Читать книгу Охота Бешеного - Виктор Доценко - Страница 4

Говорков возвращался в Москву на «Боинге» – билет на этот рейс подарил ему адмирал Джеймс. Казалось, Савелий дремлет, но на самом деле он думал о своей любимой Розочке. Прошло всего несколько часов с того момента, как они расстались в нью-йоркском аэропорту Кеннеди, а он уже соскучился.

Вчерашний день, как Савелий и обещал Розочке, они провели вместе. Это был удивительный день для них обоих. Вроде бы ничего существенного не произошло: они даже и разговаривали только за обедом, к тому же в компании ее тетки, Зинаиды Александровны. Надо заметить, что именно она все время и болтала, словно пытаясь разрядить несколько напряженную атмосферу и заполнить словесные пустоты прощального вечера. Но для двух любящих сердец все это было лишним и совершенно ненужным. Им вполне хватало того, что они рядом и могут ловить взгляды друг друга, ощущать запах, дыхание любимого человека. И лишь изредка, словно отдавая дань вежливости третьему человеку за столом, они нет-нет да вставляли словечко. В конце концов, Зинаида Александровна почувствовала, что мешает, быстренько допила кофе и, сославшись на якобы неотложные дела, тут же удалилась.

Молча, будто только и ждали этого момента, они радостно улыбнулись. Их взгляды встретились. Влюбленные встали из-за стола и некоторое время стояли неподвижно. Потом, не отрывая взгляда от Розочкиных глаз, Савелий подошел к ней и остановился в полуметре.

«Господи! Он стоит рядом со мной. … Я вижу его глаза, ощущаю его каждой клеточкой своего тела, но почему у меня не идут ноги? Они словно приклеились к полу», – произнесла про себя Розочка.

Однако Савелий «слышал» ее мысли и… не знал, что делать, как вести себя. Его тело тоже было скованно, а к ногам, казалось, кто-то привязал пудовые гири. Вдруг Розочка подняла правую руку и нежно провела указательным пальчиком по его щеке, по носу, потом по губам. Это было так приятно и неожиданно, что Савелий вздрогнул. Ему хотелось обнять ее, крепко прижать к себе, но руки не слушались и лишь глаза выдавали его состояние и сияли таким счастьем, что, похоже, вся столовая озарилась этим сиянием. Это сияние словно снизошло на девушку, и ей показалось, что сердечко сейчас выскочит из груди…

Ощущение было таким удивительным и прекрасным, что на глаза навернулись слезы. Розочка вдруг бросилась Савелию на шею, зажмурилась и стала тыкаться, словно кутенок, в его нос, щеки, шею, уши, пока, наконец, ее губы не наткнулись на его губы.

Они замерли на мгновение, опаленные этим испепеляющим, но прекрасным огнем, по их телам пробежала странная дрожь, от которой внезапно перехватило дыхание: казалось, вот-вот их сердца действительно выскочат из груди, чтобы прямо в воздухе трепетно соединиться. Но тут неожиданно пришла помощь: их языки встретились, потыкались, как бы знакомясь друг с другом, затем исследовали губы, и только потом, пришел сумасшедший поцелуй, длившийся почти вечность.

Когда же они, наконец, оторвались друг от друга, у Розочки кружилась голова. Опьяненная этим поцелуем, она покачнулась и, если бы не Савелий, подхвативший ее за талию, возможно, очутилась бы на полу.

– Как прекрасно, милый… и удивительно, – только и смогла прошептать она.

– Чуденько ты мое, – прошептал Савелий прямо ей в ушко.

– Почему ты дрожишь? – спросила Розочка, почувствовав, как судорожно вздрагивает все его тело.

– Не знаю.

– Знаешь, – упрямо прошептала она. – Тебе плохо?

– Мне хорошо, – запротестовал Савелий и смущенно опустил глаза.

– Господи, какая же я дура! – воскликнула Розочка, широко раскрыв огромные глаза, покачала головой и решительно бросила: – Пойдем-ка со мной!

– Куда? – чуть напугано спросил Савелий.

– В бассейн… – Она хитро прищурилась.

– Хорошо, пойдем, – согласно кивнул он, догадавшись, на что решилась Розочка, но твердо сказав себе, что в этот раз у них ничего не будет.

В этот раз? В этот раз – нет, а когда будет? Ему вдруг пришло в голову, что он вконец запутался. Он не представлял, что ему делать, совершенно не узнавал и не понимал себя. Одно он знал твердо: пока он не имеет права допустить близость с ней. Не имеет! Только не сейчас! Он ОБЯЗАН дать Розочке возможность познать самое себя. Повзрослеть, наконец! Иначе как он сможет называть себя мужчиной?!

В бассейне, накрытом стеклянным куполом, стоял полумрак, но Розочка не стала включать свет. Она взяла Савелия за руку, подвела к кушетке и заставила присесть.

– Савушка… – тихо прошептала Розочка, держа его руку в своей и не отрывая взгляда от его лица.

– Розочка… – прошептал Савелий: в горле у него мгновенно пересохло.

– Я люблю тебя! – С надрывом воскликнула Розочка.

– И я люблю тебя, родная… – эхом откликнулся он, стараясь унять свое стремительно нарастающее желание.

