Читать книгу Гардемарины - Виктор Блытов - Страница 3

Гардемарин (от французского garde-marine – «морская стража») – младшее офицерское звание в ряде государств. Впервые было введено во Франции кардиналом Ришельё, его последователь Кольбер создал подразделения гардемариов в 1670 году для подготовки кадров военно-морского флота Франции. Кроме Франции, звание гардемарина используется или использовалось в ряде других стран: Бразилии, Италии, Испании, Португалии, России, Аргентине. В 1716–1752 и 1860–1882 годы звание «гардемарин» в Русском императорском флоте существовало как строевое, в остальное время «гардемаринами» называли воспитанников старших классов военно-морских учебных заведений. Воспитанники младших классов назывались кадетами.

* * *

У Леши Морозова не было желания поступать в военное училище и идти по стопам отца – морского офицера. Отец стал моряком по необходимости – шла большая война и его направили в военкомате в Каспийское высшее военно-морское училище, хотя он сам мечтал стать школьным учителем. Во время войны он стал хорошим офицером и продвинулся по службе, впоследствии со службы его не отпустили. За это время он полюбил море и корабли. С Лешей судьба распорядилась иначе.

Войны не было. Необходимости всем выпускникам школ надевать военную форму так же не было. У Леши была мечта стать историком. Хотя вся жизнь была связана с морем, разъездами отца по маленьким военном-морским базам, тем не менее, он с детства полюбил историю.

Не видел своего будущего Леша в военной службе. Неплохо у него получалось писать стихи, сочинения. Некоторые его сочинения заслуживали внимания учителей. Правда, он стеснялся их показывать кому-либо, тем не менее, писал для себя. В строки стихов складывалось увиденное и пережитое им. Иногда по ночам он находил великолепные строфы, но с утра вспомнить их не мог. То, что запоминал он записывал в свою заветную тетрадку, которую никому и никогда не показывал.

Мечта его, в противовес желанию отца направить в высшее военно-морское училище и желанию мамы направить в институт культуры, была поступить на исторический факультет Ленинградского университета и сделать увлечение историей своей профессией на всю жизнь. Втихомолку, особо не афишируя, он уже изучал программу поступления в университет и готовился к экзаменам. А по ночам грезил археологическими экспедициями и находками мирового масштаба.

Но человек предполагает, а Бог располагает. Когда он учился в десятом классе друзья буквально затащили в секцию хоккея, и он с удовольствием в свободное время рубился на хоккейной площадке в сборной Октябрьского района. В те годы хоккей был очень моден в СССР. Советская сборная по хоккею громила всех на чемпионатах мира, Европы, Олимпийских играх.

Сопутствовавшие хоккею травмы не пугали друзей, а только раззадоривали их. И Леша решил, что история может пока подождать. Ведь ему было только шестнадцать лет, а хоккей он считал своим хобби, так сказать, временным увлечением.

Вся страна жила и дышала хоккеем, особенно когда сборная СССР выигрывала все у всех на различных соревнованиях. Даже бабушка Наташа, приезжавшая из Эстонии на зиму к родителям, не пропускала ни одного матча по хоккею и знала всех хоккеистов даже по именам. Заниматься хоккеем в СССР было в то время престижно.

Многие серьезные учебные заведения и, прежде всего военной направленности, усиленно развивали хоккей, ибо на него шли хорошие инвестиции из государственной казны. Иметь свою команду, играющую в реальный хоккей, было мечтой каждого начальника.

Тренер сборной Октябрьского района Славик Царев, игравший ранее в легендарном московском «Спартаке» и ушедший из хоккея из-за травмы, видел некоторые хорошие задатки у ребят и предлагал попробовать себя в серьезной команде, сделав спорт и хоккей целью жизни. Постольку поскольку Леша в этом году заканчивал школу, а друзья в следующем, он усиленно предлагал Леше поступать в Ленинградский институт физкультуры имени Лесгафта. Обещал поддержку своих знакомых. Сам он закончил именно этот институт.

Шестнадцать – семнадцать лет сложный возраст для молодежи: впереди открыты все дороги и в то же время молодой человек, как правило, стоит перед распутьем, не зная куда все же пойти. То ли по своему выбранному лично пути, то ли по пути, предложенному родителями. Не все понимали, что от их выбора будет зависеть вся дальнейшая жизнь. Перебирая различные варианты, до самого конца мучились сомнениями. Однако зачастую судьбу таких ребят решал именно случай. Для кого-то это были знакомства отца или матери. И все же многие выпускники школ того времени старались проявить свою самостоятельность и сделать свою жизнь именно вопреки уже сформированному решению папы и мамы.

«Моя жизнь и мне решать» – думали многие из таких ребят и принимали свое решение.

Судьбу и будущее Леши решил случай.

Однажды посмотреть на игру их команды приехал армейский майор из Рижского высшего командно-инженерного краснознамённого училища имени маршала Советского Союза Бирюзова. Приехал не просто посмотреть, а приехал с целью отобрать в училище хороших перспективных, именно кандидатов-спортсменов. Начальник училища бредил собственной командой, способной играть в высшей лиге, и его взгляды были обращены на хоккейные команды именно в Прибалтике. Уже начала формироваться хоккейная команда СКА Риги, которая обыгрывала порой мастеров из Москвы и Ленинграда.

Главное отобрать перспективных и хороших ребят, а уж как выломать им руки – он уже знал. Генерал-майор Бушлаков прошел хорошую службу в рядах Советской армии и как никто понимал, что на любого человека можно воздействовать с помощью политических органов, комсомола и даже партии. Во все республики Прибалтики, Калининградскую область и Белоруссию направились его посланцы посмотреть на развитие хоккея, футбола и других спортивных игр.

Приехавший из Риги майор просидел всю игру рядом со Славиком Царевым, внимательно смотрел ход игры и делал какие-то пометки в своем блокноте, что-то спрашивал у тренера.

Потом, когда в раздевалке ребята оживлено обсуждали ход и результаты выигранного матча, тренер Царев подозвал к себе Лешу и еще двух человек из выпускных классов и попросил их сегодня же вечером зайти в гостиницу Гарнизонного дома офицеров, номер шестнадцать. Сказал, что их будут ждать и с ними просто хотят побеседовать по поводу хоккея. Вид у него был слегка взволнованный и расстроенный, но он не сказал ребятам, что вчера вечером ему был звонок из Октябрьского райкома партии от второго секретаря и тот посоветовал ему принять майора из Риги и выполнить все его требования и просьбы. Ничего предпринять против Царев не мог, так как его команда финансировалась и существовала на средства Октябрьского района. И он выполнил просьбу майора, хотя у него на душе было не очень хорошо, так как он понимал, что с весьма перспективными ребятами все же придется расстаться и это игрался их последний сезон. Придется искать новых, тренировать, а потом придет неизвестно откуда дядя и их просто заберет. Безусловно, было обидно, но это была жизнь. А если майор протопчет сюда дорогу, то придется отдавать и в следующем году перспективных ребят.

* * *

В указанном Царевым номере гостинице находился давешний майор, бывший на матче, и на которого Леша не обратил никакого внимания, как потом выяснилось он приехал из Риги. Теперь же он был в форменной зеленой рубашке с галстуком, который свисал вниз на заколке.

