзамен, который я устроил себе сам.

Шэрол принимает мою шутку. Почти принимает. Сами посудите: когда в нескольких шагах поблизости скучает в ожидании меч, предназначенный для твоей шеи, повода для веселья нет. А значит, и мне пора чуть посерьезнеть.

– Видите ли, граф… Мои дела отчасти касаются и вас.

– Каким же образом?

– Помните, я говорил, что вы ошиблись дважды? Первую ошибку мы с вами уже, слава богам, разобрали по косточкам, осталась последняя… Ваша неминуемая смерть.

– Вы же сами сказали: «неминуемая»! – скривился Шэрол. – В чем же ошибка?

– В вашем отношении к жизни.

Молодой человек нахмурился.

– Выражайтесь яснее, лэрр![6] У меня нет желания следить за хитросплетениями ваших доводов.

– Охотно. – Я спрыгнул с помоста и подошел вплотную к графу. Конвоиры (подчиненные моего кузена, а не начальника тюрьмы) незаметно отодвинулись назад, чтобы не особенно мешать беседе. Шэрол не заметил их перемещений, но даже если бы и заметил… Разумеется, руки осужденного были связаны за спиной. Думаете, я бы полез на рожон, не позаботившись о собственной безопасности? Тогда вы очень плохо меня знаете.

– Все мы когда-нибудь умрем. Кто-то раньше, кто-то позже. Кто-то в своей постели, кто-то в чужой… Но что бы кто ни говорил, мы сами выбираем способ уйти из жизни. Выбираем, быть может, неосознанно, но САМИ. Ваш выбор… глуповат.

– Какое вам до этого дело?

– Никакого. Но каждый раз, видя, как по нелепым причинам гибнут достойные люди, я искренне сожалею. Не верите? Ваше право. Хотя лично я не хотел бы наблюдать, как ваша голова покатится по этим плитам.

Тусклые глаза Шэрола растерянно дрогнули.

– Но… почему?

– Не все в этом мире может быть объяснено, граф. И не все следует объяснять. Скажем, я могу изменить меру вашего наказания… Вы примете МОЙ приговор?

– И в чем он будет состоять?

– Это неважно. Достаточно того, что вы останетесь живы.

– Зачем? Для чего? Или… – Он постепенно нащупал нужную мне тропинку выводов.

– Есть обстоятельства.

– Обстоятельства… – Сухая горечь в голосе. – Белокурые? Синеглазые?

– И такие – тоже.

– Что она вам пообещала? – Еще не огонь, но уже и не пепел.

– Кто? – насмешливо приподнимаю бровь.

– Не притворяйтесь непонятливым! Что вам пообещала Роллена в обмен на мою жизнь?

– Думаю, вы и сами можете ответить на свой вопрос, – улыбаюсь уголками губ. Холодно и чуть насмешливо.

С бледного лица Шэрола стекают последние краски, а глаза темнеют от… От чего? От гнева? От злости? От горя? Я должен определить его эмоции очень точно, иначе…

Сверху доносится глухое карканье. Время поджимает, наступает миг последнего удара.

– Вы… Вы согласились на ее… предложение? – Бескровные губы почти шепчут.

– Это не имеет значения, потому что…

Сдавленный возглас сзади. Галеари проще – он стоит лицом к кованым дверям, через которые попал во двор. Я же поворачиваюсь, чтобы оценить трагическую красоту картины, к созданию которой и сам приложил руку.

Тонкая фигура в каменной раме дверного проема. Черная как ночь. Только несколько светлых локонов выбиваются из-под плотно повязанной шали и дрожат на узких плечах. Лицо словно выбелено мелом: лишь синяя хмарь отчаявшихся глаз не дает льду скорби окончательно похоронить под собой последние чувства.

Перевожу взгляд на Шэрола. Та же история: боль и грусть. В принципе на это я и рассчитывал. Но не только на это.

– Роллена, милая, ты… – Голос, приглушенный расстоянием и стенами.

Еще один человек появляется в дверях. Мрачный и сосредоточенный Герис равнодушно смотрит на двор и застывшие посреди него фигуры, потом берет девушку под локоть. Вот! То, чего я и ждал!

Жест мага выглядит именно так, как и предполагалось. Уверенный. Властный. Я бы даже сказал, хозяйский. Так возлагают руку на то, что принадлежит тебе по закону, людскому и божьему. Так относятся к тому, чем безраздельно обладают. И Роллена, почувствовав прикосновение брата, замирает, чтобы, мгновение спустя, тяжело повиснуть на предложенной руке. Отдаться на милость своего единственного повелителя.

Я вижу суть происходящего очень ясно, но самое главное – ее видит Шэрол. Видит и начинает гаснуть, как язычки огня на ветру.

– Идем. Тебе нечего здесь делать. – Герис уводит свою сестру в лабиринт коридоров. Дверной проем снова зияет темной бездной, приглашая войти и… Исчезнуть.

Выдерживаю паузу, необходимую для усиления эффекта.

– Итак, о чем мы говорили, граф?

– О жизни и смерти. – Тихий шелест песчинок, отсчитывающих последние минуты.

– Именно! Я сказал, что могу изменить ваш приговор. Вы согласны?

– Не тратьте на меня время и силы, лэрр. Я не хочу жить.

– А еще минуту назад…

– Минуту назад у меня была надежда. Теперь… мне все равно.

Укоризненно цокаю языком:

– Ай-вэй, граф! Вы так легко сдаетесь? Не самое лучшее качество характера… Из-за ТАКОГО пустяка?

– Это не пустяк… – Слабая попытка возразить.

– А что же? Подумаешь, девушка оказалась не той, которой… казалась… Что-то я заговариваюсь… Ерунда! Девушек много, на ваш век хватит!

– Не шутите над этим… Я… Мне не…

– Ой, только не надо этого трагизма! «Я больше никогда и никого не полюблю» – это хотели сказать? Несусветная глупость! Хотя бы потому, что и Роллену вы не любите!

– Что значит – не люблю?

– А то и значит! Вы ее жалеете, не более! Несчастное создание, нуждающееся в защите – Вы ведь так о ней думаете? Отчасти правильно, но… – Многозначительно щелкаю пальцами. – У нее уже есть защита, и вы только что прекрасно это видели! Пусть девушка не признаётся в этом даже себе самой, но ее тело не может солгать… Вы заметили, как она прильнула к своему брату? Не буду утверждать, что между ними есть настоящая страсть, однако и расстаться они не могут. Связанные давним стыдом? Возможно. И что из того? Цепи любви далеко не самые прочные.

– Но… – Больно смотреть, как рушатся надежды и мечты Шэрола. Очень больно. Даже если учесть, что они были ложными.

– Плюньте и забудьте, граф! Роллена стоит многого, но не жизни. Особенно ВАШЕЙ жизни. Вы и так натворили столько глупостей… Не делайте последнюю, не жертвуйте собой впустую!

– Впустую?

– А то как же? Думаете, ваша смерть избавит девушку от подозрений и обвинений? Лишь частично, дорогой граф, лишь частично! Правосудию, положим, все равно: взявший на себя вину казнен, можно умыть руки. Но я-то знаю, КТО и НАСКОЛЬКО виноват, об этом вы не подумали? Не подумали, что днем позже я подстерегу Роллену в каком-нибудь укромном уголке и проведу всестороннее исследование ее внутренностей?

– Вы… Вы не сможете… – Ну наконец-то в глазах графа появилось нечто отдаленно напоминающее мысль!

– Почему? – усмехаюсь. – Чтобы вспороть человеку живот, не надо быть ни особо сильным, ни особо злым, достаточно лишь уверенности в собственной правоте. А я – уверен.

– В чем? – Хриплый шепот.

– Видите ли, граф… Вас приговорили за использование «рубиновой росы» во вред. Справедливо, между прочим! Но гораздо более жестокого наказания заслуживает тот, кто снабдил вас отравой, потому что негодяй нарушил и запрет на ввоз, и запрет на распространение. А мне почему-то кажется, что достать «росу» вы могли, только воспользовавшись связями вашей возлюбленной. Верно?

Шэрол молчит, но мне не нужно подтверждение того, что и так очевидно. Поэтому продолжаю:

– Кто еще, кроме мага, пользующегося покровительством короля, может безнаказанно и безбоязненно получать и хранить у себя запрещенные зелья? Так что, граф, сами посудите – вину Роллены даже не надо доказывать. У меня есть только один вопрос: кто именно дал ей «росу»? Вряд ли ее брат; он, конечно, самодур, но на откровенного идиота непохож… Итак, кто?

– Я не знаю… Но Герис нам не помогал.

– Вы в этом поклянетесь?

– Да.

– Хорошо… – Что ж, остается вторая кандидатура, но с ней я буду разбираться позже. А пока… – Все еще настаиваете на том, чтобы умереть? Если хотите, я вам помогу. Лично. У меня есть чудесный ножичек…

– Н-нет. – Молодой человек нервно отшатнулся.

– Зря! Я бы не сделал вам очень больно… Ну только не падайте! Я пошутил. Его высочество принц Дэриен великодушно позволил вам остаться в живых. С одним условием.

– Каким же?

– Условие, если вам интересно, высказано мной, и проверять его выполнение тоже буду я. Обвинение остается в силе, но исполнение приговора откладывается. На неопределенный срок. Все будет зависеть от вас: преданное служение интересам короны со временем обязательно перевесит преступление, совершенное под влиянием чувств. Понятно?

– «Преданное служение»? Ваше предложение больше похоже на шантаж. – Ну вот, он уже разумно мыслит! Замечательно!

– Одно другому не мешает, дорогой граф! Я не призываю вас лизать кому-то ноги… Я лишь предлагаю вам выполнить долг дворянина, чьи предки служили земле, на которой жили. А некоторое принуждение… Оно только подстегнет, заставляя принять решение как можно быстрее!

– Вы опасный человек, лэрр. – Шэрол смотрит на меня грустно, но уже небезысходно.

– Я знаю. Но я опаснее для самого себя, чем для других… Итак, вы согласны?

– На что?

– На службу во славу Западного Шема – в общем и принца Дэриена – в частности?

– У меня есть выбор? – О, мы уже пытаемся улыбнуться… Какой же я молодец!

– Выбор есть всегда! Но не все умеют его делать правильно, – подмигиваю.

– Вы очень убедительны, лэрр… Пожалуй, я соглашусь.

– Не буду утверждать, что вы не пожалеете, граф. Пожалеете, и не раз! Но еще чаще вы будете с благодарностью вспоминать это зимнее утро и…

– И несносного человека, который заставил меня жить правильно?

– Именно, дорогой граф!

* * *

– Ваше решение, Мастер?

Ксаррон смотрит на тусклый день за окнами кабинета сквозь наполовину опустошенный хрустальный бокал. Я, развалясь в кресле, наслаждаюсь терпким вином, подогретым с горстью южных специй. Рогар задумчиво поглаживает подбородок.

– Оно вам необходимо, милорд?

– Вы же знаете – порядок нужен во всем. Кроме того, я не люблю приказывать, если можно попросить и получить согласие. – Кузен серьезным и слегка торжественным тоном озвучивает одну из моих любимых жизненных позиций.

Бросаю недоуменный взгляд исподлобья в сторону милорда Ректора. Ну надо же… Ксо не любит приказывать? Да он только этим и занимается все то время, которое мне довелось его знать! Или это просто игра на публику? Согласен, публики мало. Собственно, зритель у действа, разворачивающегося в кабинете начальника тюрьмы, один. Я.

Ксаррон видит растерянность на моем лице и недовольно морщится, словно говоря: «Не мешай, я занят». Что ж, не буду, раз просишь. Но и объяснения услышать не откажусь. Позже. Когда будет решена одна небольшая, но насущная проблема…

– Хорошо, я займусь молодым человеком, – сообщает Рогар после паузы, заполненной нелегкими раздумьями.

– Со своей стороны окажу всяческую помощь, Мастер… Если понадобится.

– Это будет нелишне, милорд… Однако не понимаю, зачем вам понадобилось мое скромное участие, если есть и другой достойный претендент?

Претендент? А, он имеет в виду меня… Нет уж, взваливать на свои хрупкие плечи обузу в лице запутавшегося в истинных и мнимых ценностях Шэрола не буду. И нечего на меня так смотреть!

Основательно прикладываюсь к фарфоровой чашке. О, еще несколько минут – и вино совсем остынет… Надо поторопиться!

– Мой племянник? – Ксо качает головой. – Ему некогда.

– Мне, право, даже стыдно, милорд, – вполне искренне признаёт Рогар. – Вмешиваться в творение других рук в тот момент, когда оно уже в шаге от завершения…

– Ив не будет против. Правда? – Ехидный взгляд в мою сторону.

– Не будет, – буркаю себе под нос.

– Вот видите, Мастер, беспокоиться не о чем! – преувеличенно весело заявляет Ксо, но Рогара не так-то просто сбить со следа.

– Ваш племянник обучался под вашим руководством, милорд?

– Ну что вы! К счастью или к сожалению, нет. Он у меня… самородок.

– Самовыродок. – Не могу удержаться, хоть тресни. Знаю, что произойдет, но не могу.

Мастер на миг замирает, словно статуя. Перекатывает произнесенное мной слово в своих мыслях. Щурится и… На резко очерченные губы заползает улыбка. Медленно. Лениво. Довольно.

– Как вы сказали, лэрр? Само – кто?

Молчу, сосредоточенно рассматривая затейливую гирлянду цветов, опоясывающую чашку в моей руке. Только бы не рассмеяться… Только бы не рассмеяться… Только бы…

– Самовыродок, я правильно расслышал?

Наши взгляды встречаются, и я вижу, как в серых глазах разгорается веселье.

– Совершенно верно, Мастер.

– Скажите, лэрр… мы с вами уже встречались?

– Не в этой жизни.

– Вот что, господа, мне пора! – вдруг спохватывается Ксаррон. – Простите, что лишаю вас своего общества, но заведение, находящееся на моем попечении, вечно требует забот… С вами, Мастер, мы еще сегодня увидимся, я надеюсь… Ив! Веди себя прилично! Не забудь, что после праздников ты будешь мне нужен!

Когда последние отголоски торопливых шагов милорда Ректора стихают за закрытой дверью, Рогар усмехается:

– Не ожидал.

– Чего именно? Встретиться здесь или встретиться со мной?

– И того и другого, если честно. Но еще больше меня удивляют твои… таланты.

– Таланты? Ерунда! – Поднимаюсь из кресла и подхожу к окну, на подоконник которого присел Мастер. – Так, небольшая зарисовка… Наудачу.

– У тебя получилось. – Спокойная констатация факта.

– Думаешь?

– Уверен.

– Ты присмотришь за Шэролом? – жалобно заглядываю в смешливую глубину стальных глаз своего хозяина.

– Если ты просишь… – Улыбка. Добрая и довольная. – Хотя лучше бы ты занимался им сам.

– Не-а, не могу.

– Почему?

– Дядя же сказал: мне некогда.

– И чем ты занят, позволь узнать?

– Да так… всяким разным. – Сказать ему или нет? И сказав, ничего не потеряю, и не сказав, останусь при своем. Трудный выбор, правда?

– Столь же важным, как и сегодняшняя… зарисовка? – лукаво уточняет Рогар.

– Примерно. Может быть, еще важнее.

– Это касается Дэриена? – Он, как всегда, зрит в самую суть.

– Частично.

– Поподробнее можно? Ты имеешь в виду болезнь и ее виновника?

– Да, если хочешь.

– И?

– Что? – непонимающе встряхиваю головой.

– У тебя есть по этому поводу предположения?

– Почему же предположения… Мне известен человек. И я даже представляю себе его мотивы… Немного. Но гораздо больше меня интересует совсем другое.

– Например? – Мастер мигом серьезнеет.

– Что ты можешь рассказать мне о Лаймаре?

– О ком? – Удивленно расширенные глаза.

– Первый раз слышишь это имя? Не поверю!

– Не первый, но… Впрочем, постараюсь удовлетворить твое любопытство.

– Это не любопытство! – возражаю, может быть, слишком горячо. – Информация нужна мне для дела!

– Ну разумеется… – Хитрая улыбка. – Итак, Лаймар… Сверстник придворного мага – ты с ним уже знаком, как я понимаю… Так же, как и Герис, являлся учеником почтенного Лары, без вести пропавшего более пятнадцати лет назад. Способностями не обделен и мог бы претендовать на более высокое положение, нежели занимает сейчас, но по каким-то причинам отступился от своих притязаний и довольствуется имеющимся. Хитер, не забывает ни дурного, ни хорошего. Предпочитает держаться в тени, но не упускает случая заявить миру о своих достоинствах.

– А что насчет его тайных помыслов?

– Помыслов?

– Ну да. На какое из отделений Стражи он работает?

Рогар целых три вдоха внимательно смотрит на меня, потом переспрашивает:

– Почему ты считаешь, что он связан с…

– Хочешь сказать, Лаймар строит козни сам по себе?

– Пожалуй, нет… Но с чего ты взял, что…

– Он определенно был или остается до сих пор связан с Постоялым Двором. Южного разлива.

– И как ты это определил? – Во взгляде Рогара проступает деловой интерес.

– Ты никогда не видел, как «караванщики» пьют taaleh?[7]

– Признаться, нет.

– А я видел. И с уверенностью могу заявить, что Лаймар не только хранит в своем сердце традиции Южного Шема, но и следует им так, как это принято на местном постоялом дворе.

– Вполне возможно. – Рогар переводит взгляд за окно и некоторое время молчит. – Вполне…

Возвращаюсь к креслу и накидываю на плечи плащ.

– Уходишь?

– Да. Надо немного пройтись. Развеяться.

– Лучше ляг и поспи до завтрашнего утра.

– Это совет или приказ? – ехидничаю, напоследок.

– И то и другое.

– Жа-а-а-аль!

– Это еще почему? – Нет, Мастер не попался на мою уловку, просто ему любопытно, что я задумал.

– Потому! Совету я бы последовал не задумываясь, а вот приказ… Приказ исполнять не буду, и не надейся!

– Вот как? Нужно напомнить, кто ты такой?

– В данный момент я племянник твоего нанимателя, если помнишь!

– Это не продлится вечно. – По тону невозможно понять, сожалеет Рогар по этому поводу или искренне рад.

– Увы, – вынужден согласиться. – Но как только я перестану быть нужен милорду Ректору, сразу же вернусь к исполнению… прежних обязанностей.

– Неужели?

– Не веришь? А ведь я не…

– Не лжешь? Знаю, знаю! – Мастер устало машет рукой. – Кстати, раз уж речь зашла о твоей правдивости… Ректор и в самом деле твой дядя?

– Нет. Он мой… родственник, но не дядя.

– Хм-м-м-м… И, несмотря на это, ты согласен признавать меня своим хозяином?

– Почему бы и нет?

– Наверное, у тебя с головой не все хорошо. – Осторожное предположение.

– Конечно, не все! Мерзнет, между прочим, с такой-то прической!

Рогар качает головой:

– И все-таки не понимаю. Собственно, по какой причине ты выглядишь… так, как выглядишь?

– О, это не моя тайна!

– А чья?

– Эльфийская.

– Даже так? – Некоторое недоумение, быстро сменившееся охотничьим азартом. – Уж не того ли эльфа, с которым ты живешь под одной крышей?

– Отчасти его, отчасти его старшего брата, в основном – Совета Кланов. Но ни капли не моя!

– То есть не расскажешь? – уточняет Мастер.

– Было бы что рассказывать… Я и сам ничего не знаю. Честно!

– Ладно, поверю. Так почему ты спросил меня о Лаймаре? В чем он виновен?

– Я что, похож на судью? – обижаюсь, и вполне обоснованно. – Никаких приговоров еще не вынесено, и вина – даже если таковая имеется – не доказана. Я просто собираю сведения для принятия решения…

– Какого именно решения?

– Пока не знаю. Надо подумать, и подумать хорошенько. Впрочем, если настаиваешь… Кое в чем можно быть уверенным уже сейчас. «Росу» Шэрол получил, скорее всего, с помощью Лаймара. Ученица мага приложила руки к исключению Дэриена из числа наследников престола. Тот же Лаймар, как я понимаю, подсунул в свиту Рикаарда безумную эльфийку…

Умолкаю на полуслове, потому что… Мозаика начинает складываться!

