Читать книгу Двор Чудес - Виктор Диксен - Страница 5

– ТОРОПИТЕСЬ! – ПРОРЫЧАЛ МОНФОКОН. – Стена Облавы скоро закроется!

Широкими шагами он пересек Почетный Двор. На ледяном ветру полы его длинного кожаного плаща звонко хлопали, локоны парика мягко развевались по плечам.

Сурадж, Эленаис и я шли следом. Было решено провести день в «Гранд Экюри», чтобы как следует подготовиться к миссии в Париже.

Мы спешили к гигантской стене, опоясывающей дворец и его сады: необходимо было пройти сквозь нее до того, как единственный вход закроется на следующие двенадцать часов.

Стена Облавы – грозное оборонительное сооружение, предназначенное для защиты замка от любых вторжений в дневное время.

– Где ваши крепкие мышцы? – мрачно бросил нам Главный Конюший.

Мы пробежали несколько метров по узкому проходу туннеля, на стенах которого горели факелы. Не успели ступить на Оружейную площадь, как сейсмический толчок с противоположной стороны сотряс мостовую: колесный механизм, приводимый в действие той же гидравлической сетью, что питала фонтаны Версаля, начал вращение. Позади нас, скользя по рельсам, приближались друг к другу огромные куски скалы.

Каждый раз, когда Стена Облавы приходила в движение, мне казалось, что украшавшие ее титанические статуи вампиров на охоте оживали на глазах. Красноватый отблеск рассвета высвечивал леденящие душу детали: жадно торчавшие клыки, острые когти, безумные глаза.

Но самым страшным зрелищем среди каменных чудовищ вот уже месяц была человеческая фигурка, насаженная на кол: останки Тристана де Ля Ронсьера, наполовину растерзанные вороньем. Все, что осталось от юноши, который разбил мне сердце, прежде чем я отсекла ему голову. Тот, кто мечтал занять место Короля Тьмы, а меня сделать женой, теперь кормил стервятников…

– Быстрее! – рявкнул Монфокон.

Отвернувшись от стены и тысяч бессмертных придворных, лежавших в гробах дворца в этот час, он повел нас к воротам «Гранд Экюри», расположенным на другом конце Оружейной площади.

Странное ощущение испытала я, впервые ступив на школьный двор с тех пор, как покинула его в октябре. Это случилось всего четыре недели назад, а казалось, что прошли годы… Через высокие окна второго этажа, освещенные люстрами, двигались силуэты пансионеров за завтраком: юношей в правом крыле и девушек в левом.

– Джайпур и Плюминьи: вы можете присоединиться к бывшим товарищам в рефектуаре, – приказал Монфокон. – Я отведу Гастефриш в тихую комнату на верхнем этаже. Ее ночь прервал убийца, ей нужно отдохнуть и набраться сил перед тем, как вечером отправиться в Париж. В полдень встречаемся в кабинете кобылиц, чтобы обсудить план предстоящей операции.

Оставив Эленаис и Сураджа, мы поднялись по главной лестнице школы. Однако вместо того, чтобы отправиться на чердак, Монфокон свернул в кулуар, который вел в его кабинет, после чего плотно закрыл за нами дверь.

Столько вопросов накопилось у меня с нашей последней встречи. Мне хотелось обо всем расспросить директора школы. Но он приложил огромный указательный палец с металлическими кольцами к губам:

– Ш-ш-ш. Не здесь.

Главный Конюший направился к книжному шкафу в глубине комнаты. На полках теснились старые трактаты о верховой езде, банки с формалином, где мариновались лапы упырей, отрубленные самим директором. В жилах Монфокона текла кровь старинного рода палачей. Чтобы утолить зов крови, он предавался ночной охоте на кладбищах Версаля. Упыри были его главной добычей. Рассматривая обрубки конечностей, я дорисовывала в воображении существ из самых страшных кошмаров…

Хозяин кабинета подошел к тяжелому сосуду, в котором плавала с длинными, желтыми когтями четырехпалая рука, в четыре раза превышавшая по размерам мою. Рядом расположились аккуратные томики, переплетенные потрескавшейся кожей.

Монфокон дотронулся до самой массивной книги «Ночные мерзости и охота Тьмы». Однако не для того, чтобы взять ее с полки… Раздался щелчок рычага. Книга повернулась. Ничем не примечательная дверь шкафа со скрипом отворилась, открывая проход в подвалы «Гранд Экюри». Монфокон зажег фонарь и плотно закрыл за нами дверь.

