Читать книгу Уймись - Виктор Голубев - Страница 11

Тяжеленные дуги бровей

Навалились на складки «щеков»,

И не видно прекрасных морей

В глубине моих тусклых зрачков.

Не загадочен больше мой вид,

Не предательски сдержана прыть,

Не хочу уже слышать обид,

За которые можно убить.

Да и мира суровый огрех

По сравненью с моими ни в грош.

Мне бы праздновать общий успех

И на радость надеяться все ж,

Только мучают плоть скакуна

Одряхлевшие мысли любви:

В странных ракурсах – он и она,

В общей завязи, в ласке вина,

В богадельне плебейского сна,

За которым тоска. «Се ля ви».

А потом разноплановый бум:

Взрыв, победа и снова провал.

Поуморщился живенький ум,

Постепеннее норов мой стал.

Покусачей теперь оппонент,

Тот, которого в дух не терплю.

Я бы съел эту мерзкую тлю,

Профилактикой вычистил глюк,

Если б в прошлое вставить момент.

Но уже не до слов, не до дел,

Упразднили года интерес.

Потолок теперь в комнате бел,

И квартира, как призрачный лес.

Как была раньше шуткой постель,

Так сейчас ненавистен уют.

Холодком обозначено тут,

И итогом предстанет отсель

Моих дерзких неточностей вал,

Гербом вышитый ветреный стяг.

Редкий случай: стою у зеркал,

Наблюдаю искусства напряг,

Плодовитостью ставленый сруб,

Утвержденную крепость сохи,

Бесподобную линию губ,

Что ласкали, как женщин, стихи,

Тихий омут и вздорных чертей,

Шевелящих вселенскую грусть

Подловатостью черных мастей,

На которых плевал: «Ну и пусть».

Только стоило глазом моргнуть,

Как исчезли лихие года,

Как-то сморщился жизненный путь

В отраженье зеркального льда,

Почерствела улыбка, и сон,

Ожививший истории клок,

Подсказал мне, что я – это он,

Что прожить по-другому не мог…

Заурчала судьба в животе

(Фрикадельки попались не те).

Ну а если душа переваривает, —

Моя дряхлость со мной разговаривает.

Вот я вижу почти наяву

   Этот дивный миг,

Неуемную жизни главу —

   Твой волшебный лик.

Утром солнце и вечером свет

   Соблазнительный,

Как влюбленности поздней сонет,

   Без эпитетов.

Как метель в непроглядную ночь

   Рядом с пологом,

Где пытался я страстно помочь,

   Твоим ворогом,

И, блажен, задержался у рта

   Сочной живости,

И была мне твоя красота

   Пряной дивностью.

Подари мне возможность прожить

   Вспоминанием,

Чтоб я мог безотчетно грустить

   О желаниях,

Сохранить свою ревность навек,

   Поберечь еще,

Человечек мой,

  человек,

    Человечище!

Вот счастье: вижу облака!

Лелеет блестками мои глаза унынье.

И как прекрасен кажется пока

Черед твоих пословиц. Как в полыньях,

Барахтался бы я в своей судьбе.

Не счесть проколов, вязкости промашек,

Что допускал я, думая в борьбе

Об обращении к тебе: «твоей» иль «вашей»?

Каким я чудом очарован был!

Какому верхнему приятелю молился!

Как безотчетной горечью завыл,

Когда узрел, что в корне оступился!

И не сказала ты мне слов о торжестве

Моих высот от заскорузлой знати,

И не увидел я в порхающей листве

Осенней ласки тихое проклятье.

Я лишь поник. Сказала Муза: «Стоп.

Тебе ли видеть в ней последний облик жизни?

Не посвятить ли твой железный лоб

Мильонам страждущих сердец отчизны?»

Серый день. Фонарь. Спасенья луч.

Как желанен он порою, как прекрасен!

Череды несчастий верных путч

Мне достался запоздалый, красный.

Я бреду по мертвой мостовой,

Отмеряю стуком каблуков разрывы

Тяжеленной музыки живой —

Ветреные призраков мотивы.

И белеет «счастия» вдали

Томное дыханье стройных песен.

Как, однако, строгости налив

Может быть желанью интересен?

В насилье – страх, в любви святой – порханья дух,

Все – одного соблазна дряблой, ветхой мысли.

Мы видим нашей ограниченности слух,

Никак не ширь и углубленность дальних смыслов.

Хотелось бы дурацким сном оборотить

Те достиженья, что несутся чередою,

И тут же навсегда о них забыть,

Но бесконечный ряд смеется над тобою.

А представленья дикости рождают между тем

Картины мщенья. Мы теперь лихие люди:

Отдельных отпрысков нещадностью проблем

Мы, безусловно, только счастливы все будем.

Мы будем радоваться прыщику чужих,

Несносным их заботам иль страданьям,

Молясь за высь блаженства дорогих

И безотрадных, всуе важных ожиданий.

И, как бы кстати ни пришлась твоя душа,

Тебе, воткнув в сердечное предместье,

Кровавый знак глумливого куша́

Дарован будет смерти дикой лестью.

Такая сказочная даль

Ворвалась в спальню опахалом,

Такая музыка влилась,

Что продолженьем жизни стала!

Очаровала сто сердец,

Возникла образом воздушным

И уж кого-то под венец

Вела под марш великодушный.

Сравнима с пылкостью любви,

Она похитила сознанье,

Окрасив трепетностью вид,

Свой облик тайны мирозданья.

И я отдался ей без слов.

Утихли гимны. Лишь блаженство —

Причуды равенства полов

В лице ее преосвященства.

Повстречав свою подругу непогоду,

Я смотрю в ее глаза, такой беспечный,