Читать книгу Как очаровать распутника - Вики Дрейлинг - Страница 3

– Сэр, вас ждут в Золотой гостиной.

Уилл разлепил тяжелые веки как раз в тот момент, как камердинер раздвинул занавеси. Комнату затопил солнечный свет. С раздраженным воплем он прикрыл глаза ладонью.

– Прошу прощения, сэр, – сказал камердинер Дженкинс. В его голосе, однако, не было ни капли сочувствия. Положа руку на сердце, стоило признать: сочувствие не входило в круг служебных обязанностей Дженкинса.

Потоки слепящего света никак не улучшили настроение Уилла. Глаза закрылись, словно были забиты песком. В голове гудело. Кислый привкус во рту наводил на подозрение, что накануне он выпил слишком много кларета, хотя воспоминания об этой ночи были весьма туманными. Смутно помнилось, как он вывалился из наемного экипажа и едва добрел до двери. Очевидно, потом ему удалось подняться по лестнице и завалиться спать.

Он скосил глаза на прикроватные часы.

– Черт, уже десять. Дженкинс, задерни шторы.

– Сэр, его светлость велел мне вас разбудить, – заявил Дженкинс. – Вас ожидают на семейном собрании.

Уилл застонал. Опять семейное собрание! Что на этот раз? Неужели бабушка снова страдает ложными сердечными приступами? Или у нее случился обморок? Или Питер, его старший племянник, в третий раз на этой неделе написал на мамины оранжерейные розы? Уилл любил родственников, но они просто сводили его с ума!

Последние четыре года он провел в странствиях по Европе и почти забыл, что такое иметь дело с любимыми членами семьи. Он и в самом деле решил, что сумеет спрятаться от них в чудовищно огромном доме, но нет, это оказалось невозможным! Особенно донимали его не в меру деловитые сестры с их скучными мужьями, которые вторгались в гостиную не реже трех-четырех раз в неделю. Несомненно, назрел какой-то новый кризис, и семейство в полном составе намеревалось обсудить его во всех подробностях.

Уилл быстро прикинул в уме, не послать ли брату записку, что слишком болен и не может присутствовать. Но тогда они, чего доброго, пошлют за врачом. Не хватало еще, чтобы явился кровопускатель. Уиллу представилось, как мама кормит его бульоном с гренками, и это зрелище заставило его подскочить. Он быстро оглядел себя и запоздало понял, что улегся спать прямо в рубашке и брюках. Пошарив рукой в простынях, обнаружил и мятый галстук.

Губы Дженкинса сложились в гримасу очевидного отвращения. Он принял скрученный кусочек ткани из протянутой руки Уилла так, словно это была дохлая крыса.

Уилл почесал небритый подбородок. Вернувшись в Англию, он редко проводил время в Эшдон-Хаусе. После свадьбы брата в прошлом году он кочевал с вечеринки на вечеринку в домах своих холостых приятелей. Рождество провел с семьей, а после праздника снова сбежал и провел зиму в кутежах в охотничьем доме своего друга Беллингема.

Вернувшись домой две недели назад, Уилл обнаружил, что слишком часто сидит в четырех стенах. Семья ожидала, что он станет посещать балы, венецианские завтраки и званые обеды. Они настояли, чтобы он валял дурака, просиживая в гостиной «домашние» дни матери, когда в дом тянулись вереницы ее подруг, – сущие мегеры, все без исключения. Однажды после веселой ночки Уилл уснул, сидя подле бабушки на диване. Этот проступок отнюдь не позабавил мать и сестер.

Усталость после ночной попойки взяла верх. Уилл упал на живот и накрыл голову подушкой. Ему снилось, как женщина с длинными рыжими волосами, падавшими на грудь, тычет в него пальцем. Он попытался ее поцеловать, а она повернулась и ускользнула в темноту, оставив его одного в полном отчаянии.

Кто-то тряс его за плечо. Судорожно вздохнув, он быстро сел на постели. Его пристально рассматривал собственный брат.

– Черт тебя подери, – буркнул он.

Хок махнул рукой.

– Боже, от тебя несет как от целой пивной. И ты спал в одежде.

– Я снял сапоги.

Хок разглядывал его с кислой миной.

– Охотно верю.

– Ха-ха. – Уилл принялся растирать налитые тупой болью виски. – Если серьезно, зачем мне посещать семейные собрания? Снова будет комедия.

Хок стукнул кулаком о колено.

– Если хочешь знать, темой сегодняшнего заседания являешься ты.

Уилл воззрился на брата с подозрением.

– Со мной все в порядке, разве нет?

– Мы обсудим это в гостиной. Все уже собрались. Приведи себя в приличный вид и через двадцать минут спускайся вниз, красавец.

Лицо Уилла вытянулось.

– Ты же понимаешь, что я не в состоянии вынести их присутствие.

– Уверен, ты справишься. – И с этими словами Хок покинул комнату.

Когда пятнадцатью минутами позже Уилл вошел в гостиную, Монтегю, муж его старшей сестры, взглянул на него с явным презрением.

– Долго же ты собирался.

Уиллу в голову пришло сразу несколько подходящих вариантов ответа, однако приличного среди них не нашлось. Из уважения к присутствующим дамам пришлось сжать зубы покрепче. Он сел на зеленый диван рядом с похрапывавшей бабушкой. Она согласилась ненадолго задержаться в Ричмонде. Каждый день бабуля заявляла, что сегодня возвращается к себе в Бат. Уилл надеялся, что она останется, поскольку беспокоился за ее здоровье, хотя тетя Эстер считала – старуха просто навыдумывала болезней, чтобы привлечь внимание к своей особе.

– Уильям, у тебя красные глаза! – воскликнула мать. – Ты болен?

Тетя Эстер поправила роскошные перья на безобразном, пурпурного цвета тюрбане и фыркнула.

– Луиза, этот мальчишка годами морочит тебе голову. Единственная его болезнь прячется на дне бутылки.

Монтегю с хрустом свернул газету.

– Неудивительно, что в газетах его называют Дьяволом.

– Не знал, что вы любите скандальные газетки, – медленно произнес Уилл.

Хок поднял руку.

– Оставим ссоры. Мы одна семья и не будем принимать это на веру, – сказал он, бросив многозначительный взгляд в сторону бабушки.

Уилл взглянул на ее чуть раскрытый рот. Бабушка сильно сдала за то время, пока его не было в Англии. Сейчас она ходила, опираясь на трость, и не могла обойтись без посторонней помощи, чтобы подняться по лестнице. Она скучала по друзьям, оставшимся в Бате, но Уилл и думать не хотел, чтобы она жила так далеко, где присматривать за ней могла лишь компаньонка.

