Читать книгу Укоренённые - Вея Нечаева - Страница 1

Часть 1

Наиль шёл с работы домой. Его взгляду открывался до боли привычный пейзаж. Куда ни посмотри – равнина, глинобитные хижины; всё тусклые, линючие цвета, оттенки жёлтого, коричневого, терракотового.

Вот на плотно утрамбованной площадке играют дети. Малышня столпилась вокруг маленького, очень важного мальчика.

– Через год меня укоренят, – вещал мальчик.

– Врёшь! Через год тебя могут поставить только в очередь на укоренение! – возразила ребятня.

– А вот и не вру. Моя мама работает в башне. Она точно знает, – исподлобья глядя на детей, сказал важный мальчик.

– А почему твою маму до сих пор не укоренили? – спросила бойкая девочка.

– Откуда я знаю, – насупился важный мальчик.

– И тебя не укоренят! Никогда не укоренят! – загалдели ребята.

Важный мальчик захныкал.

Наиль приостановился. Не то чтобы на него нахлынули воспоминания детства. Как и все жители страны Лиан, полулюди-полурастения, он не помнил, что было год назад. Перед его внутренним взором встал женский облик: тонкий, будто плеть, стан, змеящиеся чёрные косы, высокие скулы, жёлтые, как хризоберилл, глаза.

Собственно, задуматься его заставило это странное слово: хризоберилл. Что оно означает? Да полно, существует ли такое слово? А что, если его Наиль его выдумал?

Это плохо, очень плохо. Выдумал – значит, поддался скверне.

Тех, кто не устоял перед скверной – воображением, фантазией – изгоняют из страны Лиан. А изгнание приравнивается к смерти.

Образ женщины его не волновал. Наиль был рекомендован к размножению. Каждый год у него была новая партнёрша. И всё же чернокосая оставила след в сердце Наиля. Чтобы отвлечься от мыслей о скверне, Наиль стал думать о черноволосой женщине. С трудом вспомнил, что зовут её Чармиан. Она не была партнершей Наиля. Просто знакомая, с которой Наиль иногда пересекался по пути на работу.

Кажется, Чармиан любила сидеть у камней, откуда открывался вид на большой туман.

Подумав, Наиль пошёл к камням. Знакомые смотрели на него с удивлением. Почему он идёт в сторону, противоположную дому или дворцу свиданий?

Туман Наиль увидел издалека. Клубится, точно вставшее на дыбы мутное озеро, закрывает собой небо. Не разглядеть, что за туманом.

Что такое озеро, Наиль знал. Иногда долину затапливало, дома размывало, и тогда жителям приходилось дневать и ночевать на плотах из неизвестного материала. Плоты давала Башня.

Здесь было гораздо прохладнее, дул довольно резкий ветер, несущий чуждые, неприятные запахи.

Чармиан сидела, опустив руку в каменную выемку, где скопилась мутная вода. Девушка неподвижным взглядом смотрела на приближающегося Наиля. Была она смугло-золотистая, гибкая и в то же время неподвижная, точно пригревшаяся на солнце ящерица.

Наиль увидел, что и ноги Чармиан опустила в лужу. Брезгливо скривился.

– Зачем ты это делаешь? – спросил Наиль, – зачем пачкаешься о воду?

– Не знаю. В последнее время я ощущаю потребность в воде, – спокойно ответила Чармиан.

Наиль не сразу нашёлся, что сказать. Всем известно, что у получеловека-полурастения есть три базовых потребности: питание (твёрдая и жидкая пища, предоставляемая Башней), размножение, укоренение. Но вода? Это мутное вещество, падающее с неба, разрушающее дома?

– Сколько у тебя детей? – пытаясь загладить неловкую паузу, спросил Наиль.

– У меня нет детей, – по-прежнему спокойно ответила Чармиан.

– Как?! Разве ты не рекомендована к размножению?!

– Рекомендована, – пожала плечами Чармиан.

– И что… К тебе не приходили?

– Кто ко мне должен был приходить?

– Косари, – от воспоминаний о косарях Наиль покрылся холодным потом.

– Почему они должны были приходить ко мне?

Всё же, какие завораживающие у неё глаза. Издалека – будто драгоценные камни, а вблизи кажется, что они истекают мёдом.

– Ну, как же… Помню, мне была неприятна одна женщина, с которой мне назначили… Сама понимаешь… Я не хотел идти во дворец свиданий, и тогда ко мне пришли косари. И напомнили мне о долге.

– Ко мне никто не приходил, – пожала плечами Чармиан.

Как ни слабо было обоняние Наиля, он почувствовал, что он девушки идёт странный запах. Как от стены из тумана.

– Везёт тебе, – присаживаясь рядом с Чармиан, сказал Наиль, – уже известно, когда тебя укоренят?

– Послушай, Наиль, разве нет других тем для разговора, кроме как об укоренении и размножении? – с досадой спросила Чармиан.

– О чём же ещё разговаривать? – с недоумением спросил Наиль, – на работе сегодня у ленты стоял. Расфасовывал твёрдую пищу.

– Как интересно, – с сарказмом произнесла Чармиан.

– А ты где работаешь?

– Раньше с детьми работала, а сейчас отдыхаю.

– Что делаешь? – нахмурился Наиль.

– Отдыхаю.

– Как это?

– Так. Башня предложила мне отдохнуть.

– А, ну раз Башня сказала…

– Знаешь, недавно появился ребёнок… Необычный ребёнок. Мне велели затыкать уши, когда я захожу к нему. Я так и поступала. Мне велели колоть ему белую жидкость из ампулы. Когда я сделал один укол, то заметила, что ребёнок начал меняться… Деградировать. И тогда я отказалась делать ему уколы. Со мной долго разговаривали. А потом предложили мне взять отпуск и подумать.

– Подумать? – со страхом спросил Наиль.

– Именно так, – кивнула Чармиан; кончик её косы упал в воду, волосы зашевелились, как…

Подавленное воспоминание мучительно рванулось из глубин памяти Наиля.

– Но это же…

Скверна.

Наиль не смог произнести это слово. Скверна не могла коснуться Чармиан. Чармиан не могла поддаться скверне. Почему так – Наиль не смог ответить.

– Чувствуешь, как тяжёл воздух? – спросила Чармиан, – будет дождь.

– Башня не говорила, что будет дождь, – покачал головой Наиль.

О дожде сообщили в полночь.

Наилю снилось детство. У него была игрушка из Башни. Кажется, обугленный кусок железа с треугольным, окантованным пластиком отверстием посредине.

Что такое железо, что такое пластик – сейчас Наиль уже и не вспомнит.

Зато Наиль навсегда запомнил, как к ним в дом пришли косари. Они спросили, есть ли в доме вещи из Башни. Дескать, видели, как мама Наиля ходила возле Башни и что-то подбирала.

Маленький Наиль навсегда запомнит, как побледнела мама. И тогда он что-то сделал. Злосчастная игрушка вылетела через окно и скрылась в темноте. Косари ничего не нашли. А через несколько дней после этого маму Наиля укоренили, а самого Наиля взяла на воспитание Башня. Их много было, детей Башни. Увы, в иерархии Башни Наиль не смог подняться. Он стал добропорядочным гражданином страны Лиан и был вполне доволен своей судьбой.

Наилю снилась та ночь, когда он выкинул игрушку в окно. Тогда Наиль лежал в постели, а игрушка – игрушка валялась на другом конце комнаты.

Бледнеет мама… Наиль чувствует её ужас… Усилие воли, и…

Стук в дверь.

– Наиль! Наиль, просыпайся! Башня сказала, что приближается дождь! Надо идти, предупреждать людей! – кричал один из сослуживцев Наиля.

Наиль накинул халат и вышел за дверь. Ясное звёздное небо, полная луна, а с запада сплошным монолитом приближается чёрная туча.

«Поздно предупредили. Надо было днём готовиться», – подумал Наиль и тут же устыдился своих мыслей.

Башня не может ошибаться.

– Ты иди к северным домам, – крикнули Наилю, – а мы обойдём остальные. Говори всем мужчинам, чтобы тоже начинали обходить дома!

– Хорошо, я всё сделаю, – сказал Наиль.

– Ну, не стой!

Наиль побежал, но не к ближайшему дому. Ноги сами понесли его туда, где жила Чармиан.

«Почему я помню, где она живёт?», – думал Наиль.

Вот она, мазанка Чармиан. Приземистая, скособоченная. Наиль постучал в дверь.