Розочка вопросительно смотрела в его глаза и не могла понять, почему он ничего не делает. Неужели он не чувствует, что она сама ЭТОГО хочет? И она решила помочь: неожиданно для него, как бы даже неосознанно, она немного откинулась, слегка развела ноги и начала медленно передвигать его руку, лежащую на ее колене, вверх по своему бедру, пока его пальцы не коснулись холмика, прикрытого кружевом напитавшихся влагой трусиков.

Розочка вздрогнула, замерла на мгновение, словно оставляя для себя последнюю возможность одуматься, вернуться в детство, но к ней тут же пришли воспоминания ТОЙ ночи, ТОГО сна, и воспоминания эти были столь сладкими, столь желанными, что ей больше ни о чем не хотелось думать. Ей лишь хотелось вновь испытать ЭТИ ощущения, и тут уж никто не мог помешать: в Розочке проснулась ПРИРОДА! Она сдвинула край трусиков и, погрузив его палец между пылающими огнем, влажными, по-девичьи упругими губками, прикоснулась им к клитору.

Ощущение было таким неожиданным, что Розочка вскрикнула:

– Мамочка!

– Что? Тебе больно? – испуганно спросил Савелий, пытаясь убрать руку, но девушка и не думала ее отпускать.

– Нет, мне хорошо, – прошептала она и прикоснулась язычком к мочке его уха.

Савелию показалось, что его набухшая плоть сейчас просто лопнет, взорвется от напряжения. С огромным трудом он сдержался, чтобы не опрокинуть Розочку на спину и не начать в исступлении срывать с нее одежду. Склонившись над ее животом, он накрыл поцелуем ее раскрывшиеся розовые бархатные губки, не переставая пальцем ласкать клитор. Затем его палец осторожно скользнул чуть ниже и встретил некую упругую преграду, … Савелий почувствовал, как спазм перехватил дыхание. Казалось, еще мгновение, еще одно небольшое усилие и он…

Как хотелось сделать это движение! Но… Мог ли он?.. Имел ли он на это право? НЕТ! По крайней мере, СЕЙЧАС – нет! Он замер на миг, и в этот момент Розочка неожиданно сама выгнулась навстречу его пальцу, и если бы Савелий не отдернул руку, все было бы кончено.

– Господи, ты с ума сошла! – укоризненно воскликнул Савелий.

– Но я, же люблю тебя… – чуть не плача простонала девушка. Она недоумевала: какие могут быть преграды, если есть ЛЮБОВЬ?

Ее тело столь жаждало его ласк, что она ни о чем больше не могла думать. Казалось, сама плоть кричала: «Войди в меня! Возьми меня!»

Понимая состояние девушки, Савелий снова принялся осторожно ласкать клитор пальцем, а другой рукой расстегнул верхние пуговки ее платья, обнажил маленькую девичью грудь, не прикрытую бюстгальтером, и начал нежно ласкать сосок языком. Девушка громко застонала, ее тело стало судорожно, по-змеиному извиваться, пока, наконец, любовный нектар не смочил обильно его палец.

От неожиданности Розочка вскрикнула, не понимая, что произошло, конвульсивно дернулась еще пару, раз и устало уткнулась в его грудь.

Через некоторое время Розочка принялась нежно гладить его бедро, пока ее рука не наткнулась на что-то твердое, упругое, живое и пульсирующее. Она осторожно провела по его члену пальчиками, и Савелий застонал. Розочка взглянула в его полузакрытые глаза, перекошенное, словно от боли, лицо и вдруг вскочила.

– Идиотка! Боже, какая же я идиотка! – Она решительно сорвала с себя платье и скинула ажурные розовые трусики. – Ну что же ты? – нетерпеливо проговорила девушка, лукаво поглядывая на Савелия, довольная произведенным эффектом: с какой любовью и восхищением он смотрел на нее!

– Нет, милая, только не сейчас, – возразил Савелий, не в силах оторвать глаз от ее трогательно маленькой груди.

– Почему? – недоуменно прошептала Розочка, опускаясь на колени и беззастенчиво расстегивая «молнию» на его брюках.

– Тебе нужно учиться, – сказал он первое, что пришло в голову.

– Сейчас? – кокетливо спросила девушка.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – нахмурился Савелий. Он хотел добавить еще что-нибудь, но в этот момент ее пальчики дотронулись до его возбужденного члена и высвободили из брюк.

– Боже, какой он большой, твердый и горячий! – удивленно воскликнула Розочка и тут же смутилась.

Савелий оцепенело, смотрел на девушку и не знал, что ему делать. Голова кружилась, тысячи молоточков стучали в висках, и кровь с сумасшедшей скоростью неслась по жилам.

– Не надо, – измучено прошептал он пересохшими губами. – Не надо, – повторил он громче.

– Тебе плохо? – так же шепотом спросила Розочка, словно опасаясь, что еще кто-то может их услышать, и чуть сдавила его член.

– Нет! – сдерживая стон, выдавил Савелий и воскликнул: – Господи, я же не железный!

– Ты не хочешь меня?

– Боже мой! Конечно, хочу! Как ты не понимаешь? Хочу, но только… не сейчас.

