Читать книгу Взгляд со стороны - Виктор Бон - Страница 4

1

Нахожусь в яме, довольно глубоко, откуда-то снаружи скудно пробиваются звуки и лучи солнечного света, а я там внутри во всю свою силу орудую лопатой, старательно загребая и отбрасывая в сторону тяжёлую землю. Наконец, в какой-то момент до меня доходит истинный смысл происходящего, я начинаю отчётливо понимать, что копаю могилу, причём – самому себе, но, удивительное дело, сохраняю при этом абсолютное спокойствие.

Стою вот уже в полный рост, могу даже перемещаться внутри пространства. Наблюдаю, что сверху от меня, прямо над головой, расположен свод почвы с неровными, осыпающимися краями с зияющими норами, трещинами и прогалинами, торчащими корнями, клочками травы, прямо по границе двух разных сред, над зелёной лужайкой и под сырой землёй, между той яркой, свежей, живой атмосферой и этим тусклым царством холодного света. Да, всё же пока ещё – этого света.

Но я усердно копаю дальше, делаю всё большее углубление в сторону, и в результате отмечаю, что мне даже нравится, какой он получается замечательный, просторный такой, с уютными нишами, удобный, симпатичный, жаль только немножечко прохладный и сыроватый – склепчик…

…Проснувшись, и пребывая под впечатлением, понимаю, что я не шибко грамотен в сложной науке толкования снов, но невольно начинаю задумываться о скрытом смысле того, что мне довелось увидеть, хочу понять истинное значение именно такого жестковатого сюжета. Особенно учитывая то обстоятельство, что аналогичные неприятные события снятся уже не первый раз за последнее время. Днём ранее, например, виделись какие-то неприятности с лёгкой паникой, возникающей от тревоги, смятения при внезапной потере своей постоянной работы, и я беспокоился там, суетился, метался в поисках путей срочного решения по пресловутому денежному вопросу. Затем это продолжилось ещё одним довольно реалистичным сном, где пришлось переживать разрыв отношений с моей настоящей супругой и от этого ощущать внутри неприятный, колючий холодок.

Но что всё это значит? Откуда взялась вся эта гадость, для чего она на меня навалилась и чем обусловлена? Вроде бы всё относительно безоблачно и спокойно. Ну, понятно, что уже не мальчик, и некоторые вещи, прямо скажем, не так радужно складываются, как хотелось бы. Естественно, имеются различные вопросы. Но, по большому счёту, нет ведь повода для дурных снов, для меланхолии и грусти, нет предпосылок для жалоб, у меня всё нормально, всё довольно хорошо.

Может просто накопилась усталость? Рутина? Долго ворочался, и не мог уснуть? Может этот приснившийся уход под землю, ну или там, в символическую яму, нору, овраг, куда угодно, – означает неосознанное, подсознательное желание спрятаться, окопаться, оградить себя? Только вот от чего?

Ну, а если попытаться пойти немного дальше и «копнуть чуть глубже», исходя из рекомендаций моего возбуждённого подсознания, и всего того, что оно успело мне подсказать или как-то задать правильное направление моему праздному уму посредством серии последних непростых снов, то тогда уж следует задать себе несколько вопросов. Всё ли я правильно делаю и понимаю, в какой точке пространства, и времени, образно говоря, пребываю? Кем являюсь по жизни, и что же меня, собственно, гнетёт? Что я вообще могу о себе сказать?

Мужчина, переваливающий своим возрастом уже за средние года и всё тяжелее носящий на себе упорно растущее брюшко. Да, не особо открытый для общения с людьми. Да, не хватающий звёзд с неба, не летающий уже ни во сне, ни в реальной жизни. Старающийся, вроде бы, как и положено, правильно поступать и жить вообще, но как-то вот всё с неумением зацепиться, преумножить. А в некоторые моменты даже наносящий вред самому себе в силу отрицательного воздействия своего не очень гибкого, где-то вредного, и порой разрушительного характера.

И всё у него как-то инертно происходит, и движется он себе вяло, потихонечку, и течёт он так спокойненько вместе со всеми своими потрохами и заморочками, плавно увлекаемый потоком жизни, хотя, впрочем, и не сильно от этого всего переживает, находит в чём-то смысл, и вроде бы даже как счастливым себя считает.

Однако, понимает он, что мелковат масштаб личности, что не хватает ему порой смелости и здорового авантюризма.

Такая вот складывается печальная картинка. Что ещё можно добавить? Пребываю обычно под впечатлением, слыша колокольный перезвон, когда оказываюсь рядом с Храмом. Так же – после посещения кладбища, особенно, навещая могилки своих близких родственников. Мама ушла в шестьдесят шесть, дедушка и бабушка – так вообще, в пятьдесят два. Начинаешь задумываться, а сколько же осталось мне, а правильно ли я живу, ведь многое ещё не успел сделать, а чего такого хорошего можно успеть сотворить за оставшееся время, чтобы не было так тошно на душе.

И в такие вот моменты всё как-то вдруг внутри тебя сосредотачивается, подбирается, остро чувствуется скоротечность времени. Быстро трезвеешь, пытаешься подтолкнуть себя, нацелить на что-то важное, особенное, на серьёзный шаг, поступок, чтобы отлегло, потеплело в недрах обычной человеческой органики со щепетильной и чуткой душой, чтобы вот, понимаешь, всё в этой жизни было бы как-то так – не совсем уж впустую и без пользы.

Ну, схватишь кратковременный удар от разряда собственной рефлексии, ну подёргаешься так себе немного, как амёба простейшая, такой желеобразной, инертной массой, растревоженной и всколыхнутой колкой атмосферой обострённого осознания, бьющего по спрятанному внутри наэлектризованному и саднящему нерву. Потом, особо не понимая, не находя, что же именно предпринять, куда бежать и что делать, постепенно успокаиваешься, расслабляешься. Смотришь, и вот уже те волнующие впечатления и эмоции вроде бы как-то сами по себе улетучились, прошли мимо, отпустили. Не забылись, не стёрлись, конечно, исключительно и полностью, но всё же, так сказать, приглушились временно, притупились…

…Ты спрашиваешь, куда я так тороплюсь, почему забегаю вперёд и смешиваю всё в одну кучу? Просишь обо всём рассказать постепенно и поподробнее? Ну, хорошо, а с чего же тогда мне лучше начать? С самого начала, с детских впечатлений, каких-то ярких моментов жизни, которые могли оставить след на моей подкорке?

