Читать книгу Будда и Дьявол. Иронично-философский роман - Виктор Гелиар - Страница 8

Как вы наверно знаете, суббота – выходной день. Зал был забит до отказа. Не было, так сказать, место, куда яблоку упасть. Почему было так много народу? Я отвечу: дело все в том, что горожане, в массе своей, никогда не видели настоящих магов. И то, что зрителей было так много, вовсе не говорит о том, что они всю жизнь мечтали практиковать учение Будды. Причина тривиальна: их привлекло на афише Александра, слово «Маг». А в выходной день жители, обычно, ходили в театр. На худой конец – в кинотеатр. Это было естественное времяпрепровождения местных жителей в выходные. И уже за час до выступления «мага», зал был, практически, полон.

На первых двух рядах, сидела политическая элита города, во главе с Кузьмой Петровичем, депутаты местного разлива, и так сказать, «силовики», во главе с Григорием Ивановичем – начальником гор отдела. Тут же сидели представители четвертой власти – журналисты местного издания «Независимая правда», а также представители местного телевидения. Между рядами стояли микрофоны, как в КВН, чтобы люди могли задать интересующие их вопросы. Но в первую очередь, это касалось журналистов. Зал был очень оживлен. Слышался смех, возгласы, бурные обсуждения. Все говорили о маге, а точнее, о его всевозможных способностях. Все надеялись сегодня увидеть какое-нибудь чудо. И это подогревало их страсти и фантазию.

Со стороны, огромный зал напоминал улья, где копошатся пчелы. Наконец, прозвенел третий звонок в 17.00 и зал замер в ожидании. Через минуту на сцене появился человек в белом. Зал взорвался аплодисментами. Александр только и делал, что все время улыбался. Прижимая руку к своей груди, отвешивал поклоны, то в правую часть зала, то в левую. После того, как овации стихли, он заговорил:

– Добрый день, друзья мои! Я знаю, что я кого-то огорчу сегодня. Вы ожидали увидеть здесь мага, одетого в традиционную индийскую одежду, с чалмой на голове? К сожалению, или к счастью, я – не маг.

Александр специально сделал паузу, чтобы посмотреть, как отреагирует зал. Но он только напряженно слушал. Тогда он продолжил:

– Меня, действительно, зовут: Хороший Александр Игоревич. Хороший – это фамилия такая, а не прозвище, и тем более, не звание за какие-то заслуги. Зал засмеялся. – Подлинность моей фамилии может подтвердить, кто бы вы думали? Сам – мэр города – Кузьма Петрович!

Зал снова взорвался аплодисментами, когда увидели поднимающуюся фигуру мэра. Он взошел на сцену.

– Я счастлив всех вас видеть в этот, действительно, переломный момент для города, – начал говорить Кузьма Петрович, после того, как зал стих. – Да, я, действительно, знаю этого молодого человека, – он повернулся к Александру. – Точнее, я знаю его отца. Мы с ним давно дружим. Мы учились вместе. Я частенько был у них в гостях и общался с Сашей. Он был незаурядным мальчиком. Всегда опережал своих сверстников по развитию. По сравнению со своими сверстниками он был слишком серьезный. И уже в восемь лет начинал задумываться о смысле жизни, почему в мире существует несправедливость, почему люди страдают и так далее. И уже в четырнадцать лет стал глубоко исследовать этот вопрос. Прочитал очень много эзотерической литературы. И сделал вывод, что только учение Будды может ему помочь. И в 23 года он уехал в Индию – на историческую родину буддизма. Десять лет он там постигал его тайны и совсем недавно вернулся в Украину. Теперь мы посмотрим – Кузьма Петрович, с долей иронии, обратился к Хорошему – чему ты там научился?

– Только хорошему, – парировал ему Александр со второго радиомикрофона. – Ведь моя фамилия Хороший.

Зал засмеялся.

– Ну смотри – в шутку погрозил пальцем мэр. – Всё, я пошел на свое место, а ты тут кэруй.

И под шум оваций мэр спустился в зал.

– Я знаю, как вы любите своего мэра. Представьте себе, я тоже люблю вашего мера. А его нельзя не любить. Он такой милый. – Зал опять засмеялся. – Он мне стал вторым отцом. Сколько вечеров мы провели вместе. А сколько дебатов у нас было на философские темы. Не счесть. И именно Петрович, сам того не ведая, подтолкнул меня поехать в Индию. Но это уже совсем другая история.

