Читать книгу Цветы в огне войны - Виктор Булкин - Страница 19

Приближалась пасха. Несмотря на мрачное время, люди готовились к празднику. За месяц до пасхи бабы стали собираться по несколько человек на посиделки, пели песнопения, молитвенные псалмы. Наталья приходила на спевки вместе с дочками. Девочки хоть и мало понимали смысл этих песнопений, но пели очень душевно, на разные голоса – они очень старались украсить это многоголосие.

Итак, люди, несмотря на войну, тяжелое время, тотальную слежку, все же готовились к пасхе. Это было у них в крови и передавалось от мала до велика, чтилось и соблюдалось, несмотря ни на что. К пасхе по традиции ходили в лес за березовым соком, из которого готовили квас. К этому времени береза оживала и начинала плакать светлыми слезами – берёзовым соком. В войну берёзовый сок ценился особенно – он напитывал организм витаминами, помогал противостоять болезням. Но ходить в лес было небезопасно, поэтому ходили рано утром, в обход села. В основном, этим занимались дед Гриша, да еще несколько стариков.

Чудом Наталья Григорьевна смогла сохранить от полицаев несколько курочек, которые к весне стали нестись. Поэтому к празднику ей удалось покрасить яйца. В то время яйца красили, в основном, луковой шелухой, ценились красные яйца.

Накануне Страстной Пятницы в церкви Пресвятой Богородицы отец Александр и дьякон Никифор вели разговор по случаю ведения службы в ночь на Страстную Пятницу и праздничной службы в Светлое Воскресение Христово.

– По указу нового времени, – начал отец Александр, – требуется разрешение немецких властей на ведение службы. Ты Никифор, в родственных отношениях со старостой. Вот сходи и узнай, как нам получить это разрешение, когда мы сможем провести службу и разрешат ли нам звонить в колокола, – наставлял отец Александр, глядя на дьякона.

Вечером дьякон Никифор пожаловал к местному старосте с визитом.

Староста, Алеха Колтун, который приходился дьякону Никифору дальним родственником по линии отца, встретил гостя у калитки. Хозяин радушно пригласил его в дом, налил по рюмочке, и приступил к делу:

– Узнаю, узнаю я у господина коменданта. По указу немецкого командования запрещены любые сборища, но Пасха – особый случай, попытаюсь выяснить лично. Ты, Никифор, будь умнее, видишь, какое сейчас время, попытайся последить за этим праведником, отцом Александром. Есть мнение, что он бунтует народ за партизан, молится за победу Красной Армии, мне нужны сведения о нем. Сообщай мне о нем все, мы не дадим ему пакостить немецким властям. Договорились, Никифор? Это и в твоих интересах, я обещаю тебе, что его место будет твоим.

Никифор, склонившись к уху Алехи, прошептал:

– Да, я давно наблюдаю за ним, молится он за победу над немцами, за окончание войны и за тех, кто ушел на фронт воевать, за раненых и убиенных. Но убрать его еще не пришло время, я не готов пока занять его место, брат Колтун. Я, пожалуй, пойду, зайду завтра вечерком, а ты займись разрешением на проведение службы.

На другой день с утра, Алеха Колтун отправился в Кокоревку, к коменданту, за разрешением. А уже вечером они снова встретились с дьяконом Никифором.

– Комендант разрешил провести службу днем в Светлое Воскресение, никаких всенощных служб и не звонить в колокол. Еще господин комендант сообщил, что сам лично прибудет на Пасхальную службу. К тому же, комендант выдвинул свое условие, что служба будет упоминать победу Гитлера, его Армии.

Получив такой приказ, Никифор поспешил передать услышанное отцу Александру. Звонарь церкви Шурик сильно расстроился тому, что запретили звонить в колокола:

– Ну что это за пасхальная служба без звона колоколов?

