Читать книгу Собрание сочинений. Рассказы и повести для детей - Виктор Голявкин - Страница 65

Когда моя мама куда-нибудь отлучается, Вовка приходит ко мне, а когда его мама куда-нибудь отлучается, я к нему прихожу. И мы что-нибудь делаем.

Один раз мы с ним сидим, в окно смотрим, а за окном дождь идёт.

Я говорю:

– Давай что-нибудь делать.

А Вовка говорит:

– Чего?

– Что-нибудь будем делать, – говорю.

– Давай, – говорит Вовка.

– А чего будем делать?

– Не знаю.

– И я не знаю.

Мы посидели, подумали, посмотрели, как дождь идёт, посмотрели, как люди ходят под дождём, но ничего не придумали.

Очень сложно что-нибудь делать, когда делать нечего.

Вдруг я как заору:

– Придумал!

– Чего придумал? – спрашивает Вовка.

– Давай шапки стирать!

– Какие шапки?

Я весь шкаф перерыл, пока шапку нашёл. А Вовка смотрел и всё спрашивал: «Ты умеешь стирать? Ты умеешь стирать?»

– Да чего тут уметь, – говорю. – Гляди! Меховая, лохматая! Кое-где, правда, потёрлась. Вокруг головы. А так почти новая шапка. Только сзади прореха. И спереди. И дыра сбоку. Не так чтоб большая дыра. Но заметно. Когда очень близко подходишь. А издалека не видно. Хоть целый день смотри. Скоро лето. Потом будет осень. А после зима. Постираем мы наши шапки. Зима подойдёт. И мы будем ходить в чистых шапках!

– У меня ведь с собой нет шапки, – говорит Вовка.

– А это что?

– Это фуражка.

– Сначала мою, – говорю, – постираем, а потом твою постираем.

– Зачем мою стирать? Мою не надо стирать, – говорит Вовка.

– Совершенно грязная шапка, – говорю. – Противно смотреть! На твоём месте я постыдился бы появляться в обществе в такой шапке.

– Я ни в каком обществе не появляюсь, – говорит Вовка.

– А на улице, по-твоему, удобно появляться?

– Ну ладно, – говорит Вовка, – твою постираем, а потом мою постираем.

Положил я шапку в корыто. Воды налил. Засучил рукава. Стал мылить шапку.

Вовка мне помогал. Мы её по очереди мылили до тех пор, пока мыло всё не измылилось.

Дальше стали её полоскать. Мы полоскали её, полоскали, а потом из корыта вынули и стали её мыть под краном. Чтоб всё мыло из шапки вышло. В корыте вода и так мыльная. Всё мыло обратно в шапку лезет.

Мы её под краном, наверное, целый час мыли. Ухо одно оторвали. Кое-где мех общипали. И дыру сбоку расширили. А так здорово вымыли. Вся как есть чистая стала. Оставалось только сушить.

Вдруг Вовка мне говорит:

– Она, когда высохнет, на голову не полезет.

Я здорово испугался, что она потом не полезет на мою голову, и говорю:

– Что ж ты раньше мне не сказал?

– Я только сейчас вспомнил.

– Почему же ты раньше не вспомнил?

– Не мог. Это не от меня зависит.

– А от кого же это зависит?

– От памяти.

– Ну и память у тебя!

– Память у меня неважная, это верно, – говорит он.

Вот что значит память! Разве я бы стирал свою шапку, знай, что так всё получится? А он всё знал и забыл. Остаётся надеть шапку мокрой. Пусть сохнет на голове.

Мы с Вовкой выжали шапку как следует, и я надел её, и мы пошли играть в шашки. Хотя мы выжимали шапку вовсю, воды в ней осталось много.

Вода текла по лицу и за шиворот. Но я терпел. Другие люди в более тяжёлые условия попадают. И ничего. Выдерживают.

Я спокойно играл с Вовкой в шашки, а шапку свою не снимал. Мы сыграли с ним несколько партий. Иногда я мотал головой, и брызги летели во все стороны. Подкладка линяла, и брызги были чернильные. Вовка ёжился и ругался.

Вдруг мне пришла в голову мысль такая: «А вдруг, когда она высохнет, с головы не слезет?» Я даже вертеть головой перестал. Хотел Вовку спросить об этом, но мне как-то неудобно стало его обо всём спрашивать, как будто я сам ничего не знаю. Как будто бы он в жизни больше меня понимает. И я молча сидел и думал.

Я думал о многом: о том, сколько времени будет сохнуть моя шапка, о том, как я буду спать в этой шапке, поскольку она сегодня не высохнет, о том, стирают ли шапки вообще, и если стирают, то неужели вот так сидят в мокрых шапках и ждут, когда они высохнут?

Я вспоминал все шапки, какие мне приходилось видеть, представил многих людей в моём положении и почему-то стал сомневаться в том, что шапки вообще кто-нибудь стирает и сушит их таким образом. Я, например, вспомнил шапку папиного знакомого, директора театра, маминого знакомого, учёного… Или, может быть, есть особенные приспособления, этакие болванки, куда натягивают мокрую шапку и сушат её, может быть, посредством какой-нибудь электрической сушилки?

Я представил себе целый ряд этих болванок, на которых торчат различные шапки, и мне стало очень тоскливо, будто я какая-нибудь болванка, а не Петя Ящиков, ученик первого класса…

– Ну как, – спросил Вовка, – сохнет?

– Неважно, – говорю, – сохнет.

– И чего, – говорит, – тебе в голову пришло эту шапку стирать?

– А тебе чего-нибудь в голову пришло? – говорю.

– Мне ничего не пришло, – говорит Вовка.

– Тогда нечего на других говорить, раз самому ничего в голову не пришло.

Вдруг я вспомнил про Вовкину шапку.

Я встал и сказал:

– Вот что, Вовка, давай твою шапку стирать.

– Ну нет, – говорит Вовка, – я свою шапку стирать не буду.

– Как это так не будешь?

– Моя шапка, – говорит Вовка, – хочу стираю, хочу не стираю.

Я разозлился и говорю:

– Я свою шапку стирал?

– Стирал, – говорит Вовка.

– И ты свою тоже стирай!

– Нет, – говорит Вовка, – свою шапку стирать не буду. Мало ли что я хотел! Сейчас совсем другая ситуация.

– Какая это ещё другая ситуация? Ишь ты какой! При одной ситуации хочешь стирать, а при другой не хочешь? А я, по-твоему, при всех ситуациях должен стирать? – Схватил я его и держу. – Стирай, – говорю, – свою шапку!

А он вырывается и орёт:

– Не буду! Не буду!

Тогда я его отпустил и говорю:

– Это просто нечестно. Не по-товарищески.

А он надевает свою нестираную шапку и уходит.

И на прощание говорит:

– Ты был мой лучший друг. Мне с тобой не хотелось бы ссориться. Но раз так, я ухожу. До свидания, Петя!

И он уходит. И даже хлопает дверью.

А я остаюсь сидеть. В своей мокрой шапке.

Ну, разве это товарищ? Какой же это товарищ! Нет, это не по-товарищески.