– Совсем как в моей комнате в замке… – прошептала я, спускаясь по неровным ступеням лестницы. – Такое впечатление, что Версаль наполнен тайными ходами!

– Верно. А у стен есть уши. Но в недрах школы мы можем говорить без страха.

После продолжительного спуска мы наконец добрались до тайного логова Монфокона – камеры пыток, где он обычно разделывал свои макабрические[13] охотничьи трофеи.

Главный Конюший опустился на стул возле стены, увешанной пилами и плоскогубцами. Я села напротив.

– В прошлый раз мне пришлось привязать тебя к пыточному станку, чтобы заставить говорить. – Он кивнул на деревянный стол с жуткими рычагами. – Но сегодня мы в кругу друзей, поэтому расскажи мне все, что знаешь.

* * *

– Ты полна сюрпризов, Жанна Фруаделак, – пробормотал Монфокон, когда я закончила рассказ.

Кончиками шишковатых пальцев он провел по своей козлиной бородке. Главный Конюший – грубиян, живший во власти кровожадных импульсов, и самый неприветливый человек, которого я встречала, но слова его согрели сердце. Мое настоящее имя, произнесенное с определенной долей восхищения, напомнило, кто я и какую задачу преследовала. Служить Фронде во имя Бастьяна, мамы и всех родных: вот цель моего существования!

– У тебя потрясающий инстинкт выживания. – Его глаза светились сквозь локоны парика, словно угли. – А также впечатляющая способность сеять смерть.

– Это была самооборона! – возмутилась я. – Либо я, либо гвардеец. Убийство угнетает меня, поверьте, даже если враг – беспощадный слуга вампиров, на счету которого десятки жертв.

– И все же ты ловко убиваешь! – возразил Монфокон.

Я заерзала на стуле, чувствуя себя не в своей тарелке. Запах селитры, пропитавший сырые стены, внезапно стал противно-удушливым. Могильная атмосфера камеры пыток удручала не так сильно, как осознание правдивости слов Монфокона: смерть действительно постоянно кружилась вокруг меня…

– Давайте не будем меняться ролями, – резко бросила я. – Это вы – потомок династии палачей, а не я!

– Я давно отошел от дел своих предков, чтобы посвятить себя народной Фронде.

– Король поручил вам подвергнуть пыткам сообщников де Ля Ронсьера.

– К твоему сведению, я не тронул ни одного волоса на их головах. Мелак и его агенты заставили говорить заключенных в версальской тюрьме, где никто не мог слышать мольбы о пощаде.

Несколько мгновений я размышляла над его словами, сидя в чреве этого склепа, где Монфокон, по его словам, практиковал таланты палача только на упырях и прочей нечисти. Какие нечеловеческие вопли рвались отсюда, вдали от поверхности земли?

– Возможно, вы отказались участвовать в пытках собратьев, – согласилась я, – однако ведь вы никогда и ничего не рассказывали о своем брате, который, судя по всему, все еще управляет виселицей ваших предков.

Главный Конюший нахмурился.

– Рауль… – проворчал он едва слышно. – Старший брат приводит меня в ужас. Он олицетворяет все то, от чего я навсегда отрекся.

Монфокон прохрипел, словно раненая лошадь, которая пыталась отогнать назойливую муху.

– Давай не будем о нем. С тех пор как брата назначили Главным Палачом Нетленного, он опустился на самое дно Тьмы, гнусное… недосягаемое для искупления. Сосредоточимся лучше на миссии, которую поручили тебе. Поговорим о правительнице нового Двора Чудес.

Я вытаращила глаза:

– Нового Двора Чудес? То есть, маркиз де Мелак был прав и в прошлом существовал другой?

Монфокон кивнул:

– Давным-давно Двор Чудес был тайным местом, где встречались самые отъявленные бандиты Парижа. Торговля ядами, заказные убийства, колдовство и человеческие жертвоприношения: здесь происходили самые одиозные сделки. В первом столетии своего правления после трансмутации Король Тьмы обнес столицу стеной. Он объявил беспощадную войну преступному миру, чтобы искоренить его и чтобы никто не мог избежать наказания Магны Вампирии. Старый Двор Чудес был уничтожен, а все его члены истреблены.

– По тому, как вы описываете это злачное место, непонятно, что в нем было «чудесного».