– А я хочу тебе помочь, – прошептала Розочка, склоняясь все ниже и ниже; еще чуть-чуть, и ее губы прикоснутся к его плоти, которую продолжали ласкать нежные пальчики.

Савелий подумал, что надо прервать эту опасную игру, но его перевозбужденная плоть не выдержала. Розочка в испуге хотела отдернуть руку, но теперь уже его рука удержала ее и помогла обрести уверенность.

Для Розочки это было необычно, странно, даже страшновато, но и любопытно, и она продолжала свои ласки до тех пор, пока его плоть не обмякла. Некоторое время они не шевелились и молчали. Девушка пыталась осознать случившееся, а Савелию почему-то было стыдно. Вдруг Розочка подняла руку и поднесла ближе к глазам.

– Надо же… – задумчиво произнесла она и с какой-то грустью добавила: – Сейчас мы могли бы зачать новую жизнь… – Она немного помолчала, потом улыбнулась. – Вот не думала, что это может быть так просто и… – Розочка подбирала слово. – И так удивительно!

Савелий изумленно взглянул на нее, но ничего не сказал.

– Ты не думай, я, конечно же, много читала об этом, но не думала, что все происходит ТАК…

– Как ТАК? – не понял он.

– А так, что вот здесь все клокочет и выскочить наружу хочет. – Розочка взяла его руку и поднесла к своей груди.

– Ты уже и стихами заговорила, – улыбнулся Савелий.

– Мне не только стихами говорить хочется, но и петь во весь голос.

– И кто тебе мешает?

– Никто! – громко воскликнула Розочка. – Пошли! – Она схватила Савелия за руку и потащила за собой.

– Куда? – удивленно спросил он.

– В воду, – усмехнулась девушка.

На ходу Савелий успел скинуть пиджак и брюки – прежде чем Розочка увлекла его за собой в бассейн. Они плавали долго, до изнеможения, словно пытаясь успокоиться и отвлечься от мыслей о скором расставании. А когда устали до боли в мышцах, то уселись на край бассейна и, болтая ногами в теплой воде, то молчали, то просто говорили ни о чем, но им было удивительно хорошо, и оба они знали, что навсегда запомнят этот вечер.

Потом они и правда будут думать о нем, одновременно жалея и радуясь, что ничего тогда не свершилось. И каждый постарается понять, чего же все-таки больше – радости или сожаления…

Савелий не заметил, как постепенно его веки налились усталостью, и он заснул, но мозг неожиданно окунул его в другое прошлое – в Афганистан…

«…К тому злополучному кишлаку их взвод подошел после того, как командир разведотделения, вернувшийся со своими ребятами из разведки, доложил, что душманов в нем не обнаружено. Солдаты пошли в сторону кишлака во весь рост, нисколько не задумываясь даже об элементарной осторожности. В то время Савелий был младшим сержантом, командовал отделением, и его парни подходили к этому селению в составе основной группы.

На сердце у него почему-то было тревожно, и он, не понимая причины этой тревоги, предложил взводному послать в кишлак еще кого-нибудь для контрольной проверки.

– Ты что, не доверяешь ребятам из разведки? – недовольно нахмурился старший лейтенант.

– Почему не доверяю? Доверяю, – серьезно ответил Савелий, – Но повторение – мать учения.

– Еще один Суворов выискался, – буркнул тот, но, все же, решив прислушаться к его словам, махнул рукой. – Черт с тобой, младший сержант: не лень лишний раз пыль топтать – топчи! Возьми, кого хочешь, и дуй, проверяй! А мы отдохнем пока. – Он повернулся и тихо бросил своему заму: – Объяви привал минут на сорок!

Савелий подошел к своему отделению, внимательно оглядел их и участливо спросил:

– Что, мужики, подустали?

– Никак нет, товарищ младший сержант! – тяжело дыша, ответил за всех Шалимов.

– А почему приуныли?

– Мы не приуныли, товарищ младший сержант, мы просто задумались.

– О чем это, Шалимов? – Савелий сразу же почувствовал, что тот хочет разыграть его, но решил, что это будет неплохой разрядкой для уставших бойцов, поэтому невозмутимо продолжил игру.

– Кому посчастливится получить работенку? – спросил Шалимов.

– Какую работенку? – не понял Савелий.

– Которую ты сейчас выпросил у взводного. – Шалимов хитро посмотрел на Говоркова и неожиданно фыркнул.

Смех подхватили остальные, и этот смех мгновенно снял усталость, чего, собственно, и добивался Савелий.

– Ты прав, Шалимов, – спокойно кивнул Савелий, нисколько не обидевшись и прекрасно понимая, что парни действительно устали после двадцатишестикилометрового марш-броска. – Скажу откровенно: разведчики доложили, что в кишлаке «духов» нет, но мне почему-то неспокойно…

– Слушай, Савка, чего это ты словно оправдываешься перед нами? – неожиданно перебил Шалимов. – Нужно – значит, нужно. Давай я сбегаю!

– Нет, на этот раз пойдем все вместе. И пойдем так, словно ничего не знаем о разведке.

– То есть, как я понимаю, по полной программе, – вставил Шалимов с улыбкой.

– Вот именно – по полной программе, – серьезно кивнул Говорков.