– Что вам сказать? – проговорил он, затягиваясь сигаретой, – я предлагаю вам всем троим в этом году поступить в Рижское высшее командно-инженерное краснознамённое училище имени маршала Советского Союза Бирюзова. У нас в училище культивируется хоккей, собирается команда Рижский СКА, где играют уже несколько наших курсантов со старших курсов. Начальник училища положительно относится к хоккею и другим игровым видам спорта и усиленно поддерживает их. Это уже другой уровень, чем вы играете сегодня. Рижский СКА – это команда первой лиги с перспективой выйти в высшую. У вас возникает сразу перспектива всей вашей дальнейшей жизни. Высшая лига – это и возможность сыграть в сборной Союза, если проявите себя, то завтра будете играть с легендарными братьями Майоровыми, Старшиновым, Кузькиным, Викуловым, Рагулиным и другими. Решайтесь, ребята! Второго такого предложения не будет! Кафедра физподготовки и лично начальник училища вам помогут поступить: даже при отрицательных результатах экзаменов вас возьмут, а в дальнейшем мы будем курировать и контролировать вашу учебу. Через пять лет вы получите диплом о высшем образовании, погоны лейтенанта инженерных войск и перспективу играть даже за ЦСКА. Как вам мое предложение?

Леша почесал затылок.

– А я хочу поступать в университет. Вы уж извините! Но это моя мечта – стать историком.

Остальные промолчали, но каждый думал о своей мечте.

– Нет, так нет! Силой вас никто не заставит поступать к нам. Это только предложение и не больше! – доброжелательно улыбнулся майор, – я рассчитывал, что мое предложение заинтересует вас. Я его не снимаю. Вот мои телефоны в Риге и адрес. Если надумаете, то пишите. Буду рад видеть вас у нас. Но желательно сообщить все же минимум за месяц до начала экзаменов. Сами понимаете, количество мест у нас все же ограничено. Давайте на всякий случай я запишу ваши адреса и телефоны!

Ребята по очереди продиктовали ему свои данные. И, хотя, видимо, у него они уже были, он все тщательно еще раз записал. После этого он встал, вежливо пожал всем ребятам руки и проводил до дверей.

Ребята по дороге домой горячо обсуждали предложение майора.

– Если бы знать, что никуда не поступлю, завалю экзамены, я бы согласился! – вдруг сказал один паренек, – но в военные училища вроде экзамены на месяц раньше, чем в институты и университеты.

– Ладно, ребята! Чего ломать голову? Он же сказал, что по желанию! – успокоил всех Алексей, – кто хочет – пожалуйста, в Ригу, благо не далеко от Калининграда. Кто не хочет – пусть поступает как я. А я уже принял решение, что буду поступать в Ленинградский универ на истфак. Все и больше никуда! А эти беседы меня даже не напрягают.

Ребята промолчали.

На этом разговор закончился, все разошлись по домам, и никто из них не знал, что майор так просто не оставит их в покое. Что их судьба уже была решена на более высоком уровне.

Через месяц из военкомата внезапно всем троим пришли повестки на прохождение медицинской комиссии, назначены дата и время. Возмущенные тем, что им еще не было даже семнадцати лет, ребята поехали в свои военкоматы ругаться. Двое ребят жили в Октябрьском районе, а Алексей в Центральном. Им всем было еще по шестнадцать лет и никакому призыву в армию они не подлежали. Это был первый выпуск десятого класса и в этот же год был последний выпуск одиннадцатого класса. Но даже во время войны в армию не брали шестнадцати – семнадцатилетних.

Алексею удалось не без труда пробиться лично к военкому Центрального района.

Военком, невысокий и лысоватый подполковник, долго искал Алексея в списках призывников. Не нашел сначала. Вызвал ответственного офицера, который что-то ему шептал на ухо и показывал какие-то бумаги, говорил о звонках из райкома партии. Военком понятливо кивал головой и внимательно снова смотрел в списки.

А потом вдруг дописал Алексея. А потом улыбнулся и сказал, что никто его в армию не призывает. Просто на него пришла комсомольская путевка из райкома комсомола на обучение в Рижском высшем командно-инженерном краснознамённом училище имени маршала Советского Союза Бирюзова. Военком здесь не причем, а всего лишь выполняет распоряжения партии и комсомола. Если у Алексея есть вопросы, то он может обратиться к секретарю Центрального района комсомола товарищу Павлову или его заместителю товарищу Кудрявцеву. Но комиссию, в любом варианте, пройти необходимо и чем раньше он это сделает, тем лучше будет для него. В следующем году ее проходить уже не надо будет.

– Нам такие парни, как ты, спортсмены, активисты, комсомольцы нужны для службы в бригаде морской пехоты Балтийского флота! – закончил он воспитательную беседу и с улыбкой проводил Алексея до двери.

Выйдя из военкомата, Алексей принял решение пойти в райком комсомола к этим Павлову и Кудрявцеву и спросить, на каком основании, без его ведома и согласия райкомом была дана такая комсомольская путевка.

На следующий день он, надев костюм с галстуком и комсомольским значком, после занятий в школе направился в райком комсомола.

Женщина-секретарь в длинной плиссированной юбке и с ярко накрашенными губами подробно расспросила зачем он пришел, какие проблемы.

Выслушав Алексея, она зашла на доклад к товарищу Павлову. Потом, выйдя от своего начальника, сказала Алексею, что товарищу Павлову сейчас некогда, но его обязательно примет товарищ Кудрявцев. Надо немного подождать. Немного оказалось почти три часа. После долгого ожидания в приемной наконец зазвонил телефон, а секретарша, как бы вспомнив об Алексее, сказала, что сейчас можно заходить.

Второй секретарь райкома комсомола товарищ Кудрявцев был явно уже не комсомольского возраста. Это был немолодой, с залысинами мужчина очень плотного телосложения, можно сказать, толстого. Не давая Алексею открыть рот, он сразу перешел на крик.

– Вы Морозов? – и, увидев робкий кивок Алексея, продолжил. – Что? Отказываетесь выполнять ответственейшее поручения комсомола? Комсомол доверил вам, а вы, как дезертир, в сторону сбежать от ответственнейшего поручения? У меня нет слов и желания разговаривать с вами! – лицо его покраснело, слегка выпуклые глаза наливались кровью, – кладите комсомольский билет на стол! – стукнул по тому месту стола кулаком, куда, видимо, надо было положить документ, – если защищать Родину вы не желаете и ставите личное выше государственных дел – вы не можете дальше быть в комсомоле! Миллионы комсомольцев отдали свои жизни за вас, засранцы! А вы … А вы …

Видимо, он не находил слов. В приступе злобы он потряс кулаками в воздухе.

На Алексея так никогда никто не кричал. Он растерялся.

– Вы позорите своими действиями имена наших героев – комсомольцев, отдавших свои жизни за нашу Родину и вашу жизнь, таких, как Александр Матросов, Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой и многих других. Да что я вам рассказываю? – он махнул рукой. – Покажите ваш комсомольский билет! Он при вас?

Алексей дрожащими руками достал комсомольский билет из внутреннего кармана пиджака.

Товарищ Кудрявцев лишь бросил взгляд и продолжил. Лицо его побагровело, налилось кровью. Он сел в объемное кресло и закурил, уже не обращая внимания на Алексея, начал наливать стакан водой из графина.

– Я все понял! – сказал дрожащим голосом Алексей. – Я пойду! Извините меня! Я буду поступать в училище! – дрожащим голосом еле проговорил он.

– Вон отсюда! – крикнул второй секретарь, показывая рукой на дверь, – и чтобы я тебя больше никогда не видел и не слышал ничего о тебе! Если не поступишь в военное училище, я думаю, что в комсомоле не найдется для тебя места! Ты поступил, как злейший враги Советской власти, партии и комсомола. С тобой должны разбираться специальные органы, как и с твоими родителями, которые воспитали тебя таким. Мы еще разберемся с ними! И я почти уверен, что твоему отцу придется распрощаться с партийным билетом!