Да, но сейчас, конечно, хорошо рассуждать о каких-то аспектах с точки зрения взрослого человека, когда всё давно улеглось, всё переосмыслено, переоценено, а тогда ведь события воспринимались зачастую совсем в другом свете.

Ладно, давай попробуем, я попытаюсь обрисовать то, что смогу сегодня вспомнить, что на ум теперь мне придёт, а главное то, в чем хватит смелости и наглости признаться.

2

Кровь стекала по ладони тонкой, тёплой, щекочущей струйкой, такая липкая, противная и всё никак не хотела останавливаться, а я усердно старался её сдержать, сжимая свои длинные музыкальные пальцы в маленький побелевший кулачок.

У меня видимо была плохая свёртываемость крови, и я точно помню, что в детстве часто случались носовые кровотечения по любому поводу. Поэтому и в тот самый раз быстро унять её радость от выхода наружу было не так-то просто. Но не мог же я в тот момент позволить себе запаниковать, показать свою слабость перед лицом общественности с открытыми от удивления ртами.

Я должен был демонстрировать своё вопиющее мужество, транслировать ровное спокойствие и холодное безразличие к пустякам такого рода. И мне тогда, конечно, удалось произвести впечатление на своих немногочисленных зрителей.

Вспоминаю те длинные коридоры в здании комплексного общежития со множеством дверей. Мне не больше шести лет. Помогаю своей маме, чем могу – в силу своего возраста, с учётом наличия серьёзного чувства ответственности, тогда уже привитого или приобретённого, не знаю, как точно. Она подрабатывает там – по совместительству, занимается уборкой помещений, находясь в группе со своими коллегами, такими же, как и она, желающими или вынужденными немного подзаработать женщинами, которым так же приходится таскать за собой своих малолетних детей или внуков. В отдельные минуты ребятишки были предоставлены сами себе и свободе действий.

Что это там со мной такое приключилось, что меня так впечатлило, зачем я тогда разрезал кожу на пальце своей руки бритвенным лезвием, и где я умудрился его отыскать, точно уже не помню. Может быть, повёлся на «слабо», может просто мне это самому пришло в голову и захотелось немного повыпендриваться. А для чего нужны были такие поступки человеку вообще, в принципе, тогда я не задумывался. Теперь же предполагаю, что, например, хотя бы для того, чтобы доказать какой-то случайной девчонке, что смогу сделать это в её честь, ради её широко раскрытых, восхищённых глаз, пусть даже я видел её в первый и последний раз в жизни. Наверное, это такой мужской инстинкт. А может быть и не просто так. Не исключаю, что между нами возникли и завязались тогда какие-то взаимные симпатии, которые потом столь же быстро испарились и развеялись, как туман, но прежде этого, они должны были не для смеха, а всерьёз подвергнуться испытаниям – по закону жанра.

Было не особо страшно, но больно и неприятно. Зато, я, конечно, гордился собой, был в эпицентре внимания, ну и это, однозначно, прикольно – ловить на себе восторженные взгляды хорошенькой, юной особы женского пола, жаль только, что разум в такие моменты отключается или живёт своей отдельной жизнью.

Да уж, хоть симпатии быстротечны и мимолётны, а вместе с тем имеют свойство быстро улетучиваться, но впечатления от этого почему-то остаются в памяти надолго.

3

– Поворачивайся на бочок и постарайся заснуть. Если не можешь, то просто так полежи с закрытыми глазками, – мама тоже укладывалась рядом, как будто я младенец какой, причём она – с краю кровати, а я у «стеночки».

– Дневной сон всем полезен, надо обязательно отдохнуть и набраться сил, – убеждала она.

А спать мне совсем не хотелось, в голову заползали всякие мысли. Возражать я не смел, но переживал и думал, что вот, ну ради чего это нужно, что лежать я совсем не хочу, лучше бы погулять. Мне у «стеночки» душно, тошно, как-то глупо и не понятно, а главное – зачем, ведь ясно же, как день, что спать я абсолютно не хочу. И вообще, как же можно так просто лежать и дремать, когда на улице жизнь, шум, лето, когда там такое красивое, лазурное небо, с плывущими кораблями, состоящими из пышных облаков. Там светит солнце, доносятся голоса детей и птиц, а я тут должен томиться в этой жаркой комнате и смотреть в стену, вернее в узоры этого пёстрого ковра, который висит на стене, прямо перед моим сопящим носом.

Разные цвета и размеры вообще не красивых, непонятных, неуместно нарядных, где-то даже витиеватых различных геометрических фигур, декоративных кренделей и огурцов с какими-то определенными закономерностями и последовательностями. Да уж, точно говорят, что красота – это страшная сила, это выражение, наверное, как раз о коврах и придумали.

Но, впрочем, на ощупь он такой мягкий, тёплый, шерстяной и пушистый. В одну сторону пальцами проведёшь – один рисунок получается, а в другую проведёшь – другая картинка складывается. Узоры до такой степени изучены, что кажутся прямо родными какими-то и вместе с тем уже поднадоевшими, и уже совершенно не хочется их видеть, а для этого даже совсем не обязательно спать, достаточно просто ненадолго прикрыть глаза.

И вот ты, опустив налитые тяжестью веки, и сам того не замечая, постепенно усмиряешься и успокаиваешься. Сознание потихоньку тает, начинает уходить из тела и вскоре совсем исчезает. Непроизвольно и независимо от тебя, сон побеждает, погружает в неведомые глубины и дали, обволакивает, как паутина, и ты плавно переходишь в другое измерение и состояние, с другими свойствами и безграничными возможностями…

4

…Выйдя на лоджию своей квартиры на предпоследнем этаже многоэтажки, я наблюдаю перед собой огромный простор, осознаю и прекрасно понимаю, что нахожусь на большой высоте, вижу внизу дружно играющих в песочнице детей. Лиц не рассматривал, тогда это было даже не важно, знакомые они или нет. Просто вдруг само собой стало понятно, что мне тоже надо находиться там, вместе с ними, поэтому я и прыгнул, как ни в чем небывало, прямо вниз. Затем плавно спустился, паря в воздухе, как на крыльях, и спокойненько присоединился к ним, влился в общий гомон.