Давайте вернемся к нашей непосредственной теме, ради которой мы все с вами и собрались. Поговорим об учении Будды. Будда, чтоб вы знали, совсем не фамилия человека. Будда, в переводе с индийского языка, означает – просветленный. На самом деле, этого человека звали – Сиддхартху Гаутаму. Режет слух? Но как бы там ни было, это историческая личность. Вначале, я расскажу, кратенько, его биографию. В половине VI в. до н. э. в южной Азии, в Индии, в городе Капилавасту, почти у подножия высочайших в мире гор Гималаев, в семье одного индийского князька -Шуддходаны, из рода Шакьев, родился Сиддхартха, который был прозван по имени своих родственников, по матери – Гаутама. Княжество отца Сиддхартхи было маленькое, всего около 25 кв. верст. Земля там была очень плодородна, климат мягкий, всего росло в изобилии, народ был трудолюбив, так что князь Шуддходана – его отец, считался богатым и окружил своею сына всевозможными заботами, стараясь дать ему лучшее, по тогдашнему времени, образование. Отец мечтал, что сын его будет хорошим воином, искусным стрелком, будет заботиться о расширении и могуществе своего владения. Ему казалось это очень важным, потому что мелкие князьки враждовали между собой, и каждый из них стремился к тому, чтобы завладеть княжествами других и образовать другое государство.

К отцу Сиддхартхи часто приходили разные философы, и молодому Сиддхартхе нередко приходилось слушать рассуждения и споры о религии, о происхождении мира, о добре и зле и т. п. В ту пору, да и впоследствии, индийский народ очень интересовался религиозными вопросами, а правительства не стесняли веры, – каждому позволялось верить и рассуждать, как он хочет. Поэтому существовало тогда много вер и толков, но никто не стеснял другого и к другим верам относился с интересом. Молодой Сиддхартха, прислушиваясь к разным спорам на религиозные темы, все больше и больше интересовался самыми серьезными вопросами о жизни. Окружающие Сиддхартху – брахманы, ученые – приучили его верить в то, что жизнь прекрасна и в будущей жизни будет хорошо всякому, кто только исполняет долг того разряда людей, к которому принадлежит.

В то время в Индии, общество, делилось на четыре касты: 1) воины, благородные люди, – они защищали от врагов; 2) брахманы, ученые люди, – они учили людей религии и наукам; 3) земледельцы и ремесленники и 4) рабы. Сиддхартха – первый воин: он должен уметь драться, побеждать врагов, защищать отечество и пользоваться всеми благами, которые с готовностью будут доставлять ему другие. А не будут давать по доброй воле, то и силой взять можно – дурного в том нет. Только нужно приносить жертвы, и нередко жертвы кровавые, и боги благословят все то, что будет делать Сиддхартха. Рассуждая о необходимости воевать, Сиддхартха задумывался при этом, хорошо ли ему воевать с близкими родственниками по матери, его друзьями, князьями соседних областей. Брахманы говорили, что в этом нет ничего дурного, что перед богом нет родственников, каждый должен исполнять свою обязанность. Сиддхартха чувствовал, что ему это было бы больно слушать.

Такие вопросы волновали Сиддхартха все чаще и чаще. Но светские заботы, та рассеянная жизнь, которую он вел, отвлекали его от того, чтобы глубже и серьезнее заняться решением своих сомнений. К тому же отец его, видя задумчивость сына, всячески старался, чтобы Сиддхартха больше заботился о правлении и о воинских доблестях, и меньше размышлял. Не дело воинов задумываться, как жить, – это дело брахманов, а воину нужно верить только так, как учат брахманы. Шуддходана старался устранить из жизни сына все неприятное и тяжелое, а когда Сиддхартха начинал скучать, то отец устраивал пиры, на которых много пили и, выпивши, забывали все. А в Индии в то время пили много хмельного: считалось, что и богам приятно пить вино, и потому вино приносили в жертву и богам.

До 26-ти лет продолжал Сиддхартха вести такую жизнь, в которой большая часть времени уходила на светские развлечения, удовольствия и пирушки. Изредка только пробуждался он и замечал, что в жизни есть и много скорби. А тяжелое и неприятное в жизни он видел все чаще и чаще, и это приводило его в отчаяние.