Это было решающим аргументом, и Алексей по стеночке быстро покинул кабинет. Лицо его покраснело, руки тряслись. У него был на памяти пример его соседа, старше Алексея на три года. Его в прошлом году посадили по хулиганке за изнасилование девушки, во что никто не верил, а вот его отца исключили за это из партии и уволили со службы из штаба флота. Такого финала для своих родителей Алексей, естественно, не желал.

После его ухода второй секретарь прокашлялся, ослабил галстук, выпил залпом еще один стакан воды, потом сел, снял трубку и попросил коммутатор соединить с первым секретарем, а затем уже веселым, спокойным, но подобострастным голосом он тихо сказал:

– Все, Никита Алексеевич! Я урезонил этого обормота – отказника. Я отбил ему желание ходить в дальнейшем по партийным и комсомольским органам. Поедет в Ригу, как миленький, как мы и обещали товарищу генералу Бушлакову. Все нормально, товарищ Павлов!

* * *

Вечером в квартире Морозовых, когда пришли с работы родители, Алексей рассказал о походах в военкомат и беседе со вторым секретарем райкома. Рассказал о встрече и беседе с майором с этого училища, рассказал об угрозе в адрес родителей.

Родители сначала молчали, видимо, обдумывая услышанное. Наконец мама Алексея растерянно сказала:

– Во всем виноват твой хоккей! Я уже говорила, что кроме шишек и травм в нем ничего нет. Вот занимался бы музыкой, играл бы на скрипке или фортепьяно и поступил бы в консерваторию или институт культуры и все было бы нормально. А сейчас тебя засунут в эту Ригу. И еще у папы могут быть из-за этого неприятности по службе. Помните Рассыпновых, что было после суда над его Борисом? Тебе это надо? – она достала платок и стала вытирать слезы.

Папа пока молчал. Он думал, потом, когда увидел, что все смотрят на него, спокойно сказал:

– Сейчас, сын, не тридцать седьмой год! Но даже сейчас партийные органы нам не переиграть, можно набить себе шишки. Требовать правды – только усугубить ситуацию. И там мне делать нечего. Завтра надеваю форму, ордена и иду к военкому выяснять, что можно сделать для тебя.

* * *

На следующий день отец отпросился со службы и поехал в военкомат.

Вечером дома опять собрался семейный совет. Отец промолчал немного, а потом опять же тихо сказал:

– Военком нормальный мужик, боевой офицер, прошел войну, ранен, но не все в его силах. Идти против комсомола и партии он не станет. Отменить комсомольскую путевку в армию он не в состоянии. Это свершившийся факт и все должны с ним согласиться. Но, есть и положительное в моем походе.

– Значит, не все пропало? – с надеждой на лучшее перебила мама.

– Ничего не пропало! Будем играть по их правилам, так решили мы с военкомом. Военкомом решено, что ты завтра же начинаешь проходить медкомиссию в соответствии с комсомольской путевкой, но … – он поднял палец, – не в Ригу, а в военно-морское училище! В путевке ни слова не сказано про направление в Ригу, а сказано в приложении в письме. Комиссар может трактовать указание партии и комсомола так, как считает необходимым и отправлять кандидатов туда, куда сочтет нужным по необходимости. А он обещал мне помочь и направить тебя в военно-морское училище!

– В училище? – мама скривила губы, – все-таки в училище? И чем лучше военно-морское этого рижского?

– Получается, что лучше! – улыбнулся папа, – в Рижском тебя сразу возьмет в тиски кафедра физподготовки и даже если ты не сдашь, то все-равно они протащат и вырваться оттуда нет никакой возможности. А в военно-морском училище кто знает, что ты спортсмен-хоккеист? Никто! Экзамены в морские училище с начала июля, а в гражданские институты или университеты в августе. Конкурс во все училища, военком сказал, будет очень большой, в два раза больше, чем в прошлом году. Поступать в этом году будут сразу два выпуска: десятые и одиннадцатые классы. Вы это знаете. В училище при желании можно специально завалить экзамены, а потом поступить в свои институты или университеты, как ты и хотел. Поэтому сейчас ты должен выбирать училище. Теперь в какое училище ты можешь поступать? Завтра я должен буду сказать военкому, куда тебя записать, поэтому надо выбрать сегодня. Вот список военно-морских училищ! В Ленинграде командное училище имени Фрунзе, там готовят штурманов, артиллеристов, минеров, гидрографов. Училище подводного плавания имени Ленинского комсомола готовит ракетчиков, минеров подводников. В училище радиоэлектроники имени Попова в Петергофе готовят связистов и специалистов РТС. Инженерное училище имени Дзержинского готовит инженер-механиков, электриков, кораблестроителей и еще кого-нибудь. Есть училище в Пушкине. Там тоже готовят инженеров-механиков, дизелистов и турбинистов. Есть два училища в Севастополе. Имени Нахимова выпускает ракетчиков и противолодочников, а так называемая Голландия в бухте Голландия – инженеров-механиков для подводных лодок. Есть училище в Баку имени Кирова и есть на Дальнем Востоке имени Макарова.

– Нам не нужны эти Баку или Дальний Восток! – перебила его мама, – и так уже много, не запомнить!

– Если он не захочет поступать, то ему все-равно куда ехать! – усмехнулся папа.

– Я хочу в это ВВМУРЭ имени Попова! – сказал твердо Алексей, – и другого не надо! Мне нужен Ленинград. Там ближе до Ленинградского университета.

– Это в Петергофе, – посмотрел в свои списки отец, – там самый большой конкурс ожидается, сказал военком.

– Буду поступать в Петергоф! – твердо сказал Алексей, – там фонтаны красивые.

На глазах матери засверкали слезы. Ребенок вырос. Уже взрослый.

Отец радостно перевел дыхание – значит, не зря сходил.

Все получилось, как сказал отец. После окончания школы и выпускного вечера Алексей улетел в Ленинград. А его друзья по несчастью из команды поехали в Ригу.

* * *

Алексей остановился у сестры бабушки – тети Пани. Она жила на Краснопутиловской в однокомнатной квартире, но приняла Алексея, к которому она относилась, как к родному сыну, которого ей не дал Бог.

В оставшееся время до экзамена с другом детства Валерой Кравцовым, отец которого служил вместе с отцом Алексея, сходили в Эрмитаж, посмотрели сокровища русских царей, в Русский музей, Центральный военно-морской музей.

Валера решил поступать в ЛИТМО – Ленинградский институт точной механики и оптики.

– Не хочу, как наши отцы, бегать по ночам по тревогам! – сказал он Алексею.

– Да я тоже не хочу! – сказал Алексей Валерию, – завалю экзамены и поступлю в универ на истфак. Будем учиться в одном городе.

На следующий день Алексей от Тучкова моста отправился с Валерой, у которого еще был почти месяц до экзаменов, на «Ракете» в Петергоф.

Был прекрасный день. Два часа друзья бродили по Петергофскому парку. Посетили Монплезир, малый Эрмитаж, погуляли вдоль Марли, посмотрели неразрушенную часть Большого дворца. Полюбовались фонтанами и после этого направились к училищу.

– Ты это, Леха, долго не оставайся там! – инструктировал Валера, – сдашь документы и выходи, еще погуляем!