Хотя особой радости в тот момент не испытал – подумал, ну всё-таки неприятно как-то, что это они играли тут без меня, и даже не позвали к себе. Но тогда все какие-то никчёмные обиды быстро таяли, ведь главное – игра, интерес, азарт. Повздорили немного, поспорили, но тут же помирились и забыли все недоразумения.

Затем меня вдруг окликнули, позвали, кто-то задел плечо, подтолкнул, моя рука при этом дёрнулась, вздрогнуло всё тело, открылись глаза. В такие моменты, когда внезапно просыпаешься, не сразу воспринимаешь действительность, не сразу понимаешь, что с тобой происходит, и где ты в этот момент находишься. Затем, когда постепенно начинаешь приходить в себя, то замечаешь, что с твоим телом происходят странные метаморфозы, ты сам становишься каким-то ватным, с разбитым телом, тяжёлой головой и плохим настроением. И кто же это придумал, и зачем это только нужно – спать днём?…

Да, ну а раз уж затронул, то вернусь обратно, к нашей детской уличной жизни. Вспоминается, что во дворе ребята перманентно меняли свои позиции, кто-то уходил, на их место тут же приходили другие, новые, свежие силы, но жизнь там не останавливалась ни на минуту, кипела во всю свою мощную энергию.

Зимой строили крепости из снега, устраивали бои в «снежки», катались на санках, играли в хоккей или просто, лёжа на снегу, и совсем не замерзая при этом обычном для нас деле, смотрели на космическую красоту звёздного неба.

Летом – осваивали приёмы борьбы Самбо со старшими товарищами возле песочницы, вдохновенно сражались в «Казаки-разбойники», «Клёк», «Вышибание», «Одно касание», сами придумывали правила для «Мушкетёров» и «Будулаев», и других всевозможных, увлекательных игр и развлечений. Футбольные мячи, машинки, складные и даже кухонные ножи. Велики, рогатки, самострелы, шпаги, плётки, дымовушки, капитошки. Карты, мелки, плиточки, монеты, марки, значки. И ещё много чего, прочего, всего не упомнить и не перечесть. Казалось, что всё у нас тогда было, и всё шло в дело.

Играли все вместе, разница в возрасте никого не смущала, её просто не замечали, тогда была больше важна принадлежность к определённому дому или двору. Это было братство. Просто детство. Да, как видится теперь, это было очень круто, здорово, но, а для нас тогда всё это выглядело совершенно обыденно и незаметно.

Надо было очень многое успеть сделать за целый день, – и клад закопать в землю, и гараж из песка построить, и самостоятельно изготовить водительское удостоверение на право управления игрушечным самосвалом, и кораблики наперегонки в ручейке запустить, и на спичках побороться. Устроить маленькую охоту, то есть изловчиться, и аккуратно поймать пушистого шмеля «альбатроса», сняв его со скромной «Космеи». Так называются ромашки с яркими разноцветными лепестками и желтыми бархатистыми сердечками, бурным цветом растущие и устремляющиеся ввысь прямо с длинных клумб, разбитых на пришкольных дворах или в детских садах, доступных тогда для общего доступа. Слегка покачиваясь на своих высоких стебельках плечом к плечу с доброй сотней таких же собратьев земляков, они приманивают своими красками и ароматами тучных мохнатых насекомых, ну и, конечно же, тех, кто бесстрашно их ловит и забирает с насиженных мест прямо голыми руками – увлечённую серьёзным делом ребятню.

Или вот ещё картинка в голове стоит, как мы летним вечером, уже в сумерках, идём вдоль длинной зелёной аллеи, берёзовой посадки, недалеко от нашего дома, занимаемся поиском и ловлей майских жуков, собирая их в спичечные коробочки.

А помнишь разбитые в кровь руки, колени, лица и губы, все эти ожоги, шрамы, неминуемо возникающие при допущении ошибок в наших опасных уличных играх, делах и увлечениях? А поездки на велосипедах по всем городским окрестностям, походы на стройки и пустыри? Хотя были и культурные выходы – в парки, приезжие передвижные цирки, как-то раз – даже на городской рынок за волшебными персиками. А случайно найденные нами посреди улицы и переданные по собственной инициативе в добровольную народную дружину, то есть милицию, деньги? А наши незамысловатые детские Дни рождения, когда можно было так запросто, от чистого сердца подарить своему другу книгу с загадочным названием «Мертвые души»? Да уж, вспоминать всё это теперь и грустно, и смешно, и тепло.

Ах, ну да, немного отвлёкся, – про клады. Мы их делали сами. Кладом или «секретиком» мог быть, например, тот же самый жук, особо ценный, больших размеров, но дохленький, или цветочки под разноцветными осколками от стеклянных бутылок, или даже монеты! Хорошо шли в дело разные фантики и «золотинки» – это такая фольга от конфет различных расцветок и оттенков.

Как-то раз, летним днём, на каникулах, мы договорились с соседом по дому, и вместе с тем – моим школьным товарищем, Танцором, не тратить все трёхкопеечные монеты, выделяемые нам родителями на газировку, которую можно было получить в автомате рядом с торговым центром, а начать эти деньги складывать в копилку.

– Ну как, много накопил, – поинтересовались мы друг у друга через какое-то время.

– Да уже около десяти монет, – у нас было примерно одинаковое количество.

– Так может быть, тогда сделаем из них клад, – решили мы и спрятали, ну то есть закопали на поле под насыпанной при прокладке парковых дорожек кучей земли, две солидные стопочки монет, аккуратно обёрнутые фольгой. Наше тайное место располагалось рядом с домом, прямо под окнами приятеля. Помнишь, на том поле были вечно какие-то курмыши, заброшенность, неопрятность и неразбериха, там постоянно что-то менялось, строилось, перестраивалось, то торговые палатки, то пивнушка, то пункт приема стеклотары, то модная и очень популярная чебуречная, затем ещё – не понятно что.

Так вот, деньги то мы спрятали, а могли ведь вместо этого раз этак двадцать преспокойненько попить газировку со сладким сиропом или потратить на мороженое. Понятное дело, что могли, но как же, нам то надо было подальше спрятать, зажучить и заныкать свои бесценные сокровища.