Итак, взглянем на происшедшее под новым углом.

Обиженный Мэвин ищет способ отомстить тому, кто отнял у него внимание сестры. Каким-то образом парень знакомится с Вийсой (кажется, так ее именовали?), которая либо прямо предлагает свои услуги, либо в непринужденной беседе вскользь упоминает о возможности сотрудничества. Скорее всего, действиями магички руководит ее учитель, находящий выгоду в болезни старшего наследника престола. Вопрос: какую именно выгоду? Возможно… На Дэриена влиять трудно: мальчик уже вырос, а вот близнецы находятся в том милом возрасте, когда дурные примеры как нельзя заразительны. Лаймар обрабатывает Рикаарда своими методами, стремясь изменить характер принца в нужную сторону. Удачно, кстати, обрабатывает: сам тому свидетель и жертва… К моменту Инициации младший наследник (Рианну вычеркиваем, поскольку она никем не принимается в расчет из-за своей «неполноценности») должен превратиться в типа с очень неустойчивым и неприятным поведением. В типа, влияние на которого предположительно будет иметь только один человек. Почтенный Лаймар.

Подождите-ка! Он сверстник Гериса и учился вместе с ним? Но почему-то не хотел поспорить за место придворного мага… Зато более чем уверен: Лаймар имеет отношение к тому, что произошло при Инициации Дэриена. То есть к вспышке безумной страсти, которая нарушила равновесие сознания Инициирующего. Может, подсыпал чего в еду, может, колданул – дело не в деталях, а в результате. Ага. Значит, ему было мало того, что старший принц не может работать с артефактами. Почему? Потому что… Потому что Лаймар знает: все можно переиграть заново! А я знаю? Кажется…

Спокойно, Джерон, спокойно! ЭТИМ ты займешься после. Надо закончить другую логическую цепочку.

Какие же возможности кроются в злосчастном артефакте, из-за которого все и началось? Ну, Мэй, я тебя достану, подожди у меня!..

Лаймар устраняет одного претендента, потом берется за второго, и все вроде бы идет тихо и складно, но… Планы на Рикаарда появляются еще у кого-то. У мага или даже целой группы кудесников, которые желают установить над мальчиком контроль. И они торопятся, потому что артефакт вот-вот должен проснуться, а единственный Мост, который может с ним работать, к счастью, пока не инициирован… Хм. Хм. Хм. И где же мне искать этих злодеев? Кроме того… Стоит ли их вообще искать?

– Эй, парень, очнись! Что с тобой?

Отвлекаюсь от своих мыслей и вижу встревоженное лицо Рогара.

– Ничего особенного… Я задумался.

– М-да? В следующий раз предупреждай, а то… Твоя задумчивость слишком похожа на оцепенение.

– Извини, не хотел тебя пугать.

– Да я не из пугливых. – Очередная улыбка прячется в седых усах. – Ты кое-что начал излагать… Кое-что очень интересное. Не хочешь продолжить?

– Представь себе, нет! – Стараюсь говорить, как можно серьезнее.

– Почему же?

– Можно придумать очень много объяснений, но какое из них будет единственно правильным? Нет, мне пока рано поведать миру свои умозаключения!

– Как знаешь. Смотри только, чтобы поздно не стало, – мягко замечает Мастер.

– Постараюсь…

* * *

Метель, накрывшая Виллерим колючим плащом, застала меня примерно на середине пути от Дворцовой площади к дому Агрио. Западный Шем горазд на такую погоду: еще вчера солнце слепило глаза, а сегодня не разберешь, где находится земля, а где – небо, потому что все смешалось в котле зимней бури.

Мало найдется любителей встречать грудью порывы ледяного ветра, щедро приправленные жгучей солью мелких и острых снежинок. Я, как и многие здравомыслящие люди, мерзнуть не собирался, а потому, едва видимость снизилась до пяти шагов, нырнул в спасительно-теплые объятия первой попавшейся гостиницы, даже не удосужившись рассмотреть жалобно поскрипывающую на ветру вывеску.

К чести хозяина сего заведения, встретили озябшего гуляку по четко отработанной схеме: один малолетний слуга подхватил и потащил в чистку и сушку плащ, ставший вдвое толще и тяжелее от плотного слоя снега, а второй усадил меня на свободное место в уголке зала и тут же водрузил на стол внушительных размеров посудину, которая исторгала из своих недр резкий аромат горячего вина. Кинув мальчишке мелкую монетку, я попросил его позаботиться и о перчатках, а сам положил холодные ладони на горячие бока кружки и окинул рассеянным взглядом своих товарищей по несчастью.

Посетителей было на удивление немного: видно, местные жители, хорошо разбираясь в капризах зимы, еще с утра предполагали изменение погоды в худшую сторону и просто не покидали натопленные дома. Группка молодых парней, одетых легко, но претенциозно – либо дворянство среднего пошиба, либо школяры какого-нибудь из королевских учебных заведений. Патруль Городской стражи греется куда более крепкой жидкостью, чем та, что я собираюсь пригубить. В противоположном конце зала, кажется, селяне, приехавшие распродать откормленную к празднику скотину… Тихо, покойно и уютно, что еще надо для счастья?

«Блаженствуешь?»

Я чуть не поперхнулся. Давненько Мантия не прерывала мои размышления в своей излюбленной манере – ехидно и бесцеремонно.

Ну… Э… Пытаюсь.

«А есть с чего?»

Тебе-то какая разница?

«А кто же, кроме меня, будет следить за твоим душевным и телесным здоровьем?»

То есть расслабляться нельзя. Считаешь, мне необходим присмотр?

«Ты с удивительным упорством стремишься усложнить свою жизнь, мой дорогой… Можно было бы предоставить тебе самому расхлебывать все, что заварено, но… Я так привыкла к твоим глупостям за недолгие месяцы нашего осмысленного партнерства, что не хотела бы снова остаться одна…»

С этого места чуть подробней, пожалуйста! Что значит «снова» и почему «одна»?

«Экий ты любопытный…» – усмехается.

Я еще и настойчивый!

«Да… Особенно в глупостях…»

Хоть один раз ты можешь ответить мне серьезно и понятно?

«Могу… Но это не так интересно, как ты полагаешь…»

Ошибаешься, милая! Я вовсе не полагаю ничего подобного.

«Отрадно слышать… Так о чем ты хотел спросить?»

Ты сказала, что «не хочешь снова оставаться одна». Из этих слов можно многое понять. Первое: до того момента, как я появился на свет, ты уже существовала – но это, впрочем, и так ясно… Второе: ты не избалована приятным обществом. Вообще обществом не избалована. Посему напрашивается вывод: кроме меня, тебе не с кем поговорить. Правильно?

«Я всегда могу переброситься парой слов с самой собой, дурашка… И в отличие от тебя, я себе не надоедаю…» Торжествующая, но немного грустная улыбка.

Что-то не верится.

«Как хочешь… Я не прошу принимать истину без сомнений и вопросов – это слишком просто и слишком неэффективно… Гораздо правильнее…»

Набивать шишки на ровном месте?

«Хорошо, что ты это понимаешь…»

Понимаю? Да. Но принять не могу. Зачем мучиться на окольных путях и задворках, если можно сразу, легко и быстро выйти на просторную площадь?

«А как же поиски себя?» – вкрадчивый шепот.

А зачем искать столь ненужную вещь? Только время и силы зря тратить.

«А на других времени не жаль?»

На кого это – других?

«Когда ты последний раз думал не о делах, а о чем-нибудь приятном? О прелестях своей возлюбленной, например?..» Надо же, еще и укоряет… Хотя права, поганка: не могу вспомнить. Не получается.

Ты что-то имеешь против?

«Я? Имею или нет, ты все равно не прислушаешься к моим советам…»

Почему же? Разумные и обоснованные советы я всегда…

«Пропускаешь мимо ушей…»

Обижаешь! Когда это я что пропускал? Я всегда внимаю тебе с благоговением и трепетом!

«Шут…»

Ладно, не хочешь лишний раз улыбнуться, настаивать не стану. Тогда поговорим предельно серьезно и начнем, пожалуй… сначала. Ты ведь знаешь все про всех, не так ли? Помоги мне разобраться в лицах и душах, мудрейшая из осведомленнейших!

«Льстец…» Довольный прищур.

Куда ж без этого?

«Что тебя интересует?..» Тон сменяется на сухо-деловой.

В первую очередь Дэриен. Ему можно помочь, верно?

«Помочь можно всем, но иногда лучшая помощь будет заключаться в безболезненном и быстром умерщвлении…» Ни капли иронии в голосе. И я невольно передергиваю плечами, сознавая беспощадную правоту Мантии.

Его Кружево можно переинициировать?

«Разумеется… Только не с достигнутой ступени…»

Что ты имеешь в виду?

«Его нужно вернуть в исходное состояние и заново провести ритуал…»

Хм… Так просто?

«Как и все в этом мире… Дальше!»

Мальчик, который пытался ему отомстить… Мэвин. Что делать с ним?

«А разве нужно что-то делать?»

Ну-у-у-у-у… Он может натворить бед. С такими-то способностями.

«Если найдет подходящий „инструмент“ для своих занятий…»

Именно об этом и говорю. Мальчика нужно отвлечь от прыжков со скалы, потому что в следующий раз он может и не собрать костей.

«Попробуй…»

Благословляешь? Спасибо!

«Положение, скажем прямо, безнадежное, но… Ты же любишь браться за подобные дела?»

Угу. Самое главное – не заострять внимание на результатах; если ничего не получилось, берись за следующий «тяжелый» случай! Я правильно мыслю?

«В меру собственной недоразвитости…» Констатация факта.

Дразнишься? Ну-ну… Я сегодня отходчивый, так что можешь не стараться – не обижусь. Итак, о чем мы говорили-то? А, вспомнил! Мэвина надо отвлечь. Но чем?

«Ах, мой бедный, наивный Джерон! То, что каждый знает с детства, ускользнуло от твоего понимания… Ему нужно влюбиться…»

И все?!

«Этого мало?.. Учти, редкий человек способен сохранять живой интерес к точной науке, если на горизонте взошло солнце кокетливого женского взгляда…»

М-да? Ну если ты утверждаешь…

«Я сообщаю тебе простейшую из истин, дурачок… Жаль, что ты не можешь ее осознать…»

Ну почему же? Очень даже могу!

«Да-а-а-а? А кто из нас вспоминает о своей любви строго по расписанию, да и то, если нечем больше заняться?»

Знаешь что…

«Да-да…»

Последний вопрос. Что ты думаешь о Лаймаре?

«О реальном человеке или о твоих фантазиях в его отношении?»

Э-э-э-э… Хотелось бы услышать твои мысли по обеим позициям.

«Не получится!»

Это еще почему?

«Как человек он меня совершенно не занимает… А ТВОИ выводы большей частью несут в себе отражение эмоций, а не работы разума…»

В самом деле?

«Уж поверь…»

Значит, мне нужно провести анализ заново?

«Если не лень…» – зевает.

Эй, куда собралась?

«Сосну маленько… Здесь и без меня будет весело…»

Что ты хочешь этим сказать?

Но Мантия уже свернулась клубком и блаженно похрапывала где-то на грани восприятия.

Бессовестная! Вечно оставляет меня без своего общества, поганка… Впрочем, что она сказала? «Здесь будет весело»? Надеюсь, не настолько, чтобы полилась кровь.

* * *

Кровь и вправду не полилась. Зато гром праведного гнева сотряс стены гостиницы.

– Да за такие предсказания тебя выпороть и то мало! – раздалось из угла, где расположились селяне.

Любопытно… Я невольно вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. Конечно, ничего не увидел. Пришлось встать – как раз вовремя, чтобы ворох пестрых кусочков ткани успел обогнуть мою фигуру и спрятаться у меня за спиной. Спрятаться? О нет…

– А ну, мерзавка, вернись!

Надо мной навис дюжий мужик, чьи щеки выглядели излишне румяными даже в скудном свете свечей. Интересно, чем его в детстве кормили? Мне вроде бы в еде не отказывали, но почему-то впрок ни мясо, ни овощи не шли. У родителей этой горы разносолов на столе наверняка не водилось, а поди ж ты…

– Вас что-то расстроило, почтенный? – Я постарался улыбнуться со всем возможным уважением к буграм мышц, хорошо заметным и под толстым суконным кафтаном.

– Мокрая мышь, которая нагадала мне всяких гадостей!

– Мышь?

Поворачиваю голову в попытке увидеть, о ком идет речь, но через плечо удается рассмотреть только черные волосы и яркий платок.

– Предсказательница, чтоб ее! – сплевывает мужик.

– И что же она такого страшного вам предсказала?

– А что скотина вся моя будущей весной подохнет, вот что!

– Именно так и сказала? – Категоричность недовольного селянина, скорее всего, не имела под собой основания: бродячие гадатели редко опускаются до ясных и недвусмысленных «откровений из будущего», так что малышка могла пророчить вполне безобидно, а клиент понял как смог.

– Ну-у-у… – Мужик слегка смутился. – Вроде того… Ну, что по весне Сейнари разольется больше обычного, притопит луга, а на них трава дурная расти будет – и коровки мои потравятся…

– Да вам необычайно повезло, почтенный! – хлопаю по крепкому плечу. – Сами подумайте – вы уже знаете, из-за чего может погибнуть ваша скотинка, так что вам мешает выгнать ее на другие пастбища или купить сена, а? И ни одна из коров не пропадет. Улавливаете?

В блеклых глазах появилось сомнение.

– После того как вы разъяснили, господин… И верно! Так, считаете, сена надо прикупить?

– О, тут я вам не советчик! – машу руками. – Может, надо покупать, может, не надо – фрэлл его знает… А на подтопленные луга коров не гоняйте. Целее будут!

– И на том спасибо, господин! – Отвесив низкий поклон, мужик вновь занял место за своим столом, а я повернулся лицом к той, что заставила меня строить из себя знатока сельского хозяйства.

Довольная мордашка, живая, смуглая, с крупными бусинами темных глаз. И верно, похожа на мышь. Очень миленькую, правда. Мокрые волосы скручены тугими колечками и облегают голову плотной шапочкой. Плечи закутаны в необъятный шерстяной платок, усыпанный то ли маками, то ли розами: даже если бы я лучше разбирался в цветах, определить, какие из них хотела изобразить вязальщица, не представляется возможным, потому что платок старый. Очень старый, с полысевшими от времени кистями бахромы. Пол подметают юбки. Да-да, именно юбки, в количестве пяти, а то и более. Разумеется, разноцветные и, разумеется, никак не сочетающиеся между собой. При ярком свете эта аляповатость резала бы глаза, но здесь и сейчас она всего лишь заставляет улыбнуться.

– Здравствуй… мышка.

– Ты желаешь мне здоровья от чистого сердца или просто хочешь показаться вежливым? – прищуривается один из блестящих глаз.

– И то, и другое, наверное… Кстати о здоровье! – Я поманил пальцем мальчишку-подавальщика.

Сунув нос в принесенную специально для нее кружку, девчонка сурово нахмурилась:

– Сам, значит, вином отогреваешься, а меня супом потчуешь? Это как же понимать?

– В твоем возрасте следует пить вино только в лечебных целях, но… Думаю, горячий мясной бульон с пирожками будет куда полезнее, чем кислятина, которую принесли мне. Если не хочешь, можем поменяться!

– Вот еще! – Она ухватила из миски самый большой пирог и откусила, сколько… смогла, а смогла много: вернуться к беседе юной гадалке удалось лишь спустя время, необходимое для тщательного пережевывания. И вернуться для того, чтобы попытаться вогнать меня в краску, потому что я услышал: – А ты добрый.

– Нет, мышка, я злой. Очень злой. Только еще и ленивый. А поскольку злые дела требуют большего приложения сил, чем добрые, я предпочитаю не особенно напрягаться… Если есть возможность.

Моя невинная шутка вызвала внимательный и сосредоточенный взгляд. Девчонка помолчала, потом сочувственно подытожила:

– Устаешь, значит, сильно… Бедненький!

– Кто сказал, что устаю? – удивился я.

– Ну здрас-сте! Только что заявил: злу нужно отдавать больше сил, чем добру, а теперь отнекиваешься? Не пойдет!

– Что – не пойдет?

– Выбери уж, что тебе ближе – зло или добро. А то потеряешься между… Ищи тебя потом! – Довольная улыбка.

– Да кому я нужен?

– Кто тебя знает. – Еще один внимательный взгляд. – С виду не скажешь, а вдруг… Вдруг есть в тебе что-то ценное?

– Вряд ли, – совершенно искренне сомневаюсь.

– Все равно не тебе судить! – заявляет девчонка. Заявляет так, что спорить с ней почему-то не хочется.

– Да я и не сужу…

– Хочешь, расскажу твое будущее? – Спустя вдох следует вполне ожидаемое предложение.

– В том же ключе, что и этому несчастному владельцу коров?

– Можно и в том… Хотя нет. – Задумчивый цокоток ногтей по столу. – Твоя судьба от капризов природы не зависит.

– И как же ты это установила?

– Есть способы… – Туманный и ни к чему не обязывающий ответ. – Ты какое гадание предпочитаешь? Могу на потрохах курячьих. Могу на свечном воске. А могу лабиринт ладони прочитать… Выбирай!

– Не стоит, мышка.

– Что – не стоит? – Обиженно надутые губы.

– Предсказывать мне будущее.

– Почему? Не веришь, что я…

– Угадаешь? Верю. Только… Свое ближайшее будущее я и так знаю. А то, что должно произойти потом… Видишь ли, мне почему-то кажется: неинтересно жить, если каждый ненаступивший миг уже известен. Скучно.

– Может быть, может быть… – Кивок. – А если тебя ждут опасности? Угроза жизни и всякое такое? Тоже знать заранее не захочешь?

– Хм… – А вот над этим надо подумать.

Заманчиво было бы получить точные сведения обо всех будущих врагах и их планах… Заманчиво, но как-то нечестно. Нет, будем разбираться с неприятностями по мере их возникновения! Да и проку мне в предсказаниях? В лучшем случае забуду, в худшем – перепутаю так, что сам фрэлл ногу сломит.

– Нет, мышка, не надо. Пустое и неблагодарное это занятие – ткать Гобелены чужих судеб.

– Верно. Но еще хуже отказываться от помощи, предложенной без корысти. – Девчонка смотрит на меня так сурово, что я чувствую себя школяром, заслужившим порку за плохо выученный урок.

– Я не отказываюсь… Просто мне думается, что знать будущее не самое важное в жизни.

– А что же, по-твоему, важнее?

– Прийти туда, где ты по-настоящему нужен.

Молчание, долгое и грустное, заканчивается вздохом:

– Ну пути и дороги не по моей части, спорить не буду… А все же зря отказался! Пожалеешь!

– Конечно! – улыбаюсь, видя, как смешно морщится длинноватый нос девчонки. – Но ничего, я привык.

– Жалеть?

– И жалеть – тоже. А еще я привык…

– Получать от Судьбы оплеухи? – Ехидное замечание, заставившее меня вздрогнуть.

– Какие еще… Ты-то что об этом знаешь?

– То, что явно, и то, что тайно. То, что дозволено, и то, что запрещено. – Она встала из-за стола, озорно взмахнув юбками. – Я все знаю. И ты совершенно прав: мне скучно жить. Точнее, было бы скучно, если бы…

– Если бы? – Невольно встаю следом.

– Если бы под лунами этого мира не топтал тропинки тот, чья судьба не может быть предсказана, потому что ее просто не существует.

– О чем ты говоришь?