Перед КПП толпилось много ребят. Это были так называемые кандидаты в курсанты или по-простому – абитуриенты. Алексей занял очередь в маленькую комнату перед турникетом. Изредка КПП проходили курсанты третьего курса и все поступающие с волнением смотрели на них. Красивые белые форменки, белые бескозырки с красивой золотистой надписью на черных ленточках «ВВМУРЭ им Попова», сверкающие золотом курсовки на левом рукаве произвели на Алексея огромное впечатление. Какая красивая форма, какие красивые и подтянутые ребята! У КПП их ожидали не менее красивые и привлекательные девушки, которые даже целовали их при выходе в щечку и затем, взяв под руку, весело уходили к автобусной остановке или в сторону парка. Это произвело на Алексея огромное впечатление.

И неожиданно для себя Алексей подумал: «Пожалуй, я захотел сейчас поступить во ВВМУРЭ более, чем в универ».

Кандидаты заходили по очереди в маленькую и прокуренную комнату по одному. Наконец пришла очередь Алексея. Капитан 3-го ранга, найдя его фамилию в списке, принял все документы, направил Лешу в четвертый поток, размещавшийся в четвертом корпусе.

– А можно я еще погуляю по парку и провожу друга на «Комету»? – попросил Алексей.

– Это военная служба, уважаемый кандидат! – капитан 3-го ранга аж покраснел, – не вы выбираете ее, а она вас выбирает! Приучайте себя к дисциплине и выполнять беспрекословно все приказания командования и делать не то, что вам хочется, а то, что надо делать, даже если вам не хочется! Сдавайте экзамены, становитесь курсантом и будете увольняться в город в соответствии с установленным порядком! А сейчас идите в казарму, в свой поток, там вас встретит мичман Светлов и расскажет, что вам делать. Не нравится – получите документы и езжайте назад с черной меткой в ваш военкомат, что вы прокатали казенные деньги и с вас все вычтут. Здесь учиться и служить никто вас уговаривать не будет! Вам еще нет семнадцати лет! – он внимательно посмотрел в документы Алексея. – Мы впервые принимаем ребят, которым еще нет семнадцати лет.

Алексей страшно расстроился, что надо прощаться с Валерой. Назад за КПП уже не выпускали, и он подошел к металлическим воротам из прутьев.

– Валера! – позвал он друга.

– Ты чего там? Пойдем погуляем! – предложил Валера.

– Не выпускают! – расстроенным голосом сказал Алексей.

Валера развел руками.

– Вот! Поэтому я не хочу поступать в военную систему!

– Военная служба, понимаешь? – подражая капитану третьего ранга, сказал Алексей, – надо научить себя делать не то, что хочется, а то, что надо!

Валера засмеялся, просунул руку через ограду и попрощался.

– Давай служи, Леха, а я пойду пивка попью за твое здоровье!

И он направился в сторону парка.

Алексей вздохнул и пошел искать четвертый корпус.

Перед КПП находились старые здания.

«Наверное, здания дореволюционной постройки, – предположил Алексей, – выполнены в той же манере, что и большой дворец и здания рядом с ним. Антон, представляешь, какая это старина и история? Может, здесь бывали и ходили по этим же аллеям Петр Первый или Екатерина, Суворов или Потемкин, Ушаков или Нахимов? Страшно подумать, что сегодня я здесь и хожу по этим же историческим местам».

Мичман – старшина потока, внимательно рассматривал паспорт и бумаги Алексея, и потом сказал, что надо получить матрас, подушку, одеяло и постельное белье в баталерке и занимать свободную койку.

Как заметил Алексей, его четвертый поток состоял в основном из ребят с Кавказа. Получив белье и положив его на верхнюю койку, Алексей достал учебник по математике и стал повторять ряды.

Внезапно поступило приказание построиться.

Когда все кандидаты встали в строй, мичман Светлов вышел перед строем и объявил:

– Через полчаса будет построение потока перед корпусом на строевые занятия и затем отправка всех кандидатов в поточную аудиторию для подготовки к экзаменам. Через час будет консультация по математике. А в 18.00 построение на плацу и переход в столовую на ужин. С собой ничего не брать, кроме учебников и тетрадей!

По команде дневального, такого же кандидата, Алексей выбежал вместе с другими ребятами из корпуса и встал в общий строй. Строй стоял параллельно корпусу, и ребята были построены в колонну по восемь человек. Леша посчитал приблизительно: получалось человек сто двадцать в их потоке, а может и больше.

– С места строевым шагом марш! – скомандовал мичман.

И строй ринулся вперед: кто в лес, кто по дрова. Застучали по асфальту каблуки гражданских полуботинок. Многие шли не в ногу, разговаривали с соседями. С Сашей рядом оказался длинноносый армянин из Баку.

– Александр Хачатуров! – с улыбкой представился он Леше.

– Морозов Алексей! – ответил Леша и постарался незаметно для мичмана пожать руку Александру.

Но мичман увидел и остановил строй.

– Поток, налево! Выйти из строя! – скомандовал он Алексею и его соседу.

Саша и Алексей вышли из строя, расталкивая стоявших впереди ребят. В строю раздались насмешки соседей.

– Ходить не умеют, строевые приемы выполнять не умеют, а болтать в строю уже научились! – резюмировал громко мичман. – Поток, смирно! Объявляю кандидатам, как ваши фамилии?

– Хачатуров, Морозов! – по очереди ответили виновные.

– Кандидатам Хачатурову и Морозову объявляю по наряду на работу! – объявил мичман, – будете сегодня чистить гальюн, а то там такая грязь!

Весь строй рассмеялся. А высокий и черноволосый по виду грузин с усами из первой шеренги громко выкрикнул:

– Вы их лучше отчислите, товарищ мичман, меньше конкурс будет!

– И вы тоже выйдите из строя, товарищ кандидат! – скомандовал мичман резвому грузину.

Тот так же неумело вышел из строя и повернулся лицом к строю.

– Объявляю кандидату Гогоберидзе, так ваша фамилия?

Грузин кивнул головой.

– Тоже наряд на работу! – объявил мичман, видимо, уже зная фамилию резвого грузина.

На этот раз смешков не послышалось. Все угрюмо молчали.

– Будете все работать сейчас в ротном помещении после строевых занятий вместо подготовки к экзаменам! Вы, Морозов, старший! Приведете всех строем в ротное помещение!

– Эй, послушай, уважаемый! Почему этот Морозов старший, я не согласен. Чем я хуже? – вдруг стал возражать резвый грузин.

Мичман улыбнулся и скомандовал:

– Поток, смирно! Кандидату Гогоберидзе объявляю еще один наряд на работу за болтовню! Еще раз повторяю! Морозов старший, специально для тех, кто не понял. Встать в строй! – скомандовал всем троим и когда все встали в строй, продолжил, – поток, направо! Шагом марш!

Строевые занятия продолжались почти час. За это время мичман показал основные строевые стойки и приемы. Распределил поток и перестроил по росту. Саша оказался во второй шеренге. Более низкие грузин и Хачатуров стояли где-то сзади.

Когда занятия были закончены, мичман приказал Алексею, Александру и грузину выйти из строя.

– Кандидат Морозов! Отведите наказанных в ротное помещение и ждите меня! – скомандовал Алексею мичман.

При подходе к корпусу грузин предложил покурить, пока нет мичмана, и достал пачку «Примы». Леша отказался, а Саша закурил в курилке. Леша пошел в ротное помещение, сел на свою койку и достал учебник по математике.

Через несколько минут подошел мичман и спросил Лешу, где Гогоберидзе и Хачатуров.

Леша сказал, что они курят в курилке.

– А вам ничего нельзя доверить, товарищ кандидат! Я же сказал идти не курить, а в ротное помещение!

– Мы пришли сюда! – заступился за Лешу Хачатуров, поднявшийся по лестнице.