Как-то раз прогуливаясь как-то по окрестностям, Сиддхартха увидал старика: глаза его слезились, с трудом передвигал он своими, потерявшими упругость, ногами и, тяжело опираясь на палку, сгорбившись, медленно плелся по дороге. Полный сил и здоровья, Сиддхартха, увидав старика, глубоко задумался и опечалился. «И я буду таким же, – подумал он, – вся сила уйдет, исчезнет и ловкость. К чему же теперешние радости? Пройдет несколько десятков лет, их и не заметишь, и настанет такое же вот состояние, как у этого старика. Тогда нельзя будет радоваться, нельзя будет наслаждаться, а надо будет жить в таком же жалком состоянии». Сиддхартхе все яснее и яснее становилось, что не правы брахманы, говоря, что стоит только быть хорошим воином, исполнять свой долг – и будешь пользоваться всеми благами жизни, будешь всегда радоваться жизни.

Молодой, здоровый Сиддхартха не мог себе представить, какая же радость в жизни может быть для него, если он будет дряхлым стариком. И при мысли о своей старости Сиддхартха приходил в отчаяние. Стал он теперь ближе, и внимательнее присматриваться к окружающей его жизни и все больше и больше убеждался, что не все радуются. Убеждался Сиддхартха и в том, что если у некоторых людей бывают и радости, и наслаждения, то зато у большинства бывает гораздо больше горя и страданий.

Однажды встретил Сиддхартха несчастного, покрытого язвами, человека, и невольно представил себе, что и он может быть болен, может страдать. «Не только могут страдать другие, – подумал он, – но могу страдать и я. Болезнь, страдания и неизбежная старость. Не все в жизни хорошо устроено». Тяжелые мысли все чаще и чаще приходили на ум Сиддхартхе, он стал приходить в отчаяние; постылыми становились ему все радости, которыми он пользовался. Все тверже и тверже убеждался он в кратковременности радостей, и все глубже и глубже уходил в себя, стараясь понять, что же такое жизнь, неужели нельзя избавиться от тех ужасов, который пугали его теперь на каждом шагу.

Так проходил год за годом. Сиддхартха продолжал жить, мучительно стараясь решить то, что часто казалось ему неразрешимым. Когда ему было 29 лет, он повстречал похоронную процессию. Ему с необыкновенной ясностью представилась неизбежность его смерти, и эта мысль окончательно отравила ему жизнь. «К чему же всё, чем мы живем, чему так радуемся, если придет, всему конец. Смерть неизбежна для всех и каждого. Ни мудрый, ни глупый, ни богатый, ни бедный, ни знатный, ни низкий, – никто не избежит смерти. Она прекратит все. Болезни, страдания, старость и смерть. Но самое ужасное, это – постоянное страдание, страдание оттого, что все дорогое в жизни отлетит, смерть уничтожит все». Сиддхартха почувствовал, что он не может жить дальше. Жить дальше, значит переносить невыносимые страдания при мысли о том, что все кончится. Лучше не жить.

Находясь на границе отчаяния, готовый покончить с собой, Сиддхартха повстречал как-то бродягу. Вид бродяги поразил его. Несмотря на нищенское одеяние, на изнуренный вид, лицо у бродяги было довольным и спокойным. И светилось ласковой, спокойной улыбкой. Все в этом бродяге обличало благородство и довольство жизнью. Это поразило Сиддхартху. Он разговорился с ним и узнал, что человек этот бросил свой дом, друзей, отказался от всех привязанностей и ушел в лес жить пустынником. Бродяга рассказал Сиддхартхе, что в лесах живет много таких же, как он, нищенствующих отшельников. Эти отшельники постигли смысл жизни, и тем, что они узнали, охотно делятся с людьми, которые удовлетворены своей жизнью и ищущими смысла ее.

Сиддхартха внимательно слушал бродягу. Вдумываясь в жизнь бродяги, Сиддхартха видел, что тот отказался от своего дома, близких, друзей, ему теперь нечего было бояться потерять все это и связанные с этим радости, – он их уже потерял. И несмотря на то, что потерял, был доволен жизнью. «Можно бороться со страданием и смертью, – решил Сиддхартха, – но как? Если этого не знаю я, не знают ученые и знатные брахманы, то, может быть, это знают те нищие отшельники, которые покинули здесь все, ушли от этого мира».