– Запомни, нет ничего предопределенного и нет ничего неизменного. Ни в большом, ни в малом, ни в жизни, ни в смерти. Будущего нет, потому что, воплощаясь, оно на крохотное мгновение становится настоящим – и тут же исчезает в прошлом… Тебе нужно будет выбрать одно из трех: Забвение, Память или Надежду. И когда наступит срок, ты выберешь то, что должен. Или не выберешь ничего, и это тоже будет выбором… У твоего Зеркала три стороны, Джерон! Но соединить их вместе или разбить окончательно сможешь только ты сам…

С каждым словом лицо гадалки становилось все светлее, словно под кожей разгоралось пламя. А глаза… Глаза белели, пока не превратились в прозрачные, ничего не видящие озера. Воздух подернулся маревом, напомнившим о далекой летней жаре, очертания фигурки потекли, растворяясь в сумраке зала, и понадобилось лишь три вдоха, чтобы там, где стояла девчонка, не осталось ничего. Ничего. Даже следов мокрой обувки на полу.

Я опустился на скамью и тупо уставился в миску, где меня дожидался любезно оставленный маленькой гадалкой пирожок. Кто бы мог подумать…

Впрочем, любой из людей, сидящих за соседними столиками, принял бы встречу со Слепой Пряхой в канун середины зимы как должное. Хотя бы потому, что всем известно: раз в году Судьба надевает пестрые одежды бродячей предсказательницы и ходит по людным местам. Если повезет, вы можете получить из первых рук всю историю своей жизни на десятки лет вперед. Если не повезет – ну вот как мне – будете сидеть и гадать, что хотела сказать Та, Что Знает Все, Но Помнит Лишь Будущее…

А я, дурак, пирожками ее хотел накормить… И накормил же! На свою голову. «Три стороны Зеркала»… В семейной библиотеке, кажется, была такая книга, но я ни разу в нее не заглядывал. Повода не было, да и желания не наблюдалось. Трактаты о смысле жизни интересны лишь тому, кто этого самого смысла не знает. Что же касается меня… Каюсь, пытался рыться в умных мыслях давно умерших и поныне здравствующих ученых мужей, и не только мужей. Даже пытался понять, о чем они предупреждают и что советуют. Признаюсь честно: только время зря потратил. Потому что, узнав, по чьей прихоти и вопреки чему сам живу на этом свете, окончательно убедился: не стоит искать подтекст там, где и букв-то на полноценное слово не хватает.

Что она еще говорила?

Забвение.

Память.

Надежда.

Три символа моего Дома. Три цвета Пепла.

Белый Пепел Забвения.

Черный Пепел Памяти.

Зеленый Пепел Надежды.

Но разве из них можно выбрать что-то одно? Они неразделимы. Они… Они составляют Суть. Единую и неизменную. Но гадалка сказала: «нет ничего неизменного»… Имела ли она в виду и эти незыблемые основы существования? И если имела, то какую мысль вкладывала в свое предсказание? Нет, простите, не в предсказание. В предупреждение, от которого тревога взъерошила холодными пальцами несуществующие волосы на моем затылке.

От чего меня хотели предостеречь? От чего?..

* * *

Входная дверь распахнулась и тут же с грохотом вернулась в крепкие объятия косяка. Вновь прибывший посетитель гостиницы, радушно принимающей под свой кров замерзших горожан и гостей столицы, не глядя скинул плащ на руки мигом оказавшегося рядом мальчишки и уверенно направился к лестнице, ведущей на второй этаж – в комнаты постояльцев. Самое обычное событие, ничем не примечательное, за исключением личности человека, который, как и ваш покорный слуга, не отсиживался дома, пережидая непогоду.

Его магичество Лаймар собственной персоной. Какого фрэлла ему здесь нужно? А что, если…

Вы любите шпионские игры? Я ненавижу. Но, как и всякий обыватель, волей случая столкнувшийся с чем-то доселе не изведанным и потому притягательным, не смог удержаться от построения совершенно нелепых, но соблазнительных предположений… Наверняка чернявый маг приперся в гостиницу для встречи со своим связным и получения инструкций по поводу дальнейших злодеяний! А значит, у меня появился замечательный шанс разоблачить грандиозный заговор! Всем нос утру – и кузену, и Мастеру. Они еще будут гордиться тем, что знакомы с таким гениальным…

Однако пора переходить от слов к делу.

Меня Лаймар не заметил: его мрачно-озабоченный взгляд даже не коснулся угла, в котором мне посчастливилось греть скамейку. Так торопился? Значит, встреча важная, и с тем, кто не терпит промедления… Ну-ка посмотрим!

Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы не вызвать подозрений своим неожиданным желанием прогуляться наверх, я вальяжно одолел пятнадцать ступенек и остановился, чтобы выяснить, куда двигаться дальше. Впрочем, если раньше выбор направления поставил бы меня в тупик, сейчас – благодаря Мантии – мне был доступен весьма удобный инструмент, позволяющий безошибочно ориентироваться на местности.

«Паутинка» растянулась по коридору второго этажа, предоставив уйму сведений о напряженности отношений между постояльцами там, где таковые имелись. Постояльцы то есть. Так, осталось только определить, какой звук соответствует местоположению моего знакомого мага…

Странно. Ничего не понимаю. Совсем ничего. Лаймар, без сомнения, находится в правом крыле, почти в самом конце коридора. Более того, творит волшбу, но… Не вызывает напряжения! Напротив, словно убаюкивает ранее вздыбленное судорогами Пространство. Как такое может быть? Тихий шелест мирно засыпающей стихии – и ничего более. Очаг возмущения локализован и устранен. И кем? Человеком, которого я полагаю главным виновником несчастий, обрушившихся на королевскую семью! Нет, тут что-то не так… Что-то не сходится… Или ошибся я, или…

Постойте-ка! Новое возмущение! Никак не связанное с магией, но примерно в том же секторе моей «паутинки». Все, сил анализировать собственные путаные мысли больше нет! Сейчас все увижу сам и…

Стараясь не шуметь, я подошел к нужной комнате, но можно было особенно и не таиться, потому что благодарственные причитания женщины, перемежающиеся недовольными возгласами Лаймара, успешно заглушали любые звуки. Судя по словам, смысл в которых можно было найти лишь со второго или лучше – третьего прослушивания, маг занимался лечением больного ребенка, и один этот факт заставил меня нахмуриться. Какое-то несвойственное злодею поведение, не находите? Заглянуть внутрь, что ли?

На мое счастье, шпион-кудесник, видимо, слишком торопился, потому что оставил дверь приоткрытой. Правда, в узкую щелку я почти ничего не разглядел – только руку человека, стоявшего рядом с выходом. Руку, которая поднималась вместе с…

Тому, кто ни разу в жизни не видел любимого оружия кихашитов,[8] и в голову бы не пришло испугаться костяной трубки длиной в две ладони и толщиной не более пальца. По крайней мере, в первый момент. Впрочем, второго момента не наступило бы, потому что иглы, которыми каждый убийца из Южного Шема может попасть в глаз бабочки с очень даже большого расстояния, смазаны очень неприятным зельем, которое… скажем так, после попадания которого в кровь жертве покушения можно начинать сооружать надгробие.

Фрэлл! Это что же получается?! Сейчас какая-то сволочь убьет моего главного подозреваемого, и я останусь ни с чем? Нет, мои дорогие, так не пойдет! Не позволю!

И я со всей дури (а как же иначе?) ударил ногой по двери.

Издав жалобный треск, дерево впечаталось в руку, пальцы которой сжимали трубку. Кихашит пошатнулся, роняя свое оружие, но изготовиться для новой атаки не успел. По очень простой причине: последовать за дверью и приставить к горлу опешившего убийцы обнаженный клинок не составило труда даже такому неуклюжему типу, как я.

– Простите, что нарушил ваше уединение, господа, но мне показалось, что негоже омрачать и так уже ненастный день смертью.

Люди, находившиеся в комнате, перевели взгляды на меня. Те, кто был в сознании разумеется, потому что мальчик, лежащий на постели, судя по всему, забылся сном после тяжелого приступа.

Лаймар. Удивленный. Недовольный. Растерянный.

Бедно, но опрятно одетая женщина, видимо мать больного ребенка. Заплаканная. Дрожащая то ли от холода, то ли от страха.

Убийца, наверняка играющий роль отца семейства, – человек более чем средних лет, с незапоминающимся лицом. Напряженный и бесстрастный. Непорядок! Он должен меня бояться, разве нет? Я же такой стра-а-а-ашный!

В целях внушения незаслуженного уважения позволяю «старшей» кайре прижаться к коже под подбородком кихашита еще теснее. Самую малость – даже кровь не выступает. Заодно поигрываю Пустотой, то касаясь ледяным дыханием живой плоти, то отзывая свою вечную спутницу назад. Наверное, именно ей и удается заставить убийцу, с раннего детства презревшего страх смерти, вздрогнуть. Еще бы, если, умирая, вы знаете, что воплотитесь в лучшем теле и лучшей жизни, уходить нестрашно. Но раствориться там, где ничего не было и никогда не будет… О, подобное испытание могут выдержать не все! Вообще никто не выдержит. По моему скромному разумению. Я и сам, кстати…

– Поручитель? Провинность?

Эти вопросы могут показаться странными кому угодно, но только не человеку, нервно сглатывающему слюну. И он, и я играем сейчас по одним правилам. Правилам старинной, но до сих пор распространенной игры под названием «Остаться в живых». А еще вашему покорному слуге посчастливилось в свое время ночь напролет слушать пьяную исповедь г’яхира,[9] который считал, что не сможет дожить до рассвета. Как же он ошибался: смерть настигла парня лишь сутки спустя… А мне – в качестве посмертного дара собутыльника – досталась груда совершенно бесполезной на первый взгляд информации. Но, как выясняется, ничто в этом мире не пропадает зря!

– Я не буду повторять дважды! – В самом деле не буду. Хотя бы потому, что сам забуду, о чем спрашивал.

– Поручитель – г’яхир Полуденной Розы[10] эс-Сина.[11] Вина – нежелание содействовать.

Вот как? Браво, Лаймар! Я бы, например, не рискнул отказаться от предложения «принять посильное участие в созидании славного будущего Южного Шема». Впрочем, мне и не предлагали. Нос у меня не в том масле испачкан.

– Можешь вернуться домой. По праву het-taany[12] я принимаю обязанности Поручителя. – Убираю кайру в ножны, и убийца облегченно выдыхает.

Могу понять почему: ты уже настроился на безвременную кончину, да еще вкупе с невыполненным заказом, что для кихашита тяжелее всех и всяческих долгов, и тут на тебе! Какой-то беспечный чудак произносит волшебное слово «het-taany», принимая на себя грех твоей оплошности… Можно вознести искреннюю хвалу богам и смело отправляться за новым заданием.

– Как мне назвать вас, господин? – важный вопрос.

– Скажешь: тебя отпустил тот, кому Шан-Мерг подарил свой последний вдох.

Минута тишины. Такая долгая, что кажется вечностью. А потом кихашит опускается на колени и лбом касается дощатого пола, отдавая дань почитания прозвучавшему имени. И мне. Эх, дяденька, не заслуживаю я такого. Всего-то и сделал, что…

…Никак не могу привыкнуть к нескольким очень досадным мелочам. К вою песчаной бури за стенами хирмана.[13] К чадящим фитилям масляных светильников, распространяющим в воздухе аромат подгоревшей еды. К ощущению полнейшей беспомощности перед злорадной ухмылкой Судьбы…

Непогода застала меня посреди ничего – как раз на том участке эс-Сина, где проще встретить демона, нежели человека. На какие доходы существовал хозяин обшарпанного «приюта», можно было только догадываться. Наверное, обирал трупы постояльцев. Впрочем, я куда больше боюсь не высохшего под знойным солнцем пустыни старика, а того, кто волей случая составил мне компанию.

Мужчина, вдвое старше меня. А может, и не вдвое: скорбные морщины, рассекшие высокий смуглый лоб, никого не омолодят. И глаза… Про такой взгляд говорят: потухший. И тому есть причины. Шан-Мерг (как он сам представился) собрался умирать. Только я никак не могу понять, на чем основывается его жуткая уверенность в приближении смерти.

Всю предыдущую ночь мы провели без сна: он – беспрерывно рассказывая о себе и своей… хм, работе, я – слушая. И борясь с крупной дрожью, потому что мне было страшно. Очень страшно.

Мой собутыльник оказался г’яхиром. Какой именно провинции – я забыл сразу же, как только осознал, что делю стол и кров с человеком, которому ничего не стоит забрать мою жизнь. И не только жизнь, кстати: я ведь дожидаюсь каравана. Дожидаюсь, сидя на деньгах и верительных грамотах х’аиффа.[14] Если что-нибудь потеряю или – того хуже – меня обворуют, можно не возвращаться к Заффани. Проще самому закопаться в песок. Прямо за дверью…

И даже выпивка не помогает. Хваленое «Дыхание пустыни» мало того что не расслабило тело и не успокоило сознание, напротив: натянуло все нервы, как струны лютни. Голова гудит от смешанных в кучу откровений г’яхира, постепенно тупея и отпуская все мысли, кроме одной… Я выберусь отсюда ЖИВЫМ?!

– Ты слушаешь?

– А?.. Да, конечно… – поднимаю взгляд от стола.

Подернутые пеплом тоски угольки глаз смотрят на меня в упор. Очень внимательно.

– А мне кажется, что нет… Впрочем, это и неважно. Ты не попытался сбежать – вот что мне нравится.

Сбежать? Куда? В пасть бури? Я похож на самоубийцу? Никогда бы не подумал… Опять же поручение моего работодателя. Как я могу его не выполнить? Это означало бы полное и безоговорочное признание собственной несостоятельности. Во всех смыслах.

Г’яхир, видно, догадывается, какие демоны терзают мою душу, потому что невесело усмехается:

– Я не имел в виду смелость, парень. Даже самый отважный человек на твоем месте чувствовал бы себя… нехорошо. Возможно, если бы ты был старше и опытнее, ты бы предпочел выйти за Порог. Еще вчера.

Я и так почти парализован страхом, а он добавляет еще и еще… Зачем? Хочет поиздеваться? Можно было бы предположить такое стремление – особенно со стороны человека, ожидающего свой смертный час, но… В глазах Шан-Мерга плещется тоска. Тоска человека, который вынужден уйти, оставив незавершенным дело. Очень важное дело.

– Я не могу себе позволить…

– Испугаться? Вижу. Тебя держит нечто посильнее любого страха. Чувство долга, верно? Я угадал?

Не отвечаю, но мой ответ г’яхира не интересует. Шан-Мерг думает о чем-то другом. Думает примерно минуту, потом встает и медленно начинает обходить стол, бормоча себе под нос:

– Как все не ко времени… Не к месту… Парень – все, что у меня имеется, но достаточно ли того, что под рукой? Впрочем, выбора нет…

– А меня учили, что выбор есть всегда. Нужно только рассмотреть все пути, ведущие с перекрестка, – как всегда не подумав, блещу вбитыми в голову истинами. Мужчина останавливается совсем рядом со мной и проводит рассеянным взглядом по стене комнаты.

– Очень может быть… Ну если ты СМОЖЕШЬ сделать выбор за меня… Сделай его!

Сильные пальцы властно вцепляются мне в волосы.

– Эй, что вы… – успеваю только возмущенно открыть рот, а в следующее мгновение…

Комок чужого дыхания втыкается в мое горло, и я едва не захлебываюсь жарким и странно сухим ветром. Ветром, несущим на своих крыльях последний вдох Шан-Мерга…

Потом было многое. Несколько бессонных суток наедине с мертвым телом. Песни песка – то вкрадчивые, то угрожающие. Дочери Йисиры. «Белая Фаланга». Долг, который требовал оплаты и был уплачен. Мной.

Многое было. Но в одном я совершенно точно завидовал Шан-Мергу: ему повезло уйти, оставшись. Хотелось бы верить, что и мне когда-нибудь удастся такое.

…Песок пустыни всхлипнул в последний раз и умолк, прячась в тайниках памяти. Я посмотрел на склонившегося в глубоком поклоне убийцу.

– Ступай! Если через минуту твои следы не остынут на пороге этого дома, я возьму свое обещание обратно!

– Как прикажете, Карающий![15] – Ему не понадобилось и вдоха, чтобы, подхватив орудие своего труда, исчезнуть в коридоре.

– Вы закончили здесь, почтенный Лаймар? – обращаюсь к кудеснику, который за все время моей беседы с кихашитом не проронил и звука.

– Да, вполне. Что вы хотите предложить?

– Спуститься вниз и поговорить. Согласны?

– Я могу отказаться? – Легкая усмешка.

– Можете. Но лучше не надо. Считайте это… дружеским советом.

– Что ж… – Маг вздохнул. – Если позволите, я присоединюсь к вам через несколько минут.

– Буду ждать. – Я выделил голосом слово «буду» и оставил Лаймара отдавать последние указания совершенно растерянной женщине.

* * *

Придет или не придет, вот в чем вопрос. Что помешает магу сбежать? Да ничто. Есть два ручных зверька, которые – если дать им волю – охотно управляют своим хозяином. Любопытство и совесть. С дурными наклонностями первого из них я уже кое-как справился, а второй… Не менее опасный противник, кстати. И главная его черта – никогда не прячет оружие в ножны. Клинок может отодвинуться, прижаться плотнее, взрезать кожу или печально просвистеть рядом, но полоса серой стали никогда и никуда не исчезнет. Вы сражались со своей совестью? И кто победил? Только не лгите, а скажите откровенно… Молчите? Вот и я тоже… Лучше промолчу.

Впрочем, меня устроит любое развитие событий. Если Лаймар сбежит, его вина не нуждается в подтверждении. Если не сбежит, получу ответы на интересующие меня вопросы. Как ни крути, а в выигрыше все равно я! Приятно, фрэлл подери…

И все же он вернулся. Спустился по лестнице – не шибко спеша, но и не особо медля – как человек, который закончил все срочные дела и теперь может совершенно осознанно уйти на покой. Э нет, дорогой мой, не так скоро!

Расположившись напротив, маг положил ладони на стол, чем несказанно меня повеселил: такой жест у «караванщиков» Южного Шема означает открытость помыслов вкупе с готовностью принять судьбу, какой бы она ни была. С трудом сдержав улыбку, я осведомился:

– Сколько времени вы выделите на беседу, почтенный?

Лаймар недоверчиво нахмурился:

– Разве не вы устанавливаете правила?

– Правила чего? – хлопаю ресницами, словно девушка на первом свидании.

– Правила… – Маг на несколько вдохов замолкает, а потом, видимо придя к определенному выводу, зло щурится: – Даже то, что вы отсрочили мою смерть, не дает вам права издеваться надо мной, пока я жив!

– Издеваться? Еще и не начинал! – Демонстрирую самую мерзкую из своих улыбок, чтобы миг спустя продолжить уже предельно серьезно: – Мои права и обязанности простираются куда шире, чем вы можете себе вообразить, почтенный. Честно говоря, я и сам не представляю себе их границ… Не хочу представлять. Ваша жизнь и ваша смерть меня не интересуют. Ни в каком разрезе. Возможно, это вас огорчит, но я больше обеспокоен совсем другими вещами.

– Вы хотите сказать… – Кажется, он начинает догадываться, к чему я клоню. Ну и замечательно: меньше придется прикладывать усилий.

– Я не собираюсь вас убивать. Не сегодня. Видите ли, я не имею привычки в один и тот же день вручать подарок и забирать его обратно. Думаю, в этом вы могли уже убедиться на примере…

– Молодого Магайона? – О, великолепно! У нас найдется что обсудить, кудесник! Мне даже не нужно притворяться больше обычного, чтобы вести беседу в нужном направлении.

– Именно. Кстати, поведайте, сделайте милость, почему вы решили убрать Кьеза со своего горизонта?

– И вы не спросите, зачем я вообще начал ему помогать? – Вежливое любопытство.

– Хотите, отвечу сам?

– Попробуйте! – Лаймар потянулся к пирожкам в миске, и мне этот жест ясно говорит об одном: маг заинтересован. Попался на крючок. А ведь мы с ним до боли похожи… Я тоже – незаметно для себя – поглощаю всю доступную еду, когда у меня появляется задачка, требующая решения.

– Думаете, стоит того? – Пододвигаю миску к себе и делаю вид, что затрудняюсь с выбором.

– Я говорил не о… – спешит поправиться маг, и вот тут я уже фыркаю:

– Не о пирожках, разумеется! Простите великодушно, но не могу удержаться… Вы не обиделись на эту нелепую шутку, надеюсь?