Используя любое укрытие – камень, канаву или просто сухую корягу, – двенадцать человек его отделения быстро передвигались к кишлаку. Было около шести часов вечера, а солнце палило нещадно, словно в полдень. До глиняных мазанок оставались немногим более трех десятков метров, когда по ним неожиданно застрочил станковый пулемет. Мысленно поблагодарив Бога за то, что тот помог ему прислушаться к интуиции, Савелий коротко крикнул:

– Не высовываться! – И тут же добавил: – Шалимов, прикрой беглым огнем!

Тот мгновенно открыл бешеный огонь из автомата в сторону пулеметного гнезда, и ответный огонь тут же перекинулся на Шалимова. Савелий именно этого и ожидал: не прошло и трех секунд, как он быстро приподнялся на колено, прицелился и выстрелил из подствольника автомата. Еще через секунду высветилась короткая яркая вспышка, и почти тут же прозвучал взрыв, разворотивший пулеметное гнездо душманов.

– Есть! Вперед, ребята! – крикнул Савелий. – Не давай им опомниться! – Почему-то он был твердо уверен, что это лишь прелюдия, а главный бой еще впереди.

Несколько очередей, раздавшихся с разных сторон кишлака, подтвердили его догадку. Он бросился вперед, замечая боковым зрением, как двое его солдат, совсем недавно пришедших из-за Речки, мертво уткнулись носом в песочную пыль. Савелий не помнил, сколько раз заряжал подствольник и посылал смертоносный груз в сторону врага, не помнил, как ворвался в первую мазанку, из которой особенно долго бил автомат, и выпустил длинную очередь, прошивая пулями пространство. Когда автомат, выпустив все патроны, захлебнулся, глаза Савелия успели привыкнуть к полумраку. Он осмотрелся по сторонам. Слева, возле небольшого отверстия в стене, похожего на окно, только без стекла, лежал мужчина лет пятидесяти, сжимавший в руке гранату Ф–1, которую не успел пустить в ход. Справа, в самом дальнем углу, лежала женщина, по-видимому, его жена. Руки ее были прижаты к животу, и под ней растекалась кровавая лужа.

Но больше всего Савелия поразил подросток, лежавший возле дыры, пробитой, видно, специально для стрельбы. Наверное, сын хозяев этого несчастного дома. Он уткнулся лицом в глиняную стенку мазанки. Савелий склонился над ним и осторожно перевернул на спину. Это оказалась молодая афганка, одетая в мужской наряд. Ее руки крепко сжимали автомат Калашникова, в глазах застыло выражение, которое запечатлела смерть, – ненависть. Савелий взял в руки ее автомат, передернул затвор: в ее автомате тоже не осталось патронов. Младший сержант задумчиво и виновато застыл перед ней.

В мазанку заглянул Шалимов. Мгновенно оценив ситуацию, он быстро подошел, прикрыл глаза девушке и повернулся к сержанту.

– Что, жалко ее стало, товарищ командир? – без особых эмоций спросил он.

Савелий молча кивнул.

– А ты не подумал, что если бы не твое упрямство, то сейчас многие из нашего взвода полегли бы у этого кишлака? И можешь мне поверить, что ей, – он кивнул в сторону погибшей, – тебя жалко не было бы. – Шалимов говорил спокойно, словно напоминая о чем-то своему командиру.

– Наверное, – со вздохом согласился Савелий, затем вскинул трофейный автомат на плечо и медленно направился к выходу.

Неожиданно за спиной прозвучала короткая очередь. Как ни странно, Савелий совершенно не испугался, не дернулся с опаской, он просто остановился и, как при замедленной съемке, не торопясь обернулся. В мазанке почти ничего не изменилось, если не считать одного: афганец, сжимавший гранату, успел привстать на колени, выдернуть из смертоносной штуки чеку, однако бросить ее не успел – очередь Шалимова оборвала его жизнь. Савелий повернулся в тот момент, когда мужик падал назад, его рука с гранатой мертво стукнулась об утрамбованный земляной пол, разжалась, и смертоносная штучка медленно скатилась с ладони.

– Сержант! – завопил Шалимов, и, мгновенно осознав, что времени на разъяснения не осталось, стремглав бросился на Савелия, выметая его из мазанки наружу и прикрывая своим телом.

Прошло несколько секунд, а взрыв все не раздавался.

– Черт! – ругнулся Шалимов. – Почему?

– Что почему? – с глуповатой улыбкой переспросил Савелий.

– Как? – опешил тот. – Ты, командир, гранату видел?

– Видел. Ну и что? – невозмутимо пожал плечами Говорков.

– Как что? – завопил Шалимов. – Он же чеку выдернул!

– Ну, выдернул… – Савелий вновь невозмутимо пожал плечами. – Граната-то учебная, – пояснил он. – А может, просто неисправная она: из наших солдат, видно, кто-то подсунул, меняя на спиртное…

Шалимов ошарашенно смотрел на младшего сержанта, все еще, однако, не решаясь встать и продолжая прикрывать командира своим костлявым телом.

– Как ты узнал?

– Да никак, – буркнул Савелий. – Коль не взрывается через три секунды, значит, она учебная или… неисправная. – Он отодвинул Шалимова и уже хотел встать, как неожиданно прозвучал оглушительный взрыв.

