Читать книгу 8 предновогодних вечеров в кафе-пекарне «Домовёнок» - Вероника Маннапова - Страница 2

В кафе вошёл молодой голубоглазый мужчина с взъерошенными волосами. Он огляделся, ощупывая карманы. Заказал кофе с бельгийской сырной вафлей, занял свободный стол и погрузился в работу за ноутбуком, отвлекаясь на звон колокольчика. На девятый (от его прихода) звоночек, в кафе вошёл художник. Он приветственно кивнул Любе, чуть улыбнувшись, повесил пальто с шапкой на вешалку и подошёл к Павлу.

– Она сегодня не придёт. Я только что видел, как она уехала, – сказал он тихо.

Павел смущено кивнул. Художник проследовал к своему привычному месту. Маленькая табличка Reserved поблёскивала от света гирлянд. Это была единственная подобная табличка в кафе, Люба украла её пару лет назад в каком-то ресторане. И вот уже несколько месяцев она ежедневно выставляет её около 18 часов на столик у углового окна.

Расправившись с сырной вафлей, Павел оделся, попрощался и покинул кафе. Митя поспешил к освободившемуся столику с тряпкой. На столе лежал телефон. Митя тщательно протёр стол вокруг, не прикасаясь к смартфону. Потом подошёл к Любе и шепнул ей на ухо о находке.

– Паша… – вздохнула она, выходя из-за прилавка.

Митя оглянулся, выискивая Павла.

– Он ушёл, – тут же уточнил он и вытащил из нагрудного кармана рыжего медвежонка.

– Да Митя, я знаю. Скоро вернётся.

Художник подошел к прилавку, чтобы забрать чайничек травяного чая, который уже заварила ему Люба.

– Может на январских праздниках сходим на щелкунчика? – спросил он у хозяйки кафе. – Билеты еще есть.

– Извини, сейчас у меня на это нет времени, – отрезала Люба и сочувственно улыбнулась.

Теребя вязанного медвежонка за ухо, Митя подошёл к ёлке, чтобы, с позволения Любы, поправить игрушки, которые она бездумно развесила на ветках. По пути к своему привычному месту, художник на несколько секунд остановился за спиной Мити с подносом в руках, задержав взгляд на праздничном деревце.

Невысокая искусственная ёлка, увешенная старинными стеклянными игрушками, стояла на тумбе рядом с прилавком. Этой ёлочке уже больше 20 лет, а запасами хрупких расписных фигурок с Любой поделилась ещё её бабушка, когда любимая внучка съехала от родителей, поэтому в их истории было больше 50 Новогодних праздников. На колючих ветках красовались несколько разноцветных стеклянных шаров, шишки, грибы, початки кукурузы, герои сказки Чиполлино, львы и медвежата на прищепках, птицы и зайчата. И лишь второй раз в жизни, Люба нарядила эту ёлку в одиночестве, а не в компании мужа. Вторая же перемена в её жизни после развода была связанна с тем, что она отказалась от выходных и всё больше времени проводила на работе, распрощавшись со сменщицей. С 6 часов утра она пекла пироги и булочки со своей помощницей и подругой Ирой, в часы более-менее свободные от посетителей, готовила десерты, два-три раза в неделю задерживалась в пекарне после закрытия, чтобы сделать заготовки на заморозку. И лишь иногда оставляла всё кафе на подругу, когда летала навестить внуков. Но работа её ничуть не обременяла, а наоборот спасала и вдохновляла. Выпечкой хозяйка пекарни всегда занималась с нежностью и любовью. С уважением относилась к тесту и даже с ним разговаривала. Аккуратно выкладывала булочки, приглаживая края, с трепетом лепила пирожки, всегда по достоинству оценивала аромат свежеиспеченного хлеба. Она постоянно экспериментировала на своей кухне и улучшала рецепты. Не смотря на некоторую бестактность, громкий голос, а порой и грубость, она располагала к себе посетителей. Наверное, потому что просто всегда была собой и ей никогда не было всё равно на других людей. Разве что на их мнение ей было плевать, но не на их проблемы. Однако на свои проблемы она старалась закрывать глаза.

– Спасибо тётя Люба, – угрюмо поблагодарила Катя Любовь Михайловну, принимая у неё пакет со сладкими круасанами. – За наши толстые попы.

– Чего?! – возмутилась Любовь Михайловна.

– Вкусная у вас выпечка, говорю, и десерты. Никак не завязать.

– Во- во! – согласился большой Боря, рассматривая витрину с диетическими десертами.

– Ну некоторым, которые по пять булок за раз со сладким чаем уплетают, конечно надо бы завязать, – ответила Люба, глядя на Бориса. – А тебе то что? – перевела она взгляд на девушку с розовыми волосами.

– Откладываются где не надо.

Хозяйка кафе вышла из-за прилавка, разглядывая Катю со всех сторон.

– Это у тебя что ли по-па растёт? От моих то булочек?

Катя закатила глаза и уже поняла, что зря съязвила.

– Вот этому, моя дорогая, не помешало бы подрасти, – пренебрежительно и совсем не тихо продолжила Люба, утягивая широкий пуховик на Катиных бёдрах. – Это, во-первых.