– Только там искалеченные нищие и попрошайки после рабочего дня на улицах Парижа «чудом» излечивались: хромые, как по-волшебству, обретали способность ходить, а слепые – видеть…

На скульптурном лице мужчины появилась ледяная улыбка.

– Признайся, лжебаронесса, была бы ты в своей стихии среди этого сброда?

Едкий укол наставника болезненно задел. Хорошо зная резкий характер директора, мне все же было трудно привыкнуть к нему.

– Вам прекрасно известно, что я играю эту роль только для того, чтобы служить народной Фронде, служить вам! Вот уже месяц, как я торчу в Версале в ожидании указания. Как результат именно мне Нетленный поручил разыскать эту Даму Чудес и доставить ее к нему во дворец!

Монфокон не смутился. Он все так же продолжал недобро улыбаться, поглаживая лохматую козлиную бородку.

– И это то, что ты сделаешь: выследишь ее с помощью присущего тебе острого инстинкта охотницы. Но не для того, чтобы отдать в руки Короля. Нет. Чтобы вонзить кол в ее сердце и заставить навсегда замолчать!

В этот момент позади раздался скрип ржавых петель. Тяжелая шипованная дверь отворилась, впустив запах опавшей листвы. Я резко повернулась: на пороге топтались мягкие кожаные туфли.

– Орфео… – позвал Монфокон. – Входи же. Полагаю, во время последней встречи с Жанной вы расстались не лучшим образом.

В комнату вошло самое странное существо, которое я когда-либо встречала в жизни. И самое трогательное. Под залатанной туникой с капюшоном скрывалось мощное тело, сшитое из человеческих фрагментов: темные швы обхватывали запястья и основание шеи. Голова, пересаженная на чужую плоть, имела полупрозрачный зеленый оттенок, скорее странный, чем отталкивающий. Словно в селадоновую[14] кожу вставили два нефритовых глаза. В углу правого века чернела вытатуированная слеза: отличительный знак неаполитанских бандитов. Меланхоличное и странно трогательное лицо когда-то принадлежало безымянному юному преступнику. Циничные алхимики выкрали труп из братской могилы, создали, а после выбросили эту мерзость, которую Монфокон взял под опеку и назвал Орфео.

– Прости, – пробормотала я, охваченная чувством вины, старательно подбирая слова.

Главный Конюший был прав: при нашей последней встрече я обошлась с Орфео, как с диким зверем, обманув его доверие, чтобы запереть в камере пыток и сбежать. Но он отнюдь не безмозглое животное. Его водянистый, разумный взгляд осмысленно смотрел на меня.

– Я… я испугалась.

Орфео издал низкое, серьезное рычание. И очень грустное. Алхимики, давшие нечисти жизнь, не посчитали нужным пришить ему язык. Однако и без слов, по тону голоса я поняла всю невыразимую печаль его жалобы.

– Нет, испугалась не тебя! – поспешно добавила я, внезапно осознав обидный смысл своих слов. – Та ситуация повергла меня в панику. Мне во что бы то ни стало нужно было попасть в замок, чтобы выиграть «Глоток Короля».

Монфокон отмахнулся от объяснений:

– Хватит малодушно врать! К тому же это опасно для Орфео. Конечно, ты испугалась его, чудовища. Он никогда не должен забывать об этом и покидать пределы подвала.

– Уверяю вас, что…

– Замолчи! Не вбивай в его затуманенную голову безумные идеи! Если бы он показался людям, то посеял бы ужас среди населения, а гематический Факультет незамедлительно отправил бы его на костер. Так они поступают со всей нечистью!

Орфео склонил голову, отводя взгляд от человека, который одновременно был его спасителем и тюремщиком. Но кто он, этот отшельник, для Монфокона? Приемный сын? Или охотничья собака, сопровождающая его в ночных прогулках по кладбищам? В каком-то смысле они даже похожи: один стыдится своего происхождения, другой – того, кто он есть.

– Сделай нам чай, чтобы мы могли согреться, и нарежь хлеб, – приказал Монфокон.

Отшельник беззвучно, словно тень, растаял в воздухе.

