Читать книгу Июльская проза. Сборник - Виктор Балдоржиев - Страница 4

Июльская проза
Рассказы
Трактор

Оглавление

Ещё мальчонкой, лунной ночью он отправился воровать в паровозное депо, построенное век тому назад из крепких красных кирпичей. Почему лунной, почему именно в депо? Наверное, он и сам не смог бы ответить на эти вопросы. Может быть потому, что жил в рабочем районе, на Железнодорожной улице, в одном из двухэтажных бараков для рабочих, которые строил Каганович или кто-то из подобных ему до войны. Казалось, что лиственничные брёвна этих бараков пропитаны деповским мазутом или маслом, хотя они просто потемнели от времени и зноя.

Довелось и мне там снимать жильё, овладевать всеми премудростями обитателя пролетарских районов, откуда вышли в большой свет многие известные бродяги нашего каторжного края. Какая колоритная там речь, которую совершенно не понимают жители приличных кварталов. Того, кто владеет не всеми премудростями, накопленными за десятилетия жизни на постоянном «подсосе», в таких районах вычисляют сразу.

Все звали его Трактором. Только он мог воровать в депо. Авторитетного вора из него не получилось. Как был обыкновенным тягловым зеком и простодыром, так и остался им.

Той лунной ночью он упёр из депо допотопный набор инструментов в тяжеленом железном ящике. Там были два странных молотка с длинными ручками, огромные гаечные ключи, плоскогубцы, какие-то выдерги, непонятные железяки. Всего, наверное, пуда на полтора. Даже бывалые мужики удивлялись потом, как двенадцатилетний мальчишка тащил такую тяжесть целый километр. Набор этот взял у него невзрачный барыга, много лет промышляющий на барахолке разными инструментами.

Вычислили Трактора по молоткам. Оказалось, что обходчик, которому принадлежал набор, пометил их. Придя на работу, обходчик заметил пропажу и поднял вохровцев. Болтающиеся на верхних гвоздях две доски в заборе не оставляли сомнений: побывал какой-то специфический ворюга. Дальше – больше, завели дело, сотрудники угрозыска отправились на барахолку, где и обнаружили меченые молотки. Конечно, барыга сразу сдал Трактора, и, конечно, Трактора отправили на малолетку.

Никакого другого погонялы, кроме Трактора, для десятилетнего детины не нашлось. Прославился мальчик в третьем классе, во время сбора металлолома, когда, пыхтя, притащил заржавленную и тяжеленую ось от какого-то древнего агрегата. Директор школы, пожилой, лысеющий Иван Фёдорович, увидев его, ахнул и воскликнул: «Вот это трактор!». Через год многие не помнили, что Трактора на самом деле зовут Коля Варфоломеев.

В малолетстве, когда он спросил у матери об отце, она сказала, что тот в длительной командировке. Повзрослев, Трактор догадался – отец его сидит за воровство. Слухи о родителе были до предела краткие и понятные: вышел – сел, вышел – сел. Эти же новости передались по наследству и Трактору: вышел – сел, вышел – сел. Говорили, что дома у него в чулане всегда готовый «сидор» для отправки в изолятор и зону.

Познакомились мы с ним при очень странных обстоятельствах.

Однажды на рассвете, после затяжной гулянки на каком-то литературном вечере, перешедшем в бурную ночь, брели мы с черноглазым и высоким Аркахой через виадук на Железнодорожную-2, где я недавно снял комнату, которую подыскали мне знакомые. Аркаха вырос в этом районе, знал всех обитателей, их нравы, а также – все закоулки и щели.

Естественно, за ним было уже не меньше восьми лет лагерей.

Все эти годы он занимался переложением «Слова о полку Игореве». Странное, казалось бы, сочетание. Но жизнь сложилась так, что именно Аркахино переложение из всех существующих, более всего нравилось мне. Но я прекрасно понимал, что в этом памятнике литературы огромное количество монгольских и тюркских слов, бытовавших на момент написания, которые совершенно не понимают все авторы переложений и интерпретаторы. Какая власть или писательская организация могла бы мне благоволить с моим пониманием литературы, особенно «Слова»? Вот и ютился я по разным пролетарским районам, а лагерные поэты и прозаики, среди которых, на мой взгляд, встречались удивительные таланты, становились моими друзьями на всю жизнь…

Железнодорожная-2 была за виадуком. Город жил в котловине гор и синеющей вдали тайги. За дальней горой алело небо, предвещая скорое утро. Далеко раздавались гудки. Под виадуком дремали составы. Город был пуст и свеж. Ни одной машины. Только немые окна домов, виадук, с двух сторон которого росли высокие тополя. В общем, тишина за Рогожской заставою. Можно было говорить о литературе, Рубцове, Мандельштаме.