Катя огляделась, чтобы убедиться, что на них никто не смотрит.

Смотрели все. Кто-то исподтишка, кто-то просто прислушался, кто-то прям пялился. Ну, по крайней мере, Кате так казалось.

Девушка была готова провалиться сквозь землю или убить тётю Любу. Или сначала убить, а потом провалиться вместе со всеми этими несчастными булочками. А потом вернуться в чёрном костюме и Нейрализатором стереть всем присутствующим память. И желательно так, чтобы они все забыли про этот разговор, про существование булочек, поп и вообще про девушек-подростков.

– А во-вторых, я вот своё достояние уже 57 лет ращу. – Люба хлопнула себя по ягодицам. – И ни чего, многим нравится! Да, красавчик? – она повернулась к художнику, который как раз наблюдал за Любой.

Тот тут же поперхнулся чаем. Закашлялся и постукивая себя кулаком по груди, кивнул. Люба улыбаясь снова повернулась к Кате.

– И дорогая моя, за день мы можем столько глупостей натворить, что съесть вкусное пирожное или нежнейшую булочку может стать лучшим решением.

– Пирожные проблемы не решают.

– Но и не создают их. – Люба встретилась взглядом с Борисом. – Ну 6 пирожных конечно могут создать проблемку, – уточнила она чуть громче. – Но одно… точно нет. А если ты со своей угрюмостью еще и сладкое перестанешь есть, то вообще грымзой станешь, – бросила Люба, удаляясь за прилавок. – Так и буду тебя называть, Грымзочка Олеговна.

Катя снова закатила глаза и направилась к выходу.

– До свидания.

– Грымзочка Олеговна! – окликнула девушку Люба. Катя обернулась.

– Улыбка и вкусности способны спасти мир! – Люба искренне улыбнулась.

– Маму это не спасло.

Люба перестала улыбаться.

– Но спасало её душу от отчаяния! – тут же ответила она. – И всех нас.

Катя вытянула провода из-под воротника, вставила гарнитуру в уши, натянула капюшон и вышла из пекарни.

Люба повернула голову в сторону диетических десертов. Боря смотрел на неё, поджав губы. Через пару секунд он ткнул указательным пальцем в витрину.

– Два чизкейка пожалуйста. Один мне, второй жене.

Люба кивнула.

В кафе ворвался взъерошенный Павел. Глянув на столик, за которым сидел несколько минут назад и который уже был занят парой молодых людей, он поспешил к Любе. Та стояла за прилавком подбоченившись и качая головой.

– Пашка, ну что с тобой делать, а? – улыбнулась она, протягивая ему телефон.

– Смириться, – усмехнулся Павел. – Спасибо.

– Мите.

– Спасибо, друг, – громко поблагодарил он Матвея. Тот в ответ смущенно улыбнулся, не отрывая взгляд от ёлки.

Через некоторое время в пекарне появился Олег.

– Говорю же тебе, это не моё! Сколько ещё раз нужно повторить? – услышала Люба, раздражённый голос Кати в его телефоне, когда он подошёл к прилавку.

– Столько, сколько потребуется, чтобы это стало правдой! – ответил Олег, повышенным тоном.

– Это не моё. Это не моё. Это не моё… – раздавалось на том конце провода.

Люба кивком спросила «что случилось?». Олег, не отрывая от уха телефон, продемонстрировал хозяйке кафе электронное устройство, похожее на толстую ручку.

– Катя, домой! Сейчас же.

Ничего не ответив, Катя повесила трубку.

– Она курит, Люб! – Олег перевёл всё своё внимание на женщину за прилавком. – И скорее всего она сейчас не у подруги. Или у неё, но там есть кто-то или что-то, что, по её мнению, мне нельзя видеть. Потому что по видеосвязи я до неё дозвониться не могу. Мой ребёнок нагло врёт и совсем этого не стыдиться! Буханку белого, дай пожалуйста. – Олег сунул электронную сигарету в карман. – Ну я ей устрою.

– Эй, попридержи коней, – возмутилась Люба, протягивая свежий хлеб. – Она только минут 10 назад была здесь. До эпицентра грязи и разврата ещё точно не успела добраться. Скорее всего только едет. – Люба чуть улыбнулась. – А твой психоз тут не поможет.

– На прошлой неделе от неё за версту несло алкоголем. А сегодня утром я нашёл это! – Олег снова достал электронную сигарету из кармана и кинул на прилавок. – Думал вечером после работы поговорим, а она слиняла, типа к подружке. И что будет в следующий раз?

– А в следующий раз она будет лучше прятать и прятаться. Думаешь, если она захочет тебя обмануть, у неё это не получится? Или она просто побоится это сделать? Не будь так наивен. А исходя из того, что она купила 4 круасана перед отъездом, маловероятно, что она направилась в какой-нибудь мерзкий притон. Всё-таки круасаны…

Глаза Олега горели яростью. От вчерашнего желания вернуть дочери Новогоднее волшебство и хорошо повеселиться вместе не осталось и следа. Он злился из-за того, что теряет над дочерью контроль. Его огорчало, что она – уже не та светловолосая девочка с сияющими глазами, которая смеётся над его неуклюжими дурачествами и верит в чудеса. Но больше всего его сердце болело от беспокойства за неё. А вместе с тем, он знал и то, что она не поймёт того, что он желает ей лучшего и лишь хочет её уберечь. И это злило ещё сильнее.