Отец Александр, послушав дьякона Никифора, вздохнул, развел руками и тяжело произнес:

– Что поделаешь, сейчас их время, будем исполнять их приказ. Придет наше время, и мы будем проводить службу согласно канонам Православия. Хорошо, что совсем не запретили. Сейчас прошу всех разойтись по домам, завтра попрошу прийти чуть раньше службы, чтобы подготовиться.

Никифор домой не пошел, он зашел к своей куме Зинаиде почаевничать, провести у нее какое-то время, с тем, чтобы потом вернуться обратно в церковь с заднего двора. Никифор решил последить за отцом Александром, и у него в голове созрел свой план.

Собаки за храмом знали дьякона, поэтому молчали и только виляли хвостами, приветствуя хозяина. В малом храме горел приглушенный свет. Никифор подошел к окну и прислушался. Так и есть, его предположения оправдались: отец Александр тайно проводил всенощную службу с попадьей матушкой Дарьей. Отец Александр читал молитвы, прося Бога о победе русского народа.

«Ну, ничего», – язвительно прошептал Никифор, – «Тут то я тебя и поймал, праведничек ты наш. Пойду сейчас же сообщу об этом Алехе Колтуну, по живым следам возьмут тебя, отец ты наш, и не дождешься ты никаких побед.

Поутру вся семья Натальи Григорьевны во главе с дедом Гришей направилась в церковь на службу. Взяли с собой, как положено, свечи, крашеные яйца, пасхальный пирог, чтобы освятить. Дед всю дорогу недовольно ворчал: «В хорошие времена освящали в Великую субботу, а теперь приходится все делать в Светлое Воскресение». Таня молча шла и вспоминала, как они праздновали пасхальные дни до войны, когда был с ними папа. В церкви всегда было светло и радостно, было много людей, они стекались со всей округи. Церковный хор красиво пел праздничные песнопения.

После службы люди шли на кладбище, чтобы помянуть умерших родственников. Традиции ходить на кладбище в Светлое Воскресение были только у простого русского народа, церковь рекомендовала для этого специальные дни поминовения усопших. Вечером люди устраивали праздничные застолья в домах. На второй и третий день Пасхи ходили друг к другу в гости. На лугу устраивали народные гулянья. Молодежь играла в народные игры: в лапту, салки, прятки. Вечером гулянья продолжались у клуба пели песни, плясали под гармонь.

Все это пронеслось в голове Тани по дороге в церковь. Опомнившись от теплых воспоминаний, она горько вздохнула – теперь с ними не было папы, настроение у людей подавленное, шла война. Погода в этот день была хмурая, то и дело шел дождь. В руках у Тани был небольшой скромный букетик ранних лесных цветов.

У церкви было тихо, колокол молчал, на пороге сидел Яшка Вздруженский, который слыл на всю округу как пьяница и попрошайка, хотя плохого людям он никогда не делал. Поэтому люди жалели его и всегда угощали, кто чем может. Яшка сидел и говорил всем входящим: «Христос Воскресе!».

«Воистину Воскресе!»– отвечали люди и бросали в шапку ему что-то съестное.

Таня заметила поповскую дочь Ольгу, она спешила к церкви с подружкой.

Обе девушки были одеты, по-праздничному, но особенно выделялась Ольга. На ней было добротное синее пальто с черным красивым отворотом. На голову она подвязала красивый цветастый платок, концы его развевались за спиной. Все залюбовались Ольгой, она была настоящей русской красавицей в их деревне. Ольга ласково улыбалась всем односельчанам, то и дело кивая головой во все стороны. «Христос Воскресе, Танечка! – обратилась она к Тане и, улыбнувшись, вторила, – воистину Воскресе!».

В церкви было светло и уютно, отец Александр вышел из Светлой комнаты и пошел к алтарю. В селе Глинное, в церкви Пресвятой Богородицы, в мае 1942 года началась служба по случаю Светлого Христова Воскресения. Пел красиво церковный хор, люди чувствовали себя спокойно и умиротворенно.