– А я вас не спрашиваю, Хачатуров, я спрашиваю Морозова! Где Гогоберидзе? – строго спросил мичман и затем прибавил, – объявляю вам, Морозов, еще наряд на работу за невыполнение моего приказа!

У Леши на глаза навернулись слезы. Из-за этого Гогоберидзе два наряда на работу.

Наконец в роту поднялся Гогобердидзе и тихонько встал рядом с Сашей.

– Если становитесь, Гогобердзе, в строй, то надо спрашивать разрешения старшего начальника! – сделал ему замечание мичман.

– Я на минутку только вышел. Писать, понимаешь, захотелось! – улыбнулся Гогоберидзе, стараясь задобрить мичмана.

Тот улыбнулся.

– Значит, пойдешь убирать гальюн и умывальник, раз тебе там понравилось! Вы, Морозов, будете убирать старшинскую и командирскую, а вы, Хачатуров, ротное помещение – мыть окна! Задача – сделать мокрую приборку. Протереть пыль со всех поверхностей, помыть окна, протереть влажно полы, протереть лампы, вынести из свободных тумбочек и урн мусор на помойку! Все понятно?

– Мне непонятно! Что такое гальюн? – вдруг мрачно сказал Гогоберидзе.

– Гальюн – это по-корабельному туалет, – пояснил мичман.

– Тогда я не согласен! Туалет и умывальник большие помещения, ротное помещение тоже, а старшинская и командирская маленькие помещения. Почему этот Морозов делает маленькую работу, а нам с армяном досталась большая? Неправильно это! Потому что он русский? Вы так решили для своего?

Мичман вскипел.

– Гогоберидзе! Вы и во время войны будете так же обсуждать приказания командира? Я приказал так, так и будет!

Леша решил не обострять отношений.

– Товарищ мичман! Давайте я пойду работать в гальюне, а Гогобердизе пусть убирает старшинскую и командирскую. Это, наверное, будет правильно?

– Как хотите, Морозов! – вдруг согласился мичман, – пойдемте, покажу сейчас в шхере, где брать швабры, тряпки, мыло и обрезы! – и направился к маленькой двери напротив дневального по кубрику, – когда закончите приборку докладывать лично мне, я буду у вас ее принимать!

– Эй, слушай, товарищ мичман! А что такое шхера и почему шхера? – спросил Гогоберидзе.

– Шхера – помещение для хранения пробирочного инвентаря, – спокойно ответил мичман.

– Зачем так сложно? – сказал грузин, но, увидев напряженное лицо мичмана, замолчал.

Все направились за мичманом.

– Слушай, Морозов, а что такое обрез и швабра? – тихо спросил Лешу Гогобердзе.

– Швабра – это такая палка с перекрестьем, на которую наматывается ветошь для мытья полов. А обрез я не знаю, что это такое! – признался Леша.

В шхере оказались швабры, тазики, ведра и ветошь. Мичман показал, что и где и рассказал, как называется и ушел в командирскую.

– Так, я беру это и это! – сказал грузин, отбирая себе орудия приборки.

– Грузин, ты знаешь, что из-за тебя мичман наказал Лешу и объявил ему еще один наряд на работу за твое курение? – вдруг сказал грузину Хачатуров.

– Э, армян, молчи, правильно сделал мичман! Я бы вас не отпустил курить, даже если бы очень просили! Зря ты, Морозов, отказался от приборки в старшинской. Там есть телевизор, а сейчас показывают чемпионат мира по футболу из Англии. А ты общайся с гальюном, убирай чужое гавно! – улыбаясь, сказал грузин и направился в старшинскую.

Леша пожал плечами, кивнул головой Хачатурову и, отобрав себе орудия приборки, направился в гальюн. Гальюн состоял из двух помещений: умывальника на двадцать шесть умывальников и гальюна на тридцать посадочных мест и десять писсуаров. Посадочных мест сказано мягко. Сидеть можно было, только присев на коленях. Сами унитазы представляли металлические тазики с местами для установки ног и вделаны были в пол. Умывальники были с желтыми потоками, писсуары и унитазы тоже. Последний унитаз размещался в маленькой кабинке, где Леша нашел хлорку и еще приборочные материалы и хозяйственное мыло. Он приготовился к приборке и пошел переоделся в спортивный костюм в ротном помещении. Не было желания пачкать единственный костюм, в котором надо будет сдавать экзамены. Спортивный костюм, купленный перед отъездом в Ленинград, тоже было жалко, но не так жалко, как сам костюм, купленный специально перед выпускным вечером. Переодевшись, Леша начал с драйки унитазов. Периодически приходили Саша и грузин наливать воду в умывальнике и сливать грязную воду.

«Настоящий моряк не должен бояться никакой, даже самой грязной работы, – думал Леша и вспоминал, как отец ему рассказывал, как также драил гальюн во время войны в Каспийском военноморском училище, – вот папа посмеялся бы, если бы узнал, чем я сейчас занимаюсь».

Время летело быстро. За окном начало уже темнеть, когда зашел мичман проверить приборку.

– Как у вас здесь, Морозов? Молодец, что хлорку нашли! Правильно! Унитазы вымыты хорошо и писсуары тоже. Умывальники тоже нормально. Теперь окна помойте и будем считать, что вы один наряд отработали. Завтра во время подготовки к экзамену будете с Хачатуровым и Гогоберидзе отрабатывать второй наряд. Объекты те же.

– Так у Хачатурова всего один наряд! – удивился Леша.

– Один так один!

Слезы выступили на глазах у Леши. Он рассчитывал, что мичман ему зачтет минимум два наряда за усердие. А получился только один. Спортивный костюм теперь пропал безвозвратно. Пятна хлорки разъедали руки, с которых даже слезала кожа.

Леша закончил мыть окна, когда в роту прибыл весь поток. С криками кандидаты побежали в кубрик и гальюн.

«Вот и все, – подумал Леша, – можно начинать приборку сначала».

– Поток, выходи строиться на ужин! – громко командовал мичман Светлов.

И его команды повторял высокий и тощий кандидат кавказец, стоявший у тумбочки дневальным.

– Привет гальюнным работникам! – прокричал шутливо, догоняя Лешу, Хачатуров, – грузину мичман добавил еще один наряд за просмотр телевизора вместо приборки! Теперь у него три!

Их догнал уже на выходе Гогобердидзе. Он весело улыбнулся Леше и Хачатурову.

– Давайте знакомиться! Меня зовут Анзор! Я из Тбилиси. У меня есть хорошее вино. Предлагаю вечером его выпить!

– Леша! – представился коротко Морозов, – я не буду пить. Отчислят.

– Саша! – пожал на бегу руку грузину Хачатуров, – я тоже пить не буду. Отчислят. Зачем нам это?

– Э, армян и русский! Это же не водка, а вино. У нас вино пьют даже дети. Такие трусы. Не курят, не пьют, по дэвушкам не ходят. Прямо вас надо медалями награждать!

Они выскочили с другими кандидатами на дорогу перед корпусом и заняли свои места в строю.

Какой-то грузин что-то спросил Анзора по-грузински и тот ответил тоже по-грузински. Они весело засмеялись. Несколько кандидатов, видимо, тоже грузин, поддержали их смех.

– Отставить смех! – скомандовал мичман, вышедший за последними кандидатами, – равняйсь! Смирно! Поток строевым с места – шагом марш!

По двору раздался дружный стук ботинок кандидатов.

– Левой, левой, левой! – громко командовал мичман, старясь, чтобы кандидаты шли в ногу, – на нас смотрит командование, и я хочу, чтобы вы ходили лучше других! – перекрикивал он стук ботинок.