Хок стоял возле жены Джулианы и улыбался, глядя на малышку дочь. Потом взглянул на Уилла.

– Рад, что и на твою долю выпали приключения. Но нам тебя здорово не хватало. Мы все рады, что ты вернулся домой – насовсем.

Уилл насторожился. Насовсем? Он набрал в грудь побольше воздуху, чтобы сообщить брату, что не планировал задерживаться надолго, но тут раздался голос матери:

– Я благодарю Бога, что ты снова в лоне семьи. Каждый день я сходила с ума от тревоги – ведь тебе грозила опасность. Не правда ли, Пейшенс? – обратилась она к старшей дочери.

– Да, мама, вы очень тревожились. – Пейшенс похлопала вдовствующую графиню по руке. – Я сама мать и отлично понимаю, как это, должно быть, трудно – терпеть столь частые отлучки сына!

Выходит, он кругом виноват. С другой стороны, родственницы имели привычку сгущать краски за исключением тети Эстер, которая выражалась весьма прямолинейно и нередко шокировала мать и сестер. Хвала небесам, что у него есть такая тетя!

– Уилл, мы рады, что ты наконец остепенился, – сказала Гермиона, средняя сестра.

Хоуп, младшенькая, рассматривала его с лукавым выражением лица.

– Еще не совсем остепенился, но я с радостью помогу тебе в этом деле.

Уилл потер ноющий висок.

– Каком еще деле?

– Они имеют в виду кандалы, – фыркнул лорд Кенвик, муж Гермионы.

Уилл упал на спинку дивана. Проклятие! Его сестры возомнили, будто женитьба – смысл существования мужчины.

Порывшись в ридикюле, тетя Эстер извлекла на свет божий флакончик и толкнула локтем Гермиону.

– Передай своему брату нюхательные соли! Не то упадет в обморок.

– Хоуп, мы же не заставляем его срочно жениться! – воскликнул Хок. – Ему всего двадцать пять.

– На прошлой неделе исполнилось двадцать шесть, – простонал Уилл.

– Я совсем забыла про твой день рождения! – воскликнула вдовствующая графиня. – Что я за мать, раз способна забыть о сыне?

– Мама, вы не должны себя винить, – возразила Пейшенс. – Уилла так долго с нами не было, так что немудрено забыть.

Уилл возвел глаза к потолку. Теперь он виноват в том, что они забыли про его день рождения!

– Мама, вы ни в чем не виноваты, – сказала Хоуп. – Мы все забыли!

Хок поморщился:

– Прости, Уилл.

– Не имеет значения. – Будучи младшим отпрыском в семействе, он с детства привык, что все и всегда о нем забывали; зато он научился ценить свободу. Разумеется, родственники вспоминали о нем, стоило выкинуть какую-нибудь проделку, но многое сходило Уиллу с рук незамеченным!

– Как я могла забыть? – Вдовствующая графиня шмыгнула носом и приложила платочек к глазам, чтобы промокнуть подступающие слезы. – Ведь он мой малыш!

Тетя Эстер поднесла к глазам монокль и воззрилась на Уилла.

– Чрезвычайно крупный малыш. Чудо, что ты смогла разродиться таким великаном.

Ее замечание, как всегда, вызвало охи и краску смущения.

Сестры снова принялись бурно извиняться за забывчивость и пообещали исправить оплошность.

– Мне дела нет до этого дурацкого дня рождения, – перебил он. – Если вам от этого станет легче, я отпраздновал его с друзьями.

– Мы знаем, ты любишь и умеешь праздновать, – заметил Монтегю.

Его голова раскалывалась от пульсирующей боли.

– Нельзя ли к делу? – сказал Уилл более резко, чем следовало бы.

Все молча уставились на него.

– Если ты настаиваешь, я начну, так и быть, – сказала Пейшенс напыщенным тоном старшей сестры. – Вообрази стыд и замешательство нашей мамы, когда она узнала, что ты спутался с этой развратницей миссис Флер, если это ее настоящее имя.

Уиллу ужасно хотелось сказать, что им незачем больше беспокоиться из-за Алисии, но решил воздержаться и лишь напомнил:

– Моя частная жизнь вас не касается.

– Дело вышло за рамки частного, – возразила Хоуп. – Тебя называют самым безнравственным мужчиной в Англии.

Он снова возвел глаза к небу. Как только закончится это дурацкое сборище, он тут же упакует пожитки и уедет.

Внезапно пробудилась бабушка и обвела затуманенным взором всех присутствующих. Уилл похлопал ее по руке и ободряюще улыбнулся.

– Я что-то пропустила? – громовым голосом спросила она. Бабушка начинала слышать все хуже, вот и завела привычку кричать.

– Совсем ничего, – ответил Уилл, тоже громко, чтобы она могла его услышать.

– Уильям, – сказала вдовствующая графиня, – как ты можешь утверждать такое? Ты не принимаешь семейное собрание всерьез!

Он в бессильном отчаянии поднял руки.

– Я рад, что наконец вернулся домой, но огорчаюсь из-за того, что вам не по нраву моя репутация. А теперь, когда мы это выяснили, может, нам пора разойтись?

Хок бросил на него предостерегающий взгляд.

– Есть еще кое-что.

Уилл застонал. Это чертово собрание когда-нибудь закончится?

– Теперь, когда ты вернулся насовсем, тебе нужно чем-нибудь заняться, – продолжал Хок.

Уилл поднял руку.

– Погоди. Я не сказал…

Бабушка дернула его за рукав.

– Что он сказал?

Ему пришлось кричать:

– Мне нужно какое-нибудь занятие.

Хлопнув в ладоши, бабушка проревела:

– Церковь – лучшего и не придумаешь!

Эстер фыркнула на сестру:

– Марибель, паства взбунтуется! Газеты называют его Дьяволом.

– Не очень-то любезно! – воскликнула она. – Сама туда иди!

– Куда иди? – опешила Эстер.

– К дьяволу! – рявкнула бабушка.

Уилл прижал кулак к губам, чтобы скрыть смех, но плечи тряслись. Тем временем малышка Эмма Роуз улучила минуту, чтобы издать пронзительный вопль.

– О, она проголодалась, – сказала Джулиана. – Я должна отнести ее в детскую.

Хок помог Джулиане встать и поцеловал в щеку, а потом проводил жену взглядом, пока она не скрылась за дверью. Тогда его внимание снова переключилось на Уилла:

– У меня есть предложение, которое, как мне кажется, тебя устроит.

Очевидно, брат не понимал. Вся его родня решила, будто он намерен осесть дома. Однако если до этого у него возникали еще какие-то сомнения насчет того, не уехать ли, то сейчас, после этого глупого собрания, от них не осталось и следа. Как бы сильно ни любил он семью, жить с ними было невозможно.

