Читать книгу Повилика жизни - Виктор Иванович Павлов - Страница 2

Фонарь зажегся, и в окно

Фонарь зажёгся, и в окно –

проник луч света в полном блеске,

пройдя сквозь ставень, занавески,

в обоях высветлил пятно.

Но заслонила тень его.

И сразу застучали в раму.

И понял я – готова драма,

пойду открою: кто – кого.

Но тень куда–то увлекло,

шаги звенели, как стекло.

Сиял луч света в полном блеске,

тёк мирно в ставень, занавески…

И я подумал: вот оно —

движенье жизни необъятной,

на первый взгляд простой, понятной,

где в сети всё оплетено.

Сумрак нового

Все тяжестью пронизано

и площадь, и дома.

И лица темно–сизые,

как мертвенность сама.

Занятия расписаны:

одни – в торговый ряд.

Другие прочно вписаны

навек в казенный ад.

Мир, точно сумрак в залежах.

За год не раскопать.

Январь, иду без варежек:

вчера сумел продать.

Вязы

Темные стволы почти корявы,

ветви длинны не упруги.

Листья густы точно травы

и остры как струги.

Наклонились низко над дорогой

всей своей зеленой силой.

Кажется, еще немного,-

и надлом, могила.

Но стоят застыв в наклоне, крепко,

точно праздничные флаги.

Захватив корнями цепко

землю при овраге.

Вид нового

Мир видится японскою гравюрой:

засохший дуб на середине поля,

ряд тонких ив, где точно партитура

несет листва размеренную волю.

Дом двухэтажный, в зелени стоящий,

где штукатурка – ноздревато–сера.

И солнца диск за горизонт сходящий

и неба свет, и яркая Венера.

Городской вид

Трава газона, точно пыль, темна.

Отгородила мир зеленой воли

от грязи, от движенья, от пятна –

асфальтового поля.

Поодаль – дома ветхая стена.

Забором крепким дворик отгорожен.

В нем пять хозяев и одна сосна

с ободранною кожей.

Двойственность

Большое светлое окно.

За ним – асфальтовое поле.

Там ветер носит листья вволю

и сор с листвою заодно.

Стою, но двигаться лишен

во власти этой круговерти.

Где ангелы во мне, где черти?

Какою силой поражен?

Пара

Эта пара мне давно знакома:

длинный, сильно высохший старик,

с ним старуха, под руку ведома

в землю смотрит пожелтевший лик.

Их встречаю на привычном месте.

Медленно идут из магазина,

наклоняясь, как жених к невесте,

в ношеной одежде из сатина.

На меня старик посмотрит молча,

а старуха не заметит даже

и пойдут всей стариковской мощью,

точно привидения… пейзажа.

Тихий ад

И город точно встал из–под земли:

шумят листвой поблекшие деревья.

Не слышно птиц: их песни утекли

куда–то прочь за это семидневье.

Пройдёт прохожий – точно тяжек путь,

и скроется на первом перекрёстке.

Брехнёт собака – как ей не брехнуть,

когда и для неё день кажется громоздким.

И тихо вновь, лишь кроны шелестят:

от пыли всё пергаментней, грузнее.

Чтоб не смотреть на этот тихий ад,