Впереди у дороги стоял какой-то капитан 1-го ранга с сине-белой повязкой в синем кителе.

– Поток, смирно! – скомандовал мичман, – равнение на право!

Где-то за ними слышались шаги других марширующих потоков и команды «смирно». Дежурный капитан 1-го ранга остался где-то позади. Впереди был плац, на котором строились все потоки по номерам. В центре стоял оркестр, блестя своими инструментами и играл какой-то бравурный марш.

– Левой, левой, левой! – раздавались команды мичманов слева, справа, сзади и спереди.

Наконец они заняли свое место в общем строю всех потоков. Как поток, имеющий четвертый номер, они стояли в первом ряду четвертыми с начала.

Мичмана по очереди докладывали дежурному по училищу, стоявшему на небольшой тумбочке и обозревавшему все построение, как бы сверху. За его спиной были кусты и яблоневый сад.

Мичман Светлов громко скомандовал:

– Четвертый поток! Равняйсь! Смирно! – и строевым шагом подошел к дежурному по училищу и доложил, – товарищ капитан первого ранга! Четвертый поток для следования на ужин построен, отсутствующих нет! Старшина потока мичман Светлов.

– Вольно! – скомандовал дежурный по училищу.

И Светлов, повернувшийся к потоку, повторил команду.

Когда все командиры потоков доложили дежурному, тот громко скомандовал:

– Потоки, смирно! Для следования на ужин первый и десятый потоки прямо, второй третий, четвертый, пятый направо, шестой седьмой, восьмой, девятый налево! Первый и десятый потоки прямо шагом марш!

Заиграла какая-то незнакомая, но очень берущая за душу строевая музыка.

«Прощание славянки» – прошептал кто-то сзади.

Раздался дружный стук ботинок.

Где-то раздавались команды:

– Поток, смирно! Равнение направо! Равнение налево!

Грохотали ботинки кандидатов. Громко играл оркестр, и Леша в общем строю маршировал в столовую.

Над столовой висел огромный плакат Владимира Ильича Ленина в кепке, приложившего руку к козырьку. На плакате было написано «Верной дорогой идете, товарищи!»

Поток остановился перед дверью за другими потоками. Поочередно по шеренгам по очереди кандидаты впереди стоящих потоков забегали в столовую. Наконец пришла их очередь.

– Пошереножно в столовую бегом марш! – скомандовал мичман Светлов.

И первая шеренга, согнув руки в локтях, побежали в столовую. За ней вторая, третья и так далее.

В столовой их встречал дежурный по камбузу. Он спросил какой поток и, узнав, что четвертый, направил их в зал налево и сказал, чтобы занимали столы, начиная с первого. За столом Леша оказался за одним столом вместе с Сашей Хачатуровым и двумя азербайджанцами. Азербайджанцы о чем-то разговаривали громко на своем языке.

– Ты знаешь, Леша, мне не нравится в училище! Я, наверное, сам уйду! – вдруг сказал Хачатуров, – буду поступать в гражданский институт. Там не заставляют драить до блеска гальюны и кубрики. И шагать мне не нравится. Не мое это. Я могу убирать за собой, но за другими мне неинтересно.

– Как уйдешь? Даже не попробовав сдать один экзамен? – удивился Леша.

– А зачем сдавать и мучиться? Так уйду лучше сразу. Я не военный – это я понял.

– Вот призовут на флот на четыре года – сразу станешь военным! – сказал Леша, доедая первое.

– Рота, встать! – вдруг скомандовал мичман Светлов, уже успевший поесть. Все встали, Саша Хачатуров замешкался и сразу получил от мичмана наряд на работу.

«Хоть не один буду теперь ночью гальюны драить» – подумал Леша.

Азербайджанцы по-деловому набивали карманы оставшимся хлебом и котлетами своими и даже Леши и Саши.

– На выход по столам, начиная с первого! Бегом марш! – командовал мичман, – кто не успел поесть – значит опоздал, доберет завтра на завтраке! Столовая не место для болтовни!

Кандидаты, сидевшие за первыми столами, побежали на выход. Пришла очередь и их стола.

– Вот и еще одна причина, по которой я не хочу быть военным, – прошептал Леше на ухо бегущий рядом Хачатуров.

Вечером были вечерняя поверка (проверка наличия кандидатов в строю) и прогулка с песнями вокруг плаца. Во время поверки не досчитались в строю Гогобердидзе и еще пару грузин. Светлов отправил за ними в ротное помещение кого-то из кандидатов. Не нашли, и Светлов доложил об отсутствии в роте трех человек. Потом роты ходили друг за другом при свете фонарей и орали песни. Дежурный по училищу контролировал поверку и прогулку.

Наутро от потока отчислили Гогоберидзе и его двух друзей грузин, не вышедших не вечерню поверку. Оказывается, они, закрывшись в гальюне, пили какую-то чачу. Там их и нашел мичман Светлов, распевавших весело грузинские песни.

– Он русский и не любит грузин! – уходя, объяснил Леше Гогоберидзе, – хоть чемпионат мира по футболу посмотрю нормально.

Следующий день походил как две капли на первый. После строевых занятий Леша, Хачатуров, уже написавший рапорт на отчисление, и еще пара таких же кандидатов отправились отрабатывать один наряд на работу. После ужина отчислили Сашу Хачатурова. Он пришел попрощаться к Леше, долго тряс руку, дал свой адрес в Баку, говорил, что решил поступать в нефтяной институт дома.

Леша остался один. У него закололо в сердце – а, может, тоже отчислиться? Завтра экзамен по математике письменный, а он не знает ни одного человека в потоке. Нет, в лицо знает многих, но знает, что друзей здесь у него нет. Перед сном к Леше уже в трусах подошел высокий круглолицый парень с мощными бицепсами.

– Меня зовут Дима, я из Пушкина. Ты в математике шаришь? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Леша, – я не был ни на одной подготовке. Отрабатывал наряды.

– Сядешь рядом со мной и будешь помогать решать мне задачи. Держись меня и не пропадешь! – сказал Дима, – а не решишь – получишь в клюв!

«Я бы лучше сел с Сашей Хачатуровым и помогал бы ему» – подумал Леша, но перечить Диме не стал. Слишком угрожающе смотрелись бицепсы.

Утром, надев парадный костюм, он со всей ротой направился на экзамен. Экзамен проходил в двух поточных аудиториях. Половина кандидатов была направлена в одну аудиторию, вторая в другую. Дима попал в другую аудиторию, и Леша облегчено вздохнул. Не нравилось ему помогать незнакомым людям. Особенно по приказанию и с угрозой получить в клюв. Если бы Дима сидел рядом, он бы помог ему и так. Но сложилось по-другому, и он даже не хотел ему помогать.

«Судьба» – подумал Леша и сел за указанный ему стол.

В аудитории кандидаты по указанию мичмана Светлова рассаживались по одному за каждый стол.

Задачки попались простые, и Леша их быстро решил. Проверил еще пару раз, на всякий случай, и сдал листочки с решениями на час раньше окончания экзамена.

Перед ужином мичман Светлов построил роту в ротном помещении. Достал какой-то листок и зачитал четыре фамилии. В том числе назвал и Лешину фамилию.

– Названным выйти из строя!

Названные кандидаты вышли из строя и, повернувшись, стали лицом к строю.

«Неужели, я что-то сделал не так? Ничего себе, наверное, двойка!» – подумал Леша и ноги его похолодели, а по спине потекла струйка пота.

