Читать книгу Личный тренер. Книга вторая - Веся Елегон - Страница 5

Десяти минут хватило на то, чтобы малыши наелись. Еще столько же мы потратили на умывания, переодевания, а потом карапузики уснули, каждый на своей отдельной кроватке.

Поправив на Поле съехавшее одеялко, погладила по маленькой ещё по-детски пухлой ручке, уютно покоящейся на подушке, словно пригретая солнцем ящерка.

Выдохнула, чувствуя, как боль за все пережитое вновь протягивает свои когтистые лапы к моим внутренностям, готовясь терзать все, что есть внутри меня, в попытке добраться до самой сути и уничтожить, а если нет, то хотя бы покалечить.

Невидящими от накативших слез глазами оглядела комнату. Просторная, к этому я уже успела привыкнуть. Дарклай дал мне многое, но больше он забрал, шагнув в эту проклятую чёрную дыру…

Опустилась на ковёр, расстеленный на полу, и, свернувшись калачиком, уткнулась в подтянутые к груди колени. Было так больно, что на мгновение промелькнула мысль… желание, чтоб вовсе не было той встречи на зеленом поле Стадиона… Но мгновение пролетело, а я осталась с пустотой в груди, которую медленно пожирало гудящее синее пламя…

Космический придурок…

Сейчас бы я с удовольствием зарыдала в голос, хотелось выплеснуть все это из себя, потому что столько живое существо не может в себя вместить – столько ненависти, боли, отчаяния, сожаления, страха, надежды и любви… Это все разрывало на части.

Открыла рот в беззвучном крике. Слезы, сопли… насколько же все плохо, если я себе позволяю такое?

Я лежала, безвольно раскинув руки, и рассматривала замысловатые узоры, вырезанные неизвестным умельцем на камне высокого потолка. Желание рвать и метать давно сошло на нет, так же, как и мои беззвучные рыдания в коленку. Теперь даже как-то стало спокойнее что ли. И я просто лежала на полу, почти не чувствуя своего тела. Просто рассматривала этот потолок, позволяя мыслям течь по давно уже заученному кругу, постоянно спотыкаясь на Дарклае, замирая и начиная вновь:

Что вообще нужно кошаку?

Зачем ему я и дети?

Где мы и как отсюда выбраться?

Знает ли о случившемся Камэла?

Если знает, то все ли с ней в порядке?

И что нужно сделать, чтобы продержаться до возвращения Дарклая?

Дверь в комнату приоткрылась. Нет, я не увидела, почувствовала и тут же вскочила мягко на ноги. Благодаря эргокамере от знакомства с кевларой не осталось и следа, я снова обрела привычную свободу движений.

В комнату заглянул кошак. И я сделала шаг назад, но вспомнив, что за спиной дети и отступать некуда, остановилась, скрестив руки на груди и пытаясь не показывать страх, что шевелился внутри при одном только намеке на опасность, которая могла бы угрожать карапузам.

Но кентанец ничего не говорил. Словно вознамерился поиграть в гляделки, долго буравил меня своими желтыми глазами, потом распахнул дверь и кивнул, вроде «выходи».

Обернувшись, оценила обстановку. Малыши спали, мирно посапывая. Проспят ещё часа два, не меньше. Надеюсь, я успею вернуться. Вздохнула и вышла из комнаты, не зная, чего ждать, и мысленно готовясь ко всему сразу.

Кентанец прикрыл дверь и, коротко бросив – «пойдём», пересек игровую и вышел в коридор.

Поплелась следом. И дальше по коридору. Мимо портретов и высоких окон. На этот раз кентанец не тормозил, шёл быстро, поэтому осмотреться времени почти не было.

Вот что странно, вроде замок, а как-то безлюдно.

Кошак открыл очередную дверь, ведущую в какое-то подобие кабинета с космическими картами на стенах, большим столом, уже привычным высоченным окном, занавешенным глухой чёрной занавеской, и светонепронными лампами, парящими по углам комнаты. Не то чтобы темно, но как-то мрачновато по сравнению с остальными помещениями, в которых мне уже пришлось побывать.

