Читать книгу Император Николай II и заговор генералов - Виктор Кобылин - Страница 6

Александр II. Александр III. Первые годы царствования Николая II

Часто в жизни человека переживания детских и юных лет налагают отпечаток на всю последующую жизнь. В особенности это заметно обнаруживается, когда это касается носителей Верховной Власти. Так обиды, которые терпел Грозный от бояр, будучи ребенком, никогда не были им забыты и привели в конце концов к опричнине. Малолетний Петр, присутствуя во время стрелецкого возмущения при смерти своего дяди Нарышкина, затаил недобрые чувства не только к стрельцам, но и к Москве. Эти недобрые чувства привели впоследствии к фатальному истреблению старого уклада жизни. Нелюбовь Екатерины II к своему сыну Павлу и постоянные обиды от ее фаворитов и от нее самой сделали Павла угрюмым и подозрительным. Совершенно неправильное воспитание Александра I под руководством республиканца и масона Лагарпа создает тот двойственный характер этого Государя, который губительно отзывался на судьбах России. Бунт декабристов, который всегда был так близок сердцу «прогрессивной» части нашей общественности, в первый день царствования Государя Николая I, наложил неизгладимый отпечаток на характер его правления. И было отчего. Ведь в программе этих сторонников «гуманности и прогресса» первым пунктом числилось истребление всей Царской Семьи. Они были теоретическими, так сказать, предтечами убийц Ипатьевского подвала. И несмотря на это, Император Николай I посылает в Сибирь Жуковского для того, чтобы дать сосланным всевозможные облегчения, но от имени самого Жуковского, строжайше запретив говорить, что эти льготы исходят от него. Но и Толстой, и Мережковский, и все «прогрессивные» люди называли Государя Николаем Палкиным. Кстати, как неприятно даже писать это слово. «Прогрессивный Блок» (о котором речь еще впереди), «прогрессивное человечество» (любимое выражение советской прессы) и «прогрессивный паралич» (садиста Ильича, 100-летний юбилей которого собираются отпраздновать Объединенные Нации) несомненно имеют какую-то между собой внутреннюю связь. И это не только каламбур, а самая настоящая реальность.

Убийство Императора Александра II, Царя-Освободителя, давшего свободу миллионам русских людей, одно из самых отвратительных преступлений, которое могли совершить только настоящие изуверы. Они такими и были. Как было искалечено сознание этих людей, как искажено представление о добре и зле! Конечно, это злодеяние не могло не оставить глубокого следа в сознании молодого Императора Александра III. И прав был, конечно, Победоносцев, когда он говорил Александру III, чтобы Государь повел вверенное ему Богом Государство Российское по пути Самодержавия, а не западного парламентаризма.

Император Александр III своей властной рукой остановил революционное движение, спрятавшееся в подполье, и дал тринадцать лет спокойствия стране. Сейчас мы вспомним все нападки на Царскую власть в ее кровожадности, насилии, жестокости и прочих измышлений. А ведь после бунта декабристов, т. е. вооруженного восстания против существующего строя, было повешено только пять человек, а после убийства Императора Александра II столько же. И после суда, который длился так долго, сколько нужно было для подлинного правосудия.

Во время убийства Александра II Его внуку Николаю было тринадцать лет. Это возраст, когда уже человек отдает себе отчет в том, что происходит, что его окружает. И смерть деда, конечно, тоже осталась в памяти царственного юноши. Император Николай II родился в мае 1868 года в день Иова Многострадального, и это обстоятельство значительно позже Государем рассматривалось как Божие предопределение. Вопреки чрезвычайно некомпетентному, но весьма распространенному мнению русского «передового» общества, Государь получил очень тщательное образование. После общеобразовательного курса Наследник Престола получил высшие юридическое и военное образование. Среди Его профессоров были такие известные авторитеты, как К. Победоносцев, Н. Бунге, Е. Замысловский, генералы М. Драгомиров и Г. Леер. Военный стаж проходил в гвардейских частях всех трех видов оружия. Принимал участие в заседаниях Государственного Совета и Комитета министров.

Мировоззрение Государя, определившееся еще до восшествия на престол, было таким же, как к у Его отца. Основой его взглядов была незыблемая вера в Бога и в свой долг. Он, как и его самодержавные предки, полагал, что вся ответственность за судьбы государства лежит на нем, Он отвечает перед Богом за них.