– На чем мы остановились? – продолжил хозяин камеры пыток. – Ах да! Дама Чудес. Я не знаю эту вампиршу-ренегату, именующую себя Экатой. О незаконно трансмутированных бессмертных нам ничего не известно. Факультет неустанно выслеживает их, чтобы уничтожить, потому что любая несанкционированная трансмутация считается преступлением против монархии. Нескольким незаконно трансмутированным, более хитрым или злобным, чем остальные, удалось проскользнуть сквозь расставленные сети. Но они живут как изгои. Прячутся в злачных местах и питаются бродягами.

Главный Конюший покрутил кольца на пальцах, словно помогая себе сосредоточиться.

– Насколько знаю, Дама Чудес – первая из незаконных, кто вышел из тени и открыто бросил вызов Нетленному. Должно быть, она уверена в своей силе, раз смело просит отдать ей Париж.

– И назначить вице-королевой, – добавила я. – Почему, собственно, это так шокирует? Ведь другие вице-суверены правят от имени Нетленного на иноземных тронах?

– Вот именно: на иноземных! А здесь речь идет о столице королевства Франции и всей Магны Вампирии, которую Дама намерена вывести из-под прямого контроля Короля! Терпеть подобную власть всего в нескольких шагах от Версаля? Это оскорбительный сигнал для всего мира, свидетельство слабости Короля. Тем более в последнее время другие вице-королевства проявляют мятежные настроения. Например, Англия.

Я знала, что дипломатические отношения между Францией и ее вассалом Англией весьма напряжены. По ту сторону Ла-Манша шептались, что вице-королева Анна вынашивает военные планы. Могущество Магны Вампирии, кажется, еще никогда не было настолько шатким.

– Предоставление Парижу статуса вице-королевства стало бы для Нетленного безвозвратным шагом к чистой и простой сецессии города, – объяснял Монфокон. – А также означало бы, что кровь парижан отныне навсегда недоступна Королю и его Двору. Нет, он никогда не пойдет на уступки, тем более сформулированные в подобном унизительном тоне.

Главный Конюший размышлял вслух, поглаживая кончиками пальцев всклокоченную козлиную бородку:

– Кто эта Дама Чудес? Каковы ее истинные алхимические способности? Действительно ли она повелевает упырями, как утверждает? Есть ли у нее секрет, как поработить неуправляемых монстров? И если есть, Людовик никогда не должен узнать его! Никогда! Слышишь?

Монфокон посмотрел мне прямо в глаза, будто желал запечатлеть свои слова в глубинах моей души.

– Монарх называет себя Королем Тьмы, однако сам он больше продукт Тьмы, чем ее правитель. Природа мистической энергии не разгадана, несмотря на упорные усилия Факультета. Ночные мерзости – тоже дети Тьмы, их тайна ускользает от нас. О, если бы он смог обрести над ними контроль! Сила его поистине стала бы абсолютной. И тогда Фронде, какой бы решительной и организованной она ни была, ни за что не разрушить Магну Вампирию!

Директор схватил меня за запястье и произнес, чеканя каждое слово:

– Ты должна найти Даму Чудес до того, как это сделают королевские войска, Жанна. Ты должна уничтожить ее, прежде чем она откроет Нетленному дьявольский секрет порабощения упырей. Будущее Фронды под угрозой! Тебе нужно действовать очень тонко. Вести игру за спинами своих товарищей Джайпура и Плюминьи, потому что у них совершенно иные цели.

Монфокон отпустил мою руку и добавил:

– Ты справишься с двойной игрой. Знаю: ты в этом эксперт.

У комплимента горькое послевкусие, напомнившее мне о том, сколько раз пришлось лгать и предавать, чтобы добиться сегодняшнего положения. Но такова цена за участие в деле, в которое верили мои родители и в которое верю я.

– Сделаю все возможное, обещаю.

– Нет, Жанна. «Все возможное» недостаточно. Знаю, что задача сложная, но ты справишься. Должна.

В хрипловатом голосе Монфокона послышалась дрожь, которую я никогда раньше не замечала. Его глаза озарились неожиданным для грубого солдафона нежным чувством.

– Нетленный задумал отправить тебя одну в Париж, – напомнил он. – Тиран обладает злой мудростью, отточенной веками: он никогда не принимает решения спонтанно. Суверен действительно верит, что ты обладаешь силой, способной перехитрить Даму. А я верю, что ты обладаешь силой, чтобы уничтожить ее. – Его губы тронула слабая улыбка, еще более ценная из-за своей редкости. – Я… я не могу объяснить. С твоим появлением Фронда обрела новую надежду. Ты – как луч солнца во Тьме. Наблюдая за тобой, могу сказать, что твои родители, хотя я не знал их лично, были душевными людьми. У меня нет детей, но если бы судьба подарила дочь, хотел бы, чтобы она была похожа на тебя.