– Мой управляющий выходит в отставку. Кто-то должен взять на себя его обязанности. – Хок сложил руки на груди. – Что скажешь?

Все, даже Монтегю, смотрели на него с сияющими лицами. Галстук Уилла внезапно превратился в удавку. Ожидания родственников легли на него непомерным грузом, точно булыжник весом в тысячу фунтов. На какой-то миг он почувствовал себя в ловушке, прибитым к земле тяжестью их надежд. Но это его жизнь, не их!

– Ценю твое щедрое предложение, но я бродяга! Не в моем характере торчать все время в одном месте. Я планирую новое путешествие по Европе.

Его зятья обменялись понимающими взглядами. Сестры пытались успокоить мать, которая снова разразилась слезами. Даже Эстер глядела на него разочарованно. Только бабушка улыбалась, и от этого ему стало еще хуже. Ведь он знал, что она просто не услышала его слов.

Хок тяжело вздохнул.

– Нам не решить этот вопрос сегодня. Я буду держать вас всех в курсе дела. А пока что, насколько мне известно, у вас есть свои неотложные дела.

Монтегю встал.

– Если хочешь знать мое мнение…

Хок предостерегающе поднял руку.

– Благодарю, но я сам справлюсь. Уильям, давай-ка пройдем в мой кабинет.

Уилл прошелся по кабинету и, проходя мимо стоявшего на полу огромного глобуса, от души его крутанул.

– Извини за недоразумение, но ты же знаешь, я не из тех, кто пускает корни. – Обернувшись, он улыбнулся брату. – На сей раз я хочу отправиться в Швейцарию.

Хок хранил молчание, и тогда Уилл, в надежде умилостивить брата и прочих членов семьи, добавил:

– Возможно, через несколько лет я буду готов поселиться на постоянном месте.

– Сядь.

Скрипнув зубами, Уилл выбрал стул напротив письменного стола брата.

Хок рассеянно перебирал костяшки счетов.

– Надеюсь, ты понимаешь, что сильно разочаровал семью.

– Они скоро привыкнут к моему отсутствию. Можно подумать, я провожу много времени в Эшдон-Хаусе!

– Я выслушал немало нареканий по поводу твоих частых отлучек, – сказал Хок. – Я обещал матери, что поговорю с тобой о карьере. Твое намерение снова предпринять длительное путешествие на континент ставит меня в чертовски затруднительное положение.

Уилл воздел руки:

– Как это? Не ты уезжаешь, а я.

Хок выдержал его взгляд.

– Но без ежеквартального содержания ты вряд ли сможешь отправиться в новое путешествие.

Сердце Уилла испуганно дрогнуло.

– Что?

– Я уполномочен выдавать тебе содержание каждые три месяца. Если я не дам тебе денег, ты, без сомнения, будешь на меня обижен. Это можно понять. С другой стороны, я сильно огорчу мать и, вероятно, восстановлю против себя остальных членов семьи, если дам средства на новое путешествие. Они и без того уверены, что я сквозь пальцы смотрел на твое слишком длительное отсутствие.

– Смешно, – пробормотал сквозь зубы Уилл.

– Ты странствовал четыре года. Это куда дольше, чем обычно позволяют себе молодые люди, отправляясь в большое путешествие. И после возвращения домой ты проводишь с семьей слишком мало времени! Если я дам деньги на новую поездку, они справедливо сочтут, что я вымостил тебе путь, дав тем самым молчаливое согласие. – Брат щелчком передвинул две костяшки и открыто встретил взгляд Уилла. – Скажи, что бы ты сделал на моем месте, Уилл?

Вопрос застал его врасплох.

– Что я должен ответить? Ты знаешь, чего я хочу. И неодобрение остальных тут ничего не изменит.

– Вероятно, это поможет тебе понять, в каком затруднении я нахожусь, – возразил Хок. – Какое бы решение я ни принял, кто-то непременно окажется в обиде. И я скажу начистоту. Думаю, в твоих же интересах остаться без денег на это путешествие. Сейчас в твоей жизни нет ничего, кроме попоек, и я сам в этом виноват. Я надеялся – ты вернешься в Англию и бросишь привычку шляться по кабакам. Но стало только хуже. Прош-лой ночью ты напился так, что заснул прямо в одежде. Ты регулярно заявляешься домой под утро и беспокоишь слуг. Это несправедливо по отношению к ним. Им приходится много трудиться, но ты, кажется, не замечаешь этого или тебе безразлично. Тогда я понял, что ты никогда не бросишь пить, разве что я сумею заставить тебя заняться делом.

– Ты сам был отнюдь не святой, – напомнил Уилл.

– Я наделал множество ошибок, о чем теперь горько сожалею. Зато я никогда не покидал семью насовсем и серьезно отношусь к своим обязанностям в парламенте.

– Я не позволю, чтобы семья диктовала мне, что делать. – В нем закипал гнев, но он знал – этого нельзя показывать. Брат способен внимать только разумным доводам.

– Они не считают это диктатом, и тебе не следует, – возразил Хок. – Когда ты объявил о своем отъезде, домашние решили, будто ты снова их бросаешь.

– Чепуха. Никого я не бросаю.

– Если б они тебя не любили, то и дырки от бублика не дали бы за твое возвращение. Но они скучали по тебе. Я скучал.

– Я буду регулярно писать.

– Я в этом сильно сомневаюсь, учитывая предыдущий опыт. Ты писал лишь тогда, когда тебе требовались деньги. – Хок нахмурился. – И я виноват, что не вызвал тебя домой раньше. Ты стал для нас чуть ли не чужаком.

– Ради Бога, Хок! Я наслаждался путешествием!

– Ты слишком полюбил странствовать.

Набрав в грудь побольше воздуху, Уилл сделал медленный, тяжелый выдох.

– Ты не понимаешь. Там ждет меня целый мир, который я хотел бы исследовать, пока достаточно молод, чтобы им насладиться!

– Я и так позволил тебе слишком долго путешествовать. Ты умеешь убеждать, а я занимался делами сестер. Было проще всего позволить тебе продолжать поездки.

– Я повидал больше, чем большинство людей успевает увидеть за целую жизнь. О чем тут жалеть? – воскликнул Уилл.

Хок покачал головой.

– Ты был волен делать что заблагорассудится, не неся никаких обязательств.

– Я несу обязательства перед самим собой, – сказал он, уже не скрывая раздражения.

– Иногда приходится жертвовать ради других, – возразил Хок. – И сейчас настало время.

– О чем ты говоришь? – Уилл, впрочем, знал о чем, но гнал от себя эту мысль.

