Читать книгу Буржуй ищет таланты - Вероника Терентьева - Страница 4

– Помогите! Помогите! – уже десять минут вопила Принчипесса и что есть силы билась в дверь.

Буржуй сидел у ее ног и благоразумно молчал. Остальные в ужасе смотрели на обоих.

– Помогите!!!

Первым молчание нарушил Максимильян. Он обвел всех долгим взглядом, на всякий случай всех пересчитал и торжественно произнес:

– Мы избранные…

Словно диагноз поставил. Все сразу почувствовали важность момента.

Веро тут же подумала о Хорошей. Та любую дверь могла вскрыть – ночная жизнь и шатание по барам превратили этот навык в талант. Веро сама не раз видела, как Хорошая замки срезала, когда они с Томми ее от Робертино спасали.

И Хорошая не подвела. Отодвинув Принчипессу, дергала дверь минут двадцать, терзая ее по-разному. Потом дверь дергал Максимильян, потом Томми, потом Веро. Когда все пошло по третьему кругу, из-за кустов вышла Лошадь. Лошадь, запряженная огромной деревянной телегой.

Большая белая Лошадь, в серых унылых яблоках.

– Да не откроется она так, – грубоватым басом сказала Лошадь. – Это государственная граница, ее только Королева знает, как открыть. Она меня за вами и послала. Что замерли-то? Забирайтесь, поедем.

И с таким нетерпением на телегу кивнула, что стало непонятно: то ли это приглашение, то ли угроза.

Все еще минуту стояли не шелохнувшись.

– А-а-а!!! – заорал вдруг Буржуй и обхватил косматыми лапами ногу Принчипессы. – Говорящая лошадь!!!

…Пока затаскивали в телегу тело бездыханной Принчипессы, немного разговорились.

– Прекрасно… – выступала Лошадь, всем своим видом выражая недовольство, – пять человек и еще пес с наглой мордой. Никто не предупреждал, что вас будет так много!

– Может, не поедем? – вцепилась Веро в рукав Максимильяна.

– Да нет, – тихо ответил Максимильян, – надо ехать, если позвали. Рано еще борзеть, надо послушать, что скажут.

У Максимильяна была такая решимость докопаться до сути, что Веро немного утешилась. Оперевшись на руку брата, Веро залезла в телегу и мимоходом оценила обстановку: «Ну, все понятно – эконом-класс, кормить не будут». Телега была деревянная, грубо сколоченная, по противоположным сторонам бортов тянулись две скамейки.

Переступив через лежащую без чувств Принчипессу, Веро попыталась подбодрить улыбкой Томми, но только гримаса получилась. Опустилась на скамейку рядом с Хорошей, согнав с места Буржуя. Пес возмущенно оскалился.

– Давай-давай, – процедила Веро, – ты там мне еще скажи что-нибудь недовольное!

Буржуй не стал пререкаться, перебежал на противоположную сторону, запрыгнул к Томми и удобно устроился у него на коленях. Томми раньше такое баловство не поощрял, но в данный момент своей жизни он впал в некоторое оцепенение, и Буржуй решил, что надо ловить момент.

Лошадь глянула через плечо, подняла верхнюю губу, выставив большие зубы, словно ухмылялась, предупреждая о неприятностях, потом фыркнула, замотала головой и, дернув телегу, понеслась вперед. Разгоняться не стала, сразу перешла на четвертую скорость. Мчалась так, словно мстила кому-то.

– Чокнутая, – трясясь, хрипела Хорошая, вцепившись в бортик телеги, и костяшки ее пальцев побелели от напряжения. – Лошадь чокнутая, я таких сразу определяю. Эй, Лошадь, ты там потише, не дрова везешь!

Они мчались по неровной дороге, и вокруг поднималось облако пыли.

– Да беда не в том, что она чокнутая, – еле выдавив, отозвалась Веро, ее мотало из стороны в сторону, и она уже сползла на пол, уцепившись за скамейку, – проблема в том, что она говорящая.

А Лошадь словно только что из кабака вернулась – шарахалась из стороны в сторону, петляла и уводила телегу в ухабы.

Принчипесса продолжала лежать без сознания, иногда перекатываясь с бока на бок. Максимильян, стараясь ее не задеть, переполз в начало телеги и пытался незаметно ухватить поводья.

