Читать книгу Гнездо летучей крысы - Виктор Иваницкий - Страница 8
5
Оглавление– Что бы ты сделал, застав их в постели?
– Ничего.
Оуэн ехидно рассмеялся. Пожалуй, это единственное, что он может сделать, если беседа никак не складывается.
Оуэн – человек, которого я знаю со школы. Он водится с такими ребятами, как я и Марлон. Никогда не слышал, чтобы он общался так же тесно с кем-то ещё. Тем не менее, я не могу назвать его своим другом.
Оуэн – товарищ.
Нет.
Оуэн – знакомый.
Верно.
– Всё будет хорошо, Макс, – хлопнул он меня по плечу.
– У меня и так всё хорошо, Оуэн.
Он опять рассмеялся, после чего сделал такое лицо, будто бы это он изменил мне. Оуэн всегда переигрывает, и всему виной – дешёвое кино, которое он смотрит каждый вечер вместе со своей девушкой.
– Думаешь, я не понимаю? Это всё эгоцентризм, Макс.
– Что?
– Я не то хотел сказать.
– Вот тебе и восемь классов образования.
На самом деле, я не считаю, что школа и образование – вещи тесно связанные. Я всего лишь хотел разозлить Оуэна. И у меня это получилось.
– По крайней мере, я работаю.
– Разносчиком газет.
– Но я работаю! – уже вопил Оуэн.
Я решил сменить тему, и, указывая на кипу газет, спросил:
– Что бы ты сделал, застав их в постели?
– В смысле?
– В прямом. Подъезжаешь к дому на своём велосипеде, хватаешь транспорт и несёшь его до самой квартиры, пешком, целых три этажа. Ну, как обычно. Открываешь дверь, паркуешь велик возле кладовки, заходишь в спальню, а там лежит вот эта куча газет.
– Что ты несёшь? – процедил сквозь зубы Оуэн.
– Я что, сказал какую-то ерунду?
– Ты городишь полную чушь, Макс.
– Взаимно, Оуэн. И на этой не самой весёлой ноте я предлагаю закончить наш разговор, Оуэн. Спасибо за чай, Оуэн.
Проводив меня взглядом до самой двери, он молча протягивает руку. Проигнорировав этот жест, я выхожу в парадную и, уже спускаясь вниз, говорю:
– До свиданья, Оуэн.
Квартира разносчика газет позади, а значит, вечер не совсем испорчен. Да, этот маленький городок слишком мерзок и дождлив для пеших прогулок, но в его подземке достаточно уютно. Псевдокалеки, шпана, эксгибиционисты, проститутки – весь звёздный состав низшей криминальной ступени как на ладони.
Сегодня это место забыто не только Богом – на этот раз здесь почему-то пусто. Жёлтая исписанная кафельная плитка по обе стороны перехода ведёт меня к распутью, и я сворачиваю направо, туда, где никогда не горит свет, а затем налево, к выходу на нужную мне улицу. Барабанная дробь, и я замечаю у стены парней. Пока один из музыкантов с ударным инструментом, висящем на шее, отбивает ритм, второй смотрит в мою сторону и поглаживает гитару. Я останавливаюсь напротив них, и, прислонившись к стене, закуриваю сигарету.
– Человек заинтересован, Ронни, остановись!
Парень по имени Ронни тотчас прекращает игру.
– Чего желаете?
– Что-нибудь пасмурное, с привкусом ЛСД.
Под одобряющие взгляды музыкантов я, засунув руку в карман, пытаюсь угадать, что за мелодия неприятно облизывает мои уши. Увидев недоумение на моём лице, Ронни спрашивает:
– Не угадал?
– Честно говоря, нет.
– Это же Джимми Моррисон!
– Ох, и в правду же, – понимающе кивнув, солгал я.
В ответ громко проурчал чей-то желудок.
– Мне больно жить в мире, где срок годности молока составляет всего семь дней, – схватившись за живот, выдавил Ронни.
– Всего семь дней?! По-моему, этого достаточно, – наконец заговорил второй музыкант.
– Но…
– Замолчи, Ронни, в этом только твоя вина.
Покосившись на приятеля, Ронни принимается складывать барабанные палочки в рюкзак.
– Ну и какого, блядь, хрена ты делаешь? – спокойно поинтересовался парень с гитарой.
– Собираюсь уйти, это же очевидно, – так же невозмутимо ответил Ронни.
В это же мгновение мы будто перенеслись на столичный вокзал – крики, топот и прочий шум приближался оттуда же, откуда сюда пришёл я.
Зачем-то прислонив указательный палец к губам, гитарист прошептал:
– Очень даже вовремя. Я люблю тебя, Ронни.
Я не видел, куда упал окурок. Наверное, он коснулся земли лишь тогда, когда переход со всем этим шумом остался позади, и мы уже бегло топтали улицу.
***
– Хорошенькая официантка.
– Успокойся, Ронни. Она доступна только красавчикам. Либо неудачникам. А ты, – гитарист нахмурился, затем оживлённо щёлкнул пальцем, – а ты везучий уродец.
– Иди к чёрту, Слоан!
– Ладно, ладно, – как бы защищаясь, отодвигается Слоан, после возвращается в прежнее положение и, треснув кулаком по столу, завершает, – ты уродливый везунчик.
Мне смешно. Ронни так же разглядел шутку и с улыбкой прикрылся ладонью.
– Необычное имя, Слоан.
– Ну, конечно, куда лучше назвать ребёнка Макс, да, блядь?
Я недоумеваю:
– Откуда ты зна..?
– Я что, правильно назвал твоё имя?
– Да, ты абсолютно правильно назвал моё имя.
Слоан, разглядев моё замешательство, тянется к моему затылку, делая резкое движение рукой так, что я рефлекторно моргаю, и вот он, мой проездной билет в его левой руке.
– Больше не теряй.
– Хороший фокус, спасибо.
– Да это и не фокус вовсе, – отмахивается Слоан, – солгал я тебе, когда ляпнул чушь про твоё имя. Приятно познакомиться, Макс.
– Да, приятно познакомиться, – подхватил Ронни.
– Взаимно, парни.
– А вот и пиво.
– Спасибо.
– Спасибо!
– Пожалуйста. Что-нибудь ещё?
– Чуть позже. Благодарю.
Пока Ронни провожает взглядом официантку, я обращаюсь к Слоану:
– Почему мы побежали?
– Это всё гопота. Гопота, кокни, мусор, уроды, да как хочешь. Собирают дань с попрошаек да музыкантов.
– Да, они терпеть не могут музыкантов, – очнулся Ронни.
– Уличных музыкантов, – уточнил Слоан.
Я поднимаю свой бокал:
– Что ж, за музыкантов.
– За музыкантов!