Читать книгу Лабиринты судьбы. Между душой и бизнесом - Виктор Бронштейн - Страница 3

Первые мои поездки, связанные с незамысловатым зарубежным бизнесом, позволяющим застраховать хотя бы небольшую часть средств от полнейшей российской непредсказуемости, были предприняты в момент кризиса 2008–2009 годов. Тогда вдвоём с приятелем мы поехали «покорять» Мадрид и Дрезден. Причём у меня ни в одном из двух городов не было не только друзей, но даже знакомых. Как я тогда жалел, что моя многолетняя деятельность на государственных предприятиях в должности начальника цеха и замдиректора не простиралась дальше Москвы, где я штурмовал вначале заочную аспирантуру при Институте социологии Академии наук СССР, а позже министерские кабинеты, выбивая нормативы фондов заработной платы, жилищного строительства, технического перевооружения и др.

В начале перестройки, уже в рамках собственного дела, удалось мне распахнуть ранее совершенно неведомые двери Молдкон-тракта и Росконтракта при Госснабе СССР. В каждой организации поначалу я чувствовал себя примерно так же, как Буратино, нашедший за холстом поразивший его сказочный театр. Так и для меня, выросшего, но, слава Богу, не переросшего, на иркутских заводах, поварившегося в московском академическом институте, мир каждой московской организации был поначалу загадочен и неведом. К счастью, природной смекалки, доставшейся от купцов-золотопромышленников, которым, наверняка, так же, как и мне, приходилось ладить и с московским начальством, и с рабочим людом, хватало, чтобы довольно быстро осваиваться в среде обитания заносчивых москвичей. За границей же я был полнейший новичок, да ещё и не владеющий ни одним иностранным языком. Ох, как часто вспоминал я родного дядю Леонида Яковлевича, коммерческого директора нефтехимической компании, который по вопросам снабжения и сбыта с начала перестройки облетел полмира! И везде иностранные партнёры встречали его, представителя огромного тридцатитысячного коллектива, в аэропорту с чётким планом работы и экскурсионного отдыха. Завязалось у него немало и дружеских неформальных связей, основанных на заключении взаимовыгодных контрактов. Меня же, несмотря на личное финансовое превосходство по сравнению с дядей, который не был хозяином дела, за границей не ждали нигде. Никто не встречал, и, более того, никто и не подозревал о моём совершенно уникальном для меня самого и для близких людей существовании на этой небольшой и весьма уязвимой планете.

А когда узнавали, что есть такой то ли купец, то ли производственник из далёкой Сибири, к тому же ни слова не понимающий на их языке, думали о том, как в результате любой сделки сорвать сразу же и побольше, обычно не гнушаясь самым бессовестным обманом. И только наконец-то в Лондоне нас с женой и моим близким товарищем Дмитрием встречала не только моя дочь, но и ставший настоящим лондонцем иркутский земляк Егор со своим партнёром. Оба они прочно стоят уже более десяти лет на британской земле и имеют английское гражданство.

Всего месяцем раньше в Иркутске нас познакомил мой пусть не самый близкий, зато очень давнишний приятель Роман, отработавший ряд лет на высоких должностях в правительстве, правда, пока местного уровня. Лет двадцать назад они вместе окончили Иркутский госуниверситет, причём Егор все годы учёбы был круглым отличником. Сегодня же их деловое сотрудничество, со слов Романа, ограничивалось выплатой Егором завидных валютных процентов (10–12 % годовых) на вклад в один миллион долларов, сделанный в небольшую американскую фирму, занимающуюся связью, в которой он был наёмным финансовым директором. Аналогичные заманчивые проценты были предложены мне и моим друзьям; кроме того, было обещано всяческое содействие в любых бизнес-проектах в Лондоне: будь то покупка недвижимости для сдачи в аренду или для проживания наших студентов; или поставки ирландских крепких напитков, а также открытие счетов в очень консервативных лондонских банках, не жалующих нас, россиян. Забегая вперёд, скажу, что никому из россиян счёт в английском банке так и не открыли.

После знакомства с Егором, с его отцом, а также с блестящим послужным списком бывшего отличника я почувствовал, что наконец-то сбудется моя давняя мечта о надёжном проводнике по лабиринтам зарубежного бизнеса. До сих пор, в Испании и в Германии, мне с этим катастрофически не везло, и моим денежкам несколько раз была уготована судьба золотых монет незабвенного Буратино, сеющего их под руководством лисы Алисы и кота Базилио на волшебном поле чудес.