А жаль, потому что на следующее утро нас ждало сильнейшее разочарование. На том месте, где были спрятаны наши сокровища, бульдозер уже успел разровнять участок земли под какую-то очередную застройку, не оставив нам при этом никаких сомнений и надежд на то, чтобы как-то отыскать и забрать обратно наши скромные, кровные крохи, и преподнеся нам тем самым строгий жизненный урок.

5

В ту пору, когда я пребывал в прекрасном, беззаботном и маленьком мирке своего детского периода жизни, и особенно пока ещё не глубоко окунулся в школу, мои сны были яркими, эмоциональными, насыщенными, в избытке от красок, состоящих в основном из светлой радужной палитры. С ощущением полного присутствия и реальности происходящего, я часто прыгал и парил во сне с огромной высоты многоэтажного дома, летал или карабкался по отвесной стене, куда-то бежал, стремился, боролся, рисковал.

Можно было на какой-то миг, казавшийся вечностью, совершенно забыть про действительность и жить в своём сказочном, прекрасном или страшном мире грёз.

Ты наверняка замечал, как иногда умиротворённо, с улыбкой на лице спят и посапывают младенцы, карапузики, незапятнанные ещё никакими жизненными обстоятельствами и особенностями? Или же, наоборот, они бывают во сне очень беспокойными, пинаются ногами, машут руками, изображая на лицах серьёзные или жалостливые гримасы. А когда смотрят на тебя своими большими, пронзительными, неземными глазищами синего цвета, то кажется, эти крошки видят всего тебя насквозь. Заглядывают в душу. Чувствуют любое твоё настроение и помыслы.

Спят ли они или просто взирают на тебя, в любом случае, не покидает такое ощущение, что вот будто бы они сейчас здесь находятся, но так же одновременно и где-то ещё, в каком-то другом, неизведанном для нас пространстве, в другом измерении, другой галактике. Живут там своей, не менее серьёзной, важной жизнью, полной эмоциональных переживаний, проигрывая свои виртуальные события и чувства, победы и неудачи. А может быть, и не совсем они виртуальные, эти их дела, но кто это может знать достоверно?

Что-то подобное наверняка переживали, испытывали на себе все люди, а потом, уже становясь взрослыми, забывали про те свои впечатления. Какие-то похожие вещи, может со временем не столь яркие и насыщенные, но всё-таки надолго откладывались где-то в наших недрах, на подсознательном уровне.

Внутри, в наших душах, во время переживания таких многогранных, радужных вспышек, возникало ощущение полета, трепета, такое, когда вроде бы и страшно, и вместе с тем очень интересно, увлекательно. Когда тебя всего завораживает, и поглощает, когда в районе живота что-то щекочет, а грудь распирает от переизбытка чувств и душевных порывов, и даже хочется порой немного всплакнуть, а потом глубоко так вдохнуть, втянуть в себя как можно больше воздуха и, чуть придержав его в лёгких, прерывисто выдохнуть.

Это происходило видимо потому, что мы жили тогда в волшебном мире Детства, когда нам безгранично мечталось, хотелось, казалось всё светлым, доступным и реальным. И, пусть даже не сразу достижимым, пусть хоть в течение какого-то неопределённого времени, но всё равно, в любом случае – обязательным, возможным, неизбежно к нам приходящим, ниспосланным свыше специально и именно для нас!

Надобно для этого всего-то дел – только лишь надеяться, верить и ждать своего часа и своего чуда, и оно непременно свершится, сбудется! Да нам тогда вроде бы особенно много и не надо было.

А может быть, это как раз и было, и происходило с нами то самое, настоящее, пресловутое счастье, которого потом всю свою жизнь мы, люди, так упорно ищем и усердно ждём или желаем друг другу на Дни рождения и в Новый год? Во всяком случае, такие ощущения, похожие на замирание, предвкушение, ожидание и, наверное, всё-таки счастье, тогда точно бывали.

6

В поле, где колосья по утрам роняют зёрна,

В пору урожайной маеты,

По росе, слегка в тумане – рожь косил комбайн ровно,

Продвигаясь вдаль без суеты.

Там, где за туманом бок показывает солнце,

Два голодных встретились коня,

Ждать, когда комбайн закончит и в селение вернётся,

Чтоб в тиши наесться допьяна.

Как тянулось время, не сказали эти кони,

Только жалобно смотрели на меня,

Комбайнёры удалые целый день пахать готовы,

Ими славится родная сторона.

7

Выдался погожий, летний, солнечный денёк, и я с родителями нахожусь на нашем старом, традиционном в те времена, огородике. Судя по тому, сколько сил люди тратили на этих своих огородах, можно предположить, откуда именно возникли истоки современного, отечественного, массового движения и поклонения фитнесу. Меня отпустили погулять одного, полазить по списанным на заслуженный отдых комбайнам, которые стояли совсем близко от места расположения нашей маленькой плантации. Ветхая, ржавая, но до того интересная техника, что я готов был часами ползать по этим железякам, дёргать рычаги, рулить, собирать игрушечный урожай. И вообще, несмотря на мою сильную привязанность к родителям, мне очень даже нравилось побыть там порой в гордом одиночестве.

У нас был участок в две сотки, в непосредственной близости от работающих заводских корпусов. Отец, получив это сокровище по распределению от завода, сделался счастливым обладателем хоть скромного и временного, но собственного надела земли. Мы всей семьёй расчистили его от щебёнки, которой там было просто немеряно, видимо до этого там проходила такая же временная дорога, и стали сажать и выращивать всякую зелёную, овощную и плодово-ягодную фито-всячину.

Иногда, когда родители справлялись с делами сами, меня отпускали в свободное плавание по окрестным злачным местам, там я и познакомился со старой сельскохозяйственной техникой. Так вот, сижу как-то себе спокойненько посреди этой рухляди, как вдруг слышу, какой-то знакомый голос очень тихо меня позвал, вроде, как окликнул, я оглянулся – вокруг никого. Думаю, странно, я же явно это слышал. Стоп. И комбайны куда-то исчезли. Ничего не могу понять, что случилось. Пустота. Повеяло холодом, и первые капли мелкого, противно моросящего дождя упали мне на нос, стало как-то туманно, зябко и не по себе, я быстро собрался и побежал прочь, к родителям, но их там тоже почему-то не оказалось.