Беседуя, мы почти миновали виадук, как услышали внизу шаги и тяжелое сопение вперемежку с пыхтением. Кто-то тащил наверх, по старой лестнице, тяжесть. Шаги человека были мерные, уверенные. Выдавало только пыхтение. Аркаха, отодвинув в сторону набрякшие тяжелыми листьями ветки тополя, свисавшие над бетонными ступенями лестницы, глянул вниз и присвистнул:

– Здорово, Трактор!

– Здорово, Аркаха! – Ответил двухметровый рыжеволосый детина, показываясь на площадке лестницы и становясь вровень с Аркахой. Вот только мужик был намного здоровее моего друга. Тащил он огромный, промасленный, брезентовый мешок, обвязанный верёвками. Глаза детины были светло-голубые, наивные. Детские глаза.

– Что взял? – Спросил Аркаха.

– Мелочь. Двигатели какие-то, – ответил сиплым, почти детским голосом, мужик, которого мой друг назвал Трактором.

– Похрена они тебе?

– На рынке сдам. На что-то жить надо. Не бельё же с верёвок воровать. А гоп-стоп – не моя профессия. Да и не смогу…

– Электродвигатели! – Догадался Аркаха. – Тут же обмотку наворачивают. А это цветной металл. Чуешь? Тянет тебя физкультурой заниматься.

– Тянет, – вздохнул детина. – Пойдём ко мне. С похмелюги, гляжу, шастаете по путепроводу… У меня бражка знатная дозрела.

Оказалось, что он жил в том же доме, что и я, только в другом подъезде. Мешок, который он тащил, весил не меньше тридцати килограммов.

Мы помогли ему донести «добычу», познакомились.

В старой барачной квартире мы три дня глушили целый бидон браги. Забегала братва. Сплошные погоняла и партаки. В общем, галерея! За это время Коля Варфоломеев рассказал мне о своей жизни.

Взяли Трактора через неделю. Я видел в окно, как он шёл со своим «сидором» в сопровождении милиционеров, возвышаясь от толпы на голову, к милицейскому «уазику».

Потом я снял комнату в другом конце города, а ещё через полгода перебрался в пригород, через два года снова вернулся в город, после этого жил некоторое время в деревне. В общем, мотала меня жизнь до тех пор, пока официальные писатели власти не выбили мне комнату в общаге.

Как-то я встретился с Аркахой на очередных литературных посиделках, а проще – пьянке, которую ребята устроили за городом, на даче такого же, как и мы, бродяги-стихоплёта. Обрадованные, мы разговорились. Вышли во двор. Неожиданно, увидев на верстаке электродвигатель, я вспомнил о Тракторе.

– Колю Варфоломеева помнишь? Где он?

– Трактора? Умер Коля. Три дня всего прожил на свободе.

Оказалось, что после освобождения, Коля, отправившись отмечаться в отделение милиции, увидел как стоявший на домкрате милицейский «уазик» сорвался и упал на поставленную поперёк шпалу, придавив заползшего под машину сержанта. Трактор подбежал, одним рывком высоко поднял «уазик» и держал его до тех пор, пока обезумевшего и дико кричавшего от боли, сержанта не выволокли из-под машины подоспевшие милиционеры.

– Бабон-то он опустил на шпалу, но потом сам упал. Говорили, что сердце разорвалось. А сержантик отделался сломанными рёбрами – с каким-то мудрым оттенком, вмещающим жизнь человека, сказал Аркаха.

Бабон на языке зеков – милицейский «уазик». Этот, наверное, был тем самым, на котором увозили Колю. Отдел-то его района.


19 июля 2018 года.

Июльская проза. Сборник

Подняться наверх