Сиддхартха ободрился. Он почувствовал, что можно еще жить, можно искать смысл жизни. Но надо было учиться новой науке – познанию жизни. Теперь его уже не пленяли роскошь, богатство, власть, – ему больно было думать обо всем этом. Он знал, что чем больше он дорожил, чем сильнее привязывался ко всему этому, тем мучительнее было отказаться от того, к чему он привязывался. А отказаться от всего пришлось бы вследствие неизбежных болезней и смерти.

Надо было учиться. Сиддхартха решил отправиться учиться к отшельникам, но у него не хватало решимости объявить об этом отцу и жене. Он боялся, что уговоры и слезы их помешают ему привести в исполнение свое намерение. Сиддхартха поведал свое намерение одному только любимому и верному своему слуге – Чанне и как-то ночью, когда дома все спали, сел на коня и отправился вместе с Чанной к границе своих 29 владений. Там Сиддхартха снял свое богатое платье, надел простую одежду, остриг волосы, отдал Чанне свою лошадь и одежды, простился с ним и скрылся в лесу.

Надо сказать, что он был с этими отшельниками не долго, ибо не увидел глубины их смысла жизни. Без причины радоваться могут не только эти нищие отшельники, но также и умалишенные. Он не увидел истинные причины этой радости. А самое главное, они не объясняли, почему в мире так много страданий и, каким образом от них можно избавиться? И это заставило его покинуть их. За это время он учился у многих учителей, прежде, чем открыл Истину.

Сейчас я не буду подробно рассказывать, какие учения подтолкнули его открыть Истину, потому что это займет очень много времени. Но Истину он открыл под фиговым деревом. В глубоком размышлении проводил Сиддхартха день за днем под огромным фиговым деревом, изредка выходя в ближайшие селения выпросить себе пищи.

Сидя однажды ночью под фиговым деревом, Сиддхартха окончательно уяснил себе смысл жизни, разрешил мучившие его вопросы. Он ясно увидал ошибки тех учений, которые он изучал раньше. Они допускали то, чего не мог проверить и понять разум, а допустив это, они приводили и к неверным выводам. Теперь он понял, откуда шел источник всех страданий, и понял тот путь, идя к которому можно было освободиться от страданий.

Причина страданий, как увидал теперь Сиддхартха, коренится в себялюбивой привязанности к жизни. Освобождение от страданий заключается в том, чтобы жить истинной жизнью. Страдания происходят от неведения, в чем заключается истинная жизнь. Это неведение – великая слепота, и тот, кто в корне уничтожит в себе это неведение, прибегнет к познанию, тот не войдет уже во временную жизнь. И так как люди не ведают, в чем заключается истинная жизнь, то в ослеплении своем прилепляются ко всему тому, что временно, к тому, что не может принадлежать им и что вечно меняется и уничтожается. Люди предаются страстям, желаниям, стремлениям: стремятся к обладанию, волнуются, радуются, огорчаются, не сознавая того, что причина радостей и страданий заключается в телесном, разрушимом, преходящем, не принадлежащем той истинной разумной жизни, которой одной только и может удовлетвориться разумное существо – человек. Если люди видят источник и смысл жизни в разрушимом, телесном, то они неизбежно должны страдать и умирать.

Люди ищут наслаждения, но из наслаждений возникает и печаль, и страх потерять предмет наслаждения. Тот, кто свободен от наслаждений, свободен и от страданий. Люди, думающие, что им принадлежат дома, земля, бизнес, богатства, думающие, что им принадлежат сыновья, дочери, жены – такие люди неизбежно обречены на страдания. Все это временное, все подвержено уничтожению, и потому нельзя полагать своих мыслей во всем этом, нельзя стремиться к обладанию чем-нибудь.

Единственным предметом обладания у человека может быть мудрость познания, к ней одной он должен стремиться. И тот, кто стремится к обладанию чем-нибудь иным, а не мудростью, кто стремится к наслаждениям, тот растит только свои похоти, тот кует себе только более и более прочные цепи, привязывающие его к этой жизни страданий. Сиддхартха понял, что то, что он раньше понимал под жизнью, не есть истинная жизнь. То, что люди понимают обыкновенно под своею жизнью, это – мыльный пузырь. Такая жизнь преходяща. Жизнь – это то, что исходит из наших мыслей, рождается в нашем сердце. Люди создают себе неверную жизнь, которая уничтожается смертью. Но можно создать жизнь, над которой не властна смерть – истинную жизнь. И единственный путь к бессмертию, это – познание, в чем истинная жизнь.