– Чармиан, ты права! Будет дождь.

Дверь открылась, блеснули кошачьи глаза.

– Ты была права.

– Наиль, я пойду с тобой. Буду предупреждать людей, – сказала Чармиан.

Наиль бежал, чувствуя рядом её дыхание, запах её тела. Иногда косы Чармиан били его по рукам, и от этих ударов по телу Ноиля проходили электрические разряды.

Они стучали, им открывали. Люди выслушивали Наиля и Чармиан, поспешно и спокойно собирали малочисленные пожитки и шли к Башне. В одном доме, что стоял на отшибе, рядом со стеной тумана, не спешили открывать.

– Быть может, там никого нет? – спросил Наиль.

– Есть. Я видела, как к этому дому подходили двое косарей. Назад они не вернулись.

– Значит, ушли другой дорогой, – подытожил Наиль и с новой силой забарабанил в дверь, – отворите! Приближается дождь!

По ту сторону двери копошились. Слышалось перешёптывание.

– Уходите! Нам ничего от вас не надо, – раздался грубый мужской голос.

– Но дождь же приближается! Всем надо идти к Башне, брать плоты, – почти в отчаянии воскликнул Наиль.

– Косари там, – помертвевшим голосом сказала Чармиан.

Наиль подпрыгнул от страха. Ему показалось, что за спиной стоят косари.

– Нет, они там… в тумане. Они убиты, – сказала Чармиан.

Дверь приоткрылась.

Лунный свет упал на лицо и грудь высокого крупного мужчины.

– А вы что, всё видели? – прищурился мужчина.

Наиль не нашёлся, что сказать. Кто может убить косарей? Это всё равно, что убить смерть.

Чармиан промолчала.

– Уходите, – решительно сказал мужчина.

– Но как же… дождь, – пробормотал Наиль.

– Уходите. И мы уйдём, – сказал мужчина.

– Куда вы пойдёте? Вам некуда идти, – произнесла Чармиан.

– Ошибаетесь, – раздался странный голос, – выход есть всегда. По ту сторону тумана тоже есть жизнь.

Мужчину оттёрла невероятно старая женщина. Людей в столь преклонном возрасте не видели ни Чармиан, ни Наиль.

Наиль понял, почему у этой женщины был такой странный голос. У неё не было зубов.

На руках женщина держала младенца.

– Это же тот младенец, которому я сделала укол! – Чармиан прижала руки к вискам.

– Да, это тот младенец, которого вы чуть не превратили в инвалида. В такого, как он, – усмехаясь, старуха кивнула на Наиля.

– Мама, зачем ты показываешь им ребёнка? Они не будут молчать, – страдая, сказал мужчина.

– Пусть кричат хоть на всю страну. Мы уйдём за туман и выживем, а эти слепцы скоро сгниют, – хмыкнула старуха.

– Не смейте нам препятствовать, – мрачно сказала мужчина, буровя Чармиан и Наиля ненавидящим взглядом, – косарей убил я. Справлюсь и с вами. Я не смог защитить свою женщину. Не успел. Но к моей матери и к моему сыну никто в этой стране и пальцем не прикоснётся. Я сказал.

– Пойдём, – Чармиан потянула Наиля за рукав халата.

– Это невозможно. Как получеловек-полурастение мог убить косарей? Почему эта старую женщину до сих пор не укоренили? Неужели они настолько безумны, что хотят уйти за туман, кануть в небытие? – бормотал Наиль.

Казалось, его мир рушится.

– За туманом жизнь есть, – пробормотала Чармиан, – не стой столбом, Наиль. Нам ещё много людей надо предупредить.

Наиль успокоился. Ничего страшного. Какие бы непотребства не творились бы в стране – Башня во всём разберётся.

И они продолжили обход, а там и сами пошли к Башне, забрав свои скудные пожитки. Людей было много. Чармиан и Наилю выдали по шесту и один плот на двоих. Вероятно, их приняли за партнёров.

Каждый получеловек-полурастение получил по водонепроницаемому прозрачному плащу с капюшоном.

– Когда пойдёт дождь, надевайте плащи, не допускайте перенасыщения влагой, – говорили каждому.

Потемнело. Туча, эта чёрная пантера, уже сожрала луну и звёзды. Дул свежий ветер. Жители страны Лиан поспешно облачались в плащи.

– Знаешь, о чём я мечтаю? Бегать под дождём, – сказала Чармиан.

Наиль с опаской оглянулся – не слышал ли народ её слов, от которых так и веяло скверной. Но каждый был занят собой. Упали первые капли дождя, и уже через час плоты полулюдей-полурастений организованно кружили по долине, превратившейся в бурную, смывающую глинобитные домишки реку.

Башня оставалась нерушимой. Когда становилось страшно, что плот вынесет к стене тумана, Наиль смотрел на Башню, и страх отступал.

Дождь обострял чувства Наиля. Молодой человек понимал, что Чармиан ничего не боится; она бесконечно мила, беспечна, как ребёнок, запрокидывает лицо и улыбается, и её источающие мёд глаза наполняются водой. Вода стекает по её косам, халат облепляет изгибы её гибкого тела.

Но ничего не бояться – разве так можно? Получеловек-полурастение рождён со страхом в сердце. Отвергать его – скверна. Отвергнувшему страх не выжить в этом мире.

«Что, если она выживет? Чармиан отличается от всех женщин, что я знал. Она не такая, она выше страха. Только бы косари не узнали».

Ментально любуясь Чармиан, Наиль не забывал смотреть по сторонам.

Детей закутали в плащи, как в коконы. Был случай, когда один такой закутанный ребёнок задохнулся.

Мало того, что родители плотно запеленали детей (размер плаща для всех один), так ещё и спрятали их под свои плащи. Родители делали всё, чтобы их дети не перенасытились влагой.

Люди кутались старательно, надвигали поглубже капюшоны.

Трядцатипяти-, тридцатидевятилетние надели плащи только потому, что так велела Башня. Перенасыщение водой не грозило этим людям, которые по меркам страны Лиан считались глубокими стариками; вода стекала с их толстой, ороговевшей кожи, не впитываясь в организм.

Держаться надо поближе к ровесникам. Они помогут, если плот перевернётся, или, допустим, если плот уплывёт, а горе-сплавщик повиснет на шесте. Да и оказывать помощь пострадавшим компанией сподручнее. Тридцатипятилетние и старше никогда не помогут. Себя то они спасут – к сорока годам природа награждает получеловека-полурастение умением плавать.

Беда не заставила себя долго ждать. Одна из женщин захотела поплотнее закутать своего ребёнка и выпустила его из рук. Ребёнок упал в воду. Женщина прыгнула следом. Плавать она не умела. Женщина хватала ребёнка – он склизким коконом выскальзывал её рук.

Бросились на помощь. Каким то чудом ребёнка вытащили. Женщину течением занесло туда, где скопилась глина. Женщина завязла в глине и ушла под воду.

«Старики» сидели неподвижно, безучастные ко всему. Темно – хоть глаз выколи. А ведь полулюди-полурастения, которым исполнилось тридцать пять лет, видят в темноте, это давно известно. Наиль видел лишь нечёткие силуэты.

Наиль и сочувствующий пытались отыскать женщину, тыча по дну шестами. Надеялись, что женщина схватится за шест. Течение рвало шесты из рук. Одна радость – ноги не скользили на плотах.

Чармиан доверили держать ребёнка. Малыш наглотался воды, разбух и позеленел. У него произошло перенасыщение жидкостью, а ведь дождь только начался.

Народ молчал.

– Что же это творится! – голос Чармиан прозвучал неожиданно громко, – почему нет косарей? Они ведь кормятся из наших рук, так почему же они нам не помогают? Или кормятся из наших рук только для того, чтобы убивать нас?!

Её слова подобны были вспышке грома. Полулюди-полурастения промолчали, но слова Чармиан услышали все.

Наиль схватился бы за голову, если бы его руки не были заняты шестом.

– Чармиан, как ты можешь говорить подобное? Косарям мы всем обязаны! Без их благодеяний мы бы не выжили! – громко воскликнул Наиль и умоляюще шепнул, – Чармиан, ну скажи, что без благодеяний косарей мы бы не выжили.