– Пожалуй, нет. – Лаймар улыбается. Суховато, но вполне искренне. Ай да я! Закрепим успех:

– Конечно, истинных причин я знать не могу, но это уже мелочи… Герцог Магайон имеет влияние при дворе. Очень большое, как я понимаю. И в какой-то момент ваши с ним интересы вступили в конфликт. Проще говоря, вы если и не враждуете открыто, то добрых чувств друг к другу не испытываете. Судя по всему, старший сын герцога поддерживает позицию отца, и единственным уязвимым местом оказался младший – своевольный, вспыльчивый, недалекий, но зато весьма решительный Кьез, полагающий себя к тому же обиженным… Вы предлагаете помощь, так сказать, оснастить перилами лестницу, ведущую наверх. Он соглашается. Вы сообщаете ему место и время, когда дядюшка Хак окажется вдалеке от столицы, но в пределах досягаемости наемных убийц, и Кьез, не теряя ни минуты, отправляет охотников за головой своего отца. А потом… Потом вы узнаёте, что мальчишка не преуспел в своих начинаниях. Более того, обвиняет в неудаче вас, хотя вы, как я понимаю, были против столь грубого решения проблемы. И… Я забежал не слишком далеко вперед? Возможно, теперь ваша очередь?

– Моя? Вы и так все очень подробно изложили. Даже хуже: вы рассказали о том, чего не могли узнать – только догадаться, и ваши догадки меня пугают.

– Не позволяйте страху слишком многого, почтенный: бояться еще рано. Итак?

– Кьез попытался взвалить вину на меня, совершенно верно. Он был неуравновешен. Со всех точек зрения. Разумеется, начал угрожать, что расскажет кому следует о моих планах…

– Кстати, о каких?

Лаймар усмехнулся:

– Вы спрашиваете, потому что хотите знать или потому что не хотите думать сами?

– Конечно, второе! Зачем тратить силы, если можно получить то, что ищешь, в подарок?

– Ну разумеется… – Пальцы мага погладили выскобленную поверхность стола. – А не промочить ли нам…

– Горло? Ничего не имею против! Тем более что ноги я давно уже промочил…

Я выбрал эль – светлый, к сожалению (темный гораздо вкуснее, но в голову бьет тяжелее, а мне никак нельзя было терять ясность рассудка), Лаймар, – что-то из южных вин. Вместе с напитками нам принесли гору щедро посоленного печенья – для веселого хруста и иллюзии наполненного желудка.

– Мои планы, значит… Вам известен город под названием Вэлэсса?

– Это на западном побережье? Маленький порт?

– Маленький? – Маг удивился. – Вы когда были там последний раз?

– Я вообще там не был… – Понятно, потрепанный том, к которому я обращался при постижении деталей землеописания, давно нуждается в исправлениях. – Впрочем, речь ведь не о размерах, да? Чем вам так интересен этот город?

– Поблизости от него находится небольшой клочок земли, на котором… Или, точнее, в котором находят tyekk’iry.

– «Слезы Вечности»? И как часто? Кто контролирует их дальнейшее распространение?

– Вижу, вы понимаете всю важность сказанного, – уважительно заметил Лаймар. – И, наверное, понимаете также, что любой маг был бы счастлив заполучить это месторождение в свое полное и неограниченное распоряжение?

– Понимаю. Вы полагаете себя достойным?

– Вполне. – Прямой и спокойный взгляд.

– Я бы на вашем месте не торопился.

– Почему?

– Потому что…

Tyekk’iry. Брызги из Колодца Западного Предела. Однако… Означает ли это, что сам Источник находится рядом с Вэлэссой? Если да, то стоит повнимательнее присмотреться к политической ситуации, касающейся этого городка… Тьфу! Города. И когда он успел вырасти?

Вэлэсса, судя по всему, находится в ленном владении Магайонов, и Кьез пообещал подарить магу землю, в которой рождаются крохотные, но совершенно самостоятельные и замечательно сильные Источники.

Кстати, почему Лаймар так рвется именно туда? Разве что…

– Вы связаны с Водой, почтенный?

– Да.

– И насколько сильно?

– Об этом я не могу судить, но…

– Не утруждайтесь! – Я стянул со среднего пальца левой руки кольцо. – Просто наденьте, и все сразу станет ясно.

– Что это? – Маг принял тусклый ободок в свою ладонь.

– Своего рода артефакт, позволяющий… Наденьте – и сами увидите.

– На любой палец?

– Как вам будет угодно. От местоположения ничего не изменится.

Лаймар последовал моему совету, и кольцо скользнуло на безымянный палец. Вдох-другой… ничего не происходило, но вот по изгибам побежали маленькие синие искорки, все быстрее и быстрее, увеличиваясь в размерах, пока одна из полос, составляющих заработанное моим нелегким трудом украшение, не налилась сапфировой синью.

Мой собеседник не был бы магом, если бы не попытался определить, что за чудо свершилось на его глазах. И когда определил, удивление окончательно сбежало из темных глаз, сменившись полнейшей растерянностью.

– Как такое возможно?

– Что именно? – Я постарался изобразить на своем лице самое доброжелательное выражение, на которое был способен.

– Ведь это… это же не металл… это…

– Прах первородных Сил.[16]

– Откуда… где вы его взяли? И как вам удалось сделать из него…

– Видите ли, почтенный, некоторые факты моей жизни не подлежат разглашению. Ни при каких условиях. Если выражаться грубее: я скорее умру, чем расскажу вам, где и как получил в дар это кольцо. Поэтому прошу не спрашивать. Я даже не стану вам лгать – просто промолчу.

– Как скажете… – Лаймар все никак не может поверить, что на его руке сияет древняя легенда.

Вообще-то можно было обойтись и без подобного представления. Простейший анализ доступных фактов позволяет заключить, что сидящий напротив маг особенно хорош при работе с Водой: «осколки ледяного зеркала» тому свидетельствуют. И свидетельствуют очень красноречиво. Кстати об «осколках».

– Оставим на время Вэлэссу, почтенный, и вернемся в столицу. Вы приняли решение убить Кьеза по долгом размышлении или же походя?

– Это важно?

– Нет. Просто мне интересно знать… Заклинание, которым вы воспользовались, требует некоторой подготовки. Следовательно…

– Да, я заготовил «осколки» заранее. На всякий случай. – Он не стал кривить душой. Фрэлл подери, мне все больше и больше начинает нравиться этот дядя!

– Необязательно для Кьеза?

– Для кого угодно.

– Но вы их «направили», не так ли?

– Очень поверхностно, почти наугад.

– То есть они уничтожили бы любого, кто оказался на пути?

– Думаю, да. Но… – внимательный и чуть насмешливый взгляд, – вас они не тронули.

– Ну если не считать пары треснувших ребер, то да! Не тронули.

– Я имел в виду совсем другое.

– Я знаю. Заключенная в ледяном крошеве магия не причинила мне вреда. Потому что я вовремя ее уничтожил.

– Не расскажете как? – Профессиональный интерес луком изогнул густые брови.

– Не расскажу, – улыбаюсь, но не злорадно, а сожалеюще. – Нет времени. У меня слишком много вопросов к вам, а я не добрался и до середины… Вы желали получить в свое распоряжение Силу, не связанную с Источником напрямую. Почему? Вы не хотите платить по счету, когда придет время? Не хотите, чтобы некогда врученный вам джав[17] выполнил свое единственное предназначение?

Лаймар едва уловимо морщится.

– А вы бы легко расстались с жизнью только из-за того, что кто-то когда-то решил: нельзя занимать, не отдавая долги? Не верю! Вы не похожи на человека, тупо следующего традициям!

– Правда? Вы меня приятно удивили… На самом деле спорить с теми, кто устанавливает правила, не следует. Если вам повезло один раз, сумели уйти от ответа, это не значит, что не возникнет новый вопрос… Если Источник должен быть пополнен, он будет пополнен. Независимо от мнения воришек, таскающих из него искорки для собственного удовольствия.

– Вы так говорите, словно… – Темные глаза опасно блеснули.

– Слышали? Летом в Россоне погибла женщина. Маг Академии.

– Да. И какое отношение это имеет к…

– Она вернула то, что заняла.

Лаймар щурится, осмысливая услышанное.

– Вот как… Этого я не знал. Но позвольте, откуда вы…

– Мне рассказал участник Возвращения.

– О! – Пауза. Долгая и почтительная, но молчанием маг выказывает уважение не мне, а умершей коллеге по цеху.

– Мне понятно ваше стремление жить на дармовщину, почтенный. И осуждать его я не могу. Кстати, вы занялись Вэлэссой только после того, как потерпели неудачу с Рикаардом?

Плохо скрытая дрожь пальцев на столе.

– Почему вы упомянули младшего принца? Он…

– Он Мост, следовательно, потенциальный источник Силы. Но Мосты – такие хрупкие существа. Такие ранимые и такие внушаемые… Вы хотели подчинить мальчишку своей воле до того, как он обретет Могущество, чтобы в дальнейшем припасть к Источнику посредством взбалмошного юнца, верно?

– Вы слишком много знаете. – Признание моего преимущества. Приятное, но… Несколько преждевременное.

– Не так много, как хотел бы, – вздыхаю. – Эльфийку принцу подсунули вы?

– Не совсем.

– То есть?

– Я воспользовался удобным случаем, отрицать не буду. Но идея принадлежала не мне.

– А кому же?

– Я не знаю его имени. Он эльф, но больше ничего определенного сказать не могу.

– Эльф? – Мозаика рассыпалась и начала складываться заново.

– Да. И предположить не могу, что могло рассорить двух соплеменников настолько, что один решил жестоко казнить другого. – На лице Лаймара удивление. Совершенно искреннее. Я тоже теряюсь в догадках. Пока.

– Казнить?

– Если постепенное спаивание «росой» – не казнь, то что же? – Ехидная усмешка. – Медленно, но верно она сходила с ума, и в конце концов…

– Я знаю, что происходит с листоухими, когда они перебирают «росы», можете не продолжать. Итак, эльфийка была поручена вам?

– Да. Я должен был готовить зелье и следить за его регулярным потреблением.

– «Росу» вы доставали сами или…

– Заказчик снабдил меня всем необходимым.

Всем необходимым…

– Не было ли среди этого «необходимого» небольшого медальона, выточенного из дерева? Без украшений, без надписей?

– Был. Собственно говоря, я вручил его капитану Стражи, который… – Маг осекся и посмотрел на меня еще внимательнее, чем раньше.

– Капитану, который должен был убить беременную женщину. Кстати, за что?

– Она хотела выйти из игры, – равнодушно пожал плечами Лаймар. – А Стража не отпускает раньше времени. Кроме того, эльфийка покалечила и убила нескольких солдат, которые…

– Вели себя неуважительно, полагаю?

– Можно и так сказать.

Все ясно. Когда моя кровь разрушила заклятие, сводившее Кё с ума надежнее «росы», эльфийка справилась с отравой и захотела вернуться. Домой. К прежней жизни. К самой себе. Захотела… Не учтя того, что контракт, заключаемый при поступлении в Стражу, довольно жесток. По крайней мере, иметь детей сие соглашение запрещает. Наверное, Кё предложили избавиться от… Могу себе представить ярость женщины, только-только обретшей смысл жизни заново! Не хочу даже воображать, что произошло с теми несчастными, которые намеревались помочь эльфийке проститься с ребенком.

* * *

– Значит, эльф…

– Что вы сказали? – переспрашивает маг.

– Ничего. Какое заклинание висело на медальоне?

– Что-то из сферы передачи посланий, я не приглядывался. Скорее всего, оно должно было сообщить о смерти, и только.

– Похоже на то. Ладно, фрэлл с листоухими… «Росу» Роллене дали вы?

– Я. Все равно девать некуда было. А что?

– Из каких соображений?

– Я хотел избавиться от этой стервы.

– Избавиться? – Надеюсь, мое удивление не выглядело совсем уж по-детски, хотя именно таким и было. – По причине?

– Вы близко сталкивались с этой девушкой? – Серьезный вопрос.

– Более-менее.

– Тогда вы должны понимать: она неуправляема. Совершенно! Опасна. Ладно бы для себя самой, но для всех остальных – не менее.

– Это проблема брата Роллены, а не ваша.

– Герис не сможет ее приструнить.

– Поэтому воспитанием девушки решили заняться вы? Странно… Впрочем, узнаю ваш любимый метод: сначала расшатать душевное равновесие объекта, а потом, когда он выходит и из-под вашего контроля, устранить. Просто и эффективно. Браво!

– Контролировать Роллену невозможно. Я знаю это лучше всех.

– Не поделитесь знаниями?

Лаймар отвел взгляд и некоторое время изучал лица выпивох за соседними столами.

– Возможно, только вы и сможете понять… – Слова прозвучали так тихо и печально, что я почти испугался.

– Что понять?

– Когда-то я бы так же молод, как вы. Молод и влюблен. Но мои чувства не встретили взаимности. Может быть, и к лучшему, хотя в то время… В то время я был готов покончить с собой.

– И при чем здесь Роллена? Она вообще тогда уже существовала на свете?

– О да! Существовала, и еще как! Она была хрупкой и юной… Невинной. Герис уже тогда не видел других женщин, кроме нее. И вообще никого не видел…

– Подождите! Герис… И ваши чувства… Вы хотите сказать…

– Он был очень, слишком красив. Я не знаю, как и почему мое сердце попало в эту ловушку, но когда я понял, что люблю парня, вместе с которым обучаюсь магическим искусствам… Было уже поздно что-то менять. Я пытался. Несколько лет. Старался держаться подальше. Но мы были друзьями. Очень близкими друзьями, хотя сейчас в это трудно поверить… А наши возможности… Они были равны.

– Равны ли? Вы отступили, так и не начав сражение, верно? Не стали и бороться за место придворного мага, потому что тогда ваш возлюбленный окончательно бы вас возненавидел, да?

– Он и возненавидел. Потом. По моему собственному желанию… – Лаймар тяжело выдохнул. – Герис должен был проводить Инициацию принца и очень волновался. Наверное, первый раз в жизни. Ему нужна была разрядка. Я пробовал успокоить друга беседой и в какой-то момент… проговорился о своих чувствах. Я не надеялся на то, что он хотя бы поймет, но… Такого отвращения я не ожидал. Пришлось принять меры – благо в соседней комнате готовилась ко сну белокурая малышка…

– И что же вы сделали?

– Перевел фокус страсти на нее, заодно слегка меняя полярность. Получилось неплохо: Герис воплотил в жизнь свою мечту и забыл о моем… просчете.

– А о девушке вы думали?

– В тот момент? Нет. Я думал о себе и том, что мое сердце раскалывается на куски… Вы меня осуждаете?

– Осуждаю? – Я поставил локти на стол и опустил подбородок в гамак сплетенных пальцев. – За что? Вы хотели быть счастливым и… пожертвовали своим счастьем ради другого. Вмешались в чужие судьбы, потому что ненавидели свою. Мне вас жаль. И… Вы правы, я понимаю. Вы пробовали исправить… свою оплошность?

– Сначала нет, а потом… Потом стало ясно, что все всем довольны, и я смирился.

– Все довольны? А что скажете о принце, который из-за вашего душевного расстройства прошел Инициацию неправильно?

– К сожалению, мне неподвластны… – начал Лаймар, но я хлопнул ладонью по столу:

– Будете утверждать, что ваших умений не хватит для размыкания Кружева?

– Нет, но…

– Вы исправите хотя бы это, раз уж все остальное зашло слишком далеко!

– Исправлю? Я бы с радостью, вот только… Разомкнутое Кружево невозможно изменить.

– А если Кружево Дэриена вернется в первозданное состояние?

– Каким образом? – Непонимающий взгляд.

– Это не ваша проблема, а моя! Вы сможете провести Инициацию?

– Я никогда не интересовался этим процессом. Могу попробовать, но… Необходимо подробное описание.

– Оно у вас будет. Вышедшее из-под пера вашего учителя.

– Это невозможно!

– Почему же? Вы знали о существовании дневника Лары? Ведь знали же!

– Да, знал. Но этот дневник никто не мог прочесть! – Горячечный тон почти превращается в обвинительный.

– Просто он не попадался в руки тому, кому надо! Заметки по поводу Инициации я вам предоставлю. Но вы должны обещать… Поклясться тем, чем дорожите больше всего… Вы должны сделать то, что не удалось вашему другу. Привести Кружево Дэриена в надлежащее состояние.

– Если я и в самом деле смогу прочитать инструкции учителя… – Лаймар немного подумал, потом согласно кивнул: – Пожалуй, то, о чем вы просите, не составит труда. Вы… так переживаете за принца… Кажется, я понимаю почему.

Темные глаза потеплели, зато я… застыл ледышкой. Он что, решил, что моя заинтересованность в благополучии Дэриена связана с тем, что… Какая чушь! А впрочем… Что еще мог подумать человек, часто бывающий в высшем свете, если мои «отношения» с эльфом уже давно обсуждаются при дворе? Только то, что я влюблен в… Тьфу! Так вот почему Лаймар решился рассказать мне о своей несчастной любви! Или же он придумал всю эту жалостливую историю нарочно? Исходя из своих представлений о моих… наклонностях? Есть над чем задуматься.

– Это не имеет отношения к делу. Вы согласны заняться Инициацией?

– А что мне остается? – притворный вздох. – Тем более это ничего не изменит.

– В смысле? – непонимающе хмурюсь.

– Принц слеп, как вы могли заметить, и уже фактически отстранен от наследования.

– Насколько я знаю, есть еще время. До Праздника Середины Зимы.

– Вы верите, что Дэриен выздоровеет? – Участливое недоумение.

– Верю. И учтите, моя вера относится только к тем вещам, которые могут произойти.

– Я не совсем…

– К болезни принца причастны вы?

– Нет, эту вину вы на меня не повесите! – Лаймар шутливо качает головой. – Даже рядом не стоял.

– А ваша ученица?

– Которая?

– Некая Вийса.

– Она здесь при чем?

– Она умерла.

– И что? – Кажется, маг начинает считать меня сумасшедшим. Ожидаемая реакция: все люди, которые беседуют со мной более десяти минут, думают, что у меня большие проблемы. С головой. Но мы-то с вами знаем, что это не так!

– Заклинание, ослепившее принца, вышло из ее рук.

– ЧТО?! – Расплывшись в довольной улыбке, наблюдаю растерянность, охватившую Лаймара. – Она… она бы не смогла…

– Не смогла сделать то, чему ее не научили. Вы это хотите сказать?

– Я…

– Впрочем, неважно. Значит, не вы направили ее к Мэвину Кер-Талиону?

– Младшему брату любовницы принца? Зачем мне могло это понадобиться?

– Не вы… Буду искать другую версию. Ах, как жаль. А я-то рассчитывал нанизать на одно копье все проблемы…

По моему тону маг догадывается: вечер откровений со стороны кредитора закончен, – но предпринимает последнюю попытку:

– А что же насчет Дэриена? Если, как вы уверяете, его болезнь порождена магией, то…

– Не беспокойтесь, меры уже приняты. Должные меры. Но вы тоже кое-что мне должны. Еще не забыли?

– Такое не забудешь!

– С вас Инициация. А потом…

– Будет еще и «потом»? – Лаймар невольно вздрагивает.

– Возможно. – Не могу лишний раз отказать себе в удовольствии слегка помучить того, кто это заслужил. – Но мои вопросы еще не закончились. Что связывает вас с Южным Шемом?

– Многое. И почти ничего, – просто и немного печально ответил Лаймар.

– Поясните.

– Мои родители погибли, когда мне было пять лет. Каррарская резня.[18] Слышали?

– Доводилось.

– Я тоже умер бы среди разлагающихся трупов, но… Купец-южанин подобрал меня и вырастил. Как родного сына. Как я теперь понимаю, он был не только и не столько купцом. – Грустная усмешка.

– Значит, ваши привычки…

– Не хочу избавляться от них. В память об… отце. Я всегда думаю о нем именно так, хотя кровного родства между нами не было.

– Он уже умер?

– Скорее его убили. Не знаю как, когда и где: он просил не искать убийц. Убийцы сами… нашли меня.