Когда Сиддхартхе стали ясны причины его прежних волнений, страданий и страхов, стал ему ясен и дальнейший путь жизни. Выяснив себе причину страданий, Сиддхартха нашел то, что в жизни людей способствует рождению страстей и желаний и избегая чего человек может достичь полной свободы и совершенства. Но как же достичь этой свободы, как освободиться от страданий? Если человек станет любовным, доброжелательным и услужливым к другим, то этим он будет способствовать тому, что другие перестанут быть источником беспокойства для него. И так как другие стремятся к счастью, то каждый человек должен стараться избавить других от страданий и печали.

Другой человек не есть что-то отдельное от меня. Другой человек – это другой я. Все, что причиняет страдание другому человеку, причиняет страдание и мне, потому что другой – это тоже я. Такое мировоззрение освобождает человека от эгоцентризма. Следовательно, если я хочу освободиться от тяжелого, я должен содействовать другому также освободиться от тяжелого, и уж никак не причинять ему страданий. Хотя тело состоит из разных членов, но стоит повредить один какой-нибудь член, и страдает все тело, страдают другие члены. Также и мир состоит из многих созданий, и страдание одного отзывается на другом. И если человек хочет избавиться от страданий, он должен подчинить себя законам добра.

Для Сиддхартхи стал ясен путь истинной жизни – жизни, свободной от страданий и смерти. Он изложил этот путь в пяти заповедях, следуя которым люди могут идти к совершенству и войти в вечную жизнь. Вот эти заповеди: Заповедь первая. Не убивай. Не убивать не только людей, но и вообще живых существ. «Все живое трепещет перед мучениями, все живое боится смерти; познай себя во всяком живом существе – и не убивай и не причиняй смерти». Но Сиддхартха понимал, что прийти к такому состоянию, когда человек отвращается от убийства и причинения вреда, можно только тогда, когда человек научится любить всех людей, все живое.

Но любить надо истинною любовью. Любовь эта называется на индусском наречии майтри. Эту любовь нельзя смешивать с той любовью, которой влюблённый любит свою возлюбленную (она по-индусски называется кама), или с той любовью, которой родители любят своих детей, братья – сестер, друзья – друзей (она называется по-индусски према). Эти последние два рода любви не суть истинная любовь, а только помеха ей. Надо любить людей любовью, свободной от себялюбия, от желания взаимности. «И как мать любит свое дитя и готова пожертвовать своей жизнью для него, так пусть каждый любит всех такой любовью, готовый отдать жизнь свою за других. Пусть человек растит в себе это чувство любви ко всему миру, пусть не допускает различия между людьми. Пусть человек всегда бодрствует в этом состоянии любви, ходит ли он, сидит, стоит ли он или лежит. Это состояние и есть самое высшее состояние, доступное для человека».

При такой любви не может быть различия между людьми, между высшими и низшими, господствующими и рабами. «Не рождением, а жизнью становятся благородными или низкими. Тот благороден, кто свободен от греха. Тот благороден, кто вполне зависит от себя». При такой любви понятны и отношения к людям. «Побеждай гнев любовью, одолевай зло добром». «Человеку, который по глупости или невежеству поступает со мною дурно, я должен воздавать искренней любовью и доброжелательностью. И чем больше исходит от такого человека зла, тем больше добра и любви должно исходить от меня к нему». «Хорошо платить добром за добро, но платить добром за зло – в этом истинная, высшая жизнь, это – благородный путь». «Враг твой, если только ты любишь его, это и есть тот человек, который может помочь тебе достигнуть совершенства». Надо относиться к людям с любовью и в мыслях своих. Наполняйте мир дружелюбием, пусть все создания – и слабые и сильные – не видят в нас ничего, что причинило бы им вред, и они узнают путь к миру.