– Учебная, говоришь? – со злостью переспросил Шалимов, придя в себя.

– Нет, не учебная, – совершенно серьезно возразил Савелий, усаживаясь по-турецки. – Неисправная!

Это прозвучало так комично, что злость Шалимова, словно ветром сдуло: он повалился на спину и зашелся в истерическом хохоте.

Подошли остальные.

– Что это с ним? – недоуменно спросил молоденький паренек, приехавший из-за Речки пару недель назад.

– Да так, – спокойно махнул рукой Савелий. – Анекдот я ему рассказал… только что…

– Анекдот? – Парень недоверчиво взглянул на Шалимова, продолжавшего корчиться от смеха, потом вновь на командира. – Какой анекдот-то?

– Про «нового русского».

– Нам расскажите, товарищ младший сержант, – умоляющим тоном попросил паренек, словно они сидели в компании, а не находились во вражеском тылу после смертельного боя.

– Рассказать? А ты уверен, что кишлак уже наш? – нахмурился Савелий, затем взглянул на Шалимова и добавил, как можно серьезней: – И где-нибудь не окажется «учебной» гранаты?

– Ой, не могу больше – истошно вскричал Шалимов и опять зашелся от смеха.

– Что это с ним? – раздался вдруг за спиной Савелия встревоженный голос старшего лейтенанта. – Контузило, что ли?

– Никак нет, товарищ старший лейтенант! – вытянувшись по стойке «смирно», ответил молодой солдат, заметив, что командир и не думает отвечать взводному. – Это товарищ младший сержант анекдот рассказал.… Про «нового русского».

– Вот как? – Старший лейтенант недоуменно нахмурился, взглянул на рыдающего от смеха Шалимова, потом на Савелия, точь-в-точь как пару минут назад это сделал молодой солдат, потом именно ему и предложил: – Может, расскажешь анекдот, а?

– Так я ж сам не слышал, товарищ старший лейтенант, – сконфуженно ответил тот, и теперь уже не выдержали и другие: сначала фыркнул Савелий, затем рассмеялся старший лейтенант, за ним – все остальные.

Это был очистительный смех, успокаивающий. Они только что подвергались смертельной опасности. Некоторые их товарищи так и не встали больше с чужой земли. И тем, кто остался в живых, любая шутка была сейчас нужнее всего на свете. Когда все успокоились, а Шалимов поднялся наконец-то на ноги, командир взвода сказал:

– Благодарю, младший сержант, за службу: впредь будет для меня наука…

И как ты учуял опасность-то?

– Сам не знаю: случайность! – Савелий улыбнулся.

– Случайность? – недоверчиво переспросил старший лейтенант, покачал головой, потом вдруг спросил: – Так какой анекдот ты ему рассказал?

Новый взрыв смеха разорвал тишину: это хохотал рядовой Шалимов…»

– Извините, сэр, вы будете есть? Если да, то что? – раздался мелодичный женский голос.

Савелий открыл глаза и несколько секунд приходил в себя, пытаясь сообразить, где он, откуда вдруг взялась эта симпатичная девушка и почему она говорит по-английски. Наконец понял, что находится в самолете и летит в Москву. Улыбнувшись, Савелий кивнул.

– Овощной салат, цыпленка, кофе, ветчину и жареные креветки. Из напитков – пепси.

– Что-нибудь спиртное?

– Пиво «Хайнекен».

– И все? – удивилась стюардесса.

– Можно два пива.

– Хорошо!

Стюардесса пошла, выполнять заказ, продолжая удивляться: похоже, она приготовилась к тому, что этот русский загоняет ее, требуя спиртное…

А Савелий все еще пребывал во власти своего сна, во власти воспоминаний. Почему мозг отправил его в прошлое? Наконец Савелий понял: мысли крутятся вокруг того, что ожидает его в Москве. Почему-то он был уверен, что в самом ближайшем будущем ему предстоит встреча с Чечней. Откуда такая уверенность, он и сам не знал, но поспешный вызов Воронова, последний разговор с Богомоловым, а также некоторые сведения из России – все, вместе взятое, настраивало именно на такой вывод. Потому и мозг заставлял его настроиться на другую волну и задвинуть подальше мысли о Розочке, о мирной жизни…

Перед вылетом из Нью-Йорка он созвонился с Вороновым и сообщил номер рейса и время прилета. Андрей так обрадовался, что больше ничего и слушать не захотел, а говорить – тем более. Только бросил на прощание, что встречать будет сам. Нечто в его голосе насторожило Савелия: словно Воронов о чем-то умолчал, недоговорил. В таких случаях человек либо трещит безумолку, пытаясь скрыть за словесной шелухой главное, либо отмалчивается и быстро заканчивает разговор. Вполне возможно, Савелий и углубился бы в эти размышления, если бы не мысли о Розочке, а потом и сон, окунувший его в далекое страшное прошлое…

Воронова Савелий увидел сразу же, как только подошел к пограничникам, и помахал ему рукой. Из вещей у Говоркова был лишь черный «дипломат», в котором лежали смена белья и туалетные принадлежности. Вся его валюта хранилась на кредитной карточке, поэтому он спокойно отправился по «зеленому» коридору. Пожилой таможенник ничего не сказал, только бросил на него скользящий, но цепкий взгляд, словно сам был рентгеновским аппаратом и в помощи техники не нуждался.