По всем приметам выходило, что лучший дуэт случился у Томми с Буржуем. Они меньше других страдали от тряски: сила гравитации в виде могучей природы Томми, да еще утяжелитель, в морде Буржуя, прочно удерживали их обоих на скамейке.

Все задыхались и ужасно потели, потому что хотя день близился к вечеру, но стояло жаркое лето, а душа уже смирилась с осенними заморозками, и принять счастье погреться без гарантий и объяснений – душа не могла.

– Да не дергайтесь так! – нетерпеливо кричала в ответ Лошадь. – Думаете, я рада?! Мало того, что вас с утра караулю, так еще теперь два дня на своей пояснице тащить!

– Какие два дня?! – заорали все разом, благо, что к большинству дар речи вернулся. – Лошадь, что ты мелешь?!

– Так до Королевы ехать прилично, – став вдруг невозмутимой, откликнулась Лошадь, – а скоро ночь, в лесу спать хотите?! Да что вы такие недовольные?! Королева не последний человек в государстве, вы должны чувствовать себя польщенными…

…Когда Веро это потом вспоминала, она никогда не могла внятно рассказать, кто и что тогда кричал. Все в этой повозке перемешалось: и собаки, и люди, и ужас.

Но из всех собравшихся Веро почему-то лучше всех помнила Томми. И когда Максимильян, пользуясь своим даром убеждения, почти выпадал из телеги, стараясь перекричать Лошадь, Буржуй хотел ему помочь и лез под руку, а Максимильян отпихивал его ногой и шипел «Уйди», потому что, честно говоря, двух говорящих животных ему в ту страшную минуту было не осилить, так вот Томми, один из всех, сидел и упорно молчал. За время всей этой суматохи, когда в телеге разве что на голове не стояли, он не проронил ни слова. Веро помнила, как обеспокоенно опустилась перед ним на корточки Хорошая.

– Томми! Томми! Ну что с тобой?! Ну, скажи хоть что-нибудь!

Но Томми сидел как в трансе. Он не отвечал и как будто бы даже не слышал, как к нему обращались… И все же в этом хаосе он был единственным, кто проявил сострадание. Он долго, не отрываясь, смотрел на распластанную посреди телеги Принчипессу, а потом спросил:

– А вы вообще проверяли, она дышит?

Буржуй первым замер, удивляясь, почему ему самому эта мысль в голову не пришла. Потом он подпрыгнул, рванулся и подлетел к Принчипессе. Поднял правое ухо, припал к ее груди, долго и напряженно вслушивался. Не говорил ни «да», ни «нет», а потом поднялся и с видом парня, который сделал все, что мог, кивнул, возвращая миру надежду… Потом лизнул Принчипессу в нос.

– Фу-у-у… – тут же пришла в себя Принчипесса, – фу-у-у, Буржуй.

– Гляньте, живая, – наклонил голову Томми, и было непонятно, то ли обрадовался, то ли удивился.

– О-о-ох… – простонала Принчипесса, – что-то плохо мне…

А Буржуй уже куда-то вперед смотрел.

– Я же говорил! Говорил! Вон там впереди домик с садом, из трубы дым идет.

И тогда Томми тоже встал…

Он поначалу все на Лошадь не мог смотреть. Никак не мог сердцем принять ее фамильярно-грубый тон. Буржуй его тоже не радовал, но это хотя бы была собака, и к тому же почти своя. И потому, чтобы отвлечься, Томми первым бросил взгляд в ту сторону, куда Буржуй показывал.

Приложив руку к козырьку, чтобы лучше видеть, Томми так и остался стоять, прощаясь с остатками здравого смысла… Чудак. А он еще говорящей Лошади удивлялся.

– Плохо тебе? – сказал он наконец, медленно оборачиваясь. И было в этом голосе что-то леденящее.

– Плохо тебе? – повторил он тихо-тихо, но все отчего-то вздрогнули, и даже Лошадь басы поубавила.

– Плохо тебе? – промолвил он в третий раз. – А мне кажется, что плохо еще не начиналось.

И когда подъехали ближе к дому, чувства всех захватили. Лошадь как раз напротив калитки остановилась и голову повернула, чтобы узнать, почему пассажиры примолкли. И так, удивленно прищурившись, стоять и осталась…

…Хорошая перекрестилась, Буржуй стал икать, у Веро слезы из глаз брызнули. Принчипесса снова отключилась. Она, видно, нашла свой метод снятия стресса, на том и успокоилась. Только Максимильян ничего не понимал. Он снова всех оглядел, потом оценил риск и взглядом вернулся к Томми.