Признание застало меня врасплох и тронуло до глубины души. К горлу подступил ком. Я смогла произнести только сиплое «спасибо».

Монфокон снял с пальца одно из своих многочисленных колец: то, что было на мизинце правой руки. Железное, инкрустированное большим, круглым, черным камнем.

– Самая моя значимая вещь, – прошептал он. – В углублении оникса несколько капель Эссенции Дневного Света, тайно дистиллированной в алхимической лаборатории Фронды в Андалузии.

– Эссенция Дневного Света… – повторила я.

И снова волнение охватило сердце: в подпольной лаборатории аптеки мои родители тоже проводили алхимические эксперименты для Фронды. Я никогда не знала точного характера их работы. Мне нравилось думать, что они производили вещества с такими же поэтическими названиями.

– Эссенция Дневного Света – это квинтэссенция алхимии, где сконцентрировано немного солнечных лучей. Она требует чрезвычайно долгого времени для дистилляции. Даже в такой солнечной стране, как Испания, чтобы синтезировать одну каплю, нужен целый год! Как ты можешь догадаться, гематический Факультет ее запретил. Простое обладание Эссенцией уже является синонимом смертного приговора. Поэтому тщательно скрывай тайну драгоценности во время миссии, вплоть до момента ее использования.

Я рассматривала кольцо на ладони Монфокона. Неужели в этом камне, черном как ночь, находится несколько капель Дневного Света?..

– Когда доберешься до Двора Чудес, все, что нужно сделать, это повернуть оникс в шатоне[15]. Три раза влево и три раза вправо. Механизм откроет потайной отсек, в котором хранится Эссенция. Выпустив краткий, но ослепительный поток света, она немедленно испарится.

– Этого достаточно, чтобы убить такого сильного и бесстрашного вампира, как Дама Чудес?

– Нет. Однако достаточно, чтобы дезориентировать ее на несколько секунд, а также отпугнуть упырей, которые больше всего на свете ненавидят свет. Эти мгновения позволят тебе нанести смертельный удар по повелительнице. Для этой цели я снабжу тебя колом из лучшей древесины. И ты отправишь незаконно трансмутированную обратно в небытие, из которого она никогда не должна была появляться.

Главный Конюший вложил драгоценное кольцо в мою руку. Оно был выковано для его мизинца. Мне пришлось надеть его на средний палец, чтобы оно плотно село. Кольцо заняло место рядом с перстнем с семейным гербом Гастефриш, который я сняла с руки настоящей баронессы, прежде чем отправиться в Версаль под ее именем.

– И помни, Жанна: использовать этот козырь можно только в крайнем случае и только один раз. Не забудь плотно закрыть глаза при отвинчивании оникса, чтобы не ослепнуть самой.

За нашими спинами вновь скрипнула дверь: Орфео вернулся, положив конец разговору.

– Оставь еду там, на станке, – приказал Главный Конюший, вытирая влажные от эмоций глаза.

– Скажите этой твари, чтобы она отпустила меня! – неожиданно раздался чистый голос.

Монфокон, как и я, вскочил на ноги, словно ужаленный: вместо чая и хлеба Орфео крепко держал молодую девушку с фарфоровым лицом, чьи черные волосы были убраны в аккуратный пучок.

– Наоко! – задохнулась я. – Что ты здесь делаешь?

Дочь дневного посла Японии Наоко Такагари была моей близкой подругой в «Гранд Экюри». Она – единственная из воспитанниц, знавшая мое настоящее имя.

– За завтраком я увидела тебя на рассвете через окно рефектуара, – сказала она, опасливо косясь на Орфео из-под густой челки. – Спустилась по парадной лестнице, чтобы встретиться с тобой, и столкнулась с Эленаис. Та рассказала, что ты стала жертвой нападения и находишься при смерти.

– Пусть и не мечтает! – воскликнула я, чувствуя, как краска гнева прилила к щекам.

– Я появилась в кулуаре как раз в тот момент, когда ты спешила в кабинет Главного Конюшего, – продолжила Наоко. – Я подглядела за вами через замочную скважину и увидела, как директор потащил тебя вниз по тайному ходу.