И вот хожу я один по замкнутому кругу, стараюсь сообразить, что происходит, озираюсь по сторонам, пытаюсь докричаться до родителей, чтобы они откликнулись и показались, ведь вижу вроде бы то же самое место, наш участок, но всё тщетно, всё никак не удаётся их разыскать…

…Проснулся, открыл глаза, ночь, тишина, рядом почему-то не было мамы. Странно, мы же сейчас находимся в гостях у её родственников, в Пензе. Устали, нагулялись днём по всему городу, по родным и близким, вечером легли спать, и она тогда точно была со мною рядом, когда я засыпал.

Во всей квартире тишина, колючая темнота, я позвал, но никто не отвечает. Забеспокоился, стало жутковато. Это что же получается, что я остался один, в этой чужой, тёмной, пустой, и такой огромной квартире? Мама всё не приходила, я пошёл на поиски, но её нигде не было. Мне это не понравилось. Напрягшись, и подумав, а что, если она вдруг забыла про меня, и уехала одна домой, я собрался уже выйти на улицу. Как был в нижнем белье, так и двинул, открыл входную дверь и вышел из квартиры. И тут всё разом прояснилось. Они все – и мама, и тётка, и ещё какие-то люди, находились там, в общем коридоре, на лестничной площадке снизу от квартиры. Видимо кто-то из родственников то ли приехал, то ли, наоборот, уезжал, вот они и вышли их проводить, ну и задержались на лестнице.

Там был слабый, тусклый свет, в воздухе витали сизые клубы дыма, резко пахло табаком, были какие-то незнакомцы, смех, оживление. Казалось, им было очень весело, а у меня возникло такое неприятное ощущение, как будто меня прямо совсем уже позабыли, оставили или попросту бросили.

Конечно же, не сразу, но всё-таки меня заметили, отвели обратно, уложили в постель.

– Ну, ты что, тебе не стыдно? Ты же большой мальчик, тебе уже совсем скоро в школу! Я тебя туда тоже буду за ручку водить? Подумаешь, отошла я на минутку, в чем проблема, всё хорошо, я рядом, давай спи, – приговаривала мама, поглаживая меня по голове, пытаясь успокоить, как умела.

А я тогда видимо действительно был сильно к ней привязан и остро реагировал на любые внештатные ситуации. Лёжа в постели и переживая беспокойство, я ещё долго ощущал в груди остатки непонятного волнения и тревоги, и всё никак не мог успокоиться. Мне показалось, что мама стала какая-то другая, чужая что ли, что я теперь ей не важен, не нужен, отошёл для неё на второй план. Но потом как-то переборол себя, заглушил внутри какие-то неприятные чувства, и казалось даже, что смог позабыть про это нелепое ночное недоразумение.

Но та ночь в Пензе по каким-то необъяснимым причинам произвела на меня неизгладимое впечатление на очень долгое время. Может быть, напугало то, что остался один в чужой, недружелюбной квартире. Хотя, это вряд ли. Скорее всего, меня задело что-то неприятное из того, что я мог мимолётно успеть заметить на лестнице, когда вышел в коридор на поиски, и затем этот эпизод непостижимым образом спрятался где-то в дальних отсеках памяти и тревожил меня. Затем из той туманной, забытой пелены всплывали иногда какие-то ассоциации, такие неявные, смутные, и непонятные ощущения, но вызывающие во мне внутренний дискомфорт, от которого потом ещё некоторое время сложно было избавиться…

…Помню, читал когда-то у М. М. Зощенко в «Повести о разуме» описание подобных вещей, касающихся ассоциативного мышления. Там приводились доводы и пояснения о необходимости разрывания нервных связей между больными предметами, которые произвели на человека, в особенности ребёнка, определённые неприятные, болезненные впечатления. Обычно с такими эмоциями когда-то ранее было условно связано какое-либо происшествие, беда, страх, травма. А разрывание связей с давними событиями и является непременным условием для исключения негативных ощущений, мыслей, для избавления от фобий.

Идея классная, только вот возникает резонный вопрос. А как этому научиться, каким же всё-таки образом можно это организовать и устроить? Наверное, справедливо, что каждый человек должен сам для себя находить ответы на подобные вопросы, как-то учиться и приспосабливаться по жизни, в зависимости от особенностей своего организма, своей головы и своего сердца.

Во всяком случае, лично для меня эти вопросы уже потеряли свою актуальность, теперь всё стёрто и позабыто за сроком давности, так как с тех самых пор просто прошло достаточно времени, а время, как известно, лучшее лекарство.

8

Короткий сон в длинную, тихую, тёплую ночь ранней осени, с продолжением и эмоциональным побегом от самого себя.

Какое удивительное по своей силе ощущение реальности и натуральности происходящего! Чётко вижу огромное прекрасное лазурное небо, лишь только по его широким краям размазаны лёгкие перистые облака. Оглушительная свежесть и манящая простота глубины и чистоты линий на протяжении всего бескрайнего, тугого, ионизированного, звенящего пространства.

И эта мощная, пронзительная частота вибраций призывает к себе, щекочет мой нос и нутро. Усиливает мои личные внутренние волны, и, как эталонный звук камертона, совпадает с моими собственными благодатными настроениями и пульсациями. А так же с тихим шелестом листвы, постепенно меняющей окраску на замечательные, специфические тона и переливы, подстраиваясь под необходимые тенденции осеннего сезона, и такой незащищённой, тревожно трепещущей от слабых дуновений ветерка, что прямо даже хочется всю её разом обнять, защитить, ободрить и успокоить.

А внизу, на земле, путаясь у меня под ногами – весело и громко щебечут взъерошенные воробьи, перекрикивая друг друга. Толкаются, дерутся, вздымая вверх своими пропеллерными крыльями столбики пыли, и она тут же искрится в виде множества отдельных размагниченных, разрозненных частичек в лучах солнечного света, поднятая ещё выше и разметённая лёгким порывом ветра.

Какими же чудесными красками рисовалась мне та радужная идиллия, жаль только, что длилась она ровно до того момента, пока вдруг в одночасье всё вокруг не изменилось, не потемнело, не помрачнело. И не вылилось в отрезвляющий душ – когда хлынул тот холодный, проливной ливень, бьющий своими огромными каплями, ниспадающими из хмурых, тяжеловесных, неведомо откуда взявшихся, пугающих своим грозным видом, туч…

…Но я не обращаю внимания на такие мелочи, как погодные проявления, мне, несмотря ни на что, следует торопиться, и я, естественно спешу, так как предстоит весьма важное и серьёзное дело. А то, как же иначе, ведь мне предоставлена возможность самостоятельно сходить в магазин, чтобы выбрать и купить гуашь для урока рисования, это очень важно и ответственно, учитывая тот факт, что являюсь я простым школьником начальных классов.