Ему почему-то показалось, что Томми сейчас хуже всех было…

…Росомаха к Томми в тот день на кухню раз десять спустилась…

Томми когда-то хотел стать актером, в школьных спектаклях играл, потому и с Веро мог соперничать в выдержке – выслушивал от начальства любую околесицу, ничем не выдавая, что они идиоты. У него талант был, ему только иногда его могучая природа карты путала. Например, при поступлении на актерский факультет Томми так страстно и мужественно сыграл роль Джульетты, что комиссия тогда рты пооткрывала и была единодушна: лучший выход для маленького, съежившегося от страха Ромео – это пойти покончить с собой, не дожидаясь финала пьесы. Путаясь тогда в юбке, Томми сел на край сцены и печально решил про себя, что он плохой актер, раз ему женские роли не удаются.

Он всегда хотел все делать хорошо. Это ему подсказывало его доброе и горячее сердце…

Вот и в тот день, когда Росомаха, будучи сильно не в духе, спустилась на кухню в десятый раз и, зашвырнув меню грядущего банкета, сказала, что надо все переделать, потому что Удаву не понравилось, все снова увидели доброе и горячее сердце Томми. Он тогда один страстно и мужественно заступился за весь персонал, поясняя, что Удав просто выходит из недельного запоя и ему не только ничего не нравится, его вообще от еды мутит. И это не повод, добавил он, раскатывая тесто для пиццы, чтобы из-за одного барана швырять труды людей, которые над этим меню две недели без продыху трудились.

Росомаха этого, конечно, снести не смогла, концерт закончился не на высокой ноте. Томми швырнул фартук, свято веря, что на этом они попрощались… Потому видеть ее сейчас там, где с одной стороны собака говорит, с другой – Лошадь выступает, а с третьей – белая горячка подступает, для Томми было особенным испытанием.

Но он мужественно посмотрел страху в лицо.

…Росомаха стояла на крыльце в синей широкой юбке, на плечи была небрежно накинута кружевная косынка, волосы спрятаны под соломенной шляпой. И в сумерках уходящего летнего дня было что-то новое в этой женщине, что-то свободное и подчеркнуто независимое… и вместе с тем что-то знакомо-тоскливое. Это, наверное, было оттого, что в руках она крепко держала лопату, и брови были сдвинуты так сердито, что становилось понятно: Росомаха встрече тоже не рада.

– Она-то что тут делает? – жалобно протянула Хорошая, и вопрос повис в воздухе.

Из-за юбки Росомахи неторопливо вылезла Туша. Ей уже с утра было скучно, она не знала, чем себя занять. Туша лениво потерлась о ноги хозяйки, безразлично бросила взгляд на нежданных гостей.

И вдруг замерла. И пульс ее забился с неожиданной частотой.

– Бр-р-р… – не смог сдержаться Буржуй.

…После того как он спас кошку, его жизнь, с одной стороны, стала приятнее, с другой – заметно усложнилась. Туша ему проходу не давала, не знала, чем отблагодарить.

– Не надо ничего, – как мог отбивался Буржуй. – Не надо, говорю…

Но Туша не сдавалась. Обхаживала его, поджидая у дверей, старалась понравиться, ластилась и мурлыкала. Сначала Буржуй хотел по-хорошему, но потом не выдержал, притащил с помойки дохлую кошку и выразительно бросил ее у ног Туши. Но Туша намека не поняла и упорству своему не изменила.

И сейчас, увидев пса, шевельнула своим роскошным хвостом и довольно заурчала…

Максимильян меньше других был посвящен в интриги ресторана, поэтому у него хоть как-то получалось вести диалог с Лошадью.

– Лошадь, ты куда нас привезла? Ты взгляд не отводи, я с тобой разговариваю.

– Жрать охота… – сказала вдруг Лошадь, как будто это все объясняло, – и переночевать надо. Вылезайте давайте! У меня письмо от Королевы с просьбой о ночном постое, только его отнести надо. Не-е-е, я не пойду, сами несите. Вон как с лопатой стоит. И смотрит… прямо взглядом жжет. Словно чует, что просить будем. И отказывать, я думаю, будет до последнего. Все знают, что она гостей не выносит.