Заповедь вторая. Не воруй. Не только не надо воровать или грабить других, но нужно всеми силами содействовать каждому, воспользоваться в полной мере плодами своих трудов. «Человек, познавший истинный путь, воздержится от того, чтобы красть, где бы то ни было и, что бы то ни было. Не будет содействовать и другим в этом, не будет соглашаться помогать тем, кто занимается каким бы ни было видом воровства или грабежа». «Тот получает наибольшую выгоду, кто даст другим, и тот теряет больше, кто берет от других, не давая ничего взамен полученного». При воздержании от воровства или грабежа во всех видах, главной целью должно быть презрение к богатству и убеждение в том, что приобретение собственности является только помехой для того, чтобы жить истинной жизнью. «Страсть к собиранию собственности, богатства – вот что порабощает человека. Когда получаете, имейте в сердце своем, что этот не ваше, а всех».

Люди понимают часто, что надо отказаться от накопления богатства исключительно для себя, и трудятся не для себя только, а для блага своей семьи. Но это только первая ступень к истинной жизни. Человеку нужно увидеть себя не только в близких людях семьи своей, но во всех людях. Если человек пользуется успехом в своих коммерческих делах, если удалось ему скопить много денег, земли, недвижимости, – пусть человек размышляет о том, как он этого достиг. И по размышлении он увидит, каким часто хитрым путем он отнял или уворовал у других то, чем он теперь обладает. Не может содействовать благу то, что отнято у других. «Не завидуйте благополучию других, а только радуйтесь этому». «Щедрость, любовь, благоволение ко всем – это то для человека, что чека для оси колеса». «Тот только может быть истинно почитаем людьми, кто обладает любовью, щедр и готов со всеми поделиться своим».

Заповедь третья. Не прелюбодействуй. Половая жизнь тем нехороша, что служит источником сильных привязанностей, а потому есть для нас источник страданий и расстройства истинной жизни. Хотя цель женитьбы, казалось бы, только сохранение и продолжение рода, но на самом деле люди создают себе из этого род наслаждения и тем самым губят свою истинную жизнь. Мудрый должен избегать половой нечистоты, как избегает человек лечь на груду раскаленных углей. Если человек не может соблюдать полную девственность, то пусть довольствуется одной своей женой и не совершает прелюбодеяния.

Берегись глядеть на женщин. Если ты видишь женщину, то гляди на нее так, как будто ты не видишь в ней женщины. Если ты должен говорить с женщиной, то говори с чистым сердцем и чистыми помыслами. Если женщина стара, – гляди на нее как на мать; если она молода, то – как на сестру, а если совсем молода, тогда – как на дочь.

Заповедь четвертая. Не говори неправды. Говорить надо только правду, с полной искренностью, не с целью повредить или обидеть кого-нибудь, а мудро, любовно. Любовь к другим людям неизбежно должна привести нас к тому, что не только нельзя говорить неправду, но нельзя сообщать о других людях дурных сведений. Надо выискивать в других только лучшее, и это поможет нам отдаваться искреннее в любви к ним. «Нужно видеть в себе дурное, а в других хорошее, нужно не замечать в других дурного, а подражать только хорошему в них». «Если приходишь в собрание, то не говори никому лжи, не поступай так, чтобы из-за тебя говорили ложь, не соглашайся с тем, что есть ложь, избегай всячески неправды». «Избегайте участвовать в болтовне, в пустых разговорах, – старайтесь говорить с достоинством или молчать». Нет такого преступления, в котором не участвовала бы, как главная часть его, ложь. «Ложь – это желание приобрести какую-нибудь выгоду или причинить обиду, разорение, когда у нас не хватает смелости сделать это открыто. Или это есть желание избежать посредством лжи заслуженного нами наказания, потерь». Завистливость, льстивость, сплетни, все это – разные формы лжи.

Заповедь пятая. Не пей хмельного. Самое драгоценное в человеке – это разум. Его всячески надо беречь, сохранять в чистоте. Всякие хмельные напитки затемняют разум, делают разумного человека безумным. А когда разум затемнен, человек лишается возможности отличить истину от ложного, сбивается с истинного пути и готов совершить всякую ошибку, всякое преступление.

Сиддхартха долгим размышлением, долгими пережитыми страданиями и отчаянием пришел, наконец, к полному успокоению. Он проникся тем чувством любви – майтри, без которого, он знал теперь, нет жизни в этом мире. И эта любовь и вытекающее из нее чувство сострадания ко всему живому в мире заставили его покинуть тот отшельнический образ жизни, который он вел до сих пор. Теперь надо было идти к людям и поведать им ту радость, которая доступна всем. Надо помочь людям очнуться от долгого сна, освободиться от ослепления и познать, в чем истинная жизнь.