– Так и думал, что ты по-летнему одет, – усмехнулся Воронов, протягивая Савелию дубленку, и кивнул на «дипломат»: – Это все твои вещи?

– Остальные пришлют вместе с вашими, – ответил Савелий. – Ну, здравствуй, братишка!

Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.

– Ты на такси? – поинтересовался Савелий.

– Плохо думаешь о начальстве, – ухмыльнулся Воронов. Генерал лично распорядился, чтобы тебя встретили на черной «Волге».

– Говоров?

– Да нет, сам Богомолов.

– Все устаканилось?

– Да, Константин Иванович снова восседает в своем кабинете.

– А Батя?

– Батя? Ты бы видел его счастливую физиономию, когда он сдавал дела настоящему хозяину кабинета.

– Подустал старик?

– Да, есть немного, – тяжело вздохнул Воронов. Они подошли к машине и сели на заднее сиденье.

– Ну, рассказывай, – бросил Савелий.

– О чем? – не понял Воронов.

– О том, о чем умолчал, когда мы по телефону говорили.

– Что, было заметно?

– Еще как! – Савелий подмигнул. – Чечня? – шепотом спросил он.

– Если честно, то не знаю, – вздохнул Воронов. – Пока не говорят…

– А сам как считаешь?

– Думаю, туда… – Воронов хмыкнул. – Уверен, мы все узнаем не сегодня завтра.

– Мы? – удивленно переспросил Савелий.

– А как же?! Богомолов ждет нас у себя уже завтра в десять утра.

– Ничего себе темпы! – присвистнул Савелий.

– Да, пашем по полной программе.

– Где готовитесь?

– На тренировочной базе ФСБ.

– Разумно ли? – нахмурился Савелий.

– Ты об утечке? Все нормально: распоряжением руководства ФСБ база закрыта для «реконструкции и установки современного оборудования для тренинга». Там такие примочки! «Дорожка смеха» Четвертого управления – детская забава по сравнению с ними.

– Не преувеличиваешь? – усмехнулся Савелий. – Как-никак, а там действительно жизнью рисковали.

– Здесь тоже не хухры-мухры, – заверил Воронов. – Жизнью не жизнью, а здоровьем своим рискуешь наверняка.

– Интересно будет взглянуть.

– Так, значит, ты согласен?

– В каком смысле? – не понял Савелий.

– Вливаешься в нашу группу?

– Не суетись, братишка! Дай оклематься малость, – рассмеялся Савелий. – Да и втемную, как ты знаешь, я играть не люблю.

– Говоров словно в воду глядел, – вздохнул Воронов.

– О чем ты?

– Он был уверен, что ты сам влезешь в это дело.

– Я пока ничего не сказал, – тут же возразил Савелий.

– Вот именно: ПОКА.

– Собственно говоря, а ты как думал? Мой единственный братишка отправляется в самое пекло, а я, значит, штаны буду здесь протирать? – взволнованно воскликнул Савелий.

Конечно же, он порядком устал воевать. Хотелось махнуть на все рукой и отправиться куда-нибудь на море. На пляже бездумно поваляться, но, с другой стороны, он прекрасно понимал, что стоит этим мечтам об отдыхе воплотиться в жизнь, через пару-тройку дней ему все настолько надоест, что он будет готов ринуться хоть дьяволу в пасть, лишь бы начать что-нибудь делать.

– Как у тебя с Розочкой? – спросил Воронов.

– В каком смысле «как»? – насупился Савелий: вопрос застал его врасплох.

– Ты прекрасно понял, что я имею в виду.

– Я сумел сдержаться, если ты об этом, – серьезно ответил Савелий.

– Собственно говоря, я не о том, – смутился Воронов.

– А я о том! – отрезал Савелий. Он помолчал несколько минут, потом тихо добавил: – Расставаться было тяжело… обоим. Можешь мне поверить.

– Настолько все серьезно?

Савелий тяжело вздохнул и молча кивнул.

– Может быть, и хорошо, что вы сейчас расстались, – задумчиво проговорил Воронов, скорее убеждая самого себя.

Они долго молчали, каждый думал о своем. Только когда добрались до центра, Савелий спросил:

– Куда мы едем?

– Как куда? К нам.

– Не сердись, братишка, но мне хочется сейчас побыть одному, – поморщился Савелий.

– Ну вот, здрасте вам, – обиделся Воронов. – Да меня Лана на порог без тебя не пустит! Как ты вчера позвонил, так с того момента она у плиты и суетится: жарит, варит, парит, пельмени шлепает будто на целую роту… Мне кажется, ты не подумав ляпнул. – Он перехватил взгляд Савелия и с сочувствием в голосе заметил: – Знаешь, парень, я, конечно, понимаю твое состояние, а вот как объяснить ей? Это ведь женщина! Давай так: приедем, махнем по рюмашке-другой, ты отдашь должное ее хлопотам, потом сошлешься на усталость, акклиматизацию и свалишь потихоньку, благо машину к нам прикрепили на сутки.… Как тебе мое предложение?