– Знаешь Олег, я не эксперт в воспитании детей. Но с высоты своего опыта могу с уверенностью сказать лишь то, что агрессия, ссоры и крики ещё никому не помогали. А вот спокойные разговоры по душам – никому ещё не вредили.

Слова Любы ничуть не усмирили пыл Олега. Он хотел было ответить, что неуместно матери двух взрослых сыновей что-то советовать отцу-одиночке девочки-подростка, и что она права лишь в том, что не является экспертом в воспитании детей. Но его раздражение не успело выплеснуться наружу. Звон стеклянных ёлочных игрушек, только что разбившихся о кафельный пол сместил фокус внимания как Олега, так и всех остальных присутствующих в зале на Митю. Помощник Любы вжав голову в плечи смотрел на ёлку, лежавшую у его ног. Через мгновение он поднял глаза. Растерянные взгляды окружающих заставили его щёки побагроветь от стыда, а жгучее чувство вины смочило его глаза слезами.

– Я… я не хотел… – только и смог произнести он.

Люба медленно вышла из-за прилавка.

– Ничего… – начала она спокойным тоном. Но Митя уже сорвался с места и пулей выбежал из кафе в тонкой тщательно отутюженной рубашке.

– Чёрт! – Люба бросилась в сторону двери, но Олег её опередил.

– Я его приведу! – крикнул он за секунду до того, как дверь за ним захлопнулась.

Художник подошёл к Любе, которая нервно потирая лоб повернулась к ёлке.

– Не волнуйся, он с ним договориться. Не в первой, – поспешил утешить он, пряча под её чепчик выпавшую кудрявую прядь. Люба же аккуратно двинула головой, отстраняясь от его руки.

Художник молча вернул искусственное дерево на его законное место и повесил на ветви несколько уцелевших игрушек. Хозяйка кафе отправила осколки в мусорный бак.

Наконец зазвенел колокольчик и в дверях показался дрожащий Митя. Легонько придерживая его за плечо, Олег усадил беглеца за маленький столик около кухни. Люба тут же накинула на его спину махровый плед и поставила перед ним чашку горячего чая.

– Кажется, ты что-то хотел сказать? – шепнул Олег, а затем, взмахом руки попрощался с Любой и художником и вышел из кафе на встречу серьёзному разговору с дочерью.

– Простите, тётя Люба. Я… я… случайно, – неуверенно пробубнил Митя, не поднимая глаз и вытягивая из нагрудного кармана вязанного медвежонка.

Ему было так не удобно и стыдно перед женщиной, которая всегда была к нему добра, что он не понимал и смысла в своём извинении, ведь его было абсолютно недостаточно. Облезлый стеклянный медвежонок, розовый попугай с потёртой краской, золотистый лев и девочка Редиска, грибы и початки кукурузы – хрупкие маленькие воспоминания Любы рассыпались на мелкие осколки, ударившись о холодный пол.

– Митя, я не сержусь, – тихо ответила Люба.

Мите почти 30. И ему приходится не просто.

Его отец ушёл из семьи, после восьмого дня рождения сына, так и не сумев найти с ним общий язык. А потом в возрасте семнадцати лет упорхнула из материнского гнезда и старшая сестра. Она приезжала на праздники, привозила для мамы и Мити много подарков, но как бы от этого не было всем грустно – на долго не задерживалась. «Соне некогда, ей нужно спасать Мир» – говорил про сестру Митя. Он называл её Суперсоня и очень по ней скучал. Парень остался жить с мамой, стараясь быть самостоятельным на столько, на сколько мог и не доставлять хлопот. А с отцом он не общался. Да и не скучал…

Любовь Михайловна взяла его в помощники, когда ему исполнилось 18. С тех пор он старательно и добросовестно выполнял свои обязанности – протирал столы и витрины, мыл полы и окна, задвигал стулья, складывал салфетки, мыл посуду. Не забывая при этом о ряде правил: не глазеть на посетителей, не подходить к столику пока за ним кто- то сидит, не брать чужие вещи и при любых сложностях обращаться к тёте Любе. Он хорошо справлялся и ему это нравилось. Лишь иногда случались некоторые неприятности.

Что бы помочь Мите справиться с чувством вины из-за разбитых игрушек, Люба велела ему проявить фантазию и нарядить ёлку своими собственными силами – какими-нибудь необычными украшениями, или игрушками, сделанными своими руками. Услышав, что ему поручают такое ответственное дело – украсить ёлку, которую увидит так много людей и которую даже видно в окно с улицы, Митя воспрянул духом. Он поблагодарил Любу и схватившись за тряпку, метнулся к освободившемуся столику, чтобы натереть его до блеска и добавить в салфетницу столько салфеток, что бы по итогу их насчитывалось десять.