– Я не могу финансировать твою поездку, иначе в семье наступит окончательный разлад. Никто этого не примет, и меньше всех твоя мать. Мне только-только удалось поправить дела нашей семьи. И у меня есть Джулиана, наша дочь, и мой сын – есть о ком подумать.

– Предлагаю компромисс, – сказал Уилл. – Дай мне шесть месяцев, чтобы утолить жажду странствий, кипящую в моей крови!

Хок опустил руки на полированную столешницу красного дерева.

– Извини, Уилл. Я на это не пойду.

– Я не смогу сидеть целый день за письменным столом. Я сойду с ума.

– Круг твоих обязанностей включает инспекционные поездки по нашим владениям – проверить, не нужен ли ремонт или строительство новых зданий, в порядке ли дренажные и оросительные канавы. Тебе предстоит также собирать арендную плату.

– Я не приучен жить в клетке.

– Уилл, какая же это клетка?

– Для меня – самая настоящая клетка. В нашей семье все любят совать носы в чужие дела. Я сойду с ума через месяц.

– Отсюда, кстати, и следующий вопрос. Ради женской половины семьи будь разборчивей в связях! Следует щадить их чувствительность.

Уилл уставился на брата.

– Именно поэтому я и стараюсь уехать подальше. Здесь невозможно держать хоть что-нибудь в тайне. В мою жизнь лезут все, кому не лень.

Хок встретился с ним взглядом.

– Есть семья, которая тебя любит. Неужели для тебя это пустой звук?

– Разумеется, я это очень ценю, но у меня есть право жить собственной жизнью и по собственным правилам. Это не обсуждается.

– Ты слишком долго жил независимо и успел забыть, что следует также думать и о нуждах семьи.

Разрази его гром! Уиллу не верилось, что все происходит на самом деле.

– Займи должность управляющего сроком на один год, – продолжал Хок. – Каждые три месяца откладывай часть своих доходов. Через год у тебя соберется сумма, достаточная для нового путешествия. Поскольку это будут заработанные тобой деньги, ни у кого не возникнет вопроса, имеешь ли ты право делать то, что пожелаешь.

Уилл глубоко вздохнул несколько раз, чтобы попытаться утихомирить нараставший в его душе гнев.

– Другими словами, у меня нет выбора.

– Всего лишь на один год, Уилл!

Мускул на лице начал дергаться. Ближайшие двенадцать месяцев ему придется провести едва ли не в тюрьме. Семейство примется следить за каждым его шагом и постоянно расспрашивать, где он и что делает. Родственники ожидают, что он станет посещать званые обеды и появляться на балах. А в случае отсутствия не миновать ему выговора! Когда он был моложе, они постоянно помыкали им, чтобы соответствовал их ожиданиям – когда вообще вспоминали о его существовании. Теперь они пытаются проделать это снова, и на сей раз одержат верх. Как он сумеет выдержать целый год постоянного контроля?

Хок вздохнул.

– Я просил остальных соблюдать твое право на частную жизнь. Но, если не откажешься от попоек и сомнительных связей, они передумают.

Уилл презрительно скривился.

– Другими словами, мне придется отказаться от самого себя, чтобы им угодить.

– Это преувеличение, и ты знаешь это. Все, о чем я прошу, так это быть разборчивей в связях и без излишних понуканий посещать некоторые семейные мероприятия. Ты сам выбираешь, какие из них счесть важными. Но некоторые станут обязательными – это не обсуждается. Ты начнешь посещать церковь вместе с семьей.

У Уилла вытянулось лицо.

– Отлично. Так и вижу страницу скандальной газетенки: «Дьявол идет в церковь».

Плечи Хока затряслись от смеха.

– Это для того, чтобы успокоить мать и сестер. Сходи с ними на бал-другой. Обедай с семьей чуть чаще. Своди мать в театр. Ты сделаешь ее счастливой.

Что бы ни говорил Хок, Уилл знал – ничего не изменится.

Хок поднялся, обошел письменный стол и встал перед братом.

– Знаю, это не то, чего ты хотел, но время пролетит быстро.

У него не было выбора, но брат все же попытался пойти на компромисс. И Уилл понимал – ему сделали очень щедрое предложение.

– Благодарю, что предложил мне должность, особенно если учесть, что у меня нет никакого опыта.

– Ты быстро научишься.

Уилл не сомневался в своих способностях. У него была цепкая память. Он всегда схватывал все быстрее, чем его сверстники. Но глупая работа с конторскими книгами наводила на него тоску. Что еще важнее, он знал, что семья примется совать нос в его дела – так, как они сделали это сегодня. Они хотели убедить его осесть в Англии и завести семью. А у него не было намерения жениться и навсегда привязать себя к назойливым родственникам.

– Ты разочарован, однако я всерьез считаю, что опыт работы пойдет тебе на пользу, – заметил Хок.

Уилл чувствовал себя так, словно его загнали в ловушку. Однако видя искреннюю заботу на лице брата, он захотел его приободрить.

– Я уверен, что ты прав.

– Время пройдет быстро. Сам увидишь. Мне нужно съездить в Девоншир, чтобы встретиться с деловым партнером. Через две недели я вернусь, и тогда обсудим твои обязанности более подробно.

Кивнув, Уилл направился к двери. Он был решительно настроен ускользнуть из ловушки, которую устроила ему семья.

Олбани, позже тем же вечером,

квартира Гарри Фордэма

Уилл налил себе бренди, отставил графин и осушил стакан одним глотком. Налил еще и плюхнулся в видавшее виды кресло. Он собирался напиться вдребезги.

– Как это грубо со стороны твоего брата, Дарсетт. – Гарри Фордэм покачнулся и едва не упал, пытаясь поворошить угли в камине. Кочерга звонко ударилась о мраморный пол.

Эндрю Каррингтон, граф Беллингем, подобрал кочергу и поставил в угол, потом поправил ширму.

– Держись на ногах, приятель.

Фордэм добрался до ободранного зеленого дивана, который когда-то отдала ему мать, и растянулся на нем во весь рост. Волнистая светлая прядь упала ему на лоб.

– Почему комната вертится?

– Потому что тебя засунули в банку, поперчили и посолили, – ответил Белл.

– Просто мне так жалко Дарсетта, – пробормотал он. – Вот невезуха – быть младшим сыном! Уж мне ли не знать.

Фыркнув, Уилл выпил бренди.

– До сегодняшнего дня мне казалось, что быть младшим довольно удобно: ни обязательств, ни жены, ни отпрысков.

– И никаких денег, – промямлил Фордэм. Пустой стакан грозил выпасть из его руки. – Мне нужно еще выпить.

Белл усмехнулся.

– Мы трое – как паруса на ветру.

– Готовые к отплытию. – Стакан Фордэма покатился по ковру. Через минуту он уже посапывал во сне.