Итак, мне удалось это сделать, всё получилось, и я был очень доволен. Расскажу. В результате не очень долгих исканий и раздумий вследствие вполне очевидной причины, связанной с отсутствием выбора, краска была довольно скоро приобретена. Ну, ты же прекрасно всё помнишь, что мне тебе рассказывать, в те времена в принципе отсутствовали понятия разнообразия и альтернативы при поиске магазинов, товаров, услуг, и вообще не было такого изобилия, как сейчас. Зато удавалось значительно сэкономить своё время для более важных мероприятий.

Едва справившись с переполнявшим меня чувством собственной значимости, наивно возомнив себя хозяином положения, и купюры аж в целое трёхрублёвое достоинство, я смело и решительно совершил покупку того самого набора, который мне посоветовала продавщица в отделе канцелярских товаров, ну и приглянулось, конечно же, понравилось, самому.

Замечательная, разноцветная гуашь, которую я принёс домой, была, как мне виделось, просто классная, – каждый цвет упакован в отдельной пластиковой баночке, всё это уложено в добротную коробочку, ну, хорошая такая, дорогая, и стоила как раз около тех, выданных мне, трёх рублей. Конечно же, в тот момент я испытывал радость, гордость и лёгкую эйфорию от осознания состоявшегося акта принятия решения в режиме самостоятельного полёта, да и само приобретение казалось мне выгодным, нужным и стоящим.

К сожалению, дома не оценили «души моей прекрасные порывы», и весь тот материал, тщательно упакованный, и предназначенный для создания утончённых шедевров, оказался не на полотне, где ему и хотелось бы себя видеть, а в отдельном уголке длинного коридора нашей уютной квартиры, прямо на обычной стене. Сначала разбившись об её неприступность, а затем стекая разноцветной массой по обоям, к тому же ещё разбрызгавшись, и залив пол весёлыми пятнами, кляксами и точечками.

Эх, вот почувствовал же я что-то неладное уже на пороге квартиры. Но всё равно, было уже поздно. Да уж. Негодованию мамы не было предела. А я видимо тогда и не знал, а может просто позабыл про её инструкции о том, что это очень дорого, и что нельзя было использовать, и наглым образом расточительно растрачивать ну прямо вот всю, выданную мне большую сумму денег. Я же помню, что в магазине ещё был какой-то отголосок сомнений, какой-то предупреждающий звоночек в голове, ну надо же было тогда подумать, сообразить!

Но всё равно, конечно, забавно получилось, так как в итоге этого инцидента не осталось ни потраченных денег, ни дорогого товара. Точно уже не помню, но, по-моему, мне затем пришлось довольствоваться самым простым и дешевым набором акварельных красок. Да и действительно, какая, по сути, разница, что я, художник, что ли какой.

На моё счастье, создавшуюся тогда накалённую обстановку разборок немного разрядил обычный телефонный звонок. Со своим собеседником, находящимся по другую сторону трубки, нормальный диалог необходимо вести с хорошим настроением, другим уже, более мягким голосом. Человек же не в курсе твоих проблем, и ни в чём не виноват, поэтому абоненту на этой стороне трубки волей-неволей приходиться взять себя в руки, успокоиться и разговаривать вежливо, приветливо и мило…

…Я потом ещё не раз в жизни был свидетелем таких катаклизмов и удивлялся этой чисто женской особенности – умению вовремя среагировать, преобразиться, поменять интонацию, тембр голоса в зависимости от ситуации, обстановки и оппонента.

И ещё мне тогда очень не нравилась такая неоднократно подмеченная особенность, что зачастую взрослым людям, общающимся по телефону, необходимо обязательно разговаривать о своём ребёнке, рассказывать про его жизненные обстоятельства, обсуждать его личные дела и события! Как будто у них, у взрослых, своих дел и интересов недостаточно…

– Не надо на меня обижаться, – пыталась потом мама как-то сгладить острые углы, возникшие в ходе нашего животрепещущего общения.

Она имела взрывной характер, но, несмотря на это, быстро и легко отходила. При этом любила меня и, наверное, жалела, но не могла порой справиться со своим жарким темпераментом и прямолинейностью.

– Мама обидит, мама и пожалеет, – говорила она обычно после каких-то неприятных ситуаций. И так любила, так мягко повторяла эту фразу, что, казалось бы, это действительно могло как-то помочь, но мне почему-то после этих слов в подобных случаях не становилось легче, а только наоборот. Но, зато, на душе делалось гораздо спокойнее от осознания того, что все разбирательства и гневные дела оставались уже позади, и можно было уже вполне расслабиться…

…Вполне возможно, что таким вот примерно образом и зарождаются в нас ещё с детства скверные привычки к определённым сомнениям и оглядкам, к терзаниям и неуверенности.

Однако, я всё-таки убеждён, что все ситуации по жизни, как положительные, так и отрицательные, приятные и деликатные, даются нам, причём всем её участникам, не просто так, не зазря, а с высокой целью – преподнести нам, несмышлёнышам, какие-то определённые жизненные уроки. И в этом заложен важный философский замысел высшего разума, не всегда доступный для сиюминутного понимания нашими скудными и тёмными человеческими умишками. Но мы всё-таки будем стараться, прикладывать свои усилия, напрягать извилины и как-то пытаться разобраться в понимании этого хитрого смысла…

…Во сне как в жизни. Ты куда-то бежишь, за чем-то гонишься, и думаешь, что вот же оно, тут, уже совсем рядом с тобою находится, стоит только рукой подать, а потянешься и никак не можешь дотянуться, схватить, нащупать. И все представляется так, как в замедленной съемке. Тебе надо быстро побежать, кого-то догнать, или, наоборот, удрать. Ты стараешься это сделать, а ноги не желают тебе подчиняться, будто ватные, такими можно только медленно перебирать. Складывается ощущение, что пытаешься бежать по илистому, песчаному дну в какой-то слишком вязкой, густой, обволакивающей тело воде.

