Читать книгу Во льдах Никарагуа - Виктор Джин - Страница 3

Каждый день Йоа уходила из дома на пару часов по делам. В этот день она вернулась с ребенком. Ниньо с самого начала вел себя скрытно, но он не был застенчив. Мы познакомились поближе и мальчик показал свою армию солдатиков, а я руководил фигуркой дракона.

После этого помог Йоа по хозяйству. Внешне мы не показывали чувств – нам хватало улыбок и взглядов, случайных прикосновений. Иногда, она намеренно касалась под столом моей ноги, а я мог поймать ее на кухне, зажав к стене: тогда мы сладко перешептывались и целовались.

В какой-то момент я стал замечать, что Ниньо наблюдает за нами. Мальчик делал это из своей комнаты или прятался по темным углам дома.

Похоже, его не устраивало мое присутствие – да, он до конца не понимал что между мной и Йоа происходит, но чувствовал, что его мама теперь с кем-то еще.

Остаток дня он не давал нам возможности остаться наедине – капризничал. Йоа опять стала выглядеть обеспокоенной, поникшей, а мучительная жара истощала.

Выловив момент, я усадил ее в кресло и принялся массировать плечи. Шептал успокаивающие слова, чтобы она расслабилась: «делаешь вдох, и на выдохе напряжение уходит; вдох, на выдохе разум опустошается; еще спокойный вдох, и на выдохе мышцы становятся мягкими…».

В этот момент ребенок притащил в гостиную коробку игрушек и вывалил на пол солдатиков с криками: «Дави красных!».

От его резкого возгласа в памяти ожили рыжие тайские муравьи. Я пошел в свою комнату и прилег, пытаясь прийти в себя. Лежа на матрасе, я слышал как Йоа в гостиной объясняет сыну, что тот ведет себя невоспитанно.

После ужина Йоа уложила мальчика спать. Когда она вернулась на кухню, я домывал посуду. Мулатка взяла полотенце и стала вытирать тарелки.

– Не знаю что и делать, – сказала она. – Ниньо, мой славный мальчик, во всем копирует отца.

Она судорожно полировала фарфоровую гладь:

– Тот чересчур строг и помешан на контроле. Представляешь, он время от времени везет мальчика на окраину, и бросает там – чтобы искал дорогу. А сам, спрятавшись, наблюдает. Ниньо как-то пересекал реку, и чуть не утонул!

Йоа отложила тарелку в сторону, и стояла передо мной, поправляя волосы. Она тараторила быстро. Внутри ее приоткрытого рта то и дело мелькал язык, выдавая звучное испанское «эрре».

– Бывший добивается, чтобы сын пошел по его стопам. Служил в тайной полиции. Хотя и знает, как я к этому отношусь, – она вздохнула. – Мы из разных миров5.

* * *

Ночью из комнаты Йоа послышались стоны – ее лихорадило. Когда я вошел к ней, то увидел бьеху, склонившуюся у изголовья кровати. Прогнав старуху, я начал выхаживать Йоа – всю ночь делал холодные компрессы, пытаясь сбить температуру. Но ей становилось хуже.

Утром удалось найти доктора. Я узнал в нем того самого гостя, который приходил несколько дней назад. Это был невысокого роста кубинец с троцкистской бородкой, шрамом на щеке и оторванной мочкой уха.

Доктор не стал пожимать мне руку, и не назвал своего имени, но по его поведению я понял, что наше знакомство состоялось. Он вел себя с формально и обращался ко мне в третьем лице:

– Сеньор должен соблюдать эти предписания, – сказал он с «эль»-кающим кубинским акцентом и протянул листок.

Он объяснил, что больной требуются тщательный уход и мясной бульон. Также нужно прочесть молитву и возжечь ветку окоте – произрастающей в округе мексиканской сосны. Мне это показалось ненаучным, но доктор настоял на лечении.

Я проводил кубинца до калитки. Перед тем, как выйти на улицу, тот огляделся по сторонам. И предупредил:

– На улицах беспорядки. Сеньору следует одеться как местному и не брать рюкзак, а то примут за студента. Рекомендую держаться на расстоянии от тех и от других.

Он сухо пожелал удачи:

– Суэрте.

И ушел вверх по улице.

Перечитываю мятый листок, на котором доктор записал текст католической молитвы о здравии. Перевернув его я увидел, что это – агитационная листовка с призывом собраться девятнадцатого июля в центральном парке. А в самом низу синим цветом: эль фуэго сэ йева эн нуэстро корасон, огонь в наших сердцах.

Позади дома находилось подсобное помещение с садовым инвентарем. Там я нашел высокие сапоги и плетеное сомбреро. Накинув драное пончо, я сделался похожим на одного из тех крестьян, из Субтиавы, – бедняцкой окраины Леона. И отправился в сторону рынка.

Выше по улице с лязгом ползал трактор, расчищая баррикады. Ржавым ковшом он скреб по асфальту. Там же стояла полицейская застава, и я двинулся в обход.

Знойный ветер кружил по земле засохшие листья – они метались с места на место, шаркая по асфальту. Листья были настолько сухие, что некоторые крошились прямо на ходу.