Вдруг раздался шум мотоциклов, громкие голоса. На праздничную службу прибыл комендант, с ним переводчик и главный полицай Давыдов. Встречал их местный староста Алеха Колтун. Чуть позже подъехала машина, с которой спрыгнул наряд полицаев во главе с Окунем. Староста начал что-то докладывать коменданту через переводчика, и начал он со слов:

– Христос Воскресе!

Комендант повернулся к переводчику, но тот не смог досконально перевести эти слова. Тогда комендант резко прервал старосту и велел всем зайти внутрь церкви. Давыдов, проходя мимо сникшего Колтуна, недовольно бросил:

– Развел тут шарманку! Ну что, организовал сборище, посмотрим, к чему это приведет!

Прибывшие вошли в церковь, люди сразу как-то сжались, помрачнели. Комендант дал знак, чтобы прекратили молебен, он подал знак, чтобы к нему подошел отец Александр. Отец Александр спустился в храм и подошел к кучке полицаев.

– Я желаю, чтобы Вы, отец Александр, сегодня отслужили службу во славу нашего Великого фюрера Адольфа Гитлера и нашей скорой Победы!

Отец Александр выслушал приказ коменданта со свойственным ему спокойствием, глядя в глаза, и не подал вида о замешательстве и страхе, он помолчал и, подумав, ответил:

– Выполнить ваш приказ, господин комендант, я не смогу по причине того, что я не знаю Адольфа Фюрера, вашей религии, и потому не могу вам служить в православии.

Комендант злобно вытаращил глаза, лицо его стало бордового цвета, он злобно процедил:

– Ах, ты не понимаешь! Не та вера! Ну мы тебе покажем, старый бес. Кому ты служишь, Сталину?

– Я – священнослужитель, – спокойно ответил отец Александр. – Здесь приход для местного населения. Я на службе у Бога и народа.

– Ты не знаешь фюрера! Узнаешь, старая скотина, мразь! Мы наведем у вас здесь свои порядки и образумим ваши дикие племена.

Он ударил отца Александра кулаком в лицо, отец пошатнулся, но не упал. По храму прошел шум, раздался плач и стоны людей. Люди увидели, что лик

Святой Богородицы потемнел, показалась слеза – замироточила икона от ужаса происходящего. Народ испуганно крестился, повторяя: «Господи, помилуй и прости!» Свет под куполом померк, солнце закрыло тучами, пошел сильный дождь.

Коменданта не на шутку взбесило происходящее. Он выхватил пистолет и выстрелил несколько раз в паникадило, оно закачалось, погасли все свечи.

– Прекратить немедленно это сборище! Быстро расходиться по домам! Церковь мы уничтожим, – через переводчика приказал комендант.

Староста Давыдов бросился всех разгонять, полицаи выталкивали людей в шею, били прикладами. Отец Александр быстрым шагом укрылся в Светлой комнате храма. Матушка встретила его, всячески стараясь успокоить и помочь. И тут в Светлую комнату ворвался Давыдов, старший полицай, его перехватил дьякон Никифор и стал шептать на ухо:

– Отец Александр не слушает новую власть, не хочет соблюдать новых законов. Пришла пора отстранить отца Александра от настоятельства и ублажить немецкую власть во спасение храма.

Староста обозлен но ответил:

– Устранять, заменять… архиепископ тут нашелся. Ты бы лучше за порядком следил, за приходом, – рявкнул Давыдов, глядя на дьякона, затем успокоившись, добавил, – что тут вытворяет этот отец Александр?

Потом подытожил сказанное:

– Мы и без архиепископа этот вопрос решим, мы здесь власть! Недолго осталось ему народ мутить!

Комендант в плохом расположении духа быстро пошел к машине и под стрекот мотоциклистов, сопровождавших его машину, уехал от церкви. Давыдов побежал к коменданту, чтобы сказать что-то в свое оправдание. Но комендант махнул ему рукой, чтобы не подходил.