– Персонал свой она еще больше не выносит, – хмыкнула Веро, давая понять, что добровольцев не будет, – так что, Лошадь, сама и иди.

Лошадь упрямо выпятила нижнюю губу.

– Про персонал ничего не слыхала. Цветочница всегда одна работает. Весь королевский сад на ее плечах. Ей разве что белки помогают.

– Какие еще белки? – прошипел Максимильян. – Какой сад? Лошадь, ты что плетешь?

– Что есть, то и говорю, – обиделась вдруг Лошадь. – Мы ее между собой Цветочницей зовем, а по делу, она главный садовник при королевском дворе. Характер у нее – конец света, но талант необыкновенный. Цветы ее обожают, она только пройдет мимо, и все вокруг распускаться начинает.

– Странная она какая-то, – шепотом пробормотал Буржуй, высказывая общее мнение, – смотрит на нас, будто не узнает.

Веро медленно кивнула.

– Точно странная. По идее она уже должна была налететь и выволочь Хорошую из телеги. Как за что?! За то, что ты вечером на кухне банку с оливковым маслом разбила.

Хорошая втянула голову в плечи, недоумевая про себя, как про это узнали – она же вытерла все!

– Не все, – одними губами произнес Томми, – ты не вытерла там, где перед уходом Робертино поскользнулся. И, чтобы ты знала, у него с утра на тебя тоже планы.

И тут Росомаха вдруг отставила лопату, круто развернулась и зашла в дом.

– За ружьем пошла? – по общему настроению предположил Максимильян.

Лошадь вдруг фыркнула и, переступив на месте, беспокойно скосила голову куда-то вниз.

Туша, по-женски решив, что выглядит намного привлекательнее, когда гуляет, решилась пройтись мимо Буржуя, чтобы он разглядел как следует, от чего отказывается, а проходя, мимолетно потерлась о ногу Лошади. Потом еще раз и еще. Лошадь даже перекосило – так ей сильно ласка не понравилась.

– Письмо!!! – взревела Лошадь, у нее аж скулы сводило, так хотелось дать пинка Туше, но она придерживала ярость, пока не решился вопрос с ночевкой. – Отнесите кто-нибудь письмо от Королевы!

Тут как раз дверь хлопнула, Росомаха из дома вернулась. В руках она держала подозрительное ведро.

– Письмо, – повторил за Лошадью Максимильян и взглянул на коллектив.

Коллектив упрямо отводил глаза в сторону – каждый благородно хотел предоставить возможность другому.

– Кто? – потребовал ответа Максимильян, теряя терпение. – Кто? Да бросьте, есть же кто-нибудь, кого она терпит.

– А? – вспомнили вдруг все и сразу почувствовали облегчение. Глянули туда, где, подтянув коленки, тихонечко сидела Принчипесса.

Она уже пришла в сознание, забилась в угол и безмолвно наблюдала за происходящим.

…Принчипесса была любимицей Росомахи.

– У кого из вас, из персонала, самая выигрышная внешность? – спросила однажды Росомаха у Веро.

Та, опешив от неожиданности, рот открыла.

«У кого? – подумала Веро в изумлении, и только глаза – хлоп, хлоп – старались оценить этичность вопроса. – У… у меня?»

Росомаха досадно поморщилась.

– У Принчипессы. Она может подойти к гостям, махнуть своими длинными ресницами, и ей любые промахи прощаются.

Росомаха ухаживала за Принчипессой как за любимой лошадкой, одаривала подарками, заставляла Робертино давать корм получше. Робертино был принципиальным, орал, что выделять никого не будет и уход всей скотине одинаковый нужен.

Но Веро соглашалась с Росомахой: лучшей фаворитки было не найти. Принчипесса восхищалась хозяйкой, слушалась ее, старалась подражать во всем. Правда, со временем Веро стала замечать, что восхищения становится все меньше, видно, усталость сказывается, но изначально трепета было так много, что остатки можно было еще надолго растянуть.

…В общем, благородно вытолкав Принчипессу из телеги (что оказалось непросто, упиралась она, как тигрица), все затаили дыхание. Принчипесса одиноко потопталась, обернулась и увидела вокруг себя малодушные лица. Не желая этому верить, она гордо вскинула голову, но жест был неубедительный. И когда она шла к Росомахе, прижав письмо к груди, все видели, как подрагивают ее тонкие девичьи плечики.

– Гады мы… – тихо сказал Томми.

