Читать книгу Повилика жизни. Книга стихотворений - Виктор Иванович Павлов - Страница 4

Плотная чёрная, сизая масса растекалась;

ложилась на землю, впивалась в пространство;

облекала предметы, входила в дома.

Но это было вчера.

А сегодня повсюду и сумрак, и холод, и тьма.

Дым пропитал города и пространство деревни;

он ползёт, извивается, рушит и саднит,

он, древний, не дремлет.

Где что есть, им пропитано до мелочей:

погремушки и куклы, как для больших,

так и малых детей;

инструмент и посуда лоснятся от сажи;

судьи судей не оставлены им без поклажи.

Люди в удушье становятся грубы и скудны

и сходят с ума;

одичавшие твари, то ли собаки, то ли

кто-то ещё бродят повсюду, превращаясь

в торговое мясо; превращаясь —

в кучу дерьма.

Пропитаны кости и души; машины, дома;

реки, паромы: везде один только дым. Он

душит людей, превращая их в комья земли

на разросшемся теле кладбища, незабудки оград

по земле-пепелищу.

Всё могильщикам: плата, работа, еда.

Дым везде. В нем душа заплутала.

Дома нет. Есть дорога одна

от вокзала к вокзалу.

Синий, чёрный, прозрачный… Войны,

пламя пожаров, разбой и разврат.

Всё в дыму. Всё укрыто. Вся жизнь

невпопад или сбой.

Искаженные души. Лица – оскал. Руки

тянут песню войны. Народы секутся,

как волос. Плохо слышен

Господний голос…

Моя любовь, моя женщина о трёх носах,

белокожая жрица языческих богов,

поклонница Ионеско.

Здесь и только здесь хочу засвидетельствовать,

что твоё тело, матово светящееся по ночам,

под моими ласками «христианнейшего»

из мужчин

становится по-настоящему божественным

и прекрасным, только в то не дневное время

и только тогда, когда я вижу твою светлую

лебединую душу во всем её небесном

замысле.

Днём же она – в сетях Ионеско… Толстого,

сморщенного карлика-уродца, сильно

подпорченного в процессе трансмутации

цивилизации.

Устремлённая внутрь трансмутаций, ты —

бредящая Гегелем и Кантом, исследователь

пылинок жизни, разломов и трещин

цивилизации, проклятых Богом

уродцев…

Как только выйдешь за территорию двора,

так сразу же начинается город: серый,

с клочковатыми кварталами, прибранными

достопримечательностями, речным портом,

вокзалами.

Повсюду толпы, меняющие жизнь на

пуговицы…

2

Дворовый народ вначале встретил меня

настороженно: не свой. Оно и понятно.

Пока пообвык, пришлось и с ножичком

походить…

Потом перезнакомились. Оказалось, что

нет причин воевать… Присели, выпили

и подружились…

3

Выходя во двор, поднимаю руку в

римском приветствии: «Здравствуй, братва!

Здравствуй, русское поле!..» И они,

в свою очередь, тоже не забывают,

приветствуют.

По великой линии мира проросла она,

обвивая эпоху, удерживая тело времени.

Её корни на другом конце планеты.

Её вершину раскачивает мальчик —

Покати-горошек,

обронённый под пол красной избы

с красных подолов рубах старика и старухи.

Внезапно выросший и заставивший их

в три дня прорубить потолок и крышу,

повалить стены.

И теперь увещевающий: «Не бойтесь.

Будете жить как люди»…

Сумрачным светом, цветом лебяжьим

выткала родина месяц февраль:

небо огромное, сумрак покатый,

тонко размытый…

точно тарань.

Смыслы потеряны, мысли разъяты.

Ветер протяжный прямо в лицо.

Жизнь помертвела, только вороны

кружат и кругом

держат кольцо.

Громки вороны, зимние птицы,

но необъятней (их криков) поля.

В степь и пустыню телом ложится

чёрное поле,

наша земля.

Сумрак приходит, небо двоится,

меркнут идеи, смыслы Кремля.

Чёрное поле держит границы,

веры и судьбы,

центр и края.

Может быть,

нужно было мне, грешному,

давно взять да и покаяться.

Да только не было, Господи,

прежде у меня на это сил.

Это, может быть, и есть

моё основное раскаяние.

Все, что я ни делал,