Кошак закрыл дверь и, пройдя к столу, опустился в тёмное с высокой спинкой деревянное кресло. Иноземец с его белыми волосами и бледной кожей казался в этом обиталище теней и мрака каким-то чужеродным объектом, лишенным жизни и тепла. Понятно, почему везде так светло и столько красок…

Поправив на себе балахон, который, кстати сказать, был темно-красного цвета крови. Мне не нравилось, но я многое могу вытерпеть, так что неприятный цвет в одежде – пфф…

Кентанец все также молчал, и от этого становилось крайне не по себе. Сам же настаивал на разговоре.

– Что с Пиксли? – не дожидаясь пока мне предложат присесть, прошла пару шагов и опустилась в громоздкое мягкое кресло, стоящее у стены недалеко от входной двери.

– Спит, – не отводя желтых глаз, ответил иноземец.

– Что с ним было?

– Акклиматизация, стресс и ломка.

На последнем кентанец как-то криво усмехнулся, а я не поняла, поэтому переспросила:

– В смысле ломка?

– Гебронец вступил в симбиоз с тадакамом. Долгое отсутствие контакта привело к перегрузке нервной системы и сбою в работе пары жизненно важных органов.

– Как? А почему… что случилось с тадакамом? – наконец определившись, задала свой следующий вопрос.

Бедный Пиксли! В такое тяжелое время лишился своей отдушины. Вспомнив то, как иноземное растение заботливо укрывало спящего гебронца своими листьями, захотелось залепить невозмутимому кентанцу в лоб каким-нибудь достаточно увесистым предметом. Чем ему безобидное растение помешало?

– То есть такой вид зависимости тебя, тренер Свон, не возмущает, – помрачнев, сквозь зубы выдавил белобрысый.

– Что ты несёшь? – не сдержавшись, прошипела я. Сразу вспомнился эта наша стычка в коридоре Стадиона по поводу розового сахара и моих детей, едва не лишившихся из-за этого жизней. – Как ты можешь сравнивать… ради этого никто не умирает!

– Так сказал Дарклай? – усмехнувшись, прервал меня кентанец.

Я задержала дыхание, стараясь не скрючиться на глазах у этой сволочи от боли, что живым огнём разлилась в груди в ответ на прозвучавшее имя.

– Конечно, ты же веришь всему, что он говорит. Но знай, на Гвео эти твари живут в симбиозе с капонаку, милыми аборигенами, населяющими эту зеленую планету. Такое поведение обусловлено особенностью развития гвеонцев, которые, к сожалению, не могут самостоятельно контролировать психологические процессы своего недоразвитого тела. Едва капонаку рождается, ему выбирают тадакама, и этот союз должен продлиться всю жизнь, ведь тело гвеонца не примет нового тадакама. Когда среди многочисленных рас стало известно об удивительных способностях растения, многие стали охотиться за ними. И вскоре этих паразитов стало настолько мало, что сейчас гвеонцы с трудом находят тадакама для очередного новорождённого. Раса капонаку на грани вымирания. Поэтому, Иль, – кентанец протянул мое имя с каким-то особым извращенным удовольствием, – Наличие здесь свободного тадакама означает лишь одно, что на далёкой Гвео погиб ещё один капонака.

– А кто сказал, что он погиб из-за Пиксли или… Дарклая? Наверняка Дар конфисковал это растение у очередных контрабандистов…

– Хватит! – огрызнулся кентанец. Даже по столу рукой ударил, и я очень понадеялась, что не без последствий. Хочу, чтобы ему было очень долго и очень больно.

Я поёрзала в кресле, устраиваясь поудобнее. Мягко, но сидеть крайне неудобно. Такое ощущение, будто сейчас провалишься в это кресло и там же задохнешься. Может это просто нервы?