Остальные деликатно промолчали…

Еще через десять минут Максимильян, открыв рот, стоял, держа в одной руке кисточку, а в другой ведро. Росомаха поручила ему вместе с Томми забор покрасить.

– Сейчас? – поразился Максимильян. – Так ведь скоро ночь на дворе.

Он один из всех не знал Росомаху и пытался ей сопротивляться.

– Вот когда стемнеет, – недовольно отрезала та, – тогда и спать пойдете.

– Что ты ей такое сказала? – в гневе уставилась на Принчипессу Лошадь. – Тебе только всего-то и поручили ей письмо передать.

Лошади было велено перетащить ящики с рассадой, и она была зла как черт. Остальных продолжало спасать неверие в происходящее.

Росомаха отвела Веро и Принчипессу за дом, показала клумбу с розами и велела сорняки выпалывать. Выдала каждой по тяпке. Принчипесса молча смотрела на тяпку. Тяпку она видела впервые в жизни.

Зато розы на клумбе были роскошными – желтые, бордовые, нежно-чайного цвета…

– Поразительный человек, – с усилием вымолвила Веро, – люди у нее на работе дохнут, а цветы растут.

И сев на корточки, поддев сначала тяпкой один сорняк, потом другой, она перевела взгляд на Принчипессу:

– «Хижину дяди Тома» читала?

Та безучастно покачала головой. Принчипесса никак не могла забыть трагический взгляд Томми, брошенный на забор, и то, как Максимильян уронил кисточку, а потом полез ее искать в кусты. А еще перед глазами стоял образ Хорошей, которой вручили шланг, чтобы грядки поливать, и она вдруг сама стала похожа на шланг – так же вытянулась и безвольно согнулась. А потом набрала воду в ладошку и брызнула в лицо, чтобы хоть немного в себя прийти.

– А где Буржуй? – вздрогнула Принчипесса.

Веро пожала плечами. Они обе сидели на клумбе, касались друг друга плечами и молча смотрели вдаль. В последний год они столько времени провели вместе, так привыкли ругаться, что понимали друг друга без слов…

…Они вечно оставались в ресторане за полночь. Сидели, ждали, когда разойдутся последние посетители. Были похожи на двух помятых галок, что качал на ветке ветер – вроде бы одной породы, но очень разных.

Веро вспыхивала очень быстро, досадуя на клиентов, которые не спешили уходить после закрытия ресторана: посетителей редко заботят муки одуревшего персонала. Через двадцать минут, забыв об усталости, Веро начинала беспокойно расхаживать, как боевой конь, и фыркать, беспеременно поглядывая то на часы, то на Принчипессу. Та покорно сидела за барной стойкой и сонно курила. Время от времени она вздрагивала, шарила рукой в поисках пепельницы, но в союзники не годилась. Еще через десять минут Веро начинала наступление.

– Эй ты, – подходила она к Принчипессе и грубовато хлопала ее по плечу, – проснись. Давай… это… счет выбей.

Та с надеждой тушила сигарету.

– А что, они просили? Потому что, если не просили, я не буду их рассчитывать. Нельзя. Политика ресторана.

– Просили-просили. Просили, говорю. Ну что, пойдешь сама переспросишь?

Потом Веро брала счет, подходила к столу и сладким голосом выпроваживала посетителей:

– Будьте так добры… Вы будете оплачивать наличными или по карте? Мы уже закрываемся…

…Веро искоса взглянула на Принчипессу, та отрешенно жевала травинку. Веро вдруг замялась, не зная, как предложить мировую – чтобы и себя не уронить, и уже начать дружить. Пока мялась, Принчипесса ее опередила.

– Знаешь, – сказала она вдруг с несвойственной ей откровенностью, – я как-то раньше не замечала… Но Томми такой симпатичный, да?

Веро, прищурившись, тоже сунула травинку в рот и вдаль посмотрела: «Ах ты зараза…»

Еще через час Веро отбросила тяпку. Принчипесса уже давно, не двигаясь, лежала под кустом. Она почти сразу туда легла.

– Все, – сказала Веро, вытирая пот со лба. – Хочу знать, где Буржуй.

Принчипесса в недоверии шевельнулась.

– А я хочу, – упрямо повторила Веро. – Пойдешь со мной? Не пойдешь? Слушай, а ты не рано отдыхать начала?