– Значит, так! – продолжал мичман, – эти четверо кандидатов остаются здесь! Они сдали экзамен благополучно на четыре и пять. Остальные кандидаты собирают свои вещи и получают документы для следования домой! – объявил мичман, – сдавшие экзамены переезжают на второй этаж. Там собираются кандидаты других потоков, сдавшие математику письменно, для сдачи математики устной. Старшиной роты у вас будет мичман Логунов.

– А сколько я получил? – спросил Леша после роспуска строя у мичмана.

Мичман посмотрел в список и ответил:

– У тебя пятерка. Это отлично. Можешь поступить. Проходной бал минимум тринадцать. Еще два экзамена. Завтра с утра вас отпустят в увольнение до вечера и потом через два дня сдача второго экзамена. Счастливо тебе, Морозов!

Перед уходом к Леше подошел валунообразный Дима, заваливший экзамен и сказал Леше:

– Ты, придурок, виноват, что я не сдал, и я это никогда тебе не прощу!

Леша расстроился, ведь он не сам не пошел за Димой, а его направили в другой кабинет и указали место, где он решал задачи. Но Дима почему-то считает его виноватым.

Леша переехал с постельным бельем на второй этаж, где формировался новый поток для сдачи математики устной. В этом потоке был знакомый парень из Калининграда – Антон Василевич. Леша выбрал койку рядом Антоном. Весь вечер они шептались, обсуждая свое будущее и результаты экзаменов. Кавказцев почему-то среди оставшихся не было совсем.

В увольнение Леша поехал к сестре бабушки тете Пане. Она, узнав, что Леша благополучно сдал экзамены, приготовила великолепный обед. Леша позвонил в Калининград отцу и сообщил свои результаты. Отец сообщил, что все переживают за него и спросил будет ли он заваливать?

Леша ответил, что не знает пока. Думает.

Вечером на вечерней электричке он поехал в Петергоф. Впереди был следующий экзамен – математика устная.

Утром на плацу уже маршировали кандидаты из первого и тринадцатого потоков – золотые медалисты, сдававшие один экзамен и уже зачисленные в училище. Они уже были пострижены наголо, в новых темно-синих робах и бескозырках с чехлами и без ленточек. Ими командовали бывшие матросы и солдаты, сдавшие экзамены, раньше и уже зачисленные в училище. В отличие от медалистов у них были ленточки с красивой надписью на бескозырках «ВВМУРЭ им Попова», теперь ставшей мечтой Леши.

Второй экзамен по математике устной прошел легче. В билете было два теоретических и один практический вопрос. Леша быстро подготовился к ответу и получил четверку. А Антон пятерку, но у него была за первый экзамен четверка. Из их сборного потока отчислили еще человек пятнадцать, заваливших экзамен или сдавших всего на тройку. У Леши и Антона было по девять баллов, и они могли физику теперь сдавать даже на четверку, чтобы быть зачисленными.

После экзамена в обеденный перерыв они пошли на спортивную площадку. Там с Антоном они обсудили результаты экзаменов.

– Нам физику надо сдать не ниже, чем на четверку, но если пятерка, то точно поступим! – сказал довольный Антон.

– Постараюсь хотя бы на четверку. Физика не мой конек! – ответил Леша, – но поступить очень хочется.

Перед физикой их сгоняли в барокамеру. Барокамера располагалась в лаборатории ЛВД (легководолазного дела). В две раздельные камеры, в каждой из которых помещалось по шесть кандидатов, нагнетался воздух под высоким давлением. Если все было нормально, то воздух потом спускался, достигнув необходимого максимума. Леше не повезло. Воздух спускали дважды досрочно, потому что кандидатам, попавшим с Лешей в одну камеру, становилось при наборе давления плохо, шла кровь из ушей и носа. И каждый раз приходилось спускать воздух. Первый раз вывели парня с Украины Толика Назаренко, а второй раз только что добавленного парня с Белоруссии Мишу Скаженка. Их выводили, отправляли в санчасть, а потом сразу оформлять документы на отчисление.

– Вы будущие подводники и обязательно должны пройти барокамеру! – говорил кандидатам высокий подполковник с погонами медика.

Только с третьего раза барокамера Леши достигла максимального значения. Давление спускали долго, и было даже холодновато. Три раза поднимать давление в одной барокамере – это чувствительно.

«Прошли» – подумал Леша, вылезая из люка барокамеры. Он очень боялся этого испытания, так как в детстве и в школе у него иногда шла кровь из носа.

Потом была физическая подготовка. Их привели на спортивный городок, где надо было подтянуться минимум шесть раз на перекладине. Для Леши это не представляло труда, так как он занимался в школе гимнастикой и имел даже спортивный разряд по гимнастике.

Обративший внимание на хорошо вытянутые носки Леши и как он делал подтягивания, принимавший экзамен капитан с красным просветом на погонах спросил Лешу:

– Занимался раньше гимнастикой?

– Да, в школе, выступал по первому юношескому разряду.

– Ого, видно сразу. А переворот можешь сделать и выход силой?

Леша опять подошел к перекладине и, раскачавшись, крутанул «солнышко». Потом затормозил и играючи сделал выход силой, а затем, спустившись вниз, взлетел с подъемом переворотом.

– Отлично! Фамилия?

– Морозов!

– Зайдете, Морозов, на кафедру физподготовки к майору Локотецкому! Он курирует гимнастов, такие ребята, как вы, нам нужны!

И тут Лёша пожалел, что покрасовался перед капитаном. Теперь опять может вмешаться кафедра физподготовки и все испортить.

Антон еле подтянулся шесть раз, но подтянулся, и этого было достаточно.

Потом был бег вокруг какого-то пруда рядом с парком на один километр. Вокруг ходили гости Петергофа, даже иностранцы, а кандидаты в курсанты носились группами, как беговые лошади с красными лицами вокруг пруда. Саша и Антон еле уложились в положенный норматив три минуты сорок секунд. Были на грани. Но прошло. Сразу за забегом надо было проплыть по пруду сто метров.

Леша в школе занимался в бассейне и хорошо плавал. Плавание было не на время. Задача стояла просто доплыть. С первого раза Леше доплыть не дали, так один из кандидатов стал тонуть, и пришлось Леше его вытаскивать на берег.

Затем Лешу все же заставили переплывать еще один раз, а спасенного кандидата с Украины отправили в строевую часть оформлять документы на отчисление.

Экзамен по физике Леша сдал на четыре, а Антон на пять.

– Что, почти поступили, друг? – сказал Антон, подтягиваясь вечером на перекладине в ротном помещении, – исполнилась мечта идиотов? Завтра сочинение и потом приемная комиссия. Ты на какой факультет пойдешь?

– Я? – почесал лоб Леша, – наверное, на радиосвязь, а ты?

– Я на радиотехнический, там дают диплом инженера по радиоэлектронике, а у вас только по радиосвязи. Все же радиоэлектроника более объемно. Я хочу туда. Пойдем вместе?

– Нет, я хочу на радиосвязь. Все равно в одном училище будем учиться. Может, и на один корабль попадем, если будем по разным специальностям? А по одной навряд ли.

Антон согласился.

Утром писали сочинение. Сочинение Леша написал почему-то на тройку. Но это был уже зачет. Непрофилирующий экзамен. Видимо, сказалось волнение, и он сделал пару непростительных грамматических ошибок. Вечером их отпустили в увольнение, и они опять поехали к тете Пане. Позвонили оттуда родителям, сообщили, что все поступили, все нормально. Мамы плакали в трубку. Сообщили, что следующий раз выйдут на связь после принятия присяги – 30 сентября.