Государь обладал большим личным обаянием. Будучи тщательно воспитанным, он производил чарующее впечатление на своих собеседников, часто недоброжелательно к нему относившихся. Но была у Государя еще одна черта, которая сыграла решающую роль в конце его царствования, – Государь не обладал властным авторитетом личности, в нем не было той внутренней мощи, которая заставляет людей беспрекословно повиноваться, иначе говоря, Государь не обладал даром повелевать. Это совсем не значит, что Государь был слабоволен, как это часто утверждают, отнюдь нет, он умел настоять на исполнении своих решений, которые оспаривались его министрами. Чтобы выразиться ясней, скажу, что Государя не боялись. А власть, в особенности Верховная, должна внушать это чувство. Надо правильно понять этот термин. Мы говорим часто, что «он Бога не боится». Вот этот страх Божий можно сравнить с тем чувством, которое подданные должны испытывать к своему Государю. Император Николай II этого чувства своим подданным не внушал. Очень мягкий, добрый, чрезвычайно деликатный и чуткий, Он казался многим или слабовольным или бесчувственным. Государя часто упрекали в том, что Он, увольняя своих министров, не говорил им об этом, а извещал в письменной форме. Это происходило от особого свойства Государя избегать говорить неприятные вещи, и часто вело к ложному пониманию его характера. Мнение о слабоволии Государя не соответствовало действительности. Несмотря на сопротивление своих родителей, Он настоял на своем браке с принцессой Алисой Гессенской, хотя борьба эта продолжалась несколько лет.

По натуре очень скромный Государь не любил пышных торжеств и этикета и любил семейную обстановку и спокойный уклад жизни. Уже с молодых лет Он владел собой настолько, что казался, как уже было сказано раньше, бесчувственным.

В первые годы царствования Государя большим влиянием на него пользовался обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев. Известный юрист, профессор гражданского права, Победоносцев был ярым противником парламентского строя. В своем «Московском Сборнике 1896 г.» он пишет следующее: «Парламентское правление – великая ложь нашего времени. История свидетельствует, что самые существенные, плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей или от меньшинства, просветленного высокой идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило принижение государственной мысли и вульгаризация мнения избирателей».

«Вместо неограниченной власти монарха мы получали неограниченную власть парламента, с тою разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли; а в парламенте нет его, ибо здесь все зависит от случайности, так как воля парламента определяется большинством… Такое состояние неотразимо ведет к анархии, от которой общество спасается одной лишь диктатурой, т. е. восстановлением единой воли и единой власти в правлении».

Как уже было сказано раньше, Император Александр III за короткое свое царствование внес успокоение в стране. Как только на престоле появился Император Николай II, сразу начались какие-то разговоры на тему «увенчания здания», печатали статьи, как будто приветственные по адресу молодого монарха, а вместе с тем зондировали почву по тому же самому поводу. Ведь наша интеллигенция (включая объединенное дворянство и земство) считала преимущества западных государственных форм совершенно бесспорными и очевидными. Выступая и на земских собраниях, и повсюду, говорили на эту же тему. Государя как бы вызывали дать ответ на все эти по существу конституционные пожелания. Молодой монарх честно ответил, не желая вводить кого бы то ни было в заблуждение: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».

Сразу после этой речи интеллигенция начала свою революционную агитацию в тех или иных формах.

На кого же молодой Царь мог опереться? Бюрократия и на этот раз не дала сомкнуться силам, верным Престолу. «Передовая» общественность сразу увидела, что Государь, не обладая той непреклонной волей, какая была у его отца, является тем лицом, которое должно было, по их убеждению, уступить так или иначе их пожеланиям.

То время не могло создать подлинно патриотического движения, движения широких масс, на которое мог бы опереться Монарх. Идея Народной Монархии была тогда незнакома, за исключением единичных случаев, русской общественности. А как плодотворно могла бы развиться общественная жизнь, если бы эта идея проникла в сознание людей того времени! Проводя нужные реформы, превращая постепенно сословный характер Российской Империи в бессословное государство, уничтожая привилегии высших слоев общества и заменяя бюрократию молодыми талантливыми силами, Русская Православная Монархия была бы сильнейшим государством и никакие враги ей не были бы страшны.

И все же наши Государи шли по этой дороге. Уже реформы Александра II изменили значительно социальный облик России. Дворянство как сословие беднело с каждым годом. Крестьянству же, наоборот, уже к 1900 году принадлежало 160 миллионов десятин земли – более чем на три четверти удобной; дворяне имели 52 миллиона (около половины – леса и неудобные земли); а всем другим владельцам (купцам, иностранцам, городам, акционерным компаниям и т. д.) – около 30 миллионов (преимущественно удобных земель) (Ольденбург С. «Царствование Императора Николая II»). Но крестьянская «община», как раковая опухоль на теле государства, тормозила все преобразования, которые исходили от Верховной Власти. Ее (общину) берегли, как левые так и правые круги по разным, конечно, причинам. Правые считали общину одним из устоев государства, левые рассматривали общину, как практическое приложение социалистических принципов в русской деревне. Весь вред общины заключался в том, что земля считалась принадлежащей «миру», который мог перераспределять ее между своими членами и устанавливать правила и порядок обработки земель. Общинное землепользование тормозило деятельность хозяйственных крестьян, оно способствовало уравнению, но препятствовало повышению общего благосостояния деревни. Кроме того, крестьянин, желавший выхода из общины, должен был получить согласие двух третей ее членов. И только правильно подошел к этой проблеме Столыпин, который появился на политической арене уже после 1905 года.

