Читать книгу Пупалэш, книга - Ветас Разносторонний - Страница 9

Анжела остановилась и посмотрела на меня очень внимательно.

– Ты думаешь я долго ещё смогу выносить твои издевательства?! По-твоему, мне приятно чувствовать себя номером два, да что там, два, последним номером в твоей ёбаной жизни?!

– Анж, не начинай, умоляю, – я попытался пресечь начинающийся поток обвинений, который с такой завидной регулярностью вырывался последнее время из этих, когда-то так горячо любимых уст.

– Нет это ты меня не затыйкай, – Анжела уже завелась. А если Анж завелась, то это надолго, – Я тебе отдала 11 лет своей жизни!

– А я что, тебе их же не отдал?

– Заткнись, Андрей! ВАМ, МУЖИКАМ, ВСЁ РАВНО, – она перешла на крик. Прохожие заметно снизили скорость своего движения и стали внимательно нас рассматривать.

Кровь прилила к моей голове, уши заложило. Никогда ранее я не чувствовал такой тоски и ненависти одновременно. Всё потому, что я знал досконально все слова, которые она собиралась сказать, все интонации, каждую мимическую морщинку на её лице. Раньше моя заметно постаревшая Анж вызывала жалость. Сейчас же я в полной мере ощутил, что мне совсем не «всё равно», как я провёл почти четверть своей жизни.

– … и твои ёбаные друзья, и твои постоянные обвинения, – не унималась Анж в тот момент, когда я выхватил её сумку и, ослеплённый несвойственным для себя припадком гнева начал шипеть настолько устрашающе, что Иерихонская Труба мгновенно затихла.

– Я ухожу. Я хотел это сделать давно, очень давно, но мне было тебя жалко. Так вот, сейчас я заберу из твоей вульгарной котомки свои документы, ключи от машины и свой кошелёк, – я начал медленно доставать вышеобозначенные предметы из её сумки, где имел обыкновение их оставлять во время прогулок, при этом почему-то не чувствуя то ли кончиков пальцев, то ли кистей целиком, – и уйду. Уйду и никогда не вернусь больше.

Анж стояла и не двигалась, как будто её оглушило моим тихим шипением. Последнее, что мне осталось извлечь из её сумочки – кляссер с документами, я искал достаточно долго, а она так и стояла молча и не спускала с меня глаз. Наконец-то я выудил кляссер, и с удивлением обнаружил, что в него зажата трубочка туши. Этот простой факт почему-то окончательно взбесил меня.

– Твоя хуйня пробралась не только в меня, мою жизнь, да ещё и в мои документы! – процедил я и зло переломил тушь пополам.

Сначала пропал звук. Не осталось шума машин, криков торговцев, музыки из соседнего ларька.

Я удивлённо смотрел на Анж, а её губы, как мне показалось, повторяли то ли «Что с тобой?», то ли «Что ты наделал».

Потом окружающие дома поплыли, начали дрожать и медленно растворяться в вечерней мгле. За ними последовала и сама Анж – всё вокруг исчезло. Не стало ни света, ни тени, ни Анж, ни меня самого.

Вокруг разлилось неявное тёплое и едва колыхающееся сияние – вечное сияние чистого Пупалэш – так было написано на трубочке. Так должно было всё закончиться.

Пупалэш освободился из эонов заточения и всё, что ложно, свернулось, как сливки, как комки на Щёточке Ложной Ложечке.

– Инсульт, – констатировал краснорожий врач, поднимая свою голову, – ну чо ты его теребишь, дура, он жеж мёртвый.