– Пока мы мокнем, рискуя перенасытиться жидкостью, косари преспокойно сидят в сухой Башне! – крикнула Чармиан, прижимая к груди ребёнка, который мог в любой момент превратиться в растение, бессловесное, тупое существо, – я не боюсь говорить правду! Не боюсь! Боитесь вы, да, боитесь, но я не виню вас! Разве я не помню, как происходит воспитание детей? Вот такие крохи лежат в ряд, а им в уши льются слова: «Больше всего на свете мы боимся косарей. Мы должны повиноваться Башне. За стеной из тумана нас ждёт смерть. Мы следует своему долгу. Мы следуем воли Башни и повинуемся косарям. Мы не размышляем. Размышления – скверна. Скверна карается смертью. Больше всего на свете мы боимся косарей». И так до бесконечности!

– Замолчите, умоляем, замолчите! – с мольбой и мукой прозвучало сразу два десятка голосов.

Кричал и Наиль. Слова Чармиан – нет, не слова, подавленные воспоминания – причиняли острую, нестерпимую боль.

Каким-то чудом женщину вытащили из-под воды. Несчастная разбухла, увеличилась в полтора раза, на её коже выступили зелёные вены. Чармиан отдала ей ребёнка; женщина прижала ребёнка к груди и заплакала.

У матери и ребёнка был один плащ на двоих – женщина свой потеряла. Ни у кого и в мыслях не было отдать им свой плащ.

От перенасыщения водой получеловек-полурастение теряет рассудок, превращается… В стране Лиан сравнивать особо не с чем. Перенасыщенный водой получеловек-полурастение становится чем-то вроде рыхлого и мягкого камня. Никто о нём не позаботится. Он медленно сгниёт, если только его организм не успеет вывести воду. Случалось, сознание возвращалось к получеловеку-полурастению, когда процесс гниения становился необратимым, и это было мучительнее смерти от серпа косаря.

Наиль подумал, что на месте женщины он бы отнял у ребёнка плащ. Сам бы закутался в него. В конце концов, можно самой укрыться плащом, спрятать ребёнка у себя на груди и, таким образом, попытаться спастись обоим. Но женщина, презрев себя, упорно кутала в плащ своё чадо.

Наиля окликнули коллеги по работе.

– Надо идти и делать еду. Неизвестно, сможем ли мы работать днём. Возможно, днём дождь кончится и нам придётся строить дома, пока глина сырая, – сказали ему.

Наиль кивнул. Он почувствовала облегчение. Можно не сидеть под дождём, пытаясь сладить с течением и плотом, а возвратиться в подвал Башни, в сухость. И в то же время он испытывал жгучее чувство вины перед Чармиан. Выходит, он бросает её на произвол судьбы, обрекает в одиночку бороться со стихией. И Наиль заколебался. Он не хотел бросать Чармиан.

Не желал расставаться с ней.

– Иди. Людям нужна еда, – сказала Чармиан.

– Полулюдям-полурастениям, – машинально поправил Наиль.

– Людям, – покачала головой Чармиан, – мы были людьми и навсегда ими останемся.

Плоты работников пищеблока выстроились в цепочку и медленно двинулись к Башне. Наиль поглядывал на Чармиан. Странно, днём, при солнце, она смуглая, а сейчас, когда идёт дождь – бледная и прекрасная, как луна. Сколько нежности, грусти и беззащитности в её чистом профиле. И она ничего не боится. Как странно…

Хорошо бы поселиться с ней под одной крышей, защищать её.

Приблизились к Башне. Наиль передал шест Чармиан и шагнул на выступ, под свод Башни. Как всегда, по телу Наиля прошла неприятная дрожь. На мгновение закружилась голова.

– До встречи после дождя, – стараясь, чтобы голос звучал весело, произнесла Чармиан.

– До встречи, – натянуто улыбнулся Наиль.

Вслед за работниками он спустился в подвал.

– Некого поставить на кухню!

Этот голос, с нотками паники, принадлежит главному технологу. Второй голос принадлежал косарю.

– Поставьте Наиля.

Спокойный, властный голос.

– Но он же… На фасовке… В кухне никогда не был…

– Ничего, – хмыкнул косарь, – кухня не произведёт на Наиля впечатление.

– Да, вы правы, – поспешно согласился главный технолог.

Наиль представил, как он стоит перед косарём, согнувшись в три погибели. Вот главный технолог вышел из комнаты, где проходил разговор. Семенит, как муравей, затравленно оглядывается. Оказавшись вне поля зрения косаря, главный технолог приосанился, замедлил шаг, окинул Наиля взглядом строгим и значительным.

– Наиль. Сегодня ты работаешь на кухне. Сёмо расскажет тебе, что делать. Ступай. Сёмо! Проведи. Сегодня ты работаешь с Наилем.

– Идём, – сказал Сёмо, худощавый мужчина тридцати восьми лет.

Ороговевшая кожа Сёмо напоминала потрескавшуюся землю.

Наилю казалось, что рядом с ним стоит варан. Эти невозмутимые животные иногда проникали в страну Лиан из-за завесы тумана.

– Я никогда не бывал на кухне, – сказал Наиль.

Сёмо промолчал.

– Но всегда хотел побывать.

Сёмо был нем, как рыба. Наиль и сам рад помолчать, но на работе принято поддерживать с коллегами дружеские отношения, то есть болтать.

– А вы давно работаете на кухне? – сделал последнюю попытку Наиль.

– Кухня, – буркнул Сёмо, открывая тяжёлую дверь из неизвестного материала, отливающего серебристым цветом.

Кухня выглядела так, как и представлял себе Наиль. За одним исключением. На столе лежало чудовище.

Таракан, подсказала память. Но очень уж велик был этот таракан. Если его поставить на задние лапы, он будет одного роста с Наилем.

– Сырьё, – сказал Сёмо, указывая на таракана.

– Простите? – оторопело пробормотал Наиль.

– Сырьё для изготовления твёрдой пищи.

– Для желе? То есть мы… Мы всю жизнь едим этих тварей?

– Другого сырья нет.

Наиль не знал, что и подумать. Он стоял и смотрел на таракана.

Сёмо неправильно понял растерянность Наиля.

– Не бойся. Сырьё приведено в состояние готовности для производства пищи.

Говоря человеческим языком, таракан мёртв. Наиль и так это понял.

Не глядя на Наиля, Сёмо принялся разделывать таракана. Шли минуты, а Наиль всё стоял в оцепенении. Они всю жизнь едят эту гадость, этих тварей. Наиль не знал, почему таракан вызывает в нём отвращение, но чувствовал, что питаться насекомыми не правильно. Когда была другая еда. Например, белый, тёплый мягкий хлеб.

Хлеб? Какой хлеб?

Привычная, монотонная работа сделала Сёмо человечнее, что ли.

– Люблю разделывать тараканов. Вчера принесли пчелу, с ней сладу не было. Пчела, она с хищными растениями знается. Тяжело с пчёлами работать. Таракан – другое дело. Что стал? Помогай.

И Наиль начал помогать Сёмо.

Прошло три часа; Наилю казалось, что он всю жизнь только тем и занимается, что разделывает тараканов. В том, что тараканами питаются все жители страны Лиан, Наиль уже не видел ничего странного.

Когда приволокли блестящую от слизи сороконожку, Наиль не удивился и не скривился брезгливо. Продолжил работать.

Днём дождь кончился. В долине солнце быстро высушивает глину. Увязая по колени в глине, Наиль спешил к месту, где раньше стоял его дом. Найти своё место не трудно. В окна вставляют разноцветные стёкла – ещё один подарок Башни. У Наиля были пурпурные и оранжевые стёкла – самые популярные в стране Лиан. Полулуюди-полурастения различали свои стёкла по оттенкам. Стёкла не уносило течением; Наиль думал, что стёкла обладают собственным разумом. Во время дождя они вонзались в почву и стояли насмерть, как бы не ярилась река. Стёкла умели принимать ту форму, которую дал окну неловкий строитель. Умели самостоятельно закрепляться. И они никогда не бились.

Полулюди-полурастения кормились, вгрызались слабыми зубами в мягкое желе. Кто ел стоя, кто – сидя на плоту.

Предстояла тяжёлая работа. Наиль увидел Чармиан. Умело орудуя самодельной лопатой, переделанной из шеста, она расчищала место под дом. Из земли торчали зелёное и синее стекло. Чуждые, неприятные цвета.

– Давай жить вместе, – предложил Наиль.

Чармиан вскинула глаза, брызнула ржавым золотом глаз, обрывками одеяний баловня-октября, зацепившимися за деревья да так и забытыми. И опять эти странные образы, ассоциации. Скверна? Нет. Всё, что связано с Чармиан, не может быть скверной.