Государь много сделал для улучшения быта рабочих. При нем рабочий день с 13 ч. в день был сведен к 11¹ /₂ и 10 ч. в субботы и предпраздничные дни. (В Европе в то время рабочий день равнялся 12 ч.) Много сделал в области просвещения. Я не буду приводить сейчас статистические данные, имеющиеся в моем распоряжении, так как это отвлекло бы от основной темы. Приведу только цитаты И. Солоневича по этому поводу. Они интересны для объяснения того факта, что все меры, исходившие от власти, принимались «“в штыки” русской общественностью, не только крайне левой и либеральной, но и сравнительно умеренной». Россия до 1905 года задыхалась в тисках сословно-бюрократического строя – строя, который «самодержавие» медленно, осторожно и с необычайной в истории настойчивостью вело к ликвидации и без всякой революции. Не надо забывать: Россия того времени была единственной из культурных стран мира, в которой не существовало никакого народного представительства, в которой существовала предварительная цензура печати, паспортная система, чисто сословная администрация и неполноправная масса крестьянства. Социально-административный строй России был отсталым строем. Это положение никак не касается монархического принципа вообще, ибо монархии, как и генералы, «бывают разные». В России до 1905 года существовала монархия, «ограниченная цареубийством» и сдавленная пережитками крепостничества. Государь Император Николай II был несомненно лично выдающимся человеком, но «самодержавным» Он, конечно, не был. Он был в плену. Его возможности были весьма ограниченными – несмотря на Его «неограниченную» власть. И если при Императоре Николае I Россией правили «сто тысяч столоначальников», то при Императоре Николае II их было триста тысяч. Правили нацией по существу они. По существу, страна боролась против них. Но против них же, правда, в других формах, боролось и «самодержавие». Таким образом, обе линии совпадали, линия монархии и линия нации. И все шло более или менее гладко до военных катастроф Японской войны. Страна была охвачена патриотическим подъемом. Потом он стал гаснуть. Ни одной победы. Нация, исключительно талантливая, энергичная и боеспособная, начала искать виновников. Ген. Куропаткин был результатом данного социального строя. Устарелый правящий слой страны не годился никуда. Из установления этого – совершенно бесспорного факта, был сделан, по меньшей мере, спорный вывод: «долой самодержавие». Спорный потому, что «самодержавие» не связано ни со слоем, ни со строем: монархия может быть и крепостническая и социалистическая, а «самодержавие» в старой Москве означало – в переводе на нынешний язык – национально-суверенную монархию, ограниченную и Церковью, и Соборами, и традицией. В Санкт-Петербурге 18-го века оно обозначало монархическую вывеску над диктатурой дворянства, и в 19-м столетии оно обозначало центральную единоличную власть, «ограниченную цареубийством и пытавшуюся вернуться к московским истокам этой власти» («Великая фальшивка февраля»).

Государь находился в чрезвычайно тяжелом положении. Он, конечно, понимал, что России нужны реформы почти во всех областях государства, и как умный и образованный человек, а главное, как человек кристальной честности. Он самоотверженно был предан исполнению того, что почитал своим царским делом. Среди министров Государя, за все Его царствование, были люди и умные, и исполнявшие свой долг в отношении Монарха и страны. Имена Сипягина, П. Дурново и в особенности П.А. Столыпина говорят сами за себя. Меня могут спросить, а где же Витте, Коковцев, Кривошеий и др.? О всех этих сановниках я скажу в другом месте, упомяну только вскользь, что моральный облик одних и некоторые «высказывания» других не позволяют отнести их к той же категории, как вышеупомянутых лиц. Еще до Японской войны и событий 1905 года почти вся наша интеллигенция была охвачена болезненным состоянием опорочивания всего, что исходило от власти, критического отношения ко всем мероприятиям правительства из принципа. И каждый, кто осмеливался не разделять этих взглядов, заносился на «черную доску». Писатели, художники, журналисты, профессора, земцы все проходили через эту «общественную цензуру».