Белл поднял графин и подмигнул Уиллу.

– Еще по одной?

Со стаканом в руке Уилл направился в другой угол комнаты.

Белл наполнил стакан доверху.

– Не такого исхода ты ждал. Однако брат дал тебе возможность заработать собственные деньги.

Осушив стакан, Уилл с силой опустил его на стол.

– Да, но это означает жизнь с моей докучливой семьей. Все пытаются уговорить меня остепениться. Никакого права на личную жизнь. Что бы я ни делал – им ничего не нравится, поскольку я отказываюсь быть таким, как все. Чуть что не так, они созывают семейное собрание. Черт, сегодня одна из сестер предложила подыскать мне невесту!

В глазах Белла вспыхнул и погас огонек. Он быстро отвернулся.

– Извини. Я сказал не подумав, – смутился Уилл.

– Ничего. – Белл снова взглянул на Уилла. – Прошло четыре года. Жизнь продолжается.

Уилл плеснул еще бренди, вспомнив то затравленное выражение в глазах Белла, после того как он потерял всю семью – мать, отца и младшего брата, которых унесла скоротечная чахотка. В ночь после похорон Уилл отвез его на квартиру к Фордэму. Они накачали его бренди в надежде, что Белл забудется сном. Никто из них не проронил ни слова. Ближе к утру Белл внезапно проснулся и начал рыдать. Это было страшное зрелище. Уилл возблагодарил Бога, когда они втроем наконец отправились в запланированное путешествие по Европе.

Год спустя, после того как семья призвала Фордэма домой, Белл признался, что подумывал пустить себе пулю в лоб. Признание Белла до сих пор стояло у Уильяма в ушах.

Тем временем Белл задумчиво рассматривал приятеля.

– Сделай одолжение – не думай об этом.

– Хорошо. – Он выпил бренди, чтобы скрыть свои мысли. Как правило, люди считали Белла человеком холодным. Уилл видел его другими глазами, поскольку знал еще до трагедии. Раньше его друг был сорвиголовой и всегда в радужном расположении духа. Заграничные приключения его немного приободрили, однако прежним он не стал. Как будто кто-то навсегда задул веселый огонек в его душе.

Белл поднял стакан.

– Тост за твое новое назначение.

– Я там умру со скуки.

– Тебе все быстро надоедает. – Он ткнул кулаком Уилла в плечо. – Знаешь, в чем твоя главная беда?

– Кстати, отлично знаю. У меня уже неделю не было женщины.

Белл покачал головой.

– Тебе все доставалось слишком уж легко – в том числе и женщины.

– Как будто ты не пользуешься расположением доступных женщин!

– Туше! Однако я продолжу. Тебе никогда раньше не приходилось сражаться, чтобы добиться желаемого.

Уилл пожал плечами.

– Я просто решаю, что хочу то или иное, и добиваюсь желаемого.

– И вот впервые в жизни ты столкнулся с препятствием.

Уилл рассмеялся.

– Брось! Во время наших странствий мы сталкивались с кучей препятствий. Ты же не забыл, как в Париже мы уложили в постель сестер-двойняшек и тут появился их брат? Боже, я совсем не был уверен, что он согласится взять деньги в качестве компенсации!

– Этот случай как раз является прекрасным примером того, как ты умеешь обаять людей, чтобы добиться своего, – возразил Белл. – Ты заставил его почувствовать себя так, будто он твой старый друг и ровня тебе. Ночь еще не подошла к концу, а ты очаровал его настолько, что бедняга совсем забыл – мы обесчестили его сестер.

– Так ведь он был пьян. И, если помнишь, сестренки совсем не возражали.

– Полагаю, это был первый и последний раз, когда женщина пыталась сорвать с меня одежду, – признался Белл. – Ночка выдалась безумная.

– Мы это повторим. Деньги – вот все, что мне нужно.

– Ты знаешь, я мог бы дать деньги на путешествие, – сказал Белл. – Но тогда я превратился бы во врага твоей семьи.

– Должен же быть какой-то выход.

– Да, это вызов судьбы, – усмехнулся Белл.

По лицу Уилла медленно расползалась улыбка.

– Ты просто чудо!

– Предлагаю тебе объясниться.

– Вызов судьбы! Где на него ответить, как не за карточным столом? – сверкнул глазами Уилл.

Белл поглядел на него с неодобрением.

– Азартные игры – это плохая идея, если ты не должен проигрывать.

– Если дело касается меня, то мне терять нечего, – усмехнулся Уилл. – Ты же знаешь, какая у меня память. Я уйду оттуда, унося в кармане целое состояние.

Белл отставил стакан.

– Это рискованно.

Риск придавал особую остроту, вот и все. Уилл хлопнул Белла по плечу.

– Оставим Фордэма храпеть. Завтра я сражу его наповал, показав, сколько выиграл.

Клуб «Уайтс», получасом позже

Азарт зажег в крови Уилла огонь, когда они вошли в игорный зал.

– Чувствую, сегодня удача на моей стороне.

Белл искоса посмотрел на него.

– Помни, выходи из игры, когда ты в выигрыше, и следи за официантами. Иначе легко потеряешь счет стаканам, которые они наполняют.

Но Уилл не собирался соблюдать меру. Превосходная память всегда помогала ему при игре в карты. Сегодня он намеревался выиграть целое состояние, столь необходимое ему для побега на континент. Уилл знал старое правило – если хочешь выиграть, следует подготовиться к проигрышу. Нервы могут подорвать способность мужчины действовать здраво – это он усвоил уже много лет назад.

Белл присоединился к нему за зеленым сукном игорного стола. Уилл заказал бренди, то же сделал и Белл. Играли в двадцать одно. Внешне Уилл казался совершенно спокойным, но внутри все кипело от предвкушения. Удача делала свое дело, но и стратегия была важна! Стратегия – вот что возносит человека к вершине или ломает пополам. Уилл играл бессчетное множество раз и доверял своему умению играть хорошо благодаря замечательной памяти.

Колода была снята, и у Палмера, его знакомого, оказалась старшая карта. Значит, ему и сдавать. Требовалось набрать двадцать одно очко или меньше и побить сдающего. Масть не имела значения.

Палмер сдал первую карту остальным семи игрокам. Карты могли видеть все, кроме сдающего. Уиллу досталась девятка. Была заявлена минимальная ставка двадцать фунтов и максимальная – пятьдесят. Уилл поставил пятьдесят. Белл ограничился двадцаткой.

Ставки были сделаны, и Палмер сдал вторую карту. Уилл взглянул на свою – валет. Всего девятнадцать очков. У сдающего не было двух карт, равных двадцати одному. У каждого игрока имелась возможность добавлять карты. Когда подошла очередь Уилла, он пропустил ход, потому что шансы перебора были слишком высоки. Это означало, что он больше не мог прибавлять к ставке, но знал, как важно придерживаться выбранного курса.