На следующий день Антона и большинство набравших проходной балл вызывали на распределение к начальнику училища, а Лешу и еще нескольких ребят с их потока, тоже набравших проходной балл, и несколько человек, набравших двенадцать баллов, не отчислили, а почему-то вызвали к полковнику Борисову – начальнику нового набора.

По плацу бодро маршировали курсанты нового набора, уже зачисленные в училище, сверкавшие бритыми затылками.

– Левой, левой, левой! – раздавались команды командиров, – шеренга ровнее! Вы что, так же и на параде в Москве будете маршировать? Да вас выгонят оттуда!

Мокрые от струящегося из-под бескозырок пота поступившие курсанты с усердием отбивали ногу. Леша бежал, оглядываясь и представляя, что и его также постригут наголо, дадут новую робу и ремень, пахнущий кожей, и отправят на все лето маршировать на плацу.

Кандидаты уже знали, что весной первый курс отвезут на поезде маршировать в Москве по Красной площади.

* * *

– Разрешите войти, товарищ полковник? – спросил Леша, когда старший лейтенант, стоявший перед дверью с табличкой «Начальник нового набора» назвал его фамилию.

– Что, курсант, считаешь, что поступил? – спросил Лешу полковник, вставая со стула, – я предлагаю тебе поступление не сейчас, а в следующем году. Мы даем тебе справку, что ты поступил, а ты приезжаешь к нам в следующем году. Как тебе мое предложение? Это у нас нормальная практика.

– Я думал, что я поступил! Набрал проходной балл! – еле проговорил Леша, испытывая мучительный страх и ужас, что сейчас на него станут кричать.

Синдром второго секретаря райкома Кудрявцева действовал.

– Да, балл ты набрал, – спокойным голосом сказал полковник, – но тебе еще пока шестнадцать лет. А по закону призвать на службу могут только с восемнадцати лет.

– Но мне исполняется через несколько дней семнадцать лет! – пробормотал Леша.

– Понимаешь, у меня набрали балл и давно уже семнадцати и даже восемнадцатилетние ребята – выпускники одиннадцатого класса. Их в этом году осенью призовут в армию, если их отпустить на год на гражданку. А тебе же армия пока не грозит? В лучшем случае осенью следующего года.

– Вроде так.

– Так чего мы думаем? Приедешь в следующем году в июне, сразу наденешь форму. Командиром отделения к новым кандидатам назначим. Давай, соглашайся!

Леша подумал и неожиданно для себя самого согласился.

Ему в строевой части выдали проездные документы и справку, что он зачислен во ВВМУРЭ имени Попова в следующем 1967 году.

* * *

Леша забрал документы и, не найдя Антона, видимо, маршировавшего на плацу, поехал на Варшавский вокзал, взял билет на таллинский поезд до города Кивиыли. Там на хуторе, в трех километрах от города, жила его бабашка Наташа, сестра тети Пани. Бабушка его очень любила и обрадовалась его приезду.

Леша показал ей справку о поступлении, и она с гордостью показывала ее соседям эстонцам, жившим на этом же хуторе.

Конец июля – славное время в деревне. Леша больше месяца помогал бабушке собирать крыжовник, смородину, малину. Колол дрова и сланец, привезенные бабушке из собеса. Ходил с местными девушками на танцы, бегал в лес за грибами и ягодами. Лето пробежало быстро и весело, и он думал иногда об Антоне, маршировавшем по плацу в такую августовскую жару, и думал, что поступил правильно, что согласился взять справку: «Правильно я сделал, что согласился на предложение полковника».

В последних числах августа бабушка забеспокоилась, что Леше надо, наверное, поехать в Калининград к родителям. Надо же устраиваться куда-то на работу. Ведь не бездельничать же целый год?

Первого сентября Леша выехал в Ленинград. Приехал к тете Пане, и она очень удивилась, что он не в училище. Ведь он же к ней не заезжал. Сказала, что звонили родители и спрашивали про него. Ищут его. Она сказала им, что они с Антоном поступили и сейчас в училище, что 30 сентября будет присяга, и они обещали приехать.

И тут Леша вдруг понял, что родители беспокоятся о нем и разыскивают его. Он проверил оставшиеся деньги и понял, что хватит на самолет. Благо, билет на самолет стоил не дороже билета в поезде. А у него были на руках выданные в училище проездные документы в общем вагоне, которые надо будет потом сдать в военкомат. На следующий день он вылетел в Калининград.

Дома его ждали и не ждали, глаза у матери были черные, видимо, от слез.

– Ты где был? – строго спросил отец.

– Я поступил в училище, но мне сказали, что я еще молодой и дали справку о зачислении на следующий год. Я и поехал к бабушке, где и был июль, весь август и даже начало сентября. Помогал ей.

Леша показал отцу справку.

– А зачем тебя тогда туда вызывают? – недоумевающе спросил отец. – Помогал бабушке это хорошо. Но почему нам не сообщил ничего? Тетя Паня ничего не знает. Почему? Это что, высшая математика? – спросил отец. – Ты знаешь, о чем мы подумали, когда нам пришла телеграмма, что тебя срочно вызывают в училище? Что ты дезертировал! Ты хотя бы мог подумать про свою мать?

– Я не подумал, что вызовут. Думал, что вам не все ли равно где я? В училище или у бабушки? – оправдывался Леша, понимая, что кругом виноват.

– Индюк тоже думал, да в суп попал! – разозлился отец. – Больше так никогда не поступай, дружок! Ты матери, наверное, с десяток лет убавил своими делами! Посмотри, как она плакала каждый день. Собирайся в авиакассу и немедленно лети в училище, если еще не поздно. Если там тебя еще ждут. Телеграмма пришла уже четыре дня назад. Мы весь телефон тете Пане оборвали. Ей бы хоть сказал, куда уехал. Она ничего не знает.

* * *

Леша немедленно поехал в авиакассы и взял билет на Ленинград.

На следующий день он прибыл на КПП и предъявил телеграмму.

– Вам надо пройти в строевой отдел со всеми документами! Вот пропуск!

В строевом отделе у Леши отобрали паспорт и отправили в 21 буки роту, размещавшуюся в первом корпусе над кафедрой кораблевождения.

Оказалось, что всех «справочников» вызвали в училище досрочно. Сформировали целую роту. Последним прибыл Леша. В роте уже командовали курсанты четвертого курса, исполнявшие обязанности командиров отделения и замкомвзводов. Леша, как и хотел, даже без всякого распределения, попал на факультет радиосвязи. Командиром его роты был назначен только что прибывший с Черноморского флота капитан-лейтенант Иванов Альберт Романович.

На следующий день Леша маршировал под звуки оркестра по плацу, постриженный наголо и в свежей, еле гнувшейся, новой темно-синей робе, и бескозырке без ленточек с такими же ребятами, как и он сам. Получилось, что он пропустил весь курс молодого бойца и скоро присяга.

Пот струился по его лбу, но он с удовольствием отбивал строевой шаг.

– Левой, левой, левой! – раздавались команды командиров.

Строевые занятия сменялись занятиями по изучению азбуки Морзе, изучению флажного семафора, а также гребле на шлюпках, вернее, хождению на них.

30 сентября 1966 года, через три недели после прибытия, Леша принял присягу и стал полноправным курсантом ВВМУРЭ имени Попова. Ему выдали ленточку с надписью ВВМУРЭ имени Попова. Началась новая жизнь, в новой военно-морской семье и к ней надо было привыкать. В чем-то ломать себя. Чему-то учиться. Школа закончилась. Начался новый этап жизни, пожалуй, самый сложный, определяющий всю дальнейшую жизнь.