Крайние течения в лице таких организаций, как «Союз Борьбы за Освобождение рабочего класса», «Бунд» и др., вели усиленную пропаганду среди рабочих. Будучи непримиримыми противниками существующего строя, они всякое недовольство стремились использовать в своих целях – устройства революции. Вызывая демонстрации, устраивая забастовки, они толкали рабочих на предъявление все более высоких требований. Они заражали атмосферу ненавистью и озлоблением невиданных до этих пор размеров. Наряду с рабочими кругами социалисты уделяли большое внимание студентам. Ведя пропаганду в студенческих «землячествах», они пользовались любым случаем, чтобы дискредитировать, очернить Верховную Власть. Ходынская катастрофа, торжественный прием Государя во Франции – все было использовано для вызова волнений, запрещенных сходок, демонстраций, бойкота неугодных им профессоров и прочее. «В пассивном сочувствии значительного большинства русского образованного общества была главная сила студенческих волнений», – пишет С. Ольденбург («Царствование Имп. Николая II).

Да, «либеральная» и даже «умеренная» интеллигенция своим сочувствием толкали социалистов всех толков на все более радикальные эксцессы. Кстати, о «толках» социализма. Марксизм приобретал все больше сторонников и не только в специфических кругах политиканов, но и в интеллектуальных кругах общественности. Целый ряд профессоров, как юристов, так и экономистов, признавали марксизм научной категорией, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Заграницей было основано общество «Освобождение», которое под эгидой вот этих господ начали ту отвратительную работу «изобличения» власти, которая к превеликой радости извечных врагов России свелась к обливанию грязью всех начинаний нашей Верховной Власти. Правда, значительно позже, уже в эмиграции, эти люди «раскаялись». Из бывших марксистов мы знаем людей, которые стали впоследствии профессорами Богословия и даже священниками. Но странное дело, уже «раскаявшись», они продолжали писать странные вещи в философии под именем русской идеи, приписывать свои собственные шатания и отсутствие стойких взглядов всему русскому народу, в Богословии явно еретические измышления возводить чуть ли не в догматы, в периодической печати под видом «правых» вводить неискушенных читателей в заблуждение. И это уже здесь, в эмиграции, после всего того, что произошло!

Когда я стал интересоваться событиями русской катастрофы, я между другими занятиями стал усердно штудировать марксизм. Я дал себе труд проштудировать все труды К. Маркса, Энгельса, кроме них Лассаля, Фейербаха и др. После них принялся за Плеханова, Ленина и даже Сталина. Я старался понять, почему люди с подлинным интеллектом и большой эрудицией становились марксистами, я старался найти этот магнит, который притягивал к себе всех этих людей, я старался понять и осознать «научность» этого учения. Читал все в подлинниках, чтобы избежать возможных неточностей в переводах, перечитал всех комментаторов марксизма и за, и против.

Чем больше я углублялся в изучение марксизма, тем больше я приходил к убеждению, что человек с неповрежденным сознанием, человек с твердым убеждением и верой в силу нравственных категорий не может быть последователем этого учения, не может признать «научности» и диалектического, и исторического материализма. Во всех выводах Маркса видна предвзятость, преднамеренность и стремление загнать настоящую действительность в свои искусственные формулировки. О русских марксистах я и не говорю. Еще Плеханов пишет так, как полагается образованному человеку, если не считать, конечно, всей предвзятости его произведений. Но уже Ленин, этот «гуманист» (как легко теперь черное называть белым!), пишет так, что человек, который разбирается в философии и социологии, видит сразу, что все «научные» высказывания «Ильича» рассчитаны на людей несведущих или приемлющих его положения по причине, ничего общего с наукой не имеющей. Человек без законченного образования, прочитавший только то, что нужно было для демагогии, рассчитанной на полуинтеллигенцию (самый опасный слой общества!), считается одним из «гениальных» творцов «гуманитарной и прогрессивной» социологии! А язык! Все эти «помещичьи сынки», «поповщина» – это же перлы непревзойденной пошлости, убогости мышления и отсутствия подлинного интеллекта! Зато сколько злобы, ненависти и беспредельной лжи! В этом он, конечно, гениален.

О «Вопросах ленинизма» и прочих писаниях Сталина я говорить не буду – все это рассчитано на несчастных людей, которые должны это «принимать всерьез». Без принуждения «изучать» эту макулатуру можно только в моем случае, когда я заставил себя все это прочесть, чтобы изучить совсем другой вопрос. И все же я до сих пор не могу понять, как все это можно принимать всерьез?! Точно так же, как не могу понять людей, которые всерьез изучают «розовые» и «голубые» периоды в «творчестве» Пикассо. А ведь изучают! И выпускают многотомные труды этих исследований.

Я отклонился от темы, желая показать, как увлекалась русская интеллигенция этими нерусскими учениями, забывая свои русские, подлинные духовные ценности, забывая свои подлинные обязанности русских людей, изменяя инстинкту того исторического сознания, которое тысячу лет строило русскую государственность. Но этому сознанию не изменял никогда и не изменил до конца Император Николай II.