Кентанец же встал из-за стола и, обогнув его, уселся на столешницу, скрестив руки на груди, и теперь сверлил меня своими светящимися в полумраке комнаты желтыми глазами.

– Почему ты не спрашиваешь?

– Что? – вяло изобразив удивление, переспросила я.

– Почему я убил Дарклая.

– Потому что ты его не убил, – рассматривая однотонную ткань балахона, отозвалась я. Просто смотреть на эту бледную рожу сил не было, особенно тогда, когда он сам напоминал о том, что сделал.

– Ты все ещё не поняла…

– Нет. Я все прекрасно понимаю. И ты дурак, если думаешь, что Дар перестал существовать только потому, что его больше нет в нашей Вселенной.

Пришлось вскочить, потому что кентанец бросился в мою сторону. Не знаю, на что он надеялся. Может не надо было восстанавливать меня в эргокамере, если были планы убить?

Перевернувшись в воздухе, приземлилась на стол и замерла, готовясь к тому, что предпримет поймавший пустое кресло взъерошенный кошак. Но тот встал, отряхнулся и, повернувшись в мою сторону, как ни в чем ни бывало улыбнулся.

– Прекрасно, тренер Свон. Ты не разочаровываешь.

Теперь иноземец опустился в то самое, неудобное излишне мягкое кресло, а я осталась стоять на столе, не зная, что вообще с этим делать и как относиться к тому, что случилось пару секунд назад.

Одно было понятно – расслабляться нельзя. Поэтому я быстро огляделась и, нащупав взглядом кресло, в котором до этого сидел кентанец, прыгнула на него, а затем и уселась, оценив удобство в меру жёстких сиденья и спинки.

Ещё успела заметить довольное выражение морды лица, возникшее у кошака, а в следующую секунду на моих запястьях сомкнулись стальные браслеты, а амо-поле, загудевшее вокруг, обездвижило мое тело. Мышцы сокращались, пытаясь справиться с зарядом, струящимся по коже, и я вздрагивала, не в силах даже слово сказать.

А кентанец поднялся и, преодолев расстояние, разделяющее нас, подошёл вплотную к столу и, опершись на него руками, скривился:

– Я не хотел, но так определенно будет лучше. Без лишних эпитетов, восхваляющих нашего почившего принца чёрной планеты, разговор будет намного плодотворнее и займёт меньше времени.

Я ещё раз попыталась пошевелиться, но осталась сидеть ровно и не моргая, словно манекен.

– Мы на Кентане. Но, я думаю, ты уже догадалась.

Произнося это, иноземец обошёл стол, присел на корточки передо мной и заглянул в глаза.

– Я наследный принц и я должен унаследовать Кентан. Но мой отец давным-давно заключил договор с отцом Дарклая о том, чтобы могущественный клан Лордока обеспечил охрану вымирающей расы. Понимаешь, мой отец хотел прожить свою жизнь тихо и максимально комфортно, а дальше… его мало волновало.

Замолчав, кошак потянулся и убрал прядь волос, которая упала мне на глаза. А я даже поморщиться не могла… Он улыбнулся как-то зло. А потом продолжил:

– Все бы ничего, но за обеспеченный мир отец пообещал весь Кентан, конечно, только после его смерти. И вот, милый папа лежит на смертном одре, а великий владыка Лордока уже решил кому из его чад отдать очередную ничего не значащую для него планетку. Иль, ты знаешь, что у Саркорая были ещё дети, помимо Дарклая?Точнее, один…

Кентанец повёл носом, втягивая воздух, и брезгливо сморщился:

– Ты все ещё воняешь. Но запах скоро выветрится, – сообщил иноземец. Помолчал, а потом продолжил: – И все же какая он мразь, когда ему что-то надо. Он же так и не сказал тебе, да, тренер Свон?