– Полуденная Роза вас больше не потревожит. Надеюсь, из других «цветников» вам предложений не поступало?

– Насколько могу судить, нет, – пожал плечами маг.

– Хорошо. Последний вопрос: зачем вы пришли сегодня сюда?

– Чтобы лечить ребенка, разумеется. Это непонятно? – Лаймар искренне удивился.

– То есть вы…

– Пытаюсь помогать тем, кто нуждается в помощи. А что? Никак не вяжется с образом злодея, который вам предстал? – А сейчас мой собеседник откровенно смеется. Надо мной.

– Почему же… В каждом человеке уживается дурное и хорошее. Иногда поровну, иногда нет. Если то, что вы рассказали мне о своей жизни, правда, нет ничего удивительного в том, что одинокий маг изредка делает добрые дела. По крайней мере, нужные задатки присутствуют.

– Вы так думаете?

– Я уже не думаю, почтенный. Я устал. Вы можете идти, если пожелаете, – вопросов больше нет. Но не забудьте о своем обещании!

– Не забуду. В какие сроки я должен провести Инициацию?

– Как только все будет готово. Я сообщу. Кольцо можете оставить себе. В качестве небольшой компенсации за услуги.

Лаймар поднялся, неожиданно тяжело опираясь на стол.

– Желаю вам доброй и спокойной ночи, лэрр.

– Спасибо. Только, боюсь, моя ночь спокойной не будет.

– А вы выбросьте из головы все мысли обо мне и моих злодеяниях. – Маг лукаво улыбнулся. – Идите домой и ложитесь спать с чувством гордости.

– Гордости? Чем же мне гордиться?

– Собой конечно же. Вы странный человек, лэрр. Привыкший не властвовать, а владеть. Я бы спросил, откуда у вас взялась вековая мудрость, но вы же не ответите, верно?

– А если отвечу? – подмигиваю.

– Тогда меня ожидает разрыв сердца, потому что есть истины, от которых нужно держаться подальше… До встречи!

И Лаймар, облачившись в принесенный малолетним слугой плащ, вышел на улицу. В объятия метели, тоже начинающей уставать и кружащей снежинки все медленнее и медленнее.

* * *

Задор, подаренный кареглазым обитателем бутылки из погреба дома Магайон, сошел на нет. То есть, натворив дел – и разумных, и откровенно нелепых, – я погрузился в уныние. Не скажу, что такое развитие событий оказалось для меня полнейшей неожиданностью (при желании – вашем, разумеется, – могу прочитать лекцию о напитках, подаваемых к столу и под стол в самых разных питейных заведениях Четырех Шемов), но… Слабость в членах и тупое запустение в голове не самые приятные гости, верно?

Я честно выполнил пожелание Лаймара. Пришел домой и завалился спать, преисполненный гордости. Нет, вру: растерянный, замерзший и грустный. Никак не отучусь все примерять на себя… Ну какое мне дело до того, как прошла юность не внушающего доверие мага? Никакого. Ровным счетом. Зачем же представлять себе в темноте закрытых глаз, как ЭТО было?

…Запах. Повсюду этот запах. Он залезает в нос, как бы плотно ты ни зажимал ноздри. Приторная, тошнотворная сладость. Бурые пятна, над которыми кружатся мухи. Много мух с блестящими зелеными брюшками. И неподвижные тела вокруг. Мягкие. Твердые. И мама с папой… молчат. Смотрят в небо незакрывающимися глазами и молчат. Наверное, случилось что-то плохое. Наверное… Чья-то рука едва уловимо касается худенького плеча: «Малыш, пойдем!» Человек. Незнакомый. Смуглый. Черноволосый. «Куда?» – «Здесь не место для детей». – «Но мои…» Взгляд в сторону двух изломанных судорогой тел. «Они придут за тобой. Потом. Обещаю!» – «Но…» – «Все будет хорошо, малыш…»

…Слова, которые ты так старался удержать внутри, все же слетают с твоих губ, заставляя сердце замереть. Вот сейчас, именно сейчас ты узнаешь… Может быть… Нет, если он… Это слишком большое счастье… Проходит минута, и ты понимаешь: счастья не будет. Не будет, потому что точеные черты прекраснейшего в мире лица кривятся уродливой маской. «Ты… Ты… Ты просто болен!» Звук его голоса подобен ударам молотка, сколачивающего виселицу. «Герис… Я хотел сказать…» – «Сказать или сделать?!» Холодная насмешка. Голова кружится. Ты уже не понимаешь, что и зачем шепчешь. Ты думаешь только об одном: пусть он забудет, пусть только он ЗАБУДЕТ, иначе… Ты не сможешь жить, видя в любимых глазах отвращение.

…Ты сидишь и отвечаешь на вопросы, которые предпочел бы вообще никогда не услышать. Но ничего не поделаешь: этот человек спас тебе жизнь и заслужил право распоряжаться ею по своему усмотрению. Если бы еще понять, что ему нужно… Он спрашивает, спрашивает и спрашивает, перескакивая с одной темы на другую так легко, что поневоле начинаешь задумываться: а не стоит ли за его любопытством нечто большее. Нечто гораздо большее. Он спокойно рассуждает о вещах, которые просто невозможно узнать в столь юном возрасте! Или вовсе не юном?.. Ты знаешь лишь одно: ему не нужна твоя смерть. И жизнь не нужна. Возможно, он и сам не знает, что именно ему нужно…

Да, примерно такие чувства и испытывал Лаймар во время нашей милой беседы. Но в одном он ошибся. Я знаю, что мне нужно. Если это знание касается чужих судеб. Если же речь заходит о моей собственной… Нет, не хочется думать о грустном. Что сказал маг? «Привыкший не властвовать, а владеть»? Фрэлл! Как же быстро он догадался… Я опять выставил себя на посмешище. Позволил совершенно постороннему человеку стать свидетелем своих… хозяйских разбирательств. Но кто виноват в том, что меня упорно учили тому, что мне вовсе не пригодится? Я никогда ничем и никем не буду владеть. И не позволю называть себя dan-nah![19] Ни за что на свете! Я не хочу распоряжаться чужими жизнями, даже если умею… даже если это у меня получается очень и очень хорошо… не буду…

Не желаю быть рабом всего мира!..

Кажется, именно на этой замечательной мысли я и проснулся. Проснулся и уставился в потолок, еще час или два проведя в неподвижности. Тоска снова развалилась в кресле нахальной гостьей и приглашающе подмигивала: «Ну же, поднимайся! Составь мне компанию, дорогой!» Не составлю. Вообще не вылезу сегодня из постели. Сил нет, и желания не наблюдается. Особенно теперь, когда единственный подходящий кандидат на роль «главного злодея» моей пьесы оказался всего лишь жертвой обстоятельств.

Ну эгоистичен. Ну корыстен. Ну равнодушен к тому, что его впрямую не касается. Но все существа, населяющие подлунный мир, наделены такими же качествами! Кто-то в большей мере, кто-то в меньшей, но АБСОЛЮТНО ВСЕ. И я тоже. А значит, обвинять или оправдывать не могу. Не имею права. Тьфу! Опять все уперлось в изгородь, сплетенную из прав и обязанностей. Единственное полезное приобретение за вчерашний день – выбор Инициирующего. В этом мне повезло: Лаймар сделает все в лучшем виде. Хотя бы из страха умереть, если я буду недоволен.

Шуршание за дверью. Натягиваю одеяло на голову, притворяясь спящим. Слышу скрип и шаги. Не больно-то осторожные, кстати: тот, кто вошел в комнату, не заботится о покое моего сна. Вообще о моем сне не заботится, потому что пристраивает свою пятую точку на постели рядом со мной.

– Пора вставать! Завтрак готов! – в обычной певучей манере сообщает Мэй. Прямо у меня над ухом.

– Я неголоден.

– Что-что? Не слышу! Вместо того чтобы жевать одеяло, лучше бы поел как все нормальные люди.

– Я же сказал: неголоден! – Приходится предстать пред лиловые очи юного эльфа. Что-то они сегодня слишком тусклые… Да и под глазами – тени. Плохо спал? С чего бы это?

– Неголоден? Да тебя два дня не поймать было! Шатался неизвестно где, даже ужинать с нами и то не стал… Ты вообще хоть что-нибудь ел?

– Лучше скажи: ты сегодня хорошо спал?

Мэй растерянно хмурится:

– Почему ты спрашиваешь?

– У тебя на лице написано, что прошедшая ночь спокойствием не отличалась! Что случилось?

– Да ничего… – Он отворачивается. Это еще что за стеснительность?

– Я не прошу рассказывать подробности… Просто скажи: почему ты не спал, ладно? Клянусь, я не буду выспрашивать у тебя ЕЕ имя!

– «Ее имя»? – Эльф хлопает ресницами. – Чье?

– Той красавицы, которая не давала тебе покоя, конечно же!

– Ах, ты об этом… – На бледном личике проявляется ехидство. И совсем не детское. – Я скажу. Только потом не уходи от разговора!

– Прекрати меня пугать! Как ее зовут?

– Ив.

– Как?

– Ты что, не помнишь собственное имя?

– Я… – Ах, маленький поганец… – Ты что имеешь в виду?

Я же не мог… Или – мог? Нет, даже в ОЧЕНЬ СИЛЬНО расстроенных чувствах я бы не стал… Ох.

Мэй, выдерживая паузу, издевался надо мной еще с минуту. Потом сжалился и пояснил:

– Тебе всю ночь снились кошмары.

– А!

Можно выдохнуть. Значит, ничего предосудительного я себе не позволял. Какое счастье! Вся беда заключается лишь в том… Жить под одной крышей с эльфом, который выбрал вас в качестве якоря для своего syyt’h[20]… что может быть страшнее? Только рассеянность, которая мешает мне об этом помнить. Значит, мальчик всю ночь переживал вместе со мной…

– Прости. Я больше не буду думать о таких… плохих вещах.

– Думать можешь сколько угодно! – разрешил Мэй. – Только… НЕ ПРОЖИВАЙ их, пожалуйста!

– Проживать?

– Ты… Не знаю, как это правильно объяснить… Ты не просто думал или видел. Ты БЫЛ там. В каждом из тех ужасов, что тебе снились.

– Ужасов? Не может быть… Мне не было страшно. Наверное, ты что-то перепутал.

– Я не могу перепутать! – почти выкрикнул эльф, и я вздрогнул – столько было в его голосе отчаяния. – Не могу… Хотел бы, но не могу. Тебе было плохо.

– Ну это мое обычное состояние, – пробую отшутиться, но только ухудшаю ситуацию.

– Нет! Ты словно с чем-то сражался… С чем-то внутри себя. Всю ночь. Сражался и…

– Победил?

– Я не знаю. – Жалобный взгляд лиловых глаз.

Значит, снова проиграл. Что ж, имеется ясность хотя бы в одном вопросе. Теперь займемся другим.

– Соблаговолит ли моя длинноухая радость ответить на ма-а-а-аленький вопрос?

– Да? – Мэй заинтересованно наклонил голову.

Я рывком сел на постели и гаркнул во весь голос:

– Какого фрэлла ты все еще болтаешься в столице?!

– С ума сошел?! Я же оглохну! – испуганно отшатнулся эльф.

– Не успеешь.

– Почему?

– Я тебе уши оборву раньше.

– За что? – Искренняя обида. И в голосе, и во взгляде. Кажется, даже в изгибе шеи.

– За все хорошее! Долго ты еще собираешься играть на моих нервах?

– Да что с тобой такое?

Не понимаешь? Я и сам… не очень-то. Наверно, усталость накопилась.

– Тебя зачем в Виллерим отправили?

– Затем чтобы…

– Все, что было нужно, ты уже выполнил! Почему же не торопишься домой с донесением?

– Ах вот что тебя волнует! – улыбнулся Мэй. – Никуда мне возвращаться не нужно. То есть нужно, конечно, но несрочно.

– Как это?

– Я уже отправил… как ты выразился? Донесение. У меня для этого был…

Длинные пальцы потянули за шнурок, виднеющийся в вырезе рубашки, и вытащили…

Фрэлл!

Размером не больше ореха. Деревянный. Гладкая поверхность без малейшего намека на узор. И, в отличие от того медальона, что я снял с трупа, этот все еще действует – заклинание не одноразовое, и я могу проследить… Но не буду. Гораздо проще спросить:

– Кто сделал эту штуку?

– Мой дядя.

– Дядя?!

– Да. Он опекает меня и Кэла после смерти родителей. И Мийу… опекал. Он очень искусный маг и входит в Совет Кланов, между прочим! – гордо задрав нос, сказал Мэй.

– Надо думать…

Как же мне поступить? Сказать мальчишке, что его близкий родственник… преступник? Нет, еще хуже – хладнокровный и жестокий палач. Не могу. Разумеется, это станет известно. Раньше или позже. Но не из моих уст, надеюсь! И потом, вдруг я снова ошибся? Вдруг этот медальон всего лишь похож на…

«Не ошибся…»

Ты уверена?

«Проверь сам… Почерк совершенно тот же…»

Я не хочу.

«Опять бежишь от действительности? До каких пор ты будешь отступать? Пока твоя спина не упрется в стену?»

Но, может быть…

«Не мямли!.. Что тебе за дело до эльфийских междоусобиц?»

Кё. Если она вернулась… Он снова может попробовать убить ее!

«Вряд ли… Если он хоть немного умнее тебя, то предпочтет на ближайшее время уйти в тень…»

Ты правда так думаешь?

«Чем ты меня всегда поражаешь, мой милый, так это нелепейшим сочетанием расчетливости наемного убийцы и детской обиды на то, что мир оказался не таким, как тебе мечталось!»

Не смейся надо мной, пожалуйста!

«Я плачу… Разве ты не слышишь?»

И верно, похоже на рыдания. Как же мне все надоело! Вот возьму и скажу сейчас…

– Так почему ты не спешишь домой?

– Из-за праздника! Тебе-то хорошо, столько раз уже праздновал, а я еще ни разу не видел, как это происходит у людей.

Как же ты ошибаешься, lohassy.[21] Первый раз я узнал, что такое «праздновать», уже после своего совершеннолетия. Именно тогда и прочувствовал, что значит «напиться», да еще дрянным вином… Впрочем, веселья не было. Было недоумение, граничащее с шоком, потому что мой рассудок никак не мог осознать, по какой причине люди вокруг смеются, хлопают друг друга по плечам, нескладно поют и странно двигаются. Наверное, до конца я этого так и не понял. Не понял ни как нужно радоваться, ни чему.

– Смотреть не на что.

– Зачем ты меня обманываешь? – Надутые губы.

– Не обманываю. Говорю то, что думаю.

– Но не то, что чувствуешь! – Это уже похоже на обвинение. Ты напросился, мальчишка!

– Не то, что чувствую? Хочешь знать, что я чувствую? Изволь!

И на одно-единственное мгновение я позволяю слегка ослабнуть цепям, в которые сам себя заковал.

Для меня не изменилось ничего, разве что дневной свет за окном показался чуть серее, чем был. А вот Мэй…

Со сдавленным криком эльф отпрянул в сторону, не удержался на ногах, упал на пол, отполз к стене и, уткнувшись лицом в угол, обхватил себя руками за плечи. Неужели все настолько страшно? Кто бы мог подумать…

– Мэй… Прости еще раз. Я не сдержался.

Как будто это можно простить… Нельзя. Лично я возненавидел бы человека, который бы так со мной поступил. Собственно говоря, и ненавижу. Самого себя. Но ведь это не повод делиться своей ненавистью с окружающими, как вы считаете?

– Мэй… – Я встал с кровати и подошел к испуганно скорчившейся фигурке. – Пожалуйста, не надо… Я неудачно пошутил… Извини.

– Разве это шутка? – Голос эльфа дрожит, но не от страха, а от… Он плачет? Уж не надо мной ли?

– Конечно, шутка! Глупая. Грубая. Я не должен был…

– Ты не должен был запирать ЭТО в себе! – По наконец-то отвернувшемуся от стены лицу бегут целые реки слез.

– Но если бы я не «запирал», как ты говоришь… Страдали бы те, кто находится рядом.

– Предпочитаешь гибнуть один?

– Гибнуть?

– ЭТО сожрет тебя когда-нибудь, разве ты не понимаешь? – Лиловые глаза смотрят с неистовой мольбой. Чего ты добиваешься, lohassy?

– Ну и пусть, – пожимаю плечами. – Я не буду грустить по этому поводу.

– Так не должно быть!

– Почему?

– Потому что… Никто не должен быть один!

Простая истина. Очень простая. Самая первая, которую я понял по-настоящему. И самая последняя из тех, которые найдут воплощение в моей жизни. Как больно…

– Я не один, Мэй. Со мной всегда…

Обрываю фразу на полуслове, но не потому, что не могу придумать продолжение. Оно известно, однако юному эльфу вовсе не нужно слышать, с кем я провожу каждую из отмеренных мне минут. И – если это будет зависеть от меня – Мэй никогда не узнает, на кого похожа дама, с которой я обвенчан с первой минуты своего существования.

– Кто? – Он все-таки спрашивает.

– Тебе еще рано об этом знать! – Щелкаю согнутым пальцем по слегка покрасневшему от рыданий носу. – Вот когда вырастешь…

– Ты все равно не расскажешь. Тихий вздох.

– Почему же? Расскажу. Сначала вырасти! И будь любезен умыться: негоже показывать хозяйкам зареванное лицо!

* * *

Муторно. Так муторно на душе, что к завтраку я не стал спускаться. Потом, дождавшись, когда кухня освободится, затолкал в себя пару ломтей ветчины, взял кружку с молоком и почти крадучись вернулся в комнату.

«Никто не должен быть один…» Знаю. Но ко мне это не относится. Я не могу быть с кем-то, потому что… Если даже Мэй, который хорошо знаком с верхним слоем моих чувств, ужаснулся, заглянув чуть глубже… Кому я могу показать без прикрас то, что находится внутри меня? Если там вообще что-то есть.

«Опять рефлексируешь?»

Нельзя?

«Можно… Только бессмысленно…»

Почему?

«Анализ полезен только в том случае, если может повлечь за собой действия, качественно меняющие ситуацию… А в твоем случае…» – вещает Мантия лекторским тоном.

Можешь не продолжать. Я гад, точно?

«В какой-то мере все твои родственники гады… А кровь не вода…» Глубокомысленное и очень правильное замечание.

Я не это имел в виду! Я поступил дурно.

«Разве?.. Не заметила…»

Мне не следовало открывать Мэю даже малую часть…

«Позволь напомнить: эльфы – всего лишь одно из вассальных племен, а сюзерен не должен искать оправданий своим поступкам…»

Я не принимал Клятву. И не давал ее. Правда…

«Ты – нет… Твоя сестра – да…»

Она просила не делать им…

«Больно?.. Ты и не сделал… Ты возишься с ними как с беспомощными младенцами, хотя следовало бы взяться за розги, и уже давно!»

Ты так думаешь?

«Ох… Чем на сей раз вызвана твоя тоска?.. Опять уверился в том, что мир так же плох, как и твои представления о нем?»

Вовсе нет. Лаймар…

«Что – Лаймар? Еще один себялюбивый мерзавец, не более!» Мантия слегка злится.

Он не такой уж мерзавец.

«Все люди мерзавцы… Только некоторые успешно это скрывают даже от самих себя…»

И я – тоже?

«Причисляешь себя к людям? Смело!»

Я не об этом! В его поступках нет ничего такого, за что он заслуживал бы смерти. По-настоящему заслуживал бы.

«Разумеется… Хотя любая жизнь заслуживает смерти… Фактом своего существования…»

Не углубляйся в теорию познания! Я не расположен…

«Искать равновесие в собственной душе? Вижу… Ты слишком близко подпустил чужие переживания… Сосредоточься на своих, мой милый… Не нужно жалеть мир, если он не жалеет тебя…» – мягкое наставление.

Не нужно жалеть? Скажи еще: нужно поставить на колени!

«Этот вариант не так уж смешон… И не так невыполним, как тебе мнится… Вопрос только в том, желаешь ли ты смотреть в глаза или удовольствуешься затылком?»