Она уложила косы короной. Высохшие на солнце волосы распушились, горели чёрным нимбом, отливали полуночной синевой.

– Нельзя. Сам знаешь, – ответила Чармиан.

– Почему нельзя? Живут же.

– Разве ты не знаешь? Мужчине и женщине можно жить под одной крышей при одном условии. Женщина обязана рожать каждый год.

– Ты не хочешь от меня детей? – оскорбился Наиль.

– Хочу. Одного.

– Мы можем встречаться, – сказал потерянный Наиль.

– Не боишься косарей?

– Нет! Я… Ты для меня…

Чармиан смотрела на него выжидающе. И опять она показалась Наилю нежной, трогательной, беззащитной.

– Я хотел бы укорениться вместе с тобой, – сказал Наиль.

Это было признание в любви.

– Как странно… Почему мы не знаем ничего об укоренённых? Почему ни один из них не подал весточку своим детям?

– Это твой ответ? – дрогнувшим голосом спросил Наиль.

– Моя душа льнёт к тебе, Наиль, но мечтать об укоренении я не могу. Я не знаю, что представляет собой укоренение.

– Укоренение – высшая форма жизни получеловека-полурастения, – холодно сказал Наиль; он был недоволен размышлениями Чармиан в ответ на его искренние чувства, – тебя удивляет, что от укоренённых нет вестей? Не забывай, что укореняют тех, кому исполнилось минимум тридцать пять лет. Им и так нет ни до кого дела. Думаю, в укоренённом состоянии они забывают обо всех.

– Как так выходит, что всем укоренённым хватает места в Башне? – спросила Чармиан, – укоренённых много, а Башня не так уж и велика.

– Сейчас мне нет дела до укоренённых. Я вижу только тебя.

Губы Чармиан дрогнули, взгляд прекрасных глаз стал растерянным. Наиль подошёл к ней и, презрев взгляды соседей, нежно прикоснулся губами к её губам.

Мягкие и в то же время сухие, покусанные губы Чармиан дрогнули. Наилю захотелось нежно обнять Чармиан, прижать к груди и вечность стоять, вдыхая запах её волос, её тела. Хотелось заслонить чернокосую девушку от мира, которого она так отчаянно не боялась.

Полулюди-полурастения не обращали на Чармиан и Наиля внимания. Думали, что эти двое – партнёры. Каждый делал свою работу. Шумели, расчищая место, возводили свои нехитрые жилища; в отдалении женщина плакала над ребёнком, из-за перенасыщения влагой потерявшим рассудок. Этой ночью вода погубила двух граждан страны Лиан – молодую женщину и подростка, над которым сейчас убивалась мать. Возможно, их организмы справятся с перенасыщением водой до того, как начнётся процесс гниения, возможно, нет. Ещё два получеловека-полурастения, мужчина и его новорожденный сын, жившие на окраине страны, пропали без вести.

Но вот все звуки стихли. Наиль почувствовал удушающий покров страха, нависший над долиной. Обернулся. Прямо на них шли два косаря.

Молодые, одного возраста с Наилем. В отличие от рядовых граждан страны Лиан, одетых в балахоны и халаты, косари щеголяли в глянцево блестящих, белых комбинезонах. В солнечный день на косарей невозможно смотреть. А пасмурных дней в долине не бывает.

Простой получеловек-полурастение ходит босиком, на косарях – сапоги.

К поясам косарей прикреплены были остро заточенные серпы.

Глаза Чармиан стали пустыми, точно прозрачно-жёлтые камни. Её лицо окаменело.

«Пусть они заберут меня», – подумал Наиль.

Косари подошли к Чармиан. На Наиля они обращали внимания не больше, чем на глину под ногами.

– Чармиан, вы арестованы. Пройдёмте к Башне.

Ни один мускул на лице Чармиан не дрогнул, лишь глаза блеснули болезненной лимонной желтизной.

– Помните обо мне, – сказала Чармиан.

Косарь бесцеремонно толкнул её в спину.

Наиль думал, что косарей всего двое. Они вооружены, ну и что с того? Нападения косари не ожидают. Ударить первого косаря шестом, который выпал из ослабевших рук Чармиан. Выхватить из-за пояса поверженного косаря серп. Полоснуть серпом по горлу второго косаря.

Чармиан говорила, что за стеной тумана есть жизнь. Конечно, есть, жизнь есть везде. Ушли же те трое. Хорошо бы присоединиться к ним. Компанией легче выживать.

Наиль сделал было шаг к брошенному Чармиан шесту и застыл. Больше всего на свете он боялся косарей. Наиль привык повиноваться Башне, привык следовать своему долгу: во всём подчиняться Башне. А Башня говорила: «Повинуйтесь косарям, бойтесь косарей».

Сделать шаг. Упасть в скверну. Презреть заветы Башни. Отбросить страх перед косарями.

Но…

Следовать привычке так естественно. Тяжело свернуть с пути, по которому шагал всю жизнь.

Наиль посмотрел на шест, на беззащитные спины косарей, и наперерез его желанию – защитить свою женщину – рванулась сила привычки.

Привычки бояться косарей.

Шли минуты. Желание напасть на косарей ослабевало. Наиль понял, что время играет против него.

Его смелость была огоньком. Очень слабым. А ветер силён, он задувает любой порыв.

И когда Чармиан подвели к подножию Башни, Наиль уже с ужасом думал о мимолётном желании напасть на косарей.

Движимые инстинктом, полулюди-полурастения двинулись к Башне. Смотреть на казнь. Наиль не выделялся из толпы.

Чармиан завели на ступени. Она казалась такой маленькой на фоне высоких косарей.

А Наиль и толпа казались такими маленькими на фоне Башни.

Косарь достал серп. Наиль похолодел от страха. Не за Чармиан. Страх поднялся из глубины подсознания, ощетинился острыми пиками, пронзая все остальные чувства.

Полулюди-полурастения запрокинули головы. По бесконечной лестнице спускался царь Иохия. Его белоснежные одеяния резали глаз сильнее комбинезонов косарей, хотя, казалось, куда уж – сильнее. Затихло всё. Слышались только шаги царя, да деликатное шуршание его роскошного балахона.

– Эта женщина поддалась скверне! – зычно произнёс Иохия.

Наиль отвернулся. Он знал, что сейчас произойдёт. Видел не раз.

Удар серпа по шее…

Когда Наиль осмелился взглянуть на Башню, Чармиан уже лежала у её подножия. Девушка скатилась со ступеней, упала ничком. Её разметавшиеся косы блестели на солнце кипящей смолой.

Весь день Наиль строил дом. Пока глина влажна, пока отливает синим цветом, она податлива, сама, как по волшебству, превращается в потолок и стены.

Заснул Наиль на плоту, под открытым небом. Какой бы хорошей ни была глина, за один день дом не построишь.

Во сне Наиль скатился с плота. Проснулся оттого, что глина бурлила. От неё шёл люминесцентный синий свет.

Смерть Чармиан открыла в памяти Наиля двери; тёмной, беззвёздной ночью память пробиралась подобно Шамаханской царице.

Глина – живой организм, понял Наиль. И это не мир сошёл с ума, как я подумал сначала. Глина реагирует на меня. С пробуждающейся памятью – я стал другим.

В чём заключались перемены, Наиль не знал. Память играла с ним, ветреная, манила не то возможностями, не горечью, не то ужасом.

Наиль оказался в положении получеловека-полурастения, всю жизнь просидевшего в яме. Приоткрылась решётка. Что там, снаружи? Прекрасный мир? Возможно, выйдя на свободу, узник станет сильным, как Самсон, и отомстит, одолеет своих врагов. А возможно, не будет никаких сил у узника, а ждут его снаружи голодные тигры и неприветливый, колючий мир, а возможно, и самого мира то нет; тёмная, сырая, зловонная яма – единственное место, где можно жить.

Лежать и терпеть терзания памяти было невыносимо, да и свет глины мог привлечь внимание. Наиль сделал то, на что никогда не отважился бы в своём обычном состоянии. Он пошёл за стену из тумана. Туда, куда по приказу царя Иохии косари выбросили тело Чармиан.

Вот и туман, вьётся седыми прядями от земли и до небес. Без страха Наиль ступил во влажно блестящий полусвет.