Поглядев в свои карты, Белл сказал:

– Прикуплю одну.

Он увеличил ставку еще на двадцать фунтов. Всего вышло сорок. Следующая раздача перешла за двадцать одно.

– Плачу за девятнадцать, – сказал Палмер.

Уилл показал свои карты. Ни у кого не было двух карт, составлявших в сумме двадцать одно очко. Не прошел фокус с пятью картами, которые тоже бы составили двадцать одно. Каждая из этих ситуаций означала бы, что сдающий должен заплатить по удвоенной ставке. Уилл примирился со своими первоначально заявленными пятидесятью фунтами; Белл выиграл сорок.

Уилл запомнил уже отыгранные карты, когда сдающий подложил их в колоду с самого низа и не перетасовал, как и требовали правила игры. Запомнить отыгранные карты было самым главным пунктом стратегии Уилла. Превосходная память делала свое дело, и в этом заключалось его огромное преимущество.

Палмер сдал первую карту на следующий кон. Уилл получил четверку. Минимальная ставка выросла до пятидесяти, а максимальная – до семидесяти. Уилл с рассеянным видом попивал бренди. Он поставил шестьдесят. Белл снова поставил минимум.

Следующей картой Уиллу выпала восьмерка. Он прикупил карту на сумму первоначальной ставки – минимум, которого требовала игра, – снова на шестьдесят фунтов. Открыл карту, и его надежды рассыпались в прах. Это была десятка, что означало перебор и проигрыш. Разочарование кольнуло его раскаленной иглой, однако единственный проигрыш он сумеет пережить.

Белл выиграл пятьдесят.

В следующем круге ставки повысились минимум до семидесяти и максимум до девяноста. Уилл взглянул на первую карту – девятка. Он заявил девяносто. Белл поставил семьдесят. Уилл бросил на него быстрый взгляд. Его друг явно собирался играть всю ночь по маленькой.

Уилл осушил стакан с бренди. Вторая карта оказалась тройкой. Он прикупил карту за девяносто. Вытащил семерку, набрав таким образом девятнадцать очков.

Белл прикупил карту за семьдесят. Сдающий заплатил за девятнадцать. Уилл спрятал довольную улыбку, забирая себе сто восемьдесят фунтов.

Белл проиграл семьдесят фунтов и бросил карты на стол.

– С меня хватит.

– Еще рано, – сказал Уилл.

– Я в выигрыше. Двадцатки достаточно.

Уилл пожал плечами и сделал знак официанту принести еще порцию бренди.

Белл прошептал ему на ухо:

– Не теряй головы.

– Продолжаем. – Уилл снова думал только о картах. После трех конов его выигрыш составил сто десять фунтов. Потом сыграли еще пять раз, с переменным для Уилла успехом. Ставки росли, но его выигрыш в итоге составил всего двадцать фунтов. Ему вспомнились слова Белла: «Выходи из игры, пока ты в выигрыше!» Но нет, сейчас он не уйдет. Он не мог быть ни в чем уверен, но сил у него оставалось еще хоть отбавляй. К утру он должен выйти из игорного зала весьма богатым человеком.

Банк поменял хозяина. Несколько минут переговоров, и Палмер продал банк лорду Хантеру. К своему изумлению, Уилл вдруг ощутил, как волоски на шее встают дыбом, но не стал внимать тревожному предчувствию и сосредоточил внимание на игре.

Теперь карты сдавал Хантер. Уилл взял доверху наполненный официантом стакан. Сделал глоток и взглянул на свою карту. Это была семерка. Минимальная ставка выросла до тысячи, максимальная – до трех тысяч. Первоначальная ставка Уилла составила тысячу фунтов. Через два стула от него Ярборо, дородный мужчина средних лет, поставил две тысячи и носовым платком промокнул изрядно вспотевший лоб. Уилл отвел взгляд. Нечего смотреть, как нервничает игрок. Так недолго и самому лишиться выдержки.

Он выпил еще бренди. Кровь вскипела в жилах, когда он открыл вторую карту. Это была пятерка; всего у него оказалось двенадцать очков. Некоторое время он раздумывал, не прикупить ли третью карту. Обычно в таких случаях он не колебался, это уже вошло у него в кровь – действовать решительно и быстро. Черт побери! В отличие от большинства игроков он не был суеверен. Стратегия и отличная память – вот все, что ему нужно. Уилл быстро взглянул на Хантера.

– Прикупаю третью – снова тысяча.

Его сердце так и подпрыгнуло, когда он открыл карту. Это была семерка, и у него вышло девятнадцать. Хантер набрал больше двадцати одного и выплатил за девятнадцать. Теперь выигрыш Уилла составил две тысячи двадцать фунтов.

Но его возбуждение возросло, стоило лишь вспомнить, какие карты пока оставались в игре. Он уже чувствовал вкус победы. Хантер сдал карты. Первой картой Уилла оказалась восьмерка. Минимальную ставку подняли до двух тысяч фунтов, максимальную – до четырех. Уилл поставил две тысячи, заставляя себя думать об игре, а не о деньгах. Второй картой вышла тройка. Допив оставшийся в стакане бренди, Уилл прикупил карту, снова на две тысячи, а когда открыл, у него пересохло во рту. Карта оказалась десяткой. Он банкрот. Уилл сделал медленный выдох. Он скатился назад, к своим двум тысячам двадцати фунтам.

Он задумался – не уйти ли? Однако если он хочет обрести свободу от семьи, ему нужен большой куш! Уилл был уверен – очень скоро маятник качнется в его сторону.

Официант принес Уиллу очередной стакан бренди. Он осушил и его и понял, что несколько опьянел. Однако голова по-прежнему работала.

В следующем круге игры Уиллу выпала тройка. Он поставил минимум – две тысячи. Второй картой оказалась пятерка. Уилл прикупил карту. Опять пятерка! Вокруг него атмосфера становилась все напряженней – остальные игроки, должно быть, почувствовали, что Уилл замахнулся на большой выигрыш. Он заставил себя сосредоточиться на игре, но тщетно – во рту было сухо точно в пустыне. Он прикупил еще карту за две тысячи, что должно было составить десять тысяч фунтов, включая предыдущий выигрыш в две тысячи. Уиллу казалось, будто он слышит, как прочие игроки затаили дыхание, ожидая раздачи.

Затылок щекотала струйка пота. Хантер сдал ему четверку. Он пытался не выказать своего ликования, но, черт подери, ему хотелось кричать во весь голос, до самых небес! Комбинация из пяти карт означала удвоение выигрыша. Он перевернул карты в полной уверенности, что выиграл двадцать тысяч фунтов и свою свободу.