Поганка!

«Не знаешь, как ответить, и опускаешься до грубости? Как не стыдно! С твоими-то знаниями – и не подобрать тончайшую остроту, чтобы раз и навсегда заткнуть мне рот?» Это даже не издевка, а приглашение к бою.

У тебя и рта-то нет!

«Как ты наблюдателен! Зато у меня есть кое-что другое… У меня есть крылья, которых тебе не дано… Я могу взлететь над миром, а ты… Ты можешь только смотреть в небо и…»

Замолчи!

«Я неправа?»

ЗАТКНИСЬ!

Жаркая волна рыдания рождается в груди. Где-то в межреберье. Разворачивается спиралью, постепенно затопляя легкие, и кипящей волной подступает к горлу. Почему-то сразу перестает хватать воздуха, и ты вынужден открыть рот, чтобы… Чтобы мир услышал твой глухой и отчаянный стон. Потом начнет гореть нос, и потоки слез солью обожгут щеки, а пока… Пока боль выходит наружу сухой. Острой. Колючей.

Зачем ты ТАК?

Я рухнул на постель, пряча лицо в ладонях. Нужно сдержаться. Нужно. Не хватало только расплакаться… Сколько лет прошло, а я до сих пор не привык…

«Извини…» Ни капли раскаяния в голосе.

Что мне проку в твоих извинениях?

«А, теперь понимаешь, каково было мальчику, которого ты обидел?»

Я и раньше понимал! Нечего было…

«Никогда не мешает напомнить о том, что не следует забывать…»

Ты права, конечно, но… Это слишком больно.

«Потому что ты не хочешь принять…»

Я хочу! Но у меня не получается.

«Значит, плохо хочешь… Недостаточно сильно… Если поставишь себе цель, то…»

Проще забыть!

«Ой ли?.. Не выбирай этот путь, мой милый… Забвение не всегда оправданно и не всегда безболезненно…»

Что ты хочешь этим сказать?

Дверь распахивается, и в проеме возникает Мэй. Довольный. Можно сказать, счастливый.

– Приходил королевский посыльный. Нас приглашают во дворец!

– Нас?

– Ну да.

– Я не расположен к увеселительным прогулкам.

Эльф морщит нос, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Что-то произошло? Что-то плохое?

– Что-то обычное.

– Ты странно выглядишь. – Мэй слегка помрачнел. – И снова лег… Может, ты заболел?

– Ага. Так что лучше не подходи, я заразный!

– Вредный ты, это точно! – Укоризненный вздох. – Ладно, останемся дома.

– Тебе, собственно, не запрещалось…

– Я один не пойду!

– Почему? Только не говори, что и минуты не проживешь без моего гнусного общества!

– Дурак… Я боюсь оставить тебя одного.

Ничего себе признание.

– По какой причине? Я мальчик взрослый.

– В том-то и дело! Если бы ты был ребенком, все было бы проще.

– Проще?

– Я бы купил тебе большую красивую игрушку, и ты бы обрадовался. – Нет, на него невозможно сердиться. Игрушку… Куклу? Тряпичного зверька? Деревянного коника? Впрочем…

– Кстати об игрушках. – Я вдруг вспомнил, что во дворце страдает от своей незавершенности Дэриен. – Пожалуй, я знаю, чем мне сегодня поиграться.

– Ты примешь приглашение? – Лиловый взгляд вспыхивает восторгом.

– МЫ примем приглашение. Ты будешь мне нужен. Очень. А еще мне понадобится воск и кое-что из масел…

* * *

Быстрым шагом войдя в покои принца, я сразу приступил к делу:

– Где наш больной? Доктор пришел!

– Доктор? – Дэриен растерянно тряхнул головой. – Какой еще доктор?

– Кто-то осенью жаловался, как ему плохо, бедняжке. А теперь что? В кусты? Ну нет, не получится! Ищущий да обрящет, просящий да… Нарвется на исполнение своих просьб. Главное – обеспечить необходимые для работы условия!

– Какой работы? Какие условия? – Кажется, принц испугался. Я бы на его месте тоже струсил. Особенно зная, что «доктор» еще не заслужил право так себя именовать.

– Тихое место и отсутствие свидетелей. Подойдет ваша спальня, например. Там, надеюсь, немноголюдно?

– С чего ты взял… – Легкий румянец на щеках. Ай-вэй, твое высочество, ну зачем быть таким скромным? Здесь все свои, все взрослые люди.

– Я ничего еще не брал! Так там кто-нибудь есть?

– Никого.

– И славно! Значит, перемещаемся в спальню!

Оставив Борга на страже за дверьми упомянутой комнаты, я строго приказал его высочеству:

– Раздевайтесь!

Дэриен оторопел окончательно:

– Зачем?

– Можно подумать, вас никогда не лечили! Или думаете, что мне интересно посмотреть, как вы выглядите без одежды? Спешу огорчить: голое мужское тело мне хорошо знакомо. Как, впрочем, и женское.

– Очень смешно! – фыркает принц. Почти оскорбленно.

– Я не шутил, ваше высочество. Мне необходимо, чтобы вы… оголились. Исключительно для удобства – и моего, и своего. Если мои требования вызывают у вас неловкость… я тоже могу раздеться. И господин Хиэмайэ не откажется, – подмигиваю начинающему рдеть эльфу.

– Н-не надо! – Наверное, Дэриен представил, какие мысли возникнут у возможных зрителей происходящего. Я тоже представил. А что, очень даже мило. Шикарно, я бы сказал. Если соединить серебро волос Мэя, картинку у меня на спине и золотистый шелк простыней под принцем… Пожалуй, следует пригласить живописца, который запечатлеет сию красоту для потомков. Или кузена пригласить – состряпает пару «миражей», потом будет развлекать гостей на семейных праздниках. Семья будет довольна. Донельзя.

– Ну как хотите… – Делаю вид, что сожалею. Эльф, по моему настроению вовремя догадавшийся, что я всего лишь шучу, робко улыбается.

– Что ты собираешься делать? – Наконец-то правильный вопрос!

– Чинить ваше Кружево, что же еще?

– Ты… сможешь? – Изумление, перетекающее в потрясение.

– Постараюсь. Конечно, ломать легче, чем строить, но… Да не дрожите вы так, ваше высочество! Все будет в наилучшем виде!

– Хотелось бы верить. – Принц начинает избавляться от одежды.

– Верьте. Хуже не будет. Вот что, мальчик мой, – обращаюсь к Мэю, – необходимо музыкальное сопровождение. И больному будет приятнее, и доктору легче. Устраивайся поудобнее и подбери несколько аккордов, пожалуйста!

– В каком стиле? – Эльф потихоньку настраивается на рабочий лад.

– Стиле… – Приходится задуматься. Очень серьезный выбор. Что же меня устроит? – Ты когда-нибудь был на море?

– Да. На Юге.

– Нет, то море не подойдет… Представь себе… Ковер пепельной синевы. Сверху и снизу. Линия горизонта почти неразличима. Тяжелые волны степенно и устало накатываются на берег. Мокрые камни скользят под ногами. Холодный ветер лениво раздумывает: дуть ему или упасть в объятия вод. Ни одной души вокруг, но здесь и сейчас нет пустоты. Ничто слилось со Всем в тягучем поцелуе любовников, давно уже ищущих в своих встречах не страсть, а прелесть обыкновения. Ярких красок нет, но они и не нужны, потому что даже пепел способен быть РАЗНЫМ…

Тонкие пальцы легли на струны лютни, и плавный, немного сонный ритм коснулся моего сознания.

– Да, именно так. – Я взглянул на принца, стоящего посреди комнаты в чем мать родила. – Может быть, ляжете? Я не собираюсь прыгать вокруг вас!

Пока Дэриен (все же с некоторым беспокойством) располагался на своей постели, я тоже слегка разоблачился: снял камзол и закатал рукава рубашки, чтобы не мешали. Потом натер ладони свежеприготовленной мазью, основное назначение которой состояло в том, чтобы, тонким слоем покрыв кожу, не позволить ни одной капельке моего пота соприкоснуться с телом принца. Скажете: а как же… Лоб я тоже повязал шарфом. Во избежание. Мне предстоял долгий и кропотливый процесс, во время которого отвлекаться… не то чтобы нельзя, но крайне нежелательно: можно упустить настроение, а настроение – это такая вещь…

«Готов?»

Наверное.

С сомнением оглядываю распростертое передо мной тело. Уж принц-то точно… готов. К самому худшему, полагаю. Извращенец. Так бы и… Отшлепал хворостиной. По всем мягким местам.

– Глаза можете закрыть, ваше высочество. Зримых чудес не ожидается.

– А какие ожидаются? – Он еще и подшучивает.

– Разные. Но для ценителей, а не любителей… Все, не отвлекайте меня!

«Ах, как мило вы смотритесь вместе…»

Твоих насмешек мне только не хватало! Мы НЕ ВМЕСТЕ, мы ПО ОТДЕЛЬНОСТИ!

«Уж и посмеяться нельзя…» – Ворчливый укор.

Смейся на здоровье! Но чуть позже, ладно? Сейчас мы будем заниматься делом… От тебя требуется примерно то же самое, что и в Мираке. Помнишь? Парочка «проплешин».

«Как не помнить… Только вовсе не парочка – что, считать разучился?.. По одной на каждый палец…»

Как скажешь.

В этот раз я не мог полностью отдать на откуп Мантии упражнения с Пустотой, потому что Кружево человека – совсем не то же самое, что Кружево заклинания. Да, основные принципы построения одни и те же, только вы когда-нибудь видели два одинаковых и, что особенно важно, обладающих одинаковой ценностью стихотворения? И я не видел. Так же и с Кружевами: если чары в большинстве своем являются плоской картинкой (исключения, кстати, выводят волшбу на качественно иную, более высокую ступень), рисунок, спрятанный в человеческом теле, объемен. Пожалуй, можно сравнить его с птичьей клеткой, прутья которой переплетены прихотливым узором… Да, именно так. Поэтому при «штопке» повреждений очень важно не задеть близлежащие Нити, дабы не навредить, желая добра.

Моя задача – даже в этом смысле – была проще обычной починки: замкнуть Оконечные Узлы. Во-первых, эти самые Узлы располагаются во внешней части Кружева, и до них легко добраться, во-вторых, Нити, неряшливо оторванные в свое время Герисом, также направлены вовне, и я смело могу собрать их в горсть, чтобы…

«Ну не в горсть, конечно, – не упрощай!» – напоминает Мантия.

Я помню, драгоценная.

«Как ты меня назвал?» – Трогательное удивление.

Драгоценная. Если не нравится, я могу…

«Нравится!.. И даже очень…»

Тогда в чем проблема?

«Ты собираешься до позднего вечера наслаждаться музыкой или все же выполнишь свой долг?»

Какой еще долг?! С ума сошла?

«Тот, который ты сам на себя взвалил, бестолочь! Подумай хотя бы о том, что, завершив задуманное, сможешь спокойно вздохнуть… Тебя не греет эта мысль?»

Греет. И поэтому… Начнем.

– Ваше высочество, уделите моим словам немного внимания. Вы можете испытывать некоторые ощущения… Нет, больно не будет! Может быть немного холодно или, наоборот, жарко, но не более того. Возможно, вам будут неприятны мои прикосновения, но тут уж постарайтесь потерпеть. Совсем немного.

И Мантия ласково обняла меня за плечи, перенося на Третий Уровень восприятия.

Узорчатая сеть Кружева Дэриена отчетливо и безупречно проступила сквозь пелену ощущений. Все такое же бледно-зеленое, как и прежде. Даже еще бледнее… Странно. Что это может значить?

«Поскольку Потоки не могу равноценно войти и выйти, излишки Силы, сбившейся с Пути, постепенно выжигают Нити[22]…»

Хочешь сказать…

«Спустя несколько лет мальчик в своем теперешнем состоянии обречен погибнуть…»

То есть я обязан вмешаться?

«Обязан ли? Ты хочешь и можешь, но никто не вправе заставить тебя действовать так или иначе…»

Знаю. Но в свете того, что ты рассказала…

«Не отвлекайся на это… Оставь на время в стороне… У тебя есть цель и средства ее достижения – сомнения подождут…»

Слушаюсь, драгоценная!

Так, для начала ограничим поступление Силы в Кружево. Поставим ширму, которая защитит принца от домогательств Источника. Какого, кстати? А, неважно, это Лаймару нужно знать при Инициации, а у меня обратная задача…

Пленка Пустоты выгнулась сферой, наглухо отрезая меня и Дэриена от внешнего мира. Времени очень мало: как только Сила, рассредоточенная в замкнутом мной Периметре, иссякнет, молодой человек почувствует себя неуютно. Весьма неуютно… Отлично! Потоки остановлены. Теперь я могу вплотную приступить к изучению доставшейся мне недорешенной задачки.

Да, Герис был неаккуратен. В каком-то смысле по моей вине: если бы Инициацией занимался тот, кому и было положено, то есть Лара, все было бы сделано правильно еще в первый раз. Или если бы придворный маг прочитал дневник своего учителя… Лаймар прочитает. Обязательно: второй подобной ошибки я не допущу! О, как любопытно…

Теперь знаю, на что должны быть похожи разомкнутые Узлы. На хризантемы. Кисти, распавшиеся тоненькими лепестками. Когда они нальются изумрудным светом, зрелище будет… Незабываемое. А сейчас мне нужно собрать все лепестки обратно. То есть не все, а те, которые были безжалостно оторваны и одиноко колышутся на невидимом ветру. Не так их и много – по дюжине на Узел. А сколько у нас Узлов? Чуть-чуть сменим фокус зрения…

Два – на плечах. Два – на запястьях. Два – на коленях. Два – на щиколотках. Один – рядом с солнечным сплетением. Все? Нет, простите, есть еще, только с этой стороны они не очень заметны: один – у основания черепа и один – чуть ниже поясницы. Всего – одиннадцать. Надеюсь, порядок следования неважен?

«По большому счету, нет… Двигайся снизу вверх по этой стороне и сверху вниз – по другой… Моя мысль понятна?»

Вполне.

И я присел на постель у ног принца.

Вся сложность заключалась в том, чтобы сомкнуть язычки Пустоты вокруг каждого «лепестка» не слишком плотно, но и не позволяя испуганно ускользнуть из мертвящих объятий. Я неплохо справлялся: только в самые первые попытки два раза потерял и еще раз – направил Нити сквозь Кружево, а не поверх него. Потом пришлось выдирать обратно… Впрочем, если принцу и было не по себе в эти моменты, возражений я не услышал – только ритм дыхания слегка сбился, и все.

Это походило на ловлю бабочек или кузнечиков: улучить момент, накрыть яркую искорку ладонью, потянуть за собой – ни в коем случае не обрывая! – подвести к нужному месту и легонько подтолкнуть навстречу Узлу.[23] Работа кропотливая, но нетрудная. Нетворческая – полет фантазии категорически запрещен, то есть как раз для меня, потому что я не умею мечтать… Я умею только следовать правилам, зато КАК умею!

Больше всего хлопот доставил Узел на голове: там нужно было быть особенно внимательным при замыкании Нитей, чтобы не вмешаться сразу в несколько слоев, расположенных опасно близко. Пожалуй, с головой я намучился больше всего, потому что после нее поясничный Узел показался мне совершенно плевым делом: я играючи собрал его заново, потратив удивительно мало времени и сил – за какие-то три минуты!

Последний шаг… Есть! Устало опираюсь на руки, повисая над принцем. Теперь можно и передохнуть.

Движение воздуха. Едва уловимое. Сквозняк? Дверь же была закрыта…

Оборачиваюсь, сталкиваясь взглядом с карими озерами.

Как она сюда пробралась?! И куда Борг смотрел, скажите на милость?

– Значит, это правда… – В голосе Селии Кер-Талион плещется даже не горе. Чистейшая скорбь. Траур по только что умершей надежде.

– Селли? – удивленно и обрадованно начинает принц, но вихрь темно-рыжих прядей, взметнувшись, исчезает. – Подожди! Я…

– Лежать! – командую, одновременно возвращая Дэриена в горизонтальное положение.

В дверь виновато заглядывает Борг:

– Извини, она была так настойчива…

– Проследи уж, чтобы этот с постели пока не вставал, горе ты мое! – Наспех накидываю на плечи камзол и отправляюсь искать даму, пребывающую в расстроенных чувствах. Расстроенных, что характерно, снова из-за меня.

* * *

К помощи «паутинки» прибегать не пришлось: девушка тихо всхлипывала в ближайшей к покоям принца зале, наивно полагая, что на звуки, доносящиеся из-за тяжелой шторы, никто не обратит внимания. Как же! Зеваки на другой стороне уже собрались и ждут, чем закончится спектакль… Какая сволочь, интересно, наплела баронессе о моих скромных «лекарских» занятиях?

Я проскользнул за штору и забрался на подоконник. Селия не сразу поняла, кто нарушил ее уединение, и, только сообразив, что за человек устроился рядом, предприняла попытку убежать. Неудачную: я поймал тонкое запястье и слегка сжал – не грубо, но настойчиво.

– Подарите мне несколько минут своего времени, госпожа баронесса!

– Зачем, лэрр? Хотите узнать из первых рук, какие игры принц предпочитает в постели? – Она пыталась показаться циничной и взрослой, но актрисой была никакой: когда в голосе дрожат слезы, даже не пытайтесь устраивать другим жестокую отповедь. Сначала хотя бы успокойтесь.

– Дэрри любит играть? Не знал, – улыбаюсь, заставляя бледные щеки побелеть еще сильнее.

– Пустите! – Селия пытается освободиться от моих пальцев. – Как вы смеете…

– Отпущу. Непременно. Как только вы успокоитесь и пообещаете выслушать меня, госпожа баронесса. То, что я скажу, нужнее вам, а не мне… Договорились? И учтите: вокруг собираются зрители, а я не думаю, что вам хочется предстать на сцене в столь… неподобающем виде.

– Что вы хотите этим…

– Сказать? Ничего. Я предлагаю побеседовать. По возможности так тихо, чтобы никто не услышал. Согласны?

Она не удостоила меня и кивком, но не стала протестовать, когда я придвинулся поближе, сминая складки ее дорожного платья.

– Прежде всего ответьте на мучающий меня вопрос: почему вы ворвались в спальню принца именно сейчас и именно в таком настроении?

– Почему вы спрашиваете?

– Любопытен от природы. Такое объяснение не устраивает? Хорошо, предложу другое: тот, кто знал, что я нахожусь в покоях принца, хотел причинить вам боль, напев о… том, чего не было и быть не могло.

– Но… все же знают… – Сомнение, выразившееся в растерянном покусывании губы.

– О чем? О моей жизни с эльфом? – Я хохотнул. – Давайте посмотрим на ситуацию трезво: если я и в самом деле предпочитаю… иметь отношения с лицами своего пола, вряд ли после листоухих опущусь до прелестей вашего возлюбленного. Хотя могу совершенно искренне заявить: Дэриен – очень привлекательный молодой человек.

– Вы… просто хотите меня успокоить!

– И как? Успешно?

– Нет! Я не верю ни единому слову! – Скорбь сменилась вызовом. Уже хорошо.

– То есть вы не верите в красоту своего любимого?

– Я не… – Селия смущенно осеклась, запоздало сообразив, что сказала глупость.

– Вы видели эльфов, госпожа баронесса?

– В каком смысле?

– Глазами, конечно!

– Да… несколько раз.

– И насколько близко?

– Близко? – Растерянная задумчивость.

– Если личных контактов не было, не имеет смысла обсуждать эльфийскую красоту, пока вы не познакомитесь с Мэем.

– Кто такой Мэй?

– Эльф. С которым… я живу. Разве его имя не было упомянуто?

– Нет, Роллена сказала только…

– Роллена?

Опять она! До каких же пор?! Но, честно говоря, белокурой стервой можно восхититься: успевать напакостить всем и везде – это настоящий талант!

– Вы ее знаете?

