Читать книгу Буковки - Виктор Доминик Венцель - Страница 6

Дождь закончился ближе к утру, когда тяжелое бархатное небо, укутанное серыми валами туч, посветлело, и стало шелковым. Недалеко от кофе, где мы коротали ночь, прямо над головой виднелся неровный рваный шов, с которого свисали оборванные нитки.

– Один из Викторов был очень поэтичен, – едко отвечает Бретта на мой вопрос, – Вот он и напечатал, что небосвод сшили за одну ночь. Обскура все понимает слишком буквально. Пара персонажей тогда попытались выбраться отсюда, хотели посмотреть, что снаружи. Даже распороли облака, как видишь. А внутри – только солома, да буквы. А под ними – бетон. Кажется, Юргенс не вынес этого и повесился на одной из ниток. Его хорошо отсюда было видно.

– Так здесь можно умереть?

– Можно, – говорит Бретта, словно удивляясь моей наивности, – А что толку? Умрешь сегодня – завтра проснешься с газетой под дверью. Или новый Прим тебя перепечатает. Обскура слишком любить своих персонажей, чтобы просто так их отпускать.

– А что за газета под дверью? – снова спрашиваю я.

– Когда Прим перепечатывает книгу, персонажи не знают об этом. Только наутро, вот, встанешь, а на пороге лежит газета с твоей рекламой «Острова Чудес». Кто ее разносит – черт его знает. Газета – плохой признак. Понимаешь, после перепечатки теряется часть тебя самого. У кого-то внешность меняется, у кого-то привычки, а у кого-то память. А кого-то в книге нет вовсе. Он становится контуром, или просто перестает существовать. Меня перепечатывали только один раз, но и этого хватило.

– И что же с тобой произошло? – я чувствовал, что она не хочет говорить, но этот вопрос напрашивался сам собой.

– Я не помню, почему я всегда просыпаюсь в этом кафе, – холодно отвечает Бретта, открывая дверь на улицу, – Всегда одна, всегда в одном и том же месте. Я не помню своей истории. Только знаю, что я совершила что-то очень и очень плохое. Зачем и что именно мне неизвестно. Сюжет поменяли, а твои предшественники не слишком щепетильно раскрывали персонажей. Так, стоп. Ох, дьявол, и правда, смотри.

Она указывает на размокший от дождя рулончик газеты, подоткнутый под дверь. Моя фотография начинает вызывать приступы тошноты – так часто я ее вижу в последнее время. Газета объемная – не меньше двадцати страниц, но все они, кроме заглавной, засыпаны сором из бессмысленных букв, напечатанных, вдобавок, разными шрифтами.

– Значит, нас в очередной раз перепечатали, – произносит Бретта будничным тоном, бросая газету на стол, – Интересно, кого не стало в Обскуре на этот раз? Может этого дурака на заправке? От него все равно смысла никакого. Надо взглянуть, что теперь творится вокруг. Не сидеть же вечно в этой дыре.

На улице свежо, дышится свободно и легко. Даже вся нелепица Обскуры показалась мне не так абсурдной, какой казалась этой ночью. После дождя слишком сыро, и я никак не могу справиться с дрожью, когда мы выходим из кафе на пустующую дорогу, недалеко от небесного шва.

– Утром контуров почти нет, – доверительно сообщает мне Бретта, деликатно беря меня под руку, – Они появляются ближе к ночи, под дождем, а дождь прописан во второй половине дня. Если, конечно, прошлый Прим не придумал чего поинтереснее. Но это маловероятно. Чаще всего, примы перепечатывают куски старых черновиков, добавляя что-то от себя. Поэтому наш окружающий мир состоит из разных частей, часто плохо друг к другу подогнанных.