Читать книгу Селянка - Виктор Иванович Свешников - Страница 7
СЕЛЯНКА
Глава 2
ОглавлениеЧтобы разрядить обстановку, я обратился к "обаянию":
– Женщина, если хотите, могу уступить вам своё место (у меня было боковое, но внизу), а сам устроюсь на вашем, наверху. Вам далеко ехать? – задал я наводящий вопрос.
– Ой, вы не беспокойтесь, – обрадовалась она моему обращению к ней, даже вздохнула с облегчением, – я и наверху посплю. Зачем же мне забирать ваше место, вы за него деньги платили. Я когда брала билет, попросила кассиршу, чтобы она дала подешевле. У нас в деревне сейчас с деньгами трудно – работы нет.
Чувствуя, что женщину не туда понесло и, желая остановить поток простодушной речи, я перебил её вопросом: – Так куда же всё-таки вы едете?
– До Екатеринбурга.
– Вот видите, ехать далеко, а вы не хотите на моё место. Ваша соседка ляжет и вам даже посидеть негде будет. Тут, сбоку, тоже не очень удобно, но можно находиться сколько угодно. И даже, как мужчина, я просто обязан уступить вам своё, внизу. Мне проще взобраться наверх, чем вам.
– Ой, ну хорошо, уговорили. Давайте меняться, я вам доплачу. А много?
– Чего – не понял?
– Да разницы в стоимости билетов.
Прежде чем ответить на её вопрос, я задал наводящий:
– Вас как зовут?
– Люба.
– Очень приятно! С чего вы решили, Люба, что за место надо отдельно платить? Цена на билеты одна на весь вагон, независимо от расположения мест. Разницы в стоимости вашего и моего билетов нет. Кто вам это сказал?
– Да сама так думала. У меня денег не много, вот и попросила кассиршу, – простодушно ответила она.
– До чего же наивно, Люба? Вы что, долго никуда не ездили? – попытался я её выручить, – а где вы живёте?
– Ой, да деревенская я, селянка. Куда мне ездить? Всю жизнь сидела дома, мужа любила да детей растила. Вот и вся жизнь моя, – рассказывала она, пытаясь перерасположить сумки. Мне пришлось помочь поднять их на багажную полку. Я перенёс свою и ушёл курить.
Теперь моё место было среди женщин. Я садился на край дивана, к проходу – у окна занимала женщина, ехавшая одна. На противоположном диване – мать с дочерью. До этого они меня не воспринимали, но после того, как я познакомился с Любой, решили "не отдавать" меня ей. Услышав, что она "деревенщина", они повеселели и даже дышать стали по другому – почувствовали своё городское превосходство.
– Скажите, мужчина, а куда вы едете? – вдруг, с кокетством, "заметила" меня мамаша.
Я немного опешил от бесцеремонного вопроса и захотел легонько наказать её.
– На работу, – радостно отозвался я.
– Хороший ответ! – со смешком и ехидством заметила старая Гну, – простите, ставлю вопрос по-другому: где и кем вы работаете?
Это была уже бесцеремонная разведка.
– Я корреспондент, еду в командировку, в Сургут. Надо написать хвалебную оду о "Сургутнефтегазе", знаете, что это такое?
– Ой, как интересно! – игнорируя мой вопрос, "пропела" женщина. – Значит вы журналист? А где, в какой газете, работаете?
– Да знаете, числюсь в нескольких, поэтому не могу сказать в какой именно.
– На "писателя" вы мало похожи, – сказала молодая Гну, – никогда бы не подумала так.
Я, с деланным удивлением, поднял брови:– Интересно. Что же у корреспондента печать какая-то должна быть на лбу, что ли?
– Мне казалось, они по-другому должны выглядеть.
– А я знакома с одним из журналистов нашей районной газеты. Так тот вообще ходит в сапогах и фуфайке, – неожиданно встряла в разговор Люба, – а мужчина какой, добрый! Попросишь написать о хорошем человеке – он и пропечатает.
– Да ты, наверное, привязала его, вот он и крутит хвостом, – бесцеремонно перейдя на "ты", процедила сквозь зубы сидящая рядом Панда.
Люба, то ли не чувствуя неприязни, то ли от простодушия, возражает ей: – Ой, что вы говорите, я его не приручала. Одна живу с тех пор, как оставил меня любимый.
– Как ушёл, кинул что ли? – с ехидцей спросила моя соседка. – Мужики такие, чем больше им даёшь, тем нетерпимее и наглей они становятся.
– Да нет, умер мой ненаглядный Гена, – с дрожью в голосе и появившимися в глазах слезами объяснила Люба.
– Прости за вопрос, я не думала, что так будет, – извинилась, попавшая в неловкое положение, глупая Панда.
Наступило тягостное молчание. Люба, платочком, украдкой вытерла слёзы. Помолчав, Панда внезапно заговорила:
– А у меня такой негодяй был: пил, гулял, делал, что хотел и в то же время страшно ревновал меня. Но я тоже не лыком шита была и платила ему тем же.
– Такая же история была и в нашей семье, – поведала мама Гну, – но наш, к тому же ещё и бросил нас из-за какой-то бабы. Но мы не пропали без него, выжили и вон какие теперь! – не смущаясь, похвасталась она и с любовью посмотрела на дочь.
А молодая Гну, надменно и бесцеремонно, разглядывала простенькую одежду "деревни".
– Любови у вас не было! – тихо сказала Люба, – я вот смотрю на вас и вижу, не любили вы никого, по-настоящему.
– О, дорогая, это как сказать! – вспыхнуло в Панде торжествующее зло, – ты-то, откуда о любви знаешь, хуторянка? Неграмотная к тому же. Наверное, и книг настоящих не видела?
– Да, я мало читала, но здесь, думаю, учёность не так важна: обожать по ним не научишься. Любовь это от Бога и не понятие, а чувство!
– Да уж, куда нам! – с сарказмом воскликнула мама, – любить по-деревенски мы не умеем. Не приучены. Там выпивают, любя – бьют жён, обожая их – издеваются, и всё под маркой любви. Тёмные вы, поэтому терпите! – с неприязнью и вызовом подытожила она.
Люба смотрела на них и молчала. В её взгляде проглядывалась жалость к этим злым бабам, которые, унижая её, сами, не понимая того, опускались всё ниже. Я увидел, что она прекрасно чувствовала ту неприязнь, которая исходила от женщин к ней, но до сих пор терпела такое к себе отношение. Только ещё больше покраснела, и нервно засуетились пальцы. Она была на грани терпения.