Хантер перевернул туза и короля. Две карты, двадцать одно очко, побивавшие карты Уилла.

Все дружно ахнули. Потом окружающее пространство взорвалось голосами, но он ничего не слышал. Уиллу казалось, что он парит под потолком, наблюдая, как развертывается драма. В ушах гудело, как будто там поселился пчелиный рой. Он должен уплатить Хантеру двойную ставку. Двадцать тысяч фунтов.

Хантер приказал всем говорить потише, напомнив о правилах игры. Уилл видел в его лице неприкрытую радость. Он хотел бы его ненавидеть, но все, что он чувствовал сейчас, так это тупое оцепенение.

Он нашел в себе силы допить бренди и улыбнуться.

– Джентльмены, я выхожу из игры.

Поднимаясь из-за стола, он чуть не упал – ноги не слушались. Изрядная доза бренди, которую он в себя влил, туманила мозг, и окружающий мир казался призрачным. Кое-как он добрел до Хантера и сумел нацарапать долговую расписку. Одному Богу известно, где он добудет деньги для уплаты этого долга!

Подошел Белл.

– Какого черта? Я слышал новость.

– Не здесь, – остановил его Уилл.

Уилл изрядно опьянел, и голова шла кругом, когда он осторожно преодолевал ступеньки, одну за другой. Лакей помог ему надеть пальто. Белл вывел его на улицу. Уилл уронил перчатки; Белл их поднял.

– Держись, старина. Сейчас подадут мой экипаж.

Когда экипаж прибыл, Белл сумел запихнуть Уилла внутрь.

Уилл закрыл глаза. Его последней мыслью было – он пропал.

Кто-то тряс его за плечо. Во рту было сухо как в пустыне. В голове гудело точно рядом били в барабан. Совершенно сбитый с толку, Уилл открыл глаза и увидел, что Белл стоит рядом и смотрит на него. Поверх рубашки и брюк он накинул халат.

– Как я сюда попал? – хрипло проговорил он.

– А ты не помнишь? – спросил Белл.

– Нет. – Уилл сел и обхватил руками голову. Он был в одной рубашке, без сюртука.

– Мой камердинер успел стащить с тебя сюртук и жилет, прежде чем ты без чувств повалился на диван.

– Я был чертовки пьян.

Белл подошел к буфету и вернулся с чашкой чаю в руках.

– Успел остыть, но ты, должно быть, умираешь от жажды.

Уилл выпил чуть теплый чай.

– Который час?

– Одиннадцать.

Раздался дверной звонок, и Уиллу показалось, что он дребезжит прямо у него в голове. Через несколько минут в гостиной появился Фордэм и плюхнулся на стул.

– Ну и вид у тебя! Но, полагаю, этого и следовало ожидать.

Белл сел в кресло.

– Помнишь, что произошло за игорным столом?

– Я проиграл чертовы двадцать тысяч фунтов, которых у меня нет, – ответил Уилл.

– Нужно решать побыстрей, – сказал Белл. – Долг надо уплатить.

– Полагаю, мне остается сбежать на континент. Не я первый, не я последний.

– Подумай, – возразил Белл. – У тебя нет денег. Перемена географического положения – это не выход. Ты окажешься среди чужих. Как станешь жить?

Уилл упал на спинку дивана.

– А что еще мне делать?

– Позволь мне уплатить этот долг, – предложил Белл.

– Нет. Я тебе не разрешаю.

– У тебя ведь нет состояния, – сказал Белл. – А Хантер не простит тебе двадцать тысяч.

Белл унаследовал огромное состояние. Уилл и понятия не имел, насколько богат его друг, но Белл рассказывал про несметные сокровища. Идея была соблазнительной, но Уилл не хотел злоупотреблять дружбой.

– Спасибо за щедрое предложение, но я не знаю, сумею ли когда-нибудь вернуть тебе эти деньги.

– Твой брат непременно узнает, – заметил Белл.

– По крайней мере не раньше чем через две недели. Он уехал в Девоншир, встретиться с деловым партнером. Когда Хок вернется, мне придется просить его, чтобы он заплатил. – Уилл усмехнулся. – Одной черной меткой больше – какая разница?

Белл сложил руки на груди.

– Полагаю, к ней будут прилагаться ниточки, как у марионетки.

Чтобы расплатиться с братом, ему придется работать управляющим долгие годы.

– У меня нет другого выхода.

– Твоей беде можно помочь и по-другому, – сказал Фордэм. – Идея тебе не понравится, тем не менее это тоже выход.

Уилл вопросительно воззрился на него.

– О чем ты говоришь?

Белл фыркнул.

– Должно быть, ты совсем плох, раз не догадываешься.

– Ты имеешь в виду – жениться на богатой наследнице? – спросил Уилл.

– Бывает участь и похуже, – напомнил Фордэм.

Уилл покачал головой:

– Нет, это абсолютно невозможно. Мне хватает надоедливых родственников. Меньше всего на свете мне нужна жена, которая станет предъявлять свои требования.

– Женись на серой мышке, – предложил Белл. – Выбери робкую, чтобы боялась и слово поперек сказать. Подожди несколько месяцев, и к концу этого срока она только обрадуется, если ты захочешь удрать в Европу.

Впервые Белл показался Уиллу человеком без сердца.

– Какой идиот позволит своей дочке выйти за меня?

Белл пожал плечами.

– Леди тоже окажется в выигрыше. Она попадет в знатную семью, а ты уплатишь долг. Никто и глазом не моргнет, если ты женишься из соображений выгоды. Зато если не заплатишь, лишишься чести.

– Нет, нужно как-то по-другому. – Уилл бы непременно нашел решение, если б в голове прояснилось после вчерашней попойки!

– На твоем месте я бы присмотрелся к «желтофиолям». Они отчаянно жаждут заполучить жениха. Ты будешь желанным призом, – сказал Белл.

– Какая ирония! Брак станет твоим билетом в Европу, – заметил Фордэм.

Мужчины во все времена женились на деньгах. Это общепринято.

– Я не стану обманывать порядочную девушку и ее семью.

– Если ты выберешь леди, которая уже близка к тому, чтобы остаться в старых девах, ее семья скорее всего тебя только поблагодарит, – возразил Белл. – Они будут знать, что ты женишься ради ее денег. Но и она сделает завидную партию. Ни одна девушка не хочет остаться старой девой – никто не будет ее уважать. Учитывая, что перспектив у леди почти нет, она, вероятно, обрадуется.

Белл говорил все это таким тоном, словно делал предполагаемой невесте большое одолжение.