«Я не такой, как все, – думал Наиль, блуждая в тумане, – вопрос в том, лучше я или хуже остальных. За свою жизнь я не сделал ничего дурного. Я жил по правилам. Я сопереживал попавшим в беду. Значит, я лучше. Но что они сделали с моей памятью? Зачем? А что, если я – законный правитель страны Лиан? Да, да. На генетическом уровне я стою выше обычных полулюдей-полурастений. Моего отца, законного царя, убили, а из меня сделали калеку, побоявшегося защитить свою женщину. Ведь я же понимал, что Чармиан убьют за её слова! Надо было бежать с ней. Я понимал, что надо бежать. Но не сделал этого. Со мной что-то сделали, что-то во мне испортили, превратив меня в раба. О, это так по-царски! Наблюдать, как наследник… нет, правитель страны Лиан вынужден влачить участь раба».

На скулах Наиля заходили желваки. Он понял, что Чармиан, женщину, которую он по-настоящему полюбил – впервые в жизни – у него отобрали не просто так. Чтобы сделать ему больно, ещё больше втоптать его, истинного царя, в грязь.

В Наиле забурлила ненависть, высвобождая силу. Он ускорил шаг и… вышел туда, откуда пришёл. Наиль увидел знакомые места, свой дом, утихающее свечение глины.

Это знак? Судьба привела его обратно, судьба хочет уберечь его от ошибок, от неведомых опасностей. Вернуться домой – и всё будет хорошо, главное повиноваться Башне, бояться косарей, и всё будет…

Наиль усилием воли отогнал от себя эти мысли. Сжал кулаки. Бояться косарей! Да ни за что в жизни! В самом деле, какая от них польза? Они жируют, пока другие работают, они убивают своих кормильцев.

У Наиля возникла ассоциация с пожирающими плоды гусеницами.

Да, гусеницы – вот кто эти косари.

«Чья воля породила косарей? Не сами же по себе они возникли. Они существуют, потому что так хочет Иохия. Раз Иохии нужна столь мощная и свирепая стража, он сам боится. Кого? Народа, конечно. Нас, полулюдей-полурастений».

Наиль повернул обратно с твёрдым намерением отыскать тело Чармиан. В этот раз, идя через туман, он ни о чём не думал.

Неизвестно, сколько ему пришлось бродить в седой дымке – когда Наиль подошёл к границе стены из тумана, было уже утро.

Мир по ту сторону стены надвигался с неотвратимостью укоренения, оглушал цветами и запахами. На Наиля надвигалась стена зелени; мясистые растения были настолько сочными, что казались чёрными. Небо, необыкновенно синее, ясное, зоркое, слепило не хуже белоснежных одеяний Иохии. Ну не может быть в мире настолько ярких и насыщенных цветов!

Стоя на коленях, Наиль понял, что в этом мире возможно всё. Над парнем пролетело насекомое размеров с десятилетнего ребёнка. Из стены растений кокетливо высунулся цветок невиданной красоты, схватил насекомое хрупкими на вид усиками и вместе с ним скрылся в листве. Послышались неприятные звуки, похожие на протяжное чавканье. Цветок переваривал насекомое.

Наиль с трудом встал. Ноги дрожали. Воздух – вот что чуть не лишило его сознания. Здесь, по ту сторону тумана, был совершенно иной воздух.

Растения были намного выше Башни, некоторые из них терялись в небесах. Сплошная стена растений начиналась приблизительно в ста метрах от стены из тумана. Эти сто метров прочно оккупировал папоротник. Он стелился по земле и имел лёгкий красный оттенок, будто внутри него текла алая кровь.

Зелень была слишком ярко-агрессивной. Нелегко принять, что в мире есть не только страна Лиан с её приятным глазу пейзажем в пастельных тонах, но и это зелёное безумие, прелестный плотоядный цветок.

Посреди плантаций папоротника росли мелкие нежные цветы, белые в сиреневую полоску. Наиль растрогался. Уж они-то не могут быть плотоядными.

Папоротник упруго пружинил под ногами, кололся, норовил опрокинуть, будто и он был живым, хотел отведать плоти получеловека-полурастения.

«Как глупо, – подумал Наиль, – вот они, настоящие растения. Но кто же тогда мы?».

Наиль подошёл к цветам и обнаружил, что они облепили скелеты. Эти милые цветочки сожрали трупы.

Судя по величине скелетов, они принадлежали двум убитым мужчиной косарям. Но где сам мужчина, его мать и сын? И самое главное – где тело Чармиан?

Как только Наиль подумал о Чармиан, интуиция подсказала ему развернуться и пойти в другую сторону. Наиль шёл, оглядываясь на скелеты косарей. Выходит, тот мужчина не лгал. Он смог убить косарей.

Наиль не сразу заметил халат Чармиан; халат лежал на папоротнике, как на перине, такой тусклый, старенький, жалкий на фоне жизнерадостного папоротника. Тела Чармиан нигде не было. Не осталось даже костей.

Наиль упал на колени и прижал халат к лицу. Он уже пропитался едким ароматом папоротника, но всё ещё пах Чармиан, сохранял в себе её неуловимо-тонкий запах.

Только сейчас Наиль в полной мере осознал, что Чармиан больше нет. Её смерть вырвала сердце из его груди. Всю оставшуюся жизнь Наилю предстоит жить с этой болью. Острая, как стилет, она не забудется со временем. Есть сила, против которой бессильны любые ложные воспоминания. Даже если в повседневных хлопотах Наиль забудет о Чармиан, боль от её утраты напомнит о себе кинжалом ночного вора. Вынырнет из подсознания в самый неожиданный момент.

От острого чувства потери Наиль готов был закричать. Зелень уже не казалось такой сочной и яркой, небо – таким чистым. И зелень, и небо, и мир были с червоточиной. Всё поблекло, опростилось, стало скучным и ненужным.

Он никогда не увидит, как волшебно блестят её глаза, не поцелует, как что-то заветное, её тёплые губы. Её косы не заскользят по его телу. Наиль не увидит Чармиан спящую. Не увидит, как восходит солнце, и тени от ресниц Чармиан стрелами ложатся на её румяные щёки. Не увидит, как она раскинется в золотистой наготе на ложе любви, томная, скромно укрытая атласом иссиня-чёрного покрова волос.

Придя с работы, он не увидит на пороге дома след её миниатюрной, продолговатой, длиннопалой ножки.

Её услышит её голос, её смех. Чармиан больше нет. Чувство потери сделало то, что начала делать ненависть. Оно сломало плотину памяти, сорвало крышки с пороховых бочек.

В глубине подсознания остались чёрные тени, но и им не избежать сияния разума.

С глубоким стыдом Наиль вспоминал, как воображал себя царём. Из всех грехов тщеславию легче всего надеть шоры на глаза получеловека… нет, на глаза человека. Наиль думал, что в здоровых амбициях нет ничего дурного, но тщеславие чуть не заставило его свернуть на ложный путь. Пойти по ложному пути… «Сконцентрируйся! Ну же! Тебе предстоит тяжёлая работа», – приказал себе Наиль.

Туман боязливо расступался перед Наилем. Издалека он увидел Башню и косарей.

Косари направлялись к Наилю вальяжной походкой. В глазах – прищур, дешёвый атрибут ложной власти. Кем они возомнили себя, убийцы Чармиан? Опричники, цепные псы. Наиль вышел из тумана и пошёл прямо на косарей. Он не знал, были ли эти теми самыми, что убили Чармиан. Наиль посмотрел в их глаза. Косари замедлили шаг, растерялись, мгновенно разозлились в ответ на эту растерянность – откуда в обычном получеловеке-полурастении взялась сила, способная напугать их, полулюдей-полубогов? Наиль шёл. Косари потащили серпы. Понятно. Не выдержали у соколиков нервы.

– Я общалась с Чармиан, теперь меня не укоренят, звёзды, меня не укоренят, что со мной будет, – посыпая голову пылью, причитала рыжеволосая женщина.

Полулюдей-полурастений тяжело удивить. Косарям это удалось. Они вонзили серпы друг другу в животы. Полулюди-полурастения глазели, сворачивали на ходу шеи, но помочь косарям даже не пытались.

Рыжеволосая покосилась на косарей, как сорока, и продолжала причитать (не укоренят, не укоренят, не укоренят), щедро посыпая жизнерадостные свои кудряшки пылью вперемешку с подсохшей глиной.

Та сила, что выбросила в окно запрещённую игрушку, когда к нам в дом нагрянули косари – вот она, думал Наиль.