Хочешь ударить, имея полную уверенность в себе, размахиваешься, а руки тебя не слушаются, они тоже какие-то медленные и вялые. Ты не понимаешь, что же это такое происходит, что со мною творится, и главное – зачем и почему? Появляется досада, страх, отчаяние. И все это очень серьёзно на самом деле, ты ведь пока не понял, что спишь и просто представляешь себе всю эту сказку, не понятно кем придуманную историю, чей-то вымысел, и тем более примечательно, что по иронии судьбы, припасено всё это – персонально для тебя…

…Бывают такие сны, что, просыпаясь, ты испытываешь неимоверное облегчение и радость, чувствуешь себя просто счастливым человеком – от того, что события, которые тебя так взволновали или напугали, были не реальные.

А бывает так, что, наоборот, ты очень сильно сожалеешь о каких-либо поступках в реальной жизни, и становится до такой степени стыдно, что хочешь поскорей выбросить всё из головы, избавиться от этого, как от наваждения, забыть, успокоиться. И ты с обострившимися чувствами осознаёшь, как было бы чудесно, и как бы ты много отдал за то, чтобы это был просто такой страшный сон, который мог бы просто пройти, позабыться, улетучиться из твоей памяти.

Да, было бы, наверное, неплохо. Но, к сожалению, а быть может, и к счастью, что сделано, то уже сделано. Что было, то прошло.

И, как говорится, что не делается, всё – к лучшему, просто не всегда, и не сразу можно это понять. Всем давно известно, – большое, оно – видится на расстоянии.

9

10

Вот это красота. Как же произошло, что я вдруг оказался таким счастливчиком, и пребываю в этом волшебном мире? Какой же невероятно чудесный видится мне сон, ну просто мечта! Какое славное великолепие. Изящная своей строгостью длинная береговая линия. Монументальный Национальный музей Каталонии. Статный памятник Колумбу. Изящный фонтан – Площадь Испании. Легендарный футбольный стадион Камп Ноу. Выдающаяся архитектура, впечатляющая своей неповторимостью и яркими красками. Вечно строящийся Храм Святого Семейства и другие, не менее самобытные произведения зодческого искусства, ну что тут скажешь, Гауди, знаменитый своей уникальностью. И всё это – благословенная Барселона.

А вот прямо посреди пёстрых улиц, насыщенных народом и транспортом, цветут апельсиновые деревья, повсюду видятся приветливые, улыбающиеся лица. Люди гуляют до поздней ночи, собираются в маленьких уютных барах, общаются, веселятся. Там внутри не протолкнуться, везде суета, слышатся смех и оживлённые голоса подвыпившей молодёжи, происходит непрекращающаяся ни на минуту дегустация дурманящих своей новизной и гастрономической ценностью напитков и закусок.

Но, что это вдруг портит моё настроение и нарушает всю эту сказочную безмятежность? Да всё ясно. Просто, выйдя из уютного заведения на улицу, в то же самое время, прямо на асфальте или на тех же каменных подоконниках, приступочках зданий можно увидеть лежащих бездомных, голодных бедняг. Спят ли они или пытаются уснуть в таком шумном городе, отдыхают или просто прячутся под капюшонами и ворохом тёмной несвежей одежды от этого недружелюбного, переменчивого мира. Вот они, извечные спутники – хоть здесь, хоть в другом месте, хорошо знакомые нашему миру – блеск и нищета, радость и скорбь, покой и одержимость.

Поздний вечер, тёплый воздух, солнце давно зашло за горизонт, гора Тибидабо, парк аттракционов. Да, с высоты птичьего полёта, – вот где не заметно того контраста приземлённых человеческих жизней и судеб внутри города, похожего на огромный шуршащий муравейник. Смотришь сверху, восхищаешься, видишь отсюда только завораживающий, ночной, заретушированный вид. И там внутри живо творится еле уловимое глазу движение, там подрагивающие дорожки, состоящие из жёлтых, мерцающих огней, в строгой последовательности определяющих, задающих ровные линии улиц этого блестящего, колоритного, ритмичного, неуёмного мегаполиса.

И ты, глядя на всё это в такой момент, можешь думать только о чём-то хорошем и приятном…

…А порою мне кажется, что всё это, – ну то, что находится вокруг нас, все мы, вся наша жизнь, это какой-то такой длинный многосерийный фильм, киносериал.

И ты, в этом сериале, ходишь себе где-то там по разным жизненным тропинкам, хоть и маленький человечек, но играешь зачастую главные роли, как известный актёр, но иногда, правда, бывает, что попадаешь только лишь в эпизодические темы.

И вся эта твоя жизнь, все твои действия и бездействия транслируются откровенно и без утайки, прокручиваются на большом экране, а в огромном зале восседает множество людей – это беспристрастные, невозмутимые зрители, и среди них есть такие важные, серьёзные, строгие господа, в белых чудных париках с завитушками. Они являются твоими судьями. И всё смотрят на тебя пристально, наблюдают, рассматривают, оценивают, чего-то от тебя ждут, ведь они присутствуют на самом длинном, демонстрационном показе фильма, происходящего с тобой на протяжении всей твоей жизни. Да, такое, кстати, тоже снилось.

11

В тёмном, претёмном лесу, стоит черный, пречёрный дом с очень старыми, деревянными, но всё ещё довольно крепкими стенами и крышей. Открываешь скрипучую покосившуюся калитку, видишь заброшенный, поросший травой и стихийным кустарником палисадник, затем тянешь на себя входную, незапертую дверь, проходишь через чулан и пыльные сени. От специфической атмосферы становится немного жутковато. Заходя в просторную комнату после неосвещённого маленького коридорчика, видишь, как таинственно падает тусклый солнечный свет на дощатый пол через запылённые окна. И ты тоже просачиваешься туда, внутрь, но уже как-то медленней, всё бочком-бочком, поближе к оконным проёмам, поближе к свету, к столу, и к паре кроватей, стоящих рядком вдоль стены с большими окнами, при этом пытаешься унять невольно накатившее, неуютное ощущение беспокойства.