– Извини, братишка, мне кажется, я слишком увлекся своей персоной, – смутился Савелий: ему действительно стало неловко, он тут же попытался исправить ошибку и весело воскликнул: – Конечно же, поехали к тебе! – Савелий почему-то подумал, что неплохо было бы принять хотя бы душ и переодеться…

Когда они остановились перед домом, Воронов молча взглянул на Савелия, чуть заметно кивнув в сторону водителя.

– Насколько мне не изменяет память, тебя зовут Александром, верно? – обратился к нему Савелий.

– Так точно! – бодро ответил тот.

– Значит, так, Александр… – Савелий повернулся к Воронову. – Слушай, братишка, лежачее место у вас найдется?

– Еще какое, просто царское! – обрадованно воскликнул Андрей. – Думаешь, преувеличиваю? Ничего подобного – настоящий восемнадцатый век: Лана в антикварном магазине отхватила…

– Верю-верю, – рассмеялся Савелий. – Вот что, Саша, заедешь к нам в восемь тридцать утра…

– Зачем так рано? – поморщился Воронов.

– Не могу же я в грязной рубашке отправиться на встречу с генералом.

– Ты словно в гости едешь, – обидчиво буркнул Андрей. – Саша, приезжай в девять двадцать пять – в самый раз успеем.

Парень ничего не сказал, но на всякий случай скосил глаза на Говоркова и, когда тот согласно кивнул, невозмутимо бросил:

– Как скажете: в девять двадцать пять – значит, в девять двадцать пять. – И не успели они выйти из машины, так газанул, что жалобно взвизгнули покрышки.

– Вот обрадовался! – хмыкнул Савелий.

– А ты как думал! Его, небось, девчонка ждет, а тут пришлось бы всю ночь пахать…

Не успели они подойти к квартире, как дверь широко распахнулась. На пороге их встречала, с разрумянившимся лицом, улыбающаяся Лана. Плотно облегающее платье с глубоким вырезом великолепно подчеркивало прекрасную, совсем еще девичью фигуру.

– А если бы это оказались не мы, а грабители? – недовольно заметил Савелий.

– А «глазок» на что? Да и в окно я видела, как вы подъехали. – Она кокетливо подмигнула, и Савелий шутливо вскинул вверх руки.

– Сдаюсь!

– Ну, здравствуй, Савушка, – тихо произнесла Лана, и глаза ее счастливо заблестели.

– Здравствуй, Лана, – ответил он, немного смутившись от того, что не знает, как вести себя с бывшей своей любовницей.

Выручил Воронов.

– Господи, вы как неродные! – воскликнул он. – Обнимитесь, поцелуйтесь…

– А не приревнуешь? – спросил Савелий.

– Раньше нужно было думать, кого теряешь, – ответил Андрей, и Лана тут же подхватила:

– Вот именно! – Чмокнув по-братски Савелия в щеку, она прижалась на мгновение к его груди, нарочито тяжко вздохнула, потом бросилась Воронову на шею и укоризненно заметила: – Что так долго добирались? Я тут жду-жду…

– И недолго совсем, нигде не задерживались ни минутки… Савка даже по «зеленому» коридору прошел, – начал оправдываться Воронов, а в глазах его тоже светилось счастье.

Это была игра двух влюбленных: ОН прекрасно знает, что ОНА шутит, но ему приятно слышать слова, за которыми стоят ее забота, участие и то, что она успела соскучиться. И ей, конечно же, приятно произносить эти слова и слушать в ответ его неуклюжие оправдания. Савелий сразу же заметил их игру и с улыбкой смотрел то на Воронова, то на Лану.

– Может, все-таки пригласите в дом уставшего путника? – спросил он, наконец.

– Ну вот, совсем головушку потеряла от счастья, что вижу обоих братьев, – сконфуженно проговорила Лана, всплеснув руками. – Прошу! – Сделав книксен, она посторонилась, предлагая Савелию войти.

Он шутливо выпятил грудь колесом, вошел, снял дубленку и барским жестом бросил на руки Воронову. Андрей и Лана рассмеялись.

– Может, ванну примешь с дороги? – предложила Лана. – Я наполнила на всякий случай.

– Ты просто чудо! – радостно воскликнул Савелий и тут же бросил взгляд на Воронова.

– А я тебе что говорил? – невозмутимо заметил тот, снимая пальто, потом повернулся к Савелию и прямо сказал: – Послушай, братишка, хватит тебе всякий раз следить за своими словами. Не напрягайся сам и нас не напрягай! Не думай о том, что было, думай о том, что есть.

– Вот не знал, что так выгляжу со стороны, – смущенно хохотнул Савелий, затем облегченно вздохнул, покачал головой и добавил: – Ты прав: будем просто жить.

– А это уже тост, – весело сказал Воронов.

– Только после ванной! – категорически возразила Лана, подталкивая Савелия в бок. – На полочке в шкафу – чистое белье: надевай, не стесняйся, оно абсолютно новое.

Савелий с улыбкой покачал головой, взглянул на Воронова, но ничего не сказал, а тот в ответ лишь многозначительно пожал плечами. Когда Савелий скрылся за дверью ванной, Лана тихо сказала:

– Савка так смущается…

– А ты как думала! Мы-то вдвоем, а он сейчас один. Да еще с любимой девушкой расстался…

– Ты о Розочке? – Лана была несколько удивлена. – Думаешь, у них все серьезно?