Силой мысли он надавил на серпы, провернул их в животах косарей. И прошёл мимо.

«Скольких опричников мне ещё придётся убить, чтобы попасть в Башню? Всё равно. Убью всех», – решил Наиль.

Дорога ковром ложилась под ноги. По пути к Башне Наиль не встретил ни одного косаря. Наиль подошёл к главному входу в Башню. Бесконечные ступени вели к теряющемуся в блеклой выси двери. Наиль сконцентрировался и поднялся к двери, не касаясь ногами ступеней. Кажется, в его мире эта способность называлась левитацией. Что ж, левитация так левитация. Она отняла у Наиля много сил, значит, не была его врождённой способностью.

Наиль знал о силе иллюзий Башни. Любопытно, в силах ли Башня скрыть левитирование получеловека… нет, человека над её ступенями?

Двери Башни были гостеприимно распахнуты. Используя левитацию, Наиль проник в запретные чертоги. Завис высоко над полом.

Наиль знал, что сейчас его добродушно-равнодушное лицо превратилось в лицо убийцы. Пусть видят. Пусть те, кто убил Чармиан, видят, что он пришёл убивать, пусть знают, что крышки с пороховых бочек сорваны.

Его встретила прохлада и скудный, неверный свет. Пахло металлом и пряными благовониями. На возвышении, на поблескивающем серебром троне неподвижно восседала Чармиан.

В глубине этого пустынного зала на низкой скамеечке как-то не по-царски сидел Иохия. Наиль видел только силуэт царя, похожий на средневековую статую.

На стенах висело старомодное оружие.

– Избранный Наиль, мы рады, что ты открыл в себе силы. Ты поведёшь наш народ к процветанию, – изрекла Чармиан.

Несколько минут Наиль смотрел на женщину. Как же она похожа на Чармиан! Пугающее сходство, невообразимое. Для кого-то в этой женщине, возможно, заключён весь мир, но для Наиля она – суррогат.

– К чему эта клоунада, леди? Зачем вы хотите меня обмануть? – опускаясь на пол, спросил Наиль.

– Я же говорил тебе, Эсперанса, он не купится, – устало сказал Иохия.

Глаза у Эсперансы были светло-карими; по лицу шли морщинки – точь-в-точь трещинки на покрытом лаком клавесине. Она злоупотребляла золотой краской. Густой позолотой было вымазано и лицо её, и шея, и поднятые корсетом груди, и даже пепельно-чёрные волосы.

– Эсперанса, да? Леди Эсперанса и господин Иохия, сделайте одолжение, не заставляйте меня марать руки. Убейте себя сами.

Иохия встал, держась за поясницу. Эсперанса неподвижно застыла на своём троне.

– Я знал, что рано или поздно это произойдёт, – печально сказал Иохия, – наша дорогая идеалистка Керамбита, с который вы, Наиль, имели удовольствие познакомиться, ошиблась. Невозможно жить бок о бок с эсперами и не дождаться, когда один из них придёт нас убивать.

– Вас есть за что убивать! – вне себя от ярости воскликнул Наиль, – вы и сами убийцы!

– Позвольте нам объясниться, – смиренно попросил Иохия.

– Да, сейчас! Пока вы будете вешать мне лапшу на уши, сюда подоспеют косари и попытаются покромсать меня!

– Ошибаетесь, Наиль, – сказала Эсперанса. Чудный тандем. Застывшая внешность, застывший голос, – мы не можем рисковать косарями, бросая их в бой против эспера. Косарей и так мало.

– Убить нас вы всегда успеете. Наиль, вы ведь многое вспомнили, но не всё, так ведь? Неужели вам не хочется узнать больше? – спросил Иохия.

– Главное я помню. Как только я появился на свет, вы начали колоть мне нечто убивающее меня. Потом, когда мама принесла в дом игрушку из Башни, и я силой мысли вышвырнул игрушку в окно, чтобы её не нашли косари, вы прокололи мне это ещё раз, – сдавленно проговорил Наиль.

– «Ламия», – безучастно сказала Эсперанса, – зелье, подавляющее способности эсперов, называется «Ламией».

– Чармиан тоже была эспером? – поинтересовался Наиль.

– Чармиан была больше, чем эспер. Она была храбрым, мыслящим и внутренне свободным человеком, – сказала Эсперанса, и её голос дрогнул.

– Зачем вы её убили? – хрипло спросил Наиль, – неужели из-за пары опрометчивых выражений? Но когда идёт дожди, полулюди-полурастения говорят и не такое. И их никто не трогает.

– Мы возлагали на Чармиан большие надежды, – со странной гордостью произнесла Эсперанса, – как вы знаете, в полулюдях-полурастениях больше от растений, чем от людей. Чармиан же была человеком. Как я уже говорила, она была бесстрашной, думающей и внутренне свободной. Страной управляет маленькая группа таких, как Чармиан. Со временем лучшие из этой группы займут моё место и место Иохии. Мы не заставляли Чармиан идти против её воли. Не принуждали размножаться. Не хочешь – не надо, знакомься и спи, с кем хочешь, а пожелаешь, не с кем не знакомься и ни с кем не спи. Мы поставили её на самую ответственную работу, на работу с детьми, с нашим будущим. Открыли ей тайну эсперов и «Ламии». Работа пришлась не по душе Чармиан. Мы дали ей возможность самой выбрать себе работу. Мы закрывали глаза на то, что она выходит за стену из тумана. Это было главнейшими испытанием – увидеть, что находится по ту сторону тумана, узнать правду о нашей стране и промолчать. Но Чармиан, увы, не умела молчать.

– Насколько я понимаю, ничего крамольного Чармиан не сказала. Она всего лишь выразила общую мысль, – не сводя глаз с Иохии, произнёс Наиль.

– В этом и беда. Если бы она начала говорить правду, ей бы не поверили. Но она начала озвучивать общее мнение. Как вы понимаете, слова Чармиан упали в благодатную почву. Они подорвали наш престиж, а это немыслимо, ведь мы и так переживаем тяжёлые времена. Сказать по правде, лёгких времён никогда не было.

– Во время дождя говорили и не такое, – настаивал Наиль, – и никого не трогали.

– Времена изменились. Керамбита… Знаю, вы видели её. Она извратила природу своего потомка, заменила благословенное равнодушие на воинственность. Тот человек, её потомок, убил двух косарей. Для нас это тяжёлая потеря, – с искренней горечью сказал Иохия.

– Отец мальчика, которому Чармиан отказалась колоть «Ламию», – пробормотал Наиль.

– Верно, – кивнул Иохия, – мы думали, что Керамбита и ребёнок мертвы, а оказалось, что всё это время они преспокойно жили у нас под носом. Мы испугались. Поэтому… Возможно, в другое время мы бы не тронули Чармиан. Но мы не знаем, чего ждать от Керамбиты…

– Она тоже эспер? – спросил Наиль.

– Нет, она из нулевого поколения, – ответил Иохия, – член экипажа, высадившегося на этой проклятой планете.

Наиль оторопел.

– Выходит, Керамбите миллион лет?!

– Мы не так долго здесь, – сказала Эсперанса, – она последняя выжившая из нулевого поколения, и в том, какой стала страна Лиан, есть и её вина.

– Её вклад, – поправил Иохия, – другого будущего для нашей страны нет. Ты был за стеной из тумана, Наиль, ты и сам это понимаешь.

Царь шёл вдоль стены, сгорбившись, заложив руки за спину. Не верилось, что он, такой величественный, отдал приказ казнить Чармиан. И балахон у Иохии не белоснежный, даже не чисто-белый… А что вы хотите – иллюзия Башни.

– У Чармиан было другое будущее, – отрезал Наиль, – испугались Керамбиты? Испугались, что её потомок убил косарей? Это не оправдание убийству Чармиан.

– Откуда же мы знали, что ты так отреагируешь? После двух курсов «Ламии» ты должен был стать бесчувственным, как растение, – обречённо произнесла Эсперанса.

– Какие же вы жалкие, – брезгливо поморщился Наиль, – царь… царица…

– А ты попробуй, поживи с наше, – повысил голос Иохия, – думаешь, мы сделали из людей полулюдей-полурастений с их специфическими болезнями и равнодушием? Думаешь, нам не страшно жить бок о бок с эсперами, надеясь, что вы найдёте для нас другой путь? Думаешь, нам не горько от осознания, что эсперы опасны или бесполезны, потому что от страха перед их способностями мы колем эсперам «Ламию»? Думаешь, мы построили общество, в котором ты живёшь? Нет, это сделали люди из поколения нулевых! Думаешь, нам не больно смотреть, как полулюди-полурастения равнодушно проходят мимо своих больных или умирающих собратьев? Думаешь, нам легко выживать на этой планете, зная, что защита Башни может в любой момент рухнуть, и тогда джунгли, все эти плотоядные растения захватят нас?!