При входе в комнату, всеми своими силами стараешься не обращать внимания на широченную, тяжёлую, пошарпанную дверь. Но любопытная голова сама поневоле поворачивается в ту сторону. Самое главное – не заглядывать за эту пресловутую открытую дверь, за ней прячется низенькая печная лежанка, а на её поверхности, в самом углу, рядом со стеной, на дне грязного, мутного гранёного стакана лежит, и безразлично взирает на тебя источник замешательства – широко раскрытый, бесцветный человеческий глаз.

Правда, глаз этот не совсем настоящий, а всего лишь стеклянный, и давно уже покрытый слоем пыли, но всё равно, не очень-то и приятно смотреть на него, особенно когда встречаешься с ним взглядом впервые…

…Просыпаюсь в этой сумрачной комнате черного дома от резкого запаха табака, долго не могу разобраться, откуда же он исходит? Оказывается, как раз на уровне моего лица, на перегородке между ножками мощного деревянного стола, стоящего рядом с моей кроватью, находятся аккуратные кучки пепла и смятые окурки сигарет с фильтром. Теперь понятно, это папин дядя, доводящийся мне двоюродным дедушкой, приходил вчера вечером, сидел там, курил и стряхивал пепел.

С вечера я уснул, не обращая на это внимания, а утром повернулся на другой бок, почувствовал тяжёлый запах и проснулся, и так же ещё от того, что давно уже рассвело, на полу в комнате, пробиваясь через окна, играют блики света и настойчиво дают понять, что мне пора вставать.

Тому курильщику, пожилому человеку, парализованному на одну сторону тела, трудно передвигаться. Он ходит всегда с палочкой, очень медленно, подволакивая одну ногу, с затруднением выговаривает слова. Очень рад и взволнован, даже украдкой утирает слезу от сильных эмоций, когда мы приезжаем, потому что – родня, и ему есть с кем посидеть, переговорить, покурить, вспомнить былое. Да и курить то он начал уже только от нечего делать, когда заболел и лишился всех своих сил, а в молодости был влиятельным человеком, руководителем, занимался серьёзными делами.

Ну, а стеклянный, вставной глаз принадлежал моему родному деду, он был ранен и лишился своего собственного ещё в молодости, и поэтому был вынужден пользоваться этой муляжной штуковиной. В последнее время, когда мы изредка приезжали с отцом в его родные места, деда уже не было на свете в живых, вот этот стеклянный протез и пылился, пугая своей неприкрытой откровенностью.

Мы с папой на его родине – на станции Белое море, той, что в Мурманской области, не далеко от живописного Беломорского залива. Пребываем временно в их обветшавшем, семейном, недостроенном доме, в непосредственной близости от богатейшей природы. Рядом с персональным колодцем, источником ледяной, чистейшей родниковой воды, и той небольшой полянкой, местом, откуда берёт начало дорожка в бескрайние таинственные леса, узкая тропинка, бегущая прямо по болотному мху и морошке.

Днём мы занимались необходимыми делами, бродили по значимым местам, собирали грибы и ягоды. А ночевали в том самом доме, немного жутковатом, без света, удобств, под прицелом огромных туч ненасытной, нудной, безжалостной мошкары и лютого, изводящего, назойливого комарья, но были при этом, вот уж и впрямь, удивительное дело, почему-то такие радостные, довольные и счастливые.

12

Частенько, когда я был маленьким, видел один и тот же сон, только в различных интерпретациях. Будто бы какая-то маленькая тёмная точка бесконечно долго, монотонно и нудно движется из угла в угол в замкнутом пространстве с четырьмя стенами. Или это была не точка, а человек, может это был я? При этом не покидало ощущение легковесности, но не свободы, а какой-то мятежности и обречённости. Такое, как будто ты пушинка без веса, переносимая и управляемая воздушными потоками, не имеющая возможности самостоятельно, по собственной воле распоряжаться ситуацией, и это было очень неприятно, действовало угнетающе.

А ещё потом, после таких сновидений, остаётся осадок от еле уловимого чувства безысходности или подавленности, неизбежности или пустой суеты. И думаешь, ведь если это как-то оказалось в моей голове, то даже призрачное зазеркалье подсознания о чём-то меня предупреждает, может, напоминает о недостаточном уровне свободы и раскрепощённости, о зажатости и смущении, и это напрягает, так как отражает образ личности и мыслей. Но я сопротивляюсь, так как считаю, что если загнан в угол и находишься в определённых сдерживающих рамках регламента, правил, условностей или пространства, то испытываешь естественное желание поскорее оттуда выбраться, убежать, найти выход, принять правильное решение. Оно позволит скинуть путы, изменить ситуацию в лучшую сторону, стряхнуть состояние навязчивого напряжения, жадно хватануть глоток свежего воздуха полной грудью, вернуть независимость и состояние относительного покоя. Пусть немного сумбурно выражаюсь, но это, в общих чертах, отображает суть дела и попыток, направленных в сторону реальных действий…

…В жизни как во сне. Чем-то отдалённо мне это состояние хаотичности напоминает те времена и ощущения, когда я, будучи ещё школьником, на каникулах, просто так, без дела, бродил по улицам большого города, по Москве, с увлечением глазел в разные стороны, и интересовался достопримечательностями. Мне тогда почему-то казалось, что я всегда иду против течения этого нескончаемого людского потока. И все куда-то так целеустремлённо бегут, спешат, лиц не различить, всё сливается в сплошной круговерти. Представляешься себе ничтожной, невидимой песчинкой в этом огромном, колючем, недружелюбном пространстве, в круговороте жизни, в океане с чужими целями, интересами, скоростями. В какой-то момент, находясь в таком турбулентном движении, становится чёткой и ясной очевидная мысль о необходимости срочного принятия превентивных мер.

А именно, чтобы не смяло, не поглотило, чтобы остаться живым и невредимым, сохранить чувство собственного достоинства, право своего голоса и волеизъявления, или просто, чтобы остаться самим собой, я должен немедленно предпринять определённые действия по обеспечению собственной безопасности. Во-первых, выражаясь фигурально, мне необходимо, быстро сгруппироваться и защитить голову, а затем уже можно принять для себя основное, верное решение. Либо сбежать в сторону из этого бурного течения, и искать свою спокойную дорожку, либо всё-таки взять, да и влиться в этот пульсирующий ритм маленькой каплей, стать частичкой этого бурлящего, пугающего, но жизненно важного потока, такого необходимого в нашем современном энергичном мире, чтобы попросту остаться в социуме.