Не знаю, насколько мне хотелось знать, что же мне не сказал Дарклай. Из уст этой белобрысой сволочи все равно не услышу ничего хорошего. Но я все так же не могла двигаться, а кентанец наклонился ближе, провёл кончиками пальцев по моей щеке. Потом пальцы спустились по шее вниз к вырезу в балахоне и замерли, впиваясь в кожу и продавливая кость грудной клетки.

– Насколько быстро билось твое сердце, когда он касался тебя? – желтые по-кошачьи сузившиеся глаза сосредоточились на моих губах, а мне стало настолько тошно, что в моих глазах потемнело. Ненависть растворилась, оставив пустоту и почти физически ощутимое отвращение. Губы иноземца замерли в каком-то сантиметре от моих, а длинные волосы коснулись кожи, живо напомнив тот момент пробуждения в комнате Дарклая…

А может к гоби все это обдуманное поведение? В голове зашумело от возбуждения, накрывшего разум и тело. От одной только мысли, что не стоит сдерживаться, комната вокруг поехала по кругу и накренилась куда-то влево. Сердце в груди учащенно забилось, в ушах зашумело, а прикосновение амо-поля стали почти не ощутимыми, так что, наклонившись вперёд, я с наслаждением вцепилась зубами в губу кошака.

Иноземец отпрянул и зашипел, зажав повреждённую губу, по подбородку побежала струйка тёмной крови. От неловкого движения пострадавшего кошака кресло упало на бок, и я теперь созерцала кожаные сапоги, застывшие в метре от меня на тёмном ковре

К сожалению, мой восторг от содеянного почти мгновенно померк, сметенный пришедшим пониманием того, что это такая мелочь по сравнению с тем, что на самом деле покалеченная душа требовала сделать с этой белобрысой сволочью. Ах, эта сладкая горькая месть…

А потом родилось истинное понимание произошедшего, и я окаменела, не от поля, от мысли, что я натворила? Мои дети сейчас в руках этого повернутого на своём наследстве принца, а я такое себе позволяю!

Дохлый тухлый полуразложившийся…

– И амо-поле на тебя не действует. Следовало ожидать, – видимо, самому себе произнёс кентанец. – А знаешь, тренер Свон, откуда у тебя такая прекрасная приспособляемость абсолютно ко всему? Нет? Эта твоя скорость и живучесть? Мама ничего не рассказывала? Бедняжка Иль, никто не считает нужным говорить тебе правду. И сколько же у тебя друзей, Матильда Рогро Зе Гар? – подняв меня вместе с креслом с пола, прошептал подранный кошак. – А я тебе скажу…

– Не… хочу… знать… – выдавила я сквозь сжатые зубы.

– Ты дочь думгората самого могущественного правящего клана бывшего ВКМС. Знаешь, что это значит? – сверкая глазами, прошипел кентанец.

Я закрыла глаза, благо и правда оцепенение, вызванное амополем, начинало сходить на нет. Что ещё придумал этот наследный принц? Я дочь Саркорая?!

– Ты его сестра, Иль. Ты спала со своим братцем.

– Бред.

– Нет, Иль. И он знал. Просто не сказал тебе. Как и о многом другом.

В желтых глазах плескалась злость. Иноземец бредил.

– Мне нет дела до твоих извращённых фантазий, – на одном дыхании произнесла я.

– Спроси у гебронца. Он в курсе. Ты же сможешь понять, если он попытается соврать, – оскалившись, выдал кентанец и, резко выпрямившись, отошёл к стене. – Ты подумай, стоит ли так яро отстаивать светлую память почившего, хотя… вы же родственники…

Улыбка кошака стала шире, но порванная губа напомнила о себе, и кентанец зашипел, прижав пальцы к потревоженной ране.

– Ладно. Свободна. Надеюсь, дорогу запомнила.

Браслеты, отреагировав на голос кентанца, щелкнули, выпуская мои запястья. Я медленно поднялась и, слегка покачиваясь, неуверенно прошла мимо иноземца.

Я всем сердцем ненавидела кентанца и не верила ни единому его слову, но…

Дохлый гоби…