От напора Иохии Наиль потерял почву под ногами.

– Легко! Вам легко было убивать Чармиан! – заикаясь, крикнул Наиль.

Иохия воспользовался растерянностью Наиля, схватил со стены копьё и метнул его в Наиля. Копьё пронзило Наиля, как булавка пронзает букашку. Наиля пригвоздило к стене.

– Память – вода, сдерживаемая плотиной. Способности эспера – бочки с порохом. Фантазия, эмоции – огонь. А равнодушие можно сравнить с радиацией Башни, – неторопливо проговорил Иохия, – за что я люблю свой народ, так это за равнодушие. Прекрасное врождённое качество. Что, Наиль, хочешь меня убить, но не можешь? Копьё отравлено. Твой организм бросил все силы, чтобы залечить раны и ликвидировать яд. В том числе и силы эспера. Два курса «Ламии» не прошли даром. Ты не из тех, кто убьёт, будучи смертельно раненым. Твоя ДНК до последнего будет биться за жизнь. К тому времени, когда твой организм переварит копьё и ликвидирует яд, твой ум, ум эспера, уподобится здешней флоре, попавшей под радиацию Башни. Ничего не останется. Ты вернёшься в прежнее состояние. Станешь сонным, тупым и равнодушным, как раньше. Два курса «Ламии»…

– Ошибаешься, – улыбнулся Наиль окровавленным ртом.

Эсперанса закричала, схватившись за голову. Упала с трона, начала кататься по полу, размазывая позолоту.

– Только не это, – пробормотал Иохия, – Эс, скажи, что он ничего не сделал с твоей способностью!

«Я сразу понял, что эта золотая баба – тоже эспер. Забавно. Эсперанса – убийца эсперов. Я нагло влез в её мозг и знаешь что, Иохия? Я понял суть её силы. Эсперанса никогда больше не сможет вычислять младенцев со способностями эсперов. Отныне вы не уколите ни одному ребёнку «Ламию». В память о Чармиан. Если бы я был сильным… как секунду назад… я бы смог защитить её», – прозвучал в мозгу Иохии голос Наиля.

Наиль шёл с работы домой. Его обтекали студенистые особи, все как один безликие – толпа ноппэрапонов. Детёныши особей были настолько бесплотными, что просвечивали. Наиль не думал, что эти полулюди-полурастения – его братья и сёстры, что среди этих особей бегают и его дети. Он только об одном думал, только одного боялся. Что его не укоренят. В своих страхах Наиль не был оригинален. Все жители страны Лиан боялись, что им откажут в укоренении. Но Наилю вот-вот должно было исполниться сорок лет. Если его не укоренят, то… Что дальше? Персональный конец света? Куда уходят те, кого не укореняют?

Наиль не различал полулюдей-полурастений; чтобы отличить мужчину от женщины, ему приходилось напрягаться. Зато он научился слышать запахи. В тридцать восемь лет у него обострилось обоняние. Вот от этой особи пахнет розами – красивая, но бесполезная женщина. А от этой женщины пахнет алоэ. Если бы дали дожить до пятидесяти лет, она смогла бы принести немало пользы своим собратьям. А от этой парочки исходит приятный запах олеандра. Коварные особи. В пятьдесят лет их способности раскрылись бы в полной мере. А от этого мужчины едва заметно пахнет аконитом. Крайне опасный тип. Но он не сможет никому навредить, потому что основные способности, не считая эсперов, открываются у полулюдей-полурастений к пятидесяти годам, укореняют всех в сорок лет, а кому не посчастливилось быть укоренённым, того ждёт личный армагеддон. От самого Наиля пахло перечной мятой.

Полулюди-полурастения восстанавливали дворец свиданий. Укреплена материалами из Башни, постройка страдала, конечно, во время дождя, но не размывалась полностью. Свои домишки полулюди-полурастения отстроили ещё вчера. Отстраивался и Наиль. Он бы не прочь спасть под открытым небом. Наиль строил свой дом машинально, потому что привык это делать. В последнее время он всё делал машинально. Его жизнь, его действия, его мысли шли по накатанной.

Дома тоже выглядели одинаково – просто груды глины. Свой дом Наиль узнавал по стёклам, пурпурным и оранжевым.

На пути Наиля лежал получеловек-полурастение, погибающий от переизбытка влаги. В стороне – ещё один. На несчастных никто не обращал внимания, это почти норма – терять во время дождя двух-трёх граждан страны Лиан.

Возле умирающего остановились двое детей, мальчик и девочка.

Наиль замедлил шаг. Остановился. Ему не пришлось концентрироваться, чтобы рассмотреть мальчика.

Как звали ту женщину? Чаттерли? Моргиана? Моргана? Чармиан – вот как её звали.

Эти чёрные волосы, этот золотистый загар, эти хризоберилловые глаза кошачьего разреза, эти скупые и в то же время отточенные движения танцора… Мальчик вполне мог оказаться сыном Чармиан.

Наиль не помнил толком, что случилось с Чармиан. Она исчезла четырнадцать лет назад, а мальчику на вид было лет десять. Возможно, он выглядит моложе своих лет, возможно даже, что он сын Наиля.

Нет, такое Наиль не забыл бы.

Сконцентрировавшись, Наиль начал видеть полулюдей-полурастений. Девочка рядом с сыном Чармиан (сыном Чармиан?) была рыжеволосой, с длинным лицом и выступающим подбородком.

– Консуэло, без брата я ничего не смогу сделать, – сказала девочка.

Мальчик нетерпеливо мотнул головой. Вытянул руки по направлению к умирающему получеловеку-полурастению.

Наиль с холодным любопытством смотрел, как тело умирающего приобретает нормальные размеры. Зато его рука пухла и приобретала ядовито-зелёный цвет. Наконец, рука надулась, как шар. Вытянутые руки Консуэло дрожали от напряжения. Рука человека-растения отвалилась от его туловища и лопнула. Страшная рана заросла в мгновение ока. Консуэло с облегчением вздохнул.

– Я отращу ему новую руку, – неуверенно сказал он.

Девочка кивнула на приближающихся косарей.

– Консуэло, надо бежать!

Но мальчик шатался от усталости. Идти, а тем более бежать он не мог. А косари всё ближе, и глаза их отливают металлом.

– Леро! Леро! – закричала девочка.

Полулюди-полурастения отворачивались, по опыту зная, чем грозит внимание косарей.

К детям со всех ног бежал рыжеволосый мальчик. То же вытянутое, как огурец, лицо, выступающий подбородок. Близнец девчонки.

Взявшись за руки, брат и сестра заслонили собой Консуэло от косарей. Их было четверо. Они достали свои серпы.

Дети не дрогнули. Наиль видел, как напряжены спины брата и сестры. Что до Консуэло, то его взгляд приобрёл отсутствующее выражение.

Косарь занёс серп над головой Леро. За назревающей трагедией наблюдал десяток полулюдей-полурастений одного возраста и Наилем. Те, кто помоложе, давно разбежались.

Наилю показалось, что он смотрит одними глазами со своими ровесниками. Какое странное чувство…

У одного из ровесников была перевязана рука. Наиль почувствовал боль в своей руке.

У одного из косарей начали заплетаться ноги. У другого треснула шея, запрокинулась голова; срезанным снопом он рухнул на землю. Тот, у которого заплетались ноги, выронил серп.

Два других косаря прыгнули, как гепарды, намереваясь серпами снести детям головы. Консуэло ощерился. Нападающих швырнуло друг к другу, и они срослись головами. Стараясь освободиться, косари опасно ранили друг друга.

Рыжеволосые брат и сестра не медлили. Подхватив Консуэло под руки, они побежали, направляясь к стене из тумана.

Сросшиеся косари бестолково возились, скверно бранясь. Наиль подумал об оленях, которые сцепились рогами. Наиль подумал, что одному из этих двоих придётся лишиться скальпа.

Хотя Консуэло и висел кулём на плечах брата и сестры, дети бежали на удивление быстро.

Наиль только сейчас понял, что пахнет от мальчика неприятно – грибницей.