Соблазнительно сиял и вместе с тем серьёзно настораживал нас высоченный процент на валютные вклады в компанию Егора. Первое, что приходило на ум – это присказка о бесплатном сыре, который, как известно, в мышеловке. Ведь в Америке банковские кредиты почти бесплатные. Проведи аудит и смело кредитуйся, тем более что их активы превышают, по словам Егора, девятьсот миллионов долларов, а займов набрано меньше чем на десять. Но аудит пока не может дать позитивное заключение. Фирма-заёмщик находится ещё в предэксплуатационной стадии. Основное её богатство – оптико-волоконные кабели, закопанные где-то в ЮАР. В случае если запуск связи не случится, то ценность этих «ископаемых» в африканских землях, наверное, не велика. Для кредитования нужно особое доверие к специалистам фирмы или к директору-хозяину, которые полны решимости довести дело до победного конца и уверены в победе. Но оценка этой составляющей партнёров ближе к психологии, чем к банковскому делу и аудиту. Кстати, хозяин, по словам Егора, с удовольствием приглашает в гости к себе в Техас каждого кредитора, благо их всего человек пять, при этом он детально рассказывает о ходе продвижения проекта. Егор хоть и уверен в благоприятном исходе дела, но всё же не рекомендует вкладывать более 15–20 % имеющихся средств. Мало ли какой форс-мажор может возникнуть. Даже и в один банк, каким бы надёжным он ни казался, а тем более в одной валюте, класть все средства неправильно. Так что совет Егора скорее из этой области безопасности, а не из-за неверия в свою фирму.

Не разбираясь в тонкостях организации связи и не имея данных аудита, предстояло ответить всего лишь на один вопрос: можно ли полностью доверять рекомендации Романа и рассматривать Егора как высокопорядочного партнёра. Роман, в отличие от Егора, к лучшим студентам не относился. После окончания института он работал в иностранной сахарной компании в Москве, и судьба сводила нас ещё в ту далёкую пору настолько близко, что он даже как-то ужинал у меня дома и помнит малютками моих ныне взрослых детей. Запомнилась ему и моя шутка. Когда его шеф, хозяин французской сахарной фирмы, спросил, за что мой прадед по материнской линии угодил на каторгу в Сибирь, где и остался, я ответил: «Да, кажется, не рассчитался за какие-то европейские поставки». Нужно было видеть напуганное лицо опешившего на мгновение француза, давшего нам под честное слово на полмиллиона долларов сахар без предоплаты.

Вскоре Роман сменил бизнес-структуры на более доходные административно-чиновничьи, меняя кресла в Иркутске и в столицах. Одно время был даже решён вопрос о его депутатстве в Законодательном собрании от одной из проходных партий. Успел он вложить в избирательную кампанию и весьма круглую сумму личных средств. Но в наше время «политики» высокого ранга, как, собственно, и прочее население, не дружат с понятием чести. В последний перед выборами момент, когда ставки были сделаны, его столичные однопартийцы поменяли правила политического «казино» и разложили другой пасьянс выборных депутатских кресел. Возместить потраченный обманутым «игроком» миллион долларов никто, как водится, не подумал. Впрочем, такими историями в наше время никого не удивишь. Жаловаться некому. Договора в таких случаях не составляются, квитанции не выдаются, и на грабёж никто не жалуется. Земля, как говорится, круглая. Высокие чиновники могут ещё и сгодиться. Ведь через пять лет вновь выборная рулетка.

На семейном фронте у Романа в настоящее время также разруха. Бывшая жена и дети живут отдельно. Некоторая чехарда с работой, неудача на выборах и семейная неустроенность работают, конечно, не на плюс репутации, а значит, надёжность его рекомендации также вызывает вопросы. Но есть, к счастью, и другие стороны медали в его образе жизни.

Бывая в Иркутске, Роман каждый день немало времени проводит с любимыми и, судя по всему, любящими детьми. Благодаря его заботе материально они также ни в чём не нуждаются. Много средств и души вложил он в восстановление настоящего произведения искусства – своей усадьбы в стиле времён декабристов, в коей и живёт, когда гостит в городе. Немаловажно, что усадьба фасадом выходит прямо на городскую улицу и не имеет какой-то суперохраны, кроме обычной сигнализации. Люди, заточенные на явное или скрытое мошенничество и всевозможные подлые хитрости, никогда не делают таких откровенных и уязвимых вложений средств. У них, как правило, всё за высокими заборами, да ещё и сами заборы скрыты от посторонних глаз. Это обстоятельство весомо свидетельствует об отсутствии каких-либо подлых помыслов – а значит, его рекомендации можно верить. От ошибки, конечно, никто не застрахован, но продуманной схемы заведомого обмана наверняка нет.