Девушка подняла руку к золотым шпилькам в пучке.

– Я… я вскрыла замок, чтобы добраться до тебя.

Монфокон угрожающе шагнул вперед. Макушка его парика проскрипела по потолку, затянутому паутиной.

– И что, по-твоему, я собирался сделать, Такагари? – с бешенством прорычал он. – Расчленить твою подругу?

Вместо ответа Наоко бросила красноречивый взгляд на мрачный верстак, где выстроились инструменты для пыток: зловещая репутация директора школы была хорошо всем известна. Тот редкий момент, когда Главный Конюший снял броню и открыл передо мной душу, прошел как ни бывало. Он вновь стал жестким, бескомпромиссным палачом, каким его сделала жизнь.

– За любопытство придется заплатить: отсюда ты больше никогда не выйдешь. Эта комната станет твоей могилой. Орфео, положи ее на станок!

Монфокон повернулся, чтобы взять топор.

– Нет! – воскликнула я, вцепившись в рукав плаща директора.

– Не волнуйся, твоя подруга не будет страдать. Один умелый удар, и я безболезненно переломлю ее изящную шею.

– Вы клялись, что отказались от пыток!

– Это не пытка! Это казнь!

Мужчина положил огромную левую руку на мое плечо, удерживая меня на расстоянии, а правой рукой взял топор.

– Эта маленькая искательница приключений подслушала наш разговор, – процедил он сквозь зубы. – Я не позволю ей сболтнуть лишнего. Тайна Фронды прощает любые жертвы.

– Клянусь: Наоко можно доверять! – надрывалась я. – Если вы действительно считаете меня своей дочерью, то послушайте!

– Сентиментальность сбивает тебя с пути. Но ты еще юна и не понимаешь. Что ж, поймешь позже. Убийство Такагари – единственно правильное решение. Живо, Орфео! На станок!

Сколько бы я ни умоляла, ничего не помогало. В свете фонаря лицо Главного Конюшего преобразилось, исказившись в гримасе жестокости. Будто проклятая кровь династии палачей де Монфоконов прилила ему в голову, сметая угрызения совести и способность слушать.

Далекий от жестокости своего хозяина, Орфео тихонько подтолкнул Наоко вперед и деликатно прижал ее щеку к станку. Однако за видимой мягкостью жестов в его руках чувствовались сила и мощь.

– Наоко известно, кто я, но она не выдала меня! Это доказывает то, что ей можно доверять!

– Это доказывает то, что ты чертовски безрассудна, позволяя подруге слоняться по школе с информацией, которая может уничтожить тебя и меня! – прорычал Монфокон, занося топор.

Опьяненная страхом, я прибегла к последнему средству:

– Распустите ее пучок, чтобы лезвие не скользнуло по волосам!

Безумные глаза Монфокона сверкнули ярче… острее.

– Ах, хорошо! Ты быстро учишься! – обрадовался он. – Слышал, Орфео? Распусти пучок.

Наоко страдальчески вскрикнула. Распущенные волосы для нее хуже смерти:

– Нет, только не волосы!

Но с Орфеем ей не справиться. Одним движением он вынул из пучка красную лакированную шпильку. Длинные черные волосы шелковым каскадом рассыпались по обе стороны станка пыток.

Топор Монфокона завис в воздухе.

– Что за чертовщина… – отшатнулся он, вытаращив круглые, как блюдца, глаза.

Кровожадный блеск, плясавший секундой ранее в его глазах, сменился шоком, тем же чувством, которое испытала я, впервые увидев затылок Наоко.

Там, за пучком, девушка скрывала страшную тайну: второй чудовищный рот, простиравшийся от одного виска до другого. Плотоядный мальбуш, жаждавший свежей плоти, чьи огромные губы, казалось, улыбнулись Главному Конюшему.

– Вот, теперь и вы знаете секрет Наоко! – поспешно заявила я. – Внутри нее живет мерзость, которая подпишет ей немедленный смертный приговор, если об этом станет известно. Не вы ли мне говорили, что гематический Факультет отправляет нечисть на кол? – Я с трудом сглотнула, чувствуя вину за то, что пришлось выдать тайну подруги, хотя и ради спасения ее жизни. – Жизнь Наоко теперь в ваших руках. Если ей вздумается рассказать что-нибудь из подслушанного разговора, одного только вашего слова будет достаточно, чтобы обречь ее на гибель. Вы квиты.