– К несчастью. Даже не буду спрашивать, каких гадостей вы наслушались. И даже не буду себе представлять…

Стоп! За каким фрэллом сестричке Гериса понадобилось так жестоко шутить над Селией? Это непохоже на продуманную месть. Это изящная, но все-таки случайная импровизация. Так сказать, завершающий штрих. Но штрих чего? Какой картины? Что еще задумала несносная блондинка? И не задумала, а уже… Выполнила, если небрежным движением позволила себе добавить к уже испытываемому наслаждению немного специй… Только не…

Единственное место в городе, удар по которому может ранить меня, это… дом Агрио!

– Простите, что прерываю беседу на полуслове, госпожа баронесса, но я только что вспомнил очень важную вещь. Вам лучше пройти к Дэриену и все выяснить самой, а мне…

Вылетая из покоев принца в обнимку с плащом, я натолкнулся на кузена, который несколько недоуменно разглядывал шепчущихся по углам залы придворных.

– Намечается веселье? Твоих рук дело? – поинтересовался Ксо, когда я схватил его под локоть и потащил в коридор.

– Помоги мне, пожалуйста!

– Что еще? – Дверь захлопнулась за нашими спинами сама собой, и кузен сузил внимательные глаза.

– Ты можешь перебросить меня в другое место?

– В какое?

– Резиденция Агрио.

– Что ты там забыл?

– Если мои предположения верны, графиням грозит опасность!

– Хм-м-м-м… И что именно ты хочешь сделать? Удостовериться, что был прав, или же…

– Я хочу предотвратить беду!

– Вот оно что. – Ксаррон посмотрел на меня с непонятным сожалением. – И как же я смогу…

– Просто швырни, и все!

– Одного?

– Можешь отправиться со мной.

– Нет, с тобой не смогу. У меня, знаешь ли, дел невпроворот. Да и колебания гасить тогда придется с двух фронтов… Но позволь, как же ты пройдешь по Тропе?

– Я не собираюсь идти! Ты же можешь перемещать предметы? Можешь, я знаю! Вот и…

– При всем моем уважении на предмет ты не потянешь.

– Я могу завернуться в Саван.

– Чтобы выпасть с Тропы совершенно невменяемым? Глупая затея! Еще идеи есть?

– Я… – В памяти всплыло первое посещение дома милорда Ректора. – Если ты завернешь меня в «проплешину», а сверху пустишь несколько обычных слоев, этого должно хватить! Здесь же недалеко…

– Расстояния не всегда измеряются напрямую, Джерон… Ладно, уговорил. Только… Это будет не самым приятным путешествием. Потом расскажешь, как все прошло… До встречи!

Еще примерно в середине нашего разговора Ксо начал формировать Тропу и – как только понял, чего я добиваюсь, – выпустил заклинания, одно из которых раздвинуло Пласты, а второе… Второе едва меня не убило.

Впрочем, умереть я бы не умер – попросту не успел бы. Но когда тонкий слой Пространства вокруг меня менее чем за миг опустел… мне стало невыносимо одиноко. Можно носить Пустоту в себе и не сходить с ума каждое мгновение существования (хотя как это заманчиво – раз и навсегда повредиться рассудком!), но оказаться МЕЖДУ двумя Пустотами, которые по сути своей одинаковы и вот-вот сольются вместе… Вдруг очень ясно понимаешь: ничего нет. Совсем ничего. И искра твоей жизни вот-вот погаснет от ледяного дыхания… Погаснет, чтобы никогда не вспыхнуть вновь.

Не было страшно. Не было больно. Я переставал БЫТЬ, но это всего лишь печалило. Кого? Меня конечно же: кому еще есть дело до моего бытия или не-бытия?

* * *

Тропа закончила свой бег точно у дверей дома Агрио, выкинула меня наружу, брезгливо отряхнула руки и свернулась, возвращаясь в Лабиринт. Да, кузен был прав: путешествие не из приятных. Впрочем, Ксо все-таки позаботился о моем удобстве и не стал обрывать коридор Перехода на высоте человеческого роста, скажем. Или на высоте третьего этажа, что было бы еще занятнее: можно ведь и костей не собрать, если неудачно упасть.

Ломиться в дверь я не стал, для начала решив осмотреться и определить стратегию своего дальнейшего поведения. Пользоваться доступными мне «инструментами» нежелательно хотя бы потому, что неизвестно, сколько сил придется потратить: каждая капля может стать решающей. Что ж, будем действовать примитивными методами. Например… просто посмотрим.

Так я и поступил, благо рамы окон первого этажа начинались на уровне моего подбородка. И в окне, из которого был виден холл…

Ай-вэй, как нехорошо!

Значит, милая Роллена снова воспользовалась услугами местной Разбойничьей Гильдии? С одной стороны, такое постоянство похвально, но с другой – оно же свидетельствует о некоторой скудости либо воображения, либо средств. Ну да, конечно, прибегнуть к помощи магии блондинка не может, потому что имеет шанс получить неприятный разговор с собственным братом. Герис, разумеется, не будет слишком суров со своей любимой сестренкой, но отшлепать способен, и сильно. Куда как проще выпросить немного денег «на маленькие девичьи радости», чтобы с легким сердцем нанять головорезов.

А эти будут похуже тех, что напали на меня. Похуже – в смысле опаснее. Всего трое, но ведь больше и не нужно, если требуется справиться с двумя беззащитными женщинами и мальчишкой… Фрэлл! А он что здесь делает?! Да еще КАК делает, сумасшедший…

Наверное, Мэвин пришел уже после того, как убийцы проникли в дом. Зачем пришел – второй вопрос. Проблема в том, что парня впустили. Видимо, по той нехитрой причине, что, оставшись за порогом дома, он мог поднять тревогу. И теперь младший брат Селии, стоящий рядом с Равель и ее матерью, готовился принять предназначенную ему судьбу. Но не собирался встречать Слепую Пряху с пустыми руками: Мэвин плел заклинание.

Должно быть, среди наемников не было магов или людей, остро чувствующих возмущения Пространства. По крайней мере, ни лениво расположившийся в кресле мужчина с изготовленным для стрельбы арбалетом, ни оба его напарника, деловито разливающие по полу, стенам и мебели некую вязкую жидкость (похоже на масло: дом решили спалить, уроды…), не замечали, что рядом с ними формируется одно из самых действенных и практически неподвластных отражению заклинаний. Мэвин раздувал угли «закатного костра», но раздувал их… в себе.

Дурак! Кто же так делает… Лишь тот, кто не умеет иначе. Не умеет и, главное, не может. С такой асимметрией Кружева парень способен накапливать Силу только в пределах собственного тела[24] – там же, где и формирует Сеть чар. А что дальше-то делать будешь, несмышленыш? Ну спалишь злодеев, а сам? Сгоришь вместе с ними, потому что не отделил Нити заклинания от Нитей своего Кружева, как поступает любой здравомыслящий маг[25]… Поправка: любой физически полноценный маг. Изначально не обладая возможностью изымать Силу из окружающего пространства, Мэвин всю свою волшбу построил на принципе «жертвенности», тратя собственную жизненную силу. Иначе у него просто ничего не получалось… Стоп! Теперь понятно, от чего умерла Вийса.

Не представляя себе, как на самом деле положено составлять заклинания, парень действовал проверенным способом и продумал все, кроме одного: чары, которые предполагалось воплотить, должны были произрастать из Кружева заклинателя. Похоже, Вийса не была вдумчивой ученицей либо просто не обратила внимания и завязала первый узелок Подобий на самой себе… Могу себе представить состояние девушки, когда заклинание, обретая форму на Втором Уровне и приступая к выполнению своего назначения на Первом, потянуло за собой Силу из Кружева! Магичка, несомненно, была парализована страхом, и мига промедления оказалось достаточно, чтобы процесс стал необратимым. Следовало рвать Нити сразу же. Хотя…

А как же котенок, из тела которого моя кровь удалила заклинания, до боли похожие своей структурой на это? Впрочем, похожие, да не совсем: во время их наложения никто не погиб. Странно… Мальчишка ни при чем? Но кто тогда? Разве может у двоих разных магов быть совершенно одинаковый почерк?.. Ладно, поразмыслю над этой загадкой на досуге. Когда будет подходящее настроение.

Я присмотрелся к тому, что творит Мэвин. М-да, ТАКОЕ, пожалуй, и не оторвешь… А ведь надо. Надо, или парень погибнет вместе с теми, кого намеревается убить.

«Опять хочешь вмешаться?» – Приторно-вежливый вопрос.

Хочу. Ты против?

«Подумай хорошенько… Не торопись… Вдруг ему это НУЖНО?»

Умереть? Что за чушь?!

«Он может чувствовать вину… Перед сестрой… Перед принцем… Перед погибшей чародейкой… А вина имеет обыкновение расти, ты это прекрасно знаешь!»

И что?

«Возможно, он выбрал смерть… Выбрал совершенно осознанно и добровольно…»

Какое там! Где ты видишь выбор? Он погибнет в любом случае: или от рук наемных убийц, или от собственной дурости!

«Но во втором случае он спасет две жизни… Об этом ты не подумал?..»

Спасет… Хочешь убедить меня в том, что он жертвует собой?

«Ты не допускаешь такой возможности?»

Почему же. Но если это и в самом деле так…

«Только не начинай снова!» Испуганно-усталый всхлип.

Я еще и не пробовал!

«Чувствую, что ты замышляешь… Может, хоть однажды оставишь все, как есть, а?» Робкая надежда.

То есть? Позволить парню спалить себя дотла?

«И пусть спалит… А ты соберешь пепел в горсточку и торжественно вручишь сестре… Чем не выход?» Заискивающее виляние хвостом.

Я представил себе картинку. Пепел, который метелочкой сметаю в совок. Маленькую фарфоровую вазу с крышкой. Церемонию передачи останков… И едва удержался от неуместного смеха.

Да ну тебя, право слово!

«Не понравилось? А я считаю, что идея очень и очень неплоха…» – обижается Мантия.

Обещаю, когда-нибудь я именно так и поступлю!

«А сейчас?»

Сейчас… Мы дотянемся до Мэвина отсюда?

«С трудом… Далековато все-таки… Если только ОЧЕНЬ постараемся…» – с сомнением протянула моя подружка.

Мы должны постараться, драгоценная! Всего-то и требуется…

Ломать тоже нужно уметь. Благо после печального опыта с уважаемым учителем у меня было не только много возможностей для тренировки, но и настоятельное требование собственной совести: если уж убивать, то убивать со знанием дела и с полным представлением механики процесса от начала и до конца.

Мэвин собирался разжечь «закатный костер» – заклинание многоуровневое и громоздкое, потому что подразумевает влияние сразу и на физическое тело объекта, и на его Кружево. Полагаю, парень просто взялся за первое, что пришло в голову, потому что для разбирательства с наемниками хватило бы и…

А ведь и хватит. Нужно только разрубить Сеть заклинания – и вместо «костра» получатся «брызги». Так, наведение выполнено хорошо: с точностью попадания проблем не будет.

Итак, драгоценная, ты готова?

«А что мне остается?» Тихий вздох.

Ну не надо так грустно! Сейчас мы здорово повеселимся!

«Каким именно образом?» Легкая заинтересованность.

Сколько Силы в моем шлейфе?

«После того как ты битый час лапал принца? Очень приличная порция…» – ехидно скалится Мантия, вгоняя меня в запоздалую краску.

Отлично! Как только Мэвин завяжет последний Узел, ты отсечешь его от заклинания…

«Щитом?»

Конечно же нет! Нити должны быть порваны, и порваны мгновенно, поэтому будет не Щит, а «проплешина»… Я выпущу сколько смогу, а ты быстренько куешь топор и рубишь… Пойдет?

«А дальше?» – В голосе прорезаются азартные нотки.

Не «дальше», а в то же самое время, драгоценная, ты вливаешь Силу из шлейфа в Нити по обе стороны от «разрыва».

«Это еще зачем?»

Затем! Без подпитки заклинание не будет иметь должного эффекта, а Мэвин, истончивший Кружево, окажется на грани смерти… Придется гнаться за двумя зайцами, чтобы поймать третьего!

«Третьего?..»

Да. Третьего зайца. Зайца моего полного и глубокого удовлетворения.

«Ты понимаешь, что, обрубая Нити, мы с тобой переводим волшбу в неустойчивую форму? Она может повести себя непредсказуемо…» – Ворчливое напоминание.

Помню, драгоценная! Мы не только обрубим, мы еще и пал пустим!

«Пал? Хочешь преобразовать „костер“… А что, вполне может получиться…» Довольная ухмылка.

И получится! Кстати… Пора!

На один короткий вдох меня захлестывает Пустота. Волна, рожденная в недоступных далях и нашедшая выход в мир. Выход через мое тело.

Истончаясь до предела, несуществующее лезвие падает на разноцветье Нитей, протянувшихся между Мэвином и троими убийцами. Падает, рассекая мерцающие пряди так же легко, как беспечное движение руки рвет паутину. Концы Нитей обиженно шипят, оплавленные горячим поцелуем Пустоты. Шипят и порскают в стороны, притягиваясь к Кружеву. Но еще до того, как оборванные волоски сольются с Узлами, Мантия одаривает их Силой, вытащенной из моего шлейфа. Не знаю, что происходит с незадачливым магом – не до него, потому что я должен успеть…

Пустота тонкими змейками летит по Нитям заклинания, обретшего независимость. Летит, пожирая то целые фрагменты, то крохотные узелки и цепочки из пары звеньев. Летит, оставляя за собой совсем иную волшбу. Быстрее! Еще быстрее! Центральный Узел съеживается и распадается на три. Узор изменился. «Костра» не будет. Будут «брызги»!

«Закатный костер» нагревает всю кровь в теле. Разом. До кипения. За считанные мгновения. Очень действенно и надежно. Но, во-первых, зрелище… непривлекательное, а во-вторых… Неоправданно большой расход Силы. «Брызги лавы» проще. Можно даже сказать, примитивнее. Правда, в случае, если ваш противник имеет познания в Магии Огня, он вполне способен отразить атаку. Конечно, не в том единственном случае, когда «брызги» нацелены в голову.

Фрэлл! То, что сейчас произойдет, тоже не способствует хорошему настроению и умиротворенному состоянию желудка. Я метнулся к дверям, которые… Оказались незаперты. Можно было и войти… Хотя что бы изменилось? Только расстояние, а я и так справился…

Напрасно волновался: вытекающую из глазниц жижу, некогда бывшую мозгом, графини не увидели. Алаисса – потому что к тому времени уже благополучно отбыла в обморок от переживаний, а Равель – потому что смотрела вовсе не на умирающих убийц. Она хлопотала вокруг Мэвина, сидящего на полу и пытающегося понять, почему он все еще жив, когда, по всем существующим законам, должен был умереть.

Конечно, мне следовало бы привести в чувство графиню-мать, но… Но. Но. Но. Как и всякий раз после соприкосновения с магией, приносящего последней безвременную и печальную кончину, мое мироощущение было обострено практически до предела. Что поделать, издержки искусства. Или, правильнее было бы сказать, закономерная плата за вмешательство в тонкие материи.

Так вот, я не бросился на помощь dou Алаиссе только по той причине, что в холле дома Агрио в эти минуты творилось волшебство, перед которым почтительно склонит голову даже самый могущественный маг. Здесь и сейчас рождалось чудо любви. Ни Мэвин, растерянно хлопающий ресницами, ни Равель, обеспокоенно коснувшаяся его плеча, не понимали и не чувствовали, как между ними протягивается тоненькая ниточка чар, которыми вольна распоряжаться только природа. Да, всего лишь один вдох, совпавший во времени и пространстве, но… Невозможно соорудить что-то из ничего, а если у вас уже имеется холмик, на склоне которого притулился маленький камешек… Нужно только толкнуть – и в следующую минуту бегите прочь от лавины, сметающей все на своем пути. Вот этим я и займусь. Только бы камнепад не погреб меня под собой.

Я подошел к Мэвину, нагнулся над ним и… Залепил юноше пощечину. Очень болезненную и очень обидную. Взгляд карих глаз дрогнул, но удивленный возглас вырвался совсем из других уст:

– За что?!

– Видите ли, милая Равель… Этот молодой человек поступил не просто глупо, он поступил вопиюще безответственно.

– Он спас…

– Он едва не погубил то, что ему пока не принадлежит. Свою жизнь. Или вы полагаете, сударь, что уродство тела служит оправданием недостаточной остроте ума?

От этих слов Мэвин дернулся сильнее, чем от моего удара, а Равель… Ох, как же ярость красит женщин! Особенно некоторых.

– Как вы можете… Какое право вы имеете укорять того, кому не повезло в жизни так, как вам?!

– Везение, милая Равель, – вещь, которой не существует. При ближайшем рассмотрении любое удачное стечение обстоятельств оказывается тщательно спланированным и дотошно подготовленным… Просто не всегда авторство благоприятного исхода принадлежит вам: иногда Судьба тоже берется за кости.

На этой глубокомысленной ноте поворачиваюсь и направляюсь к лестнице. И все же я молодец, да еще какой: на верхней трети ступенек меня настигает ответ девушки. Ответ, тон которого звучит почти победно, ведь Равель думает, что поняла причины моей жестокой отповеди в адрес Мэвина:

– Вы просто завидуете, что не сами спасли нас от смерти!

Останавливаюсь. Замираю на мгновение. Сжимаю пальцами перила – до хруста суставов. Выдерживаю паузу и снова начинаю движение. Медленно, стараясь даже спиной изобразить оскорбленное достоинство. И, только закрыв за собой дверь комнаты, позволяю веселому фырканью прорваться на волю.

Ох, девочка, как же ты меня насмешила! Притом что сама была необыкновенно серьезна и прекрасна в этот момент… Надеюсь, Мэвин оценит всю силу и прелесть твоего неожиданного заступничества. Надеюсь. А чтобы оценил наверняка, я и сам слегка поколдую на этот счет. Чуть позже. Когда юноша окончательно соберется с мыслями и навестит мою скромную обитель. Пока же у меня есть несколько минут (в лучшем случае – час, если Равель будет настойчива… а она – будет…), чтобы разобраться в черновиках, оставшихся от переводов дневника Лары. Всю ерунду скопом Лаймару читать необязательно, значит, нужно отделить полезные знания от лирических иносказаний, дабы вручить магу инструкцию, не обремененную излишними подробностями, ибо подробности, когда их становится слишком много, превращают пользу во вред.

* * *

Я начал сражение первым – едва распахнулась дверь моей комнаты:

– Милая Равель разомкнула свои объятия, и вы тут же сбежали?

Мэвин (хотя и сижу спиной к двери, могу до мельчайшей подробности описать то обиженное недоумение, которое повлек за собой мой невинный вопрос) ответил не сразу. Я уже начал было настораживаться (знаете, в некоторых случаях удивительно подходящим оказывается принцип: «А чего тут думать?»), но интонации, которые юноша выбрал для ответного удара, сразу сняли все тревоги и сомнения. Мэвин просто пытался разумно сопоставить все факты и наблюдения, касающиеся вашего покорного слуги.

– Я не думал, что вы можете быть таким грубым, лэрр.

– Грубым? – Откидываюсь на спинку кресла. – И что же вы полагаете грубостью? Указание предела ваших возможностей? Или же…

– То, как вы обошлись с графиней.

– А как я с ней обошелся?

– Вы… вы были непозволительно холодны с женщиной, которая только что испытала потрясение и…

– Сударь! – Вздохнув, я покинул нагретое сиденье и подошел к юноше. – Не надо заниматься построением столь вычурных стен на столь шатком фундаменте! Проще говоря, оставьте на время придворную манеру изъясняться и пользуйтесь обычными человеческими словами. Я понятно выразился?

– Да, но…

– Значит, не совсем понятно… В чем вы меня обвиняете? В том, что не бросился утешать девушку? Позвольте, но мне показалось, что она более чем согласна искать утешение у вас! Или я не прав?

Мэвин начал розоветь, может быть, впервые в жизни.

– Как вы могли подумать…

– Я не думал. Я ВИДЕЛ. Иногда нужно довериться глазам, сударь, чтобы не обмануться в суждениях.

– Я вовсе…

– Может, прекратите лепетать? Скажите прямо, что вы думаете о Равель?

Минута торжественного молчания.

– Она… она красавица.