В отличие от него жуликоватые московские так называемые политтехнологи, организаторы выборных кампаний, подчас прописаны в таких маскировочных местах, где отродясь не были и где никакой недвижимости на них нет и не было. Многие для сбережения добра к тому же разведены с жёнами, подчас формально.

На позитивную характеристику Егора, прежде всего, работает его бесспорная деловая успешность, семейная устроенность: прекрасная жена и трое маленьких детей, – а также врождённая интеллигентность, которую видно невооружённым глазом.

В институте он был не просто отличником, а ещё и достаточно креативным студентом с эвристическим мышлением. Именно второе обстоятельство позволило ему взять, как говорится, крутой карьерный старт. Вскоре после окончания вуза он стал заместителем управляющего достаточно крупного банка, а затем младшим партнёром (не сотрудником!) в американской консалтинговой компании в Москве. Ну и наконец, востребованность в главном городе Европы, в самом Лондоне, также говорит о многом.

Врождённая интеллигентность и порядочность в наше время встречаются ещё реже, чем карьерные взлёты. Ленинско-октябрьская революция и сталинский беспредел хорошо поработали над уничтожением «родной сестры» потомственного аристократизма – подлинной интеллигентности.

Даже в образах известных актёров отыскать в наше время черты истинной интеллигентности очень непросто. Кроме Олега Басилашвили да, пожалуй, Игоря Скляра никто, во всяком случае с ходу, не идёт на ум. Даже такие богатыри духа, как Никита Михалков, Андрей Кончаловский, Олег Табаков, Олег Меньшиков (разве что Фандорин в его исполнении весьма интеллигентен), немного из другого замеса.

Может быть, в Егоре отразился один очень характерный дворянский элемент образа жизни и раннего воспитания детей восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Общаясь с Егором, я был поражён, когда он, прервав разговор со мной, извинился, отвлёкшись на звонок отца, и вдруг, совершенно неожиданно для меня, бегло заговорил… по-французски. Увидев недоумение в моих глазах, он пояснил, что у его отца – вузовского преподавателя французского языка, не раз работавшего за границей во франкоговорящих странах, есть, по обывательским понятиям, один маленький пунктик. С самого рождения сына и по настоящее время, вот уже 42 года, отец разговаривает с ним только на французском, благодаря чему для Егора он стал вторым родным языком.

Когда Егор познакомил меня со своим отцом, носителем не только французского языка, но и весьма характерной еврейской внешности и манер, было заметно, что с ним, как, впрочем, и со всеми нами – потомками по преимуществу победивших красных – в детстве на «французских языках» не говорили, оставив этот «пережиток прошлого» уничтоженным белым.

Я не уверен, что повторение подобного уникального опыта даст точно такой же результат и в других семьях, но пробовать стоит. Сам Господь, вновь услышав у российской люльки хороший французский, наверное, сильно удивился и обрадовался воскрешению боголюбивого XVIII века хотя бы в одной советско-еврейской семье и поцеловал Егора в лоб как первого вестника возрождения благостно-патриархальных аристократических традиций.

И сам факт, что Егор с явным удовольствием познакомил нас с отцом, не скрывая обычный двухэтажный деревянный дом в центре Иркутска, также свидетельствует о его открытости, присущей людям, ни в коем случае не заточенным на обман.

О человеческой надёжности Егора свидетельствует и его преданность одной любви с институтских времён и по настоящее время, и глубокая любовь к своим троим деткам, которым выпало нечастое в наше время везение расти в атмосфере взаимной родительской любви.

Всё вышесказанное не оставляет никаких сомнений в порядочности и честности моего нового приятеля, а следовательно, в отличие от предшествующих горе-партнёров по Испании и Германии, у него просто не может быть злого умысла относительно вклада наших денег в представляемую им американскую фирму, как и в любых других совместных делах. Значит, можно смело взаимодействовать с ним по интересной для меня и моих иркутских друзей-приятелей лондонской теме.