Читать книгу Границы реальности (становятся тоньше) - Виктор Колюжняк - Страница 6

Колыбель ещё качала Пушкина, а тот уже качал харизму. С детства он считался обворожительным сукиным сыном, да им и остался до смерти. Порой, конечно, посещали сомнения, так ли персонажа развивает, но свернуть с выбранного пути тяжело, да и навыки уже не перераспределить. Бардовская стезя надолго приковала к себе и не отпускала. И лишь когда упал поэт, невольник чести, то вскрикнул он: «Пистолеты! Пистолеты качать надо было!»

Лермонтов с детства хотел быть похожим на Пушкина. Но всё не получалось. А тут услышал роковую фразу и просветлел разом. С пистолетами у него дела обстояли более-менее, так что породив стихотворение во славу своего кумира, отправился Лермонтов отрабатывать его последний наказ – в горы, на Кавказскую войну. Там раскачался до предела. Настолько, что начал вольности допускать. Заявлял повсюду, что Кавказ под ним теперь, хотя на деле просто Пушкина цитировал – считал это наилучшим комплиментом. Но местные такой преданности не оценили и пригласили Лермонтова выйти поговорить, хотя лучше бы в люди выйти старались, право слово. На беду свою, Лермонтов по характеру лавфул-гуд был, потому попробовал решить дело миром. А местные за характер не заморачивались и не отыгрывали его вовсе, предпочитая на репутацию работать. Принято у них было, что за человека дела отвечают, которые он в горных пустошах сотворил, а не то, что у него там в характеристиках прописано.

Обо всём этом прослышал Гоголь. Смекнул, что началась охота на писателей, а потому разом сменил профиль на некромантию. Он и раньше с нечистой силой заигрывал, а тут совсем в неё ударился. Однако же при очередном вызове демона, когда пытался смастерить кровавого голема вместо кровяного, провалил мораль и сжёг второй том путевых