Вы наверно заметили, что эти заповеди очень схожи на заповеди Христа из Нагорной проповеди. И дальнейшая жизнь Сиддхартха, после просветления, чем-то напоминает жизнь Христа в последние три года, когда Он проповедовал Царствие Божие. Вся последующая жизнь Сиддхартхи прошла в скитаниях с одного места на другое и в разъяснении людям, в чем истинная жизнь. У него было много своих последователей. Сиддхартха не осуждал учений других мудрецов и исповедовавшихся в то время религий и, если в чем-нибудь не соглашался с ними, всегда старался отыскать в них самое существенное и истинное, обращал на это внимание людей, спрашивавших его мнения об этих религиях и учениях и веривших в них. Когда к Сиддхартхе обращались с вопросами об определении Бога, о душе и т. п., он всегда молчал, а потом, когда его ближайшие друзья, ученики спрашивали его, почему он не отвечает на эти вопросы, он говорил: «Рассуждать можно только о том, что может охватить наш разум; только разумом можем мы познавать нашу жизнь, а этих вопросов не может обсуждать разум, и потому о них надо молчать».

Хотя в Индии в то время каждому предоставлялось верить, как он хочет, и на Сиддхартху не воздвигали гонений, но все же сильно возмущались его учением из-за одного обстоятельства. Сиддхартха не видел различий между людьми, ко всем относился одинаково любовно. В Индии же тогда, как это говорилось уже ранее, люди разделялись на четыре касты. Обычай и все религиозные учения, бывшие до Сиддхартхи, строго воспрещали людям одной касты сближаться с людьми другого уровня. Сиддхартха этого не признавал. Он обращался одинаково со всеми и приучал к этому своих последователей. Трудно это давалось. Даже сам народ из низших классов, с которыми нельзя было общаться Сиддхартхе и его ученикам, с ужасом видел, как с ним говорят, пьют и едят вместе. Так все отвыкли не делать различий между собою. Эта сторона учения Сиддхартхи не нравилась и брахманам, а главное – властвующим.

Много неприятностей было у Сиддхартхи из-за этого. Часто приходилось говорить им и доказывать, что не по рождению своему бывает человек благородным или низким, а по жизни, которую ведет. Многие, особенно брахманы, относились к Сиддхартхе с презрением и насмешками. Учение Сиддхартхи очень было по душе простому народу. Брахманы, которым до Сиддхартхи верил народ в делах веры, были недовольны новым учением, соблазнявшим народ, и часто приходили к Сиддхартхе со своими учениками, чтобы поспорить с ним и доказать неправильность его учения.

Сиддхартха, разговаривая с брахманами, обыкновенно отыскивал какую-нибудь высокую истину в исповедуемом этими брахманами учении и говорил, что перед истиной этой каждый должен преклоняться, уважать ее и следовать ей в жизни. При этом Сиддхартха вспоминал жизнь некоторых праведных брахманов, отказывавшихся от собственности, разных желаний и страстей и проводивших свою всю жизнь в любви к людям. Сиддхартха, разъяснив это, говорил, что и он, в сущности, старается следовать тому, чему следовали мудрые, праведные брахманы, и всем советует то же. Обыкновенно гордые, самоуверенные брахманы уходили от Сиддхартхи сконфуженные, со стыдом, но часто, соглашаясь с его доводами и учением, становились его учениками и меняли свою жизнь.

После его смерти многие последователи стали отождествлять его с божеством. Они еще при его жизни ждали от него чудес, которых так и не дождались, чтобы было основание для его обожествления. Но это все-таки не помешало возвести его в ранг бога. Так появилась религия, под названием буддизм, со своими ритуалами, таинствами, традициями. Но я исповедую его учение, а не религию, Чем отличается религия от учения? Учение можно использовать на практике и стать просветленным, а религию нельзя. И от религии еще никто не прозревал.

Я знаю, что учение Будды, на первый взгляд, может показаться непонятным и чужеродным. Я уже вижу в ваших глазах вопросы. Сейчас можете подходить к микрофонам и задавать вопросы. Я постараюсь на них ответить.