…Обойдя на цыпочках дом, Веро сначала увидела Томми. Тот водил кисточкой вверх-вниз по забору и, похоже, спал при этом, потому что, пока Веро за ним наблюдала, он этот вверх-вниз по одному и тому же месту водил.

Веро сразу вспомнила, как дома у родителей нанятые работники соседу забор красили. Два печальных узбека десять пролетов целое лето рисовали. Вся улица тогда смеялась. Все как здесь: один узбек печально валиком по забору водил, другой смиренно ведро с краской держал.

Веро вдруг, насторожившись, огляделась. Искала того, кто должен был ведро с краской держать. Максимильяна не было. Веро быстро прокралась дальше – боялась, что Томми проснется и начнет просить о помощи. Она свернула за угол и скоро наткнулась на Максимильяна. Тот стоял, облокотившись о стремянку, устремив размышляющий взгляд вдаль уходящему солнцу.

– Ты обалдел! – зашипела Веро. – Ты хотя бы вид сделал, что работаешь.

– А я и делаю, – без тени стыда ответил Максимильян, – я за стремянкой пошел.

Веро подозрительно прищурилась.

– И давно ходишь?

– Минут сорок. Что? Ну, так я же ее искал!

Вдруг в кустах что-то зашевелилось. Максимильян сразу оживился и, как Веро ни отговаривала, полез узнать, в чем там дело.

– Нет, ты только глянь!

За ветками сидел Буржуй и доедал курицу.

– Живая? – испугалась Веро и встала на цыпочки, чтобы лучше все видеть.

– Жареная, – отозвался Максимильян. – А где взял? Там больше не было?

– А я дом с другой стороны обежал, – похвастался пес, – и в окошко влез. Там сразу кухня.

– Если ты вор, – обиделась Веро, – мог бы и нам еды раздобыть.

– Скотина… – добродушно согласился Максимильян.

Веро махнула на них рукой и пошла дальше, искать Хорошую. Обогнув куст жасмина, едва не наткнулась на Росомаху – та копала грядку.

– Так я вас, так вас… Сами не сдохнете, я вас отравой полью.

Страстными и порывистыми движениями эта неординарная женщина вгоняла лопату поглубже, цепко выхватывала сорняки и откидывала в сторону.

Туша сидела рядом и меланхолично копала ямку. Безучастный вид кошки говорил о том, что копание ямки ее совершенно не интересует и она сидит здесь просто за компанию, а мысли ее далеко-далеко. Иногда на Тушу падали сорняки, и тогда она встряхивалась, возвращалась к действительности и начинала лапкой выбивать шерсть.

Веро, перекрестившись, свернула за беседку – там нашла Хорошую. Та поливала цветы. Вернее, шланг лежал рядом, заливая все на своем пути, а Хорошая стояла на коленках и отковыривала от декоративного горшка ракушку.

– На память, – объяснила она, пока Веро, скача между грядками, как лягушка в болоте, старалась шланг выключить.

Потом Веро встретила Лошадь. Прижав к себе уши и хвост, подобравшись и думая, что она так выглядит незаметнее, Лошадь бессовестно жрала клубнику. Мордой она раздвигала листья, выбирала самые спелые ягоды и втягивала их в себя как пылесос. Ящики, которые надо было перевезти, стояли нетронутыми.

Веро вернулась к Принчипессе и устало опустилась рядом. Принчипесса, зарывшись в траву, безмятежно спала.

«Работнички», – подумала Веро, и в первый раз в ее душе шевельнулось что-то вроде понимания к Росомахе.

…Через час Росомаха дала отбой.

– Там курица на кухне. Спать будете в комнатах по соседству.

Томми уснул, едва переступив порог. Упал на стул без слов, без сил, и только губы слабо прошептали «Мама…». Максимильян, кряхтя, поволок его на себе в комнату. Хорошая между тем, матерясь, искала курицу на кухне. Буржуй упорно делал вид, что рассматривает что-то за окном.

А за окном стояла Лошадь и с вожделением смотрела на Хорошую – вдруг та все же найдет курицу.

Не дождавшись конца истории, Веро с Принчипессой поплелись спать.

– А разве лошади едят куриц? – безучастно спросила Принчипесса.

Но Веро уже ничего не слышала. Рухнув на кровать, она сразу же провалилась в сон, и даже запах псины, приползшей к ней под бок, не смог разуверить ее в том, что спать – это счастье.