– Не думаю, а уверен, – ответил Андрей. – Но ты не касайся этой темы, не смущай его.

– Как скажешь, родной. – Лана нежно поцеловала его в губы. – Он уже знает? – как бы мимоходом спросила она.

– О задании?

– Ну да.

– В общих чертах, – неопределенно ответил Воронов.

– И?

– Как ты думаешь? – В голосе Андрея послышалось легкое раздражение.

– Ну и, слава Богу. – Лана облегченно вздохнула.

– Радуешься, что я проспорил? – скривился Воронов.

– Глупенький! Я радуюсь тому, что вы будете вместе в опасный момент. Я радуюсь, что рядом с каждым из вас будет человек, на которого можно положиться. – В ее голосе звучала печаль.

– Прости, родная, я не подумал. – Воронов крепко обнял девушку, прижал к себе и поцеловал в губы.

– Подлиза! – Лана кокетливо стрельнула глазами.

– Стол накрыть помочь? – предложил Воронов.

– Опомнился! Он уже час как накрыт. А вот пельмени пора ставить, – спохватилась Лана и устремилась на кухню.

Лежа в горячей воде, Савелий удивлялся, как вовремя Лана сумела наполнить ванну, чтобы вода не успела остыть. Он вспомнил их умильно-счастливые физиономии и почувствовал даже некоторую зависть. Почему-то именно сейчас Савелий ощутил страшное одиночество. С трудом отогнав от себя неприятные мысли, он быстренько ополоснулся, растерся полотенцем и с удовольствием натянул чистую майку, трусы. Облачившись в костюм, он аккуратно причесался и вышел из ванной.

– Вот и я! – объявил он. – У вас так вкусно пахнет, что я только сейчас понял, как же проголодался.

– Ну и прекрасно! – воскликнула хозяйка. – Милости прошу за стол! Чем богаты, тем и рады…

– … скромненько сказала хозяйка, – подхватил Говорков, – пытаясь найти место для триста двадцать седьмого блюда!

Савелий с изумлением оглядывал стол, заставленный тарелками, на которых были красиво разложены всякие соленья, красная и белая рыба горячего и холодного копчения, салаты, зелень…

В центре стояло огромное, окутанное паром блюдо с пельменями. И, конечно же, над всем этим великолепием возвышалась запотевшая бутылка «Столичной».

– Скажешь тоже, триста двадцать седьмое, – хмыкнул Воронов, хотя было заметно, что он очень доволен праздничным столом. – Давай падай на стул, а то пельмени остынут. – Он открыл бутылку «Столичной», разлил водку по рюмкам и провозгласил: – Выпьем за то, чтобы наша компания в таком составе как можно чаще встречалась за этим столом!

– И если состав ее будет меняться, то только по количеству и в сторону увеличения, а не уменьшения, – серьезно подхватила Лана, пристально глядя Савелию в глаза.

– Отличный тост! – согласился Савелий и, чокнувшись с Ланой, потом с Андреем, выпил.

Мужчины быстро захмелели, и Лана, устав слушать их «ратные» воспоминания, вскоре отправилась спать, а братишки проговорили до четырех утра.

Взглянув в окно, Савелий присвистнул:

– Ничего себе заболтались!

– Да ладно, – нетрезво улыбнулся Воронов. – В кои-то веки двум братьям удалось спокойно пообщаться.

– Представляю, какой у нас будет видок завтра в кабинете Богомолова, – вздохнул Савелий.

– А какой видок? Человек через океан летел столько часов! – Андрей подмигнул. – Не с любимой на свидание: перебьется наш генерал.

– И все-таки пора в люльку.

– Давай «на посошок»! – Воронов ловко, несмотря на то, что был нетрезв, разлил по рюмкам водку.

– Так «на посошок» пьют перед дальней дорогой! – попытался возразить Савелий.

– А это еще можно поспорить, что дальше – дорога или сон. – Воронов упрямо тряхнул головой и поднял рюмку.

Савелий некоторое время помолчал, потом прищурился и хлопнул Воронова по плечу.

– Как ни странно, а ты прав, братишка. – И тоже тряхнул головой. – Будь, Андрюха!

– Обязательно буду, братишка! – Они громко чокнулись, едва не разбив хрустальные рюмки, выпили, затем, не вставая со стульев, обнялись и тихо запели свою любимую песню Высоцкого:

– «Истопи ты мне баньку по-белому…»

У них просто здорово получалось петь дуэтом, и вскоре они вошли в такой раж, что разбудили Лану. Накинув прозрачный пеньюар, она вышла из спальни, чтобы разогнать братьев по кроватям, но, увидев эту трогательную картину мужской братской нежности, тихонько подошла ближе, опустилась на колени, раскинула, как орлица крылья, руки, обняла мужчин за плечи и осторожно начала подпевать. Братьев нисколько не смутило это вмешательство, и трио голосов зазвучало сильнее, заполняя квартиру, стараясь вырваться из нее, чтобы песня возвестила о приходе нового дня…