Еще одна небольшая пауза и… Совершенно детский испуг и робкая просьба о помощи:

– Она ведь красивая, правда?

Вообще, в этом месте следовало бы рассмеяться, потому что Мэвин выглядел настолько трогательно и нелепо, что иной реакции и не заслуживал. Я бы так и поступил, но вовремя вспомнил трепет и абсолютную растерянность, посещающие меня при мысли о Мин. Вспомнил и без тени улыбки подтвердил:

– Правда. Равель – очень красивая девушка. И очень достойная.

А еще для нее не существует твоего уродства, парень… Она видит тебя совсем иначе. Видит в своем собственном зеркале. Это великое чудо и великий дар, которыми нельзя пренебрегать и которые ни в коем случае нельзя терять. Думаю, ты уже понимаешь, чем тебя наградила Судьба, Мэвин.

– Сударь, вы… Лэрр…

Запыхавшаяся и встревоженная, Равель выглядела еще милее, чем обычно. И тонкие черты девушки необыкновенно украшала решимость, перед которой уважительно склонились бы даже далекие предки графини Агрио. Равель была готова защитить своего героя от нападок всего света. Ну или хотя бы от меня.

– Вы что-то хотели сказать, сударыня?

– Я… – Девушка перевела взгляд с меня на Мэвина и обратно.

– С вашей матушкой все хорошо?

– Да, не беспокойтесь…

– Простите, что оставил dou Алаиссу без своей помощи, но, право, меня отвлекли совсем иные заботы.

– Лэрр… Ив… – Ну наконец-то она вспомнила, что мы обращаемся друг к другу по имени!

– Милая Равель, зачем вы покинули свою матушку и поспешили сюда?

– Я подумала, что… – Смущенный румянец. На щеках у обоих.

– Вы решили, что я выскажу молодому человеку свое недовольство? Совершенно верно, милая Равель! Выскажу всенепременно. Ему будет полезно услышать несколько прописных истин. Но я намереваюсь поговорить с бароном как мужчина с мужчиной, а при мужских разговорах присутствие женщин не приветствуется, верно?

– Ив… вы же не…

– Рукоприкладства не планирую. Разве что в крайнем случае! – Я подмигнул, заставив девушку изумленно замереть. – И потом… буду крайне признателен, если вы отправите посыльного к некоему Лаймару, а сами тем временем приготовите что-нибудь легонькое в качестве второго завтрака. Не знаю, как все присутствующие, а я проголодался! Моя просьба вас не затруднит?

– Нисколько… Ив, а что вам нужно от Королевского дознавателя?

Даже так? А чернявый маг высоко стоит, ничего не скажешь.

– Помимо сугубо личных дел нужно же составить заключение по трупам, которые изгадили холл вашего дома, милая Равель. Вы со мной согласны?

– О… да, разумеется! Я постараюсь как можно скорее…

– Два-три часа в запасе есть. Ну пока туши не начнут разлагаться, – пояснил я. Девушка чуть побледнела, сглотнула и предпочла приступить к выполнению поручений, не дожидаясь иных подробностей существования бренных тел после смерти.

Мэвин проводил графиню нежным, но слегка беспокойным взглядом, чем вызвал у меня сдавленный смешок.

– Лэрр! – Брови сердито насупились. Пришлось срочно отступать на заранее подготовленную линию обороны:

– Простите, это… нервное. У меня так много забот, что каждая новая только расшатывает мое душевное равновесие.

– Я не совсем понимаю… – Настороженность в карих глазах.

– И не надо! Присядьте, и поговорим о делах.

Мэвин опустился в кресло, а я забрался на стол. Очень удобная позиция: и смотришь сверху вниз, и пространства для маневра несоизмеримо больше, чем в окружении высоких подлокотников.

– Извиняться за свои действия я не буду. Независимо от вашего мнения. Вы вели себя глупо и беспечно, сударь. Вам противопоказано заниматься магией. Категорически! Неужели вы этого не понимаете?

Виновато качнувшиеся плечи.

– У меня не было выбора…

– Чушь! Перед вами простиралось необозримое поле деятельности, а вы остановились на самом его краю. Как недальновидно! Или вы не желаете дожить до седин?

Мэвин опустил взгляд. Что ж, продолжим в том же духе.

– Значит, ваши действия были подчинены стремлению умереть? Позвольте узнать, почему вы решили так рано уйти из жизни?

– Вы кажетесь умным человеком, лэрр, а задаете такие глупые вопросы. – Это что, попытка уколоть? Не то оружие выбрал, дурачок!

– Я задаю правильные вопросы! Вы считаете их глупыми только потому, что не можете найти подходящий ответ. Итак, я жажду узнать причину! Почему?

– Вы уже могли заметить, что мое тело…

– Несовершенно? Ну и что?

– Да, вам не понять… – Слегка презрительное и очень грустное откровение.

– Понимать нужно только то, что имеет смысл! Не хотите думать? Хорошо. Тогда извольте выслушать МОЕ объяснение ваших проблем. Только не смейте перебивать! – добавляю, видя, что губы Мэвина дрогнули, собираясь возразить. – Ваши родители, в силу каких-то причин, наделили вас неполноценным физическим обликом. В детстве вас всячески оберегали от столкновения с реальностью, и вы росли, считая, что ничем не отличаетесь от прочих людей. Но время имеет свойство проходить быстрее, чем того желаешь… Рано или поздно вам пришлось бы выйти в мир. Наверное, следовало бы сделать это как можно раньше, но тут уж исправить ничего нельзя. За порогом дома оказалось, что все не так, как представлялось в надежном укрытии родных стен, верно? Насмешки и насмешников можно терпеть, но куда тяжелее видеть в глазах окружающих презрение и жалость… А когда старшая сестра, которая проводила с вами столько часов, начала постепенно отдаляться и вы почувствовали, что делите ее нежность с кем-то еще… Вас охватила ненависть. Ненависть к тому, кто родился и вырос здоровым, сильным и красивым. Ненависть к человеку, которому сестра отдала свое сердце. Но, мой милый мальчик, вам не приходило в голову, что сердце, в котором пылает любовь, становится больше с каждым ударом пульса? Почему вы решили, что Селия разлюбила вас? Ее чувства лишь немного видоизменились, а вы, вместо того чтобы измениться самому – перестать быть собственником и радоваться тому, что сестра нашла свою любовь, – решили отомстить. Очень грязно, кстати… Но месть не принесла ни облегчения, ни желаемого результата: чувства Селии лишь вспыхнули еще ярче. И тогда вы поняли, как жестоко ошиблись. Поняли, но исправить содеянное уже не могли, потому что несчастная девочка-магичка, которая сотворила Подобия по вашему рецепту, умерла. Умерла очень страшной смертью.

– Я не хотел… – Тихое, еле слышное признание.

– Убивать Вийсу? Разумеется, не хотели. Вам нужно было заставить страдать Дэриена. Вы и заставили, забыв о том, что любящие сердца все делят пополам… Как скоро вам стал ясен ваш промах? Спустя месяц? Два?

– Весной.

– Что ж, лучше поздно, чем никогда. Как видите, я вполне понимаю ваши обиды и ваши сомнения, но… Какого фрэлла вы намеревались сегодня умереть?!

– Я… – Мэвин испуганно вжался в кресло.

– Вы, кто же еще?! Заклинание такого уровня убило бы вас вскоре после этих несчастных!

– Откуда… откуда вы знаете? И про Подобия… – Карие глаза затопил ужас. – Вы… Вы хотите наказать…

– Наказать? – Я едва не поперхнулся от возмущения. – Вы сами себя наказываете каждым днем совершенно бездарного существования! А теперь еще и это! Кроме «закатного костра» вы больше ничего не умеете? Управление стихиями не ваша стезя, сударь! Вы можете стать великолепным теоретиком и Мастером Структур, но, ради богов, не лезьте в практическую магию! В следующий раз рядом может не оказаться того, кто способен остановить ваше сумасбродство без разрушительных последствий.

Пауза.

– Так это… это вы? Это вы спасли мне жизнь?

– С чего вы взяли? И не думал.

– Не обманывайте… пожалуйста! – Неожиданно искренняя мольба. – Я почувствовал, как заклинание отделяется от меня, но это произошло так быстро… И я не был опустошенным, как обычно… Словно все, что я потратил, было возмещено… Как вы это сделали?

– Если говорить честно, ЭТО делал не я. Я всего лишь выбрал из имеющихся возможностей те, которые показались мне приемлемыми. В этот самый момент. Надеюсь, выбор был правильным. А практической стороной дела занимался не я. И, как теоретик теоретику, хочу сказать: главное в нашем деле – холодный и трезвый расчет. А вам в ближайшее время следует забыть о чарах и иже с ними!

– Почему?

– Потому! Вы же не хотите оставить Равель без своего общества? Она девушка терпеливая и понятливая, но любому терпению есть предел… Если графиня Агрио что-нибудь для вас значит, посвятите ей хотя бы несколько дней своей жизни. Она того заслуживает.

– Кто? – Ну вот, совсем запутал парня…

– Ваша жизнь. И Равель, разумеется! А уже потом, когда успокоитесь… Когда окончательно определите для себя важность вещей и людей, которые вас окружают… Вот тогда вам и следует вернуться к занятиям магией. Если хотите, я даже подыщу наставника.

– О, это было бы замечательно! – Воодушевление, но не настолько сильное, чтобы можно было тревожиться о будущем влюбленных. – Но… Что же будет с его высочеством?

– Ничего страшного, полагаю.

– Но ведь он…

– Вполне здоров. Я бы даже сказал, совершенно здоров.

– Откуда вам может быть известно… – Снова круглые глаза. Это начинает утомлять.

– Вы же умный мальчик… Знаете, что мой дядя – Ректор Академии. И вообще, есть великое множество способов оказываться в курсе событий!

Мэвин кивнул, делая вид, что понимает. Глупый! Он даже не может себе представить, какой способ имею в виду я. Очень простой, кстати: если хотите знать все подробности какой-нибудь переделки, участвуйте в ней сами! Как ваш покорный слуга.

Однако я так и не спросил…

– Зачем вы пришли в дом Агрио, сударь?

Беспомощная улыбка:

– Я хотел просить у вас совета.

– По поводу чего? Дальнейшего существования? Вы посчитали меня способным дать такой совет?

– Да… А разве я ошибся? – О, беспомощность начинает сменяться лукавством. Я даже завидую Равель: какой замечательный муж ей достанется!

– Если ошиблись, то самую малость…

Получив каракули, содержавшие наставления незабвенного учителя, Лаймар готов был официально признать, что три трупа с выгоревшими изнутри черепами мирно преставились по причине преклонного возраста. На том и порешили: маг предпринял некоторые усилия, чтобы избавиться от нежелательных издержек магических упражнений Мэвина, а я подъехал ко дворцу в экипаже Королевского дознавателя, чтобы…

Быть тут же отловленным за шкирку своим кузеном.

– Куда это ты собрался, милый племянник? – лучезарно улыбнулся милорд Ректор.

– У меня есть кое-какое дело.

– К Герису или Роллене? А может, к его высочеству?

– Какая разница?

– В сущности, никакой, потому что…

Кузен ласково приобнял мои плечи и… Когда холодные пальцы проскользнули под сахью,[26] обороняться стало поздно: резкое нажатие на точку у основания шеи мгновенно лишило меня способности двигаться, а вслед за тем и сознания.

* * *

Ненавижу, когда со мной так поступают! И вовсе не потому, что чувствую себя полным и безоговорочным идиотом, в очередной раз попавшимся на одну и ту же уловку, просто… От этих «упражнений» мои мышцы так сильно деревенеют, что по возвращении в работоспособное состояние долго и упорно ноют, не прибавляя хорошего расположения духа. И зачем ему понадобилось…

Открываю глаза, утыкаясь взглядом в темный потолок. Темный?!

Это что, подвал? Похоже на то. И подвал в доме милорда Ректора, несомненно. Да по какому праву…

– Очухался?

Ксаррон стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к каменной кладке стены. Стоит на некотором отдалении от меня. Почему бы это? Уверен, что я не смогу до него добраться? Ну подожди!

Нет, не смогу. Первое же мое движение сопроводилось глухим звяканьем. Фрэлл! Хорошо, что я всего лишь попытался сесть, а не рванулся в сторону кузена, иначе… Разодрал бы ногу, потому что правую щиколотку тремя рядами обнимает весьма затейливый браслет, отягощенный цепью, не позволяющей мне отдалиться от стены больше чем на пару футов.

– Это как понимать? – Пока еще остаюсь спокойным. На всякий случай.

– Помнишь, я обещал тебя запереть? Думаю, время пришло, – меланхолично заметил Ксо, пожевывая соломинку. Наверное, позаимствовал ее из подстилки, на которой я сижу.

– Запереть? Почему?

– Ты натворил такую тучу глупостей, что…

– Каких еще глупостей? – Не согласен, но Ксаррону нет никакого дела до моего мнения на сей счет:

– Разнообразных. Больших и малых. Впрочем, одна из них, к моему глубочайшему сожалению, намного страшнее всех остальных.

– О чем речь?

– Ты заигрался, Джерон.

– Заигрался?

– Ну да. Возомнил себя невесть кем и двинулся по жизням других маршем тяжелой пехоты. Я пытался не замечать, но и мне стало как-то не по себе от твоих поползновений.

– Что я такого сделал?

– Перечислить по пунктам? – Грустный взгляд изумрудных глаз.

– Да! – А куда торопиться, скажите?

– Хорошо. – Ксо развернулся ко мне лицом, но левое плечо от стены так и не отлепил. – Пункт первый. Твое вмешательство в механику престолонаследия в Западном Шеме.

– И как я в нее вмешался? – недоуменно хмурюсь.

– «Как», «как»… Как обычно – со свойственным тебе желанием осчастливить весь мир, кроме себя самого… Зачем ты взялся лечить Дэриена?

– Но ведь он…

– Остался бы слепым – и фрэлл с ним! Управлять государством смог бы и его младший брат. Который у тебя, как я понимаю, теплых чувств не вызывает? Кстати, по какой причине? Мэг обмолвилась, что вы с ним не пришли к согласию по какому-то вопросу… – Ехидная ухмылка.

Обмолвилась, как же! Кузен все прекрасно знает и так. Но доставлять ему удовольствие, вспоминая прошедшее лето, не буду. Не заслужил.

– Ты считаешь, что малолетний гаденыш лучше подходит на роль короля, чем…

– А что ты, собственно, знаешь о Дэриене?

– Ну… – Приходится на несколько вдохов умолкнуть. В самом деле, что? – Он умный… честный… порядочный…

– Порядочный мерзавец.

– ЧТО?!

– Именно. Мерзавец. Я вот все думаю… Ты нарочно не интересовался сердечными привязанностями Вийсы или просто упустил из вида возможность того, что ее действия были вызваны личными причинами?

– Э-э-э-э… Я предполагал…

– Угу. Предполагал. И что дальше? Избавил принца от недуга, который тот, если быть беспристрастными и объективными, вполне заслужил.

– Заслужил? – Холодею. И вовсе не оттого, что Ксаррон предусмотрительно изъял у меня обувь и камзол.

– Заслужил, – утвердительно кивает кузен. – Вийса, кстати говоря, была очень милой, хотя и не в меру наивной девочкой, которая, встретив в одном из дворцовых коридоров красавца принца, не устояла перед его улыбкой… Дэриен провел с ней несколько недель, а потом выбросил. За ненадобностью. Потому что баронесса куда предпочтительнее безродной содержанки, верно?

– Это… это правда?

– Не веришь? Зря. Я не лгу.

– Ты что-то недоговариваешь.

– Спроси, и я отвечу. Рассказывать ВСЕ подробности случившегося будет слишком утомительно.

– Он… любил Вийсу?

– Какое-то время. Иной причины опускаться до связи с этой девушкой у него не было.

– Она осталась… недовольна?

– Скажем, она смирилась бы со своей участью сломанной игрушки, если бы Дэриен по-прежнему относился к ней тепло и приветливо. Но поскольку его королевское высочество предпочел забыть о существовании Вийсы… Девушка почувствовала себя оскорбленной. Не спорю, глупо было в ее положении рассчитывать на что-то большее, чем она получила, но и принц повел себя неразумно.

– Значит, магичка желала отомстить?

– И отомстила. Заплатив за свою месть. Высшей ценой.

Так вот почему… Как это печально.

– Что, не думал о таком развитии событий? – усмехнулся Ксаррон. – Можешь подумать теперь.

– Но… Постельные приключения не всегда свидетельствуют о…

– Об иных моральных и физических качествах наследника престола? Спешу огорчить: почти всегда. Умный любовник никогда не допустит, чтобы оставленная им женщина была несчастна. Запомни на будущее, вдруг пригодится!

Я пропустил колкость кузена мимо ушей.

– Ты считаешь, что Дэриен недостоин престола?

– Почему же… В его роду все были такими, – беспечно тряхнул челкой Ксо. – Я просто хотел показать тебе другую сторону зеркала. Но она, увы, не последняя.

– Что еще?

– Пункт второй обвинения. Твое нелепое милосердие.

– Почему нелепое? И к кому я, собственно…

– Был милосерден? К таким персонам, которые заслужили наказания больше, чем иные отъявленные преступники. Например, граф Галеари. Зачем ты вытащил его шею из-под топора?

– Он… запутался, – уверенно говорю я. В ответ кузен презрительно фыркает.

– Как же! Он знал, что делает, и знал, во имя чего. В отличие от тебя!

– Шэрол будет полезен…

– Может быть. А может быть, и нет. Ты способен заглянуть в будущее? Не думаю… Ладно, фрэлл с этим влюбленным идиотом! Почему ты не удавил Роллену сразу же, как понял, что она стоит за массой неприглядных дел?

– Она…

– Ясно. Ее ты тоже пожалел. Ах, несчастная жертва насилия! Тьфу! Слушать противно! Из-за этой блондинки едва не погибли две более чем достойные женщины. Вкупе с одним оболтусом. Впрочем, какое тебе дело до графинь? Ты же всего лишь использовал их в своих интересах…

– Я не использовал! – Начинаю задыхаться. От самого настоящего гнева.

Ксаррон суживает глаза:

– В самом деле? Тебе было удобно жить в доме Агрио, только и всего. Ты вломился в жизнь графинь, подвергнув их существование стольким опасностям, что, знай женщины заранее, кого привечают под крышей своего дома, повесились бы в собственном парке.

– Как ты можешь так говорить?!

– Могу и говорю. Легкое пожатие плечами. – Со стороны все твои ошибки как на ладони… Ты наловчился пользоваться людьми, Джерон. И не только людьми: даже эльф с искренним удовольствием пляшет под твою дудку.

– Он-то здесь при чем?

– Даже задумываться не хочу. Хочется верить, что его ты не успел привязать к себе так сильно, как остальных… Или успел? – Взгляд Ксаррона полыхнул темным огнем.

Вздрагиваю. Неужели он догадался? Или узнал?.. Фрэлл! А ведь кое в чем кузен прав.

– Пункт третий, – безжалостно продолжил Ксо. – Ты нарушил главное правило игры.

– Какое? – Внутри все уже не просто остыло, а заледенело.

– Ты не умеешь выбирать противников.

– То есть?

– Ты играл с теми, кто заведомо ниже тебя по своим умениям и возможностям. Играл, чувствуя себя всеведущим и всемогущим, не так ли? Скажи только одно: тебе не стыдно?

– А почему мне должно быть стыдно?

– Ты без надобности вмешался в естественный порядок вещей. Возможно, твои действия приведут к очень большим проблемам. Что характерно, не в твоем будущем, Джерон, а в будущем всей этой страны… Ты об этом не подумал? Не представил на мгновение, что все неприятности были не случайны, а предопределены Судьбой? А ты изменил то, что не должно было измениться. Задал Гобелену новый узор, не имея права вообще заниматься ткачеством.

Все, что говорил кузен, было понятным. Более того, было правильным. Но мне почему-то не хотелось задумываться над истинностью услышанных слов.

– Я сделал то, что считал должным сделать! И играл на той стороне, где мог выиграть! Разве не этому меня учили всю жизнь?