Наиль пожал плечами и направился к себе домой. Пурпурные и оранжевые стёкла согревали привычным течением безжизненной жизни.

Ночью Наиль сидел на пороге своего домишки. Пора идти спать, да неохота. Сон долго не шёл к Наилю. Он плавал в чёрной пустоте, без чувств, без мыслей, с проблесками памяти, и не было ничего болезненнее этих проблесков.

Наиль чувствовал себя галькой на берегу моря; море как-то приснилось Наилю, тяжёлое, как бархан, кроваво-красное. А какие оно ещё должно быть? Огненные языки моря лижут берег, засасывают в себя гальку. Засосёт и Наиля, и никому не будет до него дела, даже ему самому. Кто он и зачем он? Почему он живёт среди этих странных особей?

Наиль выходил на улицу. Чувствовал огоньки – своих ровесников, таких же потерянных, тоскующих. В силу физиологии и ещё чего-то, непонятного для рассудка, но ясного, как день, для подсознания, ровесники не были особями. Или были, но такими же, как Наиль; близкими по духу.

Наиль чувствовал, что он не одинок на этой странной планете, и ему становилось легче.

Послышались шаги. Шагал кто-то тяжёлый и неловкий. Полулюди-полурастения не ходят по ночам, не отходят от порога своего дома.

Получеловек-полурастение остановился перед Наилем, заслонив собой жиденький свет невзрачных, точно на рассвете, звёзд.

Наиль немного видел в темноте. Он узнал косаря, напавшего на детей.

Это был тот косарь, которому покалечили ноги. Он упал. Наиль продалжал неподвижно видеть.

Косарь с трудом сел.

– Здравствуй, Наиль.

Наиль промолчал.

– Так и знал, – вздохнул косарь, – я ведь специально к тебе шёл. От своих сбежал. Лишил себя последней отдушины.

Наиль проигнорировал слова косаря.

– Чармиан я убил, – сказал косарь, – черканул серпом по её тонкой шейке.

Наиль был само молчание.

– Ладно, лгу. Не я, – тяжело вздохнул косарь, – так и знал, что ты станешь таким, как все. Но пришёл к тебе. Знаешь, на рассвете меня начнут искать. Придётся уходить. Я теперь калека, а косарям-калекам путь один…

Наиль смотрел мимо косаря.

– Я ведь к тебе шёл, – в голосе косаря прозвучали жалобные нотки, – неужели ты совсем ничего не помнишь из своего детства, ровесник? Мы ведь дружили. Ты, я и Чармиан. Я стремился к вершине, Чармиан стремилась к бесконечности, а ты был самым умным, ты ни к чему не стремился. Но что-то в тебе было, нечто… притягательное. Ты был душой компании, Наиль. Что, совсем не помнишь меня? Я Лима.

– Припоминаю, – неохотно откликнулся Наиль, – а что случилось с Чармиан?

– Её казнили.

– Вот как. Я вроде бы помню её, но забываю, что с ней произошло, – неохотно ответил Наиль.

Сейчас он думал о Чармиан не больше, чем о давным-давно укоренённой матери.

– А я вот всё помню. Привилегия косарей. Ну, почти всё. Чармиан была вдумчивой и отстранённой, очень отстранённой. Отсюда и бесстрашие. Уже в детстве мне стало ясно, что такие не выживают. Существование – для тупых и равнодушных. Жизнь – для сильных. Так я думал. Стремился стать сильным, стал им, и теперь умираю от ран, нанесённых детьми-эсперами. А? Как тебе такое? Думаю, идея ничем не подавляемых эсперов понравилась бы Чармиан. Не понимаю, почему эсперам не колют «Ламию». То, что произошло сегодня, будет иметь последствия. Боюсь, косари взбунтуются… И рухнет наш милый уютный мирок. Кстати, тот мальчишка не совсем обычный эспер. В отличает от других эсперов, он не узкоспециализированный. Кроме того, он мицелий. Как видишь, не растение, а скорее бактерия. Если бы не его холодный и замкнутый характер, к нему бы тянулись. Мы тоже тянулись к тебе, хотя ты всего лишь мята.

Речь Лимы становилась всё бессвязнее.

– К тебе тянулись, как холодной ночью люди тянутся к огоньку. Тепло и приятно. А к нему тянутся, как к воде. Есть разница? Без огонька можно и прожить, а без воды поди, проживи.

– Люди-растения умирают от воды.

– Без воды полулюди-полурастения погибнут. Вы получаете необходимое количество воды через пищу. Тебе ли не знать. Но ты прав, когда воды слишком много, получеловек-полурастение погибает. Вот и подумай, что будет, если дать этому Консуэло развиваться. Ему будут поклоняться. Золотой телец – большего мы не заслужили. Но тебя это не волнует, да? Ты думаешь об одном. Боишься, что тебя не укоренят.

– Боюсь, – признался Наиль, – мою жизнь трудно назвать жизнью. В такие ночи я начинаю осознавать, что жил, как растение. Укоренение принесёт мне…

– Что принесёт тебе укоренение, ровесник?

– Покой и гармонию.

– А если не принесёт?

«Умирающий косарь говорит скверну, а слушаю, вместо того, чтобы уйти», – уныло подумал Наиль.

– Как ты думаешь, если ли жизнь после укоренения? – гнул своё Лима.

– Конечно, есть. Жизнь, полная гармонии и покоя. Жизнь в себе.

– А как ты думаешь, почему Керамбита не пожелала быть укоренённой? Почему до сих пор не укоренён царь Иохия? Ему ведь почти шестьдесят лет.

– Меня это не волнует, – искренне ответил Наиль.

– Ты не можешь думать. Если говорить о левом полушарии головного мозга, то ты, мой друг, кастрирован.

– Мне кололи «Ламию», – неожиданно для себя признался Наиль.

Странно, но в этом косаре он почувствовал родственную душу, мысленно отождествился с ним.

Лима присвистнул.

– А подозревал, что ты мог бы стать эспером. Что уж теперь… Наиль, а ты не думал, что укореняться не необходимо? Тебе не кажется, что с годами твоя способность к выживаемости повысилась? И будет повышаться дальше?

– Не думал, – сухо ответил Наиль.

Слушать скверну было неприятно.

– С возрастом мы, ровесники, полулюди-полурастения, которым исполняется сорок лет, чувствуем себя ближе друг к другу. Ты ведь чувствуешь, что я тебе не лгу?

– Чувствую, – кивнул Наиль.

– Укоренение вовсе не так приятно, как ты думаешь. Веришь мне?

– Верю, – сказал сбитый с толку Наиль. Он знал, что такое физическая боль. Неужели укоренение – болезненно? Лима сказал «не так приятно», но в его устах это прозвучало так, будто укоренение – пытка.

«Одну правду можно осветить с десяти точек зрения, и получишь десять видов лжи. Восприятие правды у всех субъективное. Что хорошо получеловеку-полурастению, то может быть плохо косарю. Лима не смеет хулить идею укоренения», – подумал Наиль.

– Растения по ту сторону стены из тумана не так монстуозны, как я сначала думал. Они нападают только в двух случаях, защищаясь либо добывая еду. Растения живут в своём ритме, питаются по графику. Если кого стоит по-настоящему бояться, так это насекомых. За годы эволюции они выработали механизмы защиты от растений. Полагаю, недалёк тот день, когда насекомые сместят растения с вершины пищевой цепочки. Я знаю, о чём говорю. Не одно десятилетие я, как и другие косари, ходил за стену из тумана, добывал пищу для нашей страны. Мы не охотимся, чаще ставим силки… По ту сторону тумана – папоротник, а чуть дальше живёт харита – красивый плотоядный цветок. Насекомые облетают его стороной. Когда харита голодна, она испускает феромоны, которым насекомые не могут противиться. На получеловека-полурастение эти феромоны не действуют. Рядом с харитой растут вполне съедобные ягоды. Мы не приносим их в страну Лиан. Если наши граждане отведают ягод, то не захотят есть желе из тараканов. Если поселиться рядом с харитой, то можно вполне себе комфортно жить. Наиль! Понимаешь, куда я клоню? Я предлагаю тебе уйти за стену. Там можно жить гораздо лучше, чем здесь. С возрастом мы будем становиться лучше и сильнее, мы станем новым типом людей. Который может успешно жить за стеной из тумана. Лет через десять мы придём в страну Лиан и покажем всем, что есть другая жизнь, другой путь!