– Я подумаю.

– Думай побыстрей, – сказал Белл. – Ты же знаешь, что Хантер не станет ждать вечность.

– Как насчет леди Юджинии? – спросил Фордэм. – Если верить моим сестрам, она уже почти что в старых девах.

– Она сестра Бофора. А Бофор убьет меня, если я осмелюсь хотя бы взглянуть на нее, – возразил Уилл. – Ты же знаешь, сестры друзей неприкосновенны.

– А эта высокая рыжая? Близкая подруга леди Джорджетты? – продолжал Фордэм. – У нее есть братья?

– Откуда мне знать?

– Она выезжает уже несколько лет и считается одной из «желтофиолей», – заметил Белл. – Не припоминаю никаких братьев. Кажется, она дружна с твоей невесткой?

– Да.

– Значит, будет относительно легко устроить знакомство, – сказал Белл.

Фордэм усмехнулся.

– Прими поздравления. Мы нашли тебе невесту.

Уилл поморщился.

– Поверьте мне, мисс Хардвик как раз из тех женщин, кто не захочет иметь со мной ничего общего.

Фордэм и Белл обменялись лукавыми взглядами.

– Что такое? – раздраженно поинтересовался Уилл.

– Ты же любишь бросать вызов судьбе. А она именно вызов.

– Даже лучше, ибо ее отец богат, – заметил Фордэм. – Моя сестра говорила, будто у нее пятьдесят тысяч фунтов.

Соблазн был слишком велик. Но Уилл и вообразить не мог, как уговорить Рыжую выйти за него замуж. Кстати, лучше прекратить называть ее Рыжей, потому что прозвище девице не нравилось. Он сумел немного очаровать ее в библиотеке. Но если он вдруг явится к ней с букетом цветов, она непременно насторожится.

– Но вот беда, – вздохнул Уилл. – У меня мало времени на то, чтобы ухаживать за ней по всем правилам.

– Значит, любовь должна настичь вас как ураган, – улыбнулся Белл.

Уилл почесал небритый подбородок.

– Она очень умна. Когда она догадается, что меня интересуют лишь ее деньги, тут же пошлет меня к черту.

– Есть один способ сделать так, чтобы девица наверняка за тебя вышла, – сказал Фордэм. – Скомпрометируй ее.

Белл присвистнул.

– Кто справится с этим делом лучше Дьявола?

– Вы оба сошли с ума, – возмутился Уилл.

– Твоя семья уже настаивает, чтобы ты женился, – возразил Фордэм. – Когда они узнают о проигрыше, у них в руках будут все козыри. Ты в любом случае окажешься женатым.

– Боже. Я все погубил. – Он по глупости позволил жадности взять верх над рассудком. Но он был совершенно уверен, что выиграет! По правде говоря, ему еще никогда не приходилось сталкиваться с серьезной неудачей. Хотя какая это неудача? Это полный провал, черт побери.

– Выбирай одно из двух, – сказал Белл. – Обратись к брату или женись на богатой наследнице. Что предпочтешь?

В любом случае он будет мерзавцем. В конце концов, он уже мерзавец. Почему бы не поиграть по собственным правилам?

– Брак, – ответил Уилл.

Белл кивнул.

– Я дам знать Хантеру, что у тебя очень скоро появятся деньги.

Полчаса спустя Уилл вышел из наемного экипажа. Влажный туман каплями оседал на его плаще, и промозглый холод никак не улучшал его настроения, когда он шел к парадному Эшдон-Хауса. Он стоял уже у первой ступеньки в форме подковы, когда услышал жалобный писк. Поискав под огромным кустом, Уилл увидел котенка. Тощее создание мяукало не переставая. Присев на корточки, Уилл протянул к котенку руку.

– Испугался? – спросил он ласково.

Котенок попятился, не переставая мяукать.

– Некому о тебе позаботиться.

В детстве он всегда подбирал бездомных собак и кошек. Почему-то вспомнилось вдруг, как забывала о нем семья, пока он рос. Они все были так заняты! Уилл был младшим, и его часто отправляли в детскую – обычный метод воспитания детей, принятый в аристократических семьях. Он вспомнил, как хотел иметь брата приблизительно одних с ним лет.

Когда ему минуло пять, его забыли в церкви. Эту историю потом любили повторять на все лады. Уилла хватились не раньше, чем его привез настоятель. Отцу все это показалось очень забавным. Мать расплакалась, и все по обыкновению бросились ее утешать. Никто не подумал о нем, о его чувствах. Как давно это было!

Уилл взял котенка на руки и зашагал к дому.

– Тише, Крошка. Со мной ты в безопасности.

Он завернул мокрого котенка в собственный плащ, но тот продолжал мяукать. Наверное, был голоден.

– Я найду тебе сливок на кухне, – пообещал он.

Джонс, дворецкий, брезгливо сморщил нос, когда Уилл передал ему Крошку. У котенка была серая шерстка и белые лапки.

– Он мокрый, вот и пахнет, – сказал Уилл, сбрасывая плащ.

Потом забрал у Джонса котенка, и тот поспешно вытер руки носовым платком.

– Я вызову лакея, чтобы занялся этим животным.

– Нет, я сам о ней позабочусь. – Уиллу не хотелось, чтобы занятые делом слуги гоняли котенка прочь с дороги. Он пошел к лестнице черного хода. – Давай найдем тебе чего-нибудь поесть.

Появление Уилла на кухне напугало кухарку и горничных. Поспешно присев в реверансе, они уставились на него так, словно у него на лбу вырос рог.

– Я нашел вот это голодное существо.

Кухарка улыбнулась.

– Принесу ей мисочку сливок да намешаю немного рыбки.

Присев на корточки, Уилл наблюдал, как Крошка – так он его назвал – лакает сливки. Затем котенок растянулся на полу.

Одна из горничных принесла корзинку, выстланную старыми газетами. Девушка присела в реверансе:

– Можете оставить ее тут, сэр. Мы за ней присмотрим.

Он покачал головой.

– Я возьму ее с собой и принесу назад завтра утром.

Он устроил Крошку в корзинке и понес в свою спальню. Поставил корзинку возле камина, чтобы котенок согрелся, уселся на ковер и стал гладить серую шерстку. Он считал, что мрачное настроение накатило на него после проигрыша прошлой ночью и скоро пройдет. Однако, по правде говоря, Уилл начинал испытывать какую-то странную робость, боясь даже вспоминать те времена, когда семья забыла его в церкви. Боже правый, огромное количество выпитого накануне бренди сделало его подавленным и унылым – бренди и безумный проигрыш.

Котенок разевал розовую пасть. Уилл гладил мягкую шерстку и думал, что теперь вместе им будет лучше – и ему, и котенку.