Давыдов оглянулся и увидел невдалеке Наталью Григорьевну, она поджидала своих дочек. Он молча направился к ней.

– Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе! – хмуро бросила ему Наталья.

Давыдов подошел к ней вплотную и хотел ее поцеловать по традиции. Наталья отпрянула, как ужаленная:

– Я с нелюдями не целуюсь и не веду беседы, лучше не подходи ко мне.

Пусть с тобой новые власти обнимаются и христосоваются.

– Что ты, Наталья, ругаешься на меня, да еще в Светлый день Пасхи?

– Что же вы наделали, безбожники! Осквернили храм Божий и его прихожан в Светлый день Пасхи!

– Что мы наделали?! Власть слушать надо! Ты вот что, Наталья, давно я к тебе приглядываюсь, нравишься ты мне, и раньше нравилась, честно скажу, завидовал я твоему мужу – красавица жена. Сейчас его нет давно, давай сойдемся с тобой, будем вместе жить.

– Надо же, любит он, ты лучше верни мне моего мужа, ты его погубил, я тебя ненавижу. Так что отвяжись, чужая жизнь!

Подошли девочки, дед Гриша:

– Пойдем, Наталья, хватит с ним балакать. Устроили праздник, спасибо новой власти! – сурово произнес дед Гриша. Они зашагали все вместе домой.

По дороге дед спросил Наталью:

– Что ему нужно от тебя?

– Да вот, женихается все, любовь видите ли у него, ко мне.

– По шее ему дубком, кровопиец несчастный, – проговорил дед.

Давыдов тем временем провожал Наталью жадным взглядом, ему нравилось в Наталье все: и красивая стройная фигура, и манера разговора, желание овладеть ею росло с каждой встречей.

– Ну ничего, придет время, и ты станешь моей, – подумал он про себя и зашагал быстрым шагом.

Разогнав, распинав людей из церкви, полицай Васька Окунь оглянулся и стал искать взглядом Ольгу. В это время Оля выходила из комнаты отца Александра вместе с матушкой, направляясь к дому. Окунь оценил обстановку и двинулся наперерез. Матушка спросила:

– Что тебе нужно от нас? Разве тебе мало того, что ты надругался над приходом, святым местом, что ты за нами увязался еще?

– Дочь мне ваша нравится, хочу пригласить ее прогуляться, пригласите на чаек, с удовольствием попью.

– А ты спроси Олю, нравишься ли ты ей, захочет ли она пойти с тобой?

Оля опустила глаза, было видно, что ей неприятен Васька Окунь. Более того, она в душе ненавидела его и презирала. Она подняла глаза и, глядя в его глаза, проговорила:

– Я тебя ненавижу, ты мне никогда не нравился, оставь меня в покое. Надежды я тебе никогда не давала, и встречаться с тобой я не буду. У меня есть парень, с которым я встречаюсь, и которого люблю.

– Это Николай что ли? Этот партизанчик сраный?! Рано или поздно им всем придет конец, а Кольку я в первую очередь пришью лично.

Окунь хотел еще что-то сказать, но тут подошел отец Александр.

– Вот сейчас я с батюшкой погутарю. Отец Александр, прошу благословить меня с вашей дочерью Ольгой, хочу жениться на ней. Наше время пришло, я смогу ее сделать счастливой.

– Я понял, пришло ваше время, бандитское время, наступил беспредел, – Отец Александр показал на свое избитое лицо. – Но это не наше время, и нам с вами не по пути. Ступай своей дорогой, Василий, а что будет дальше, поживем – увидим.

Александр взял жену и дочь под руки, и они пошли к дому. Окунь зашагал в другую сторону, бурча себе под нос скверные слова.

Святой праздник Светлое Христово Воскресение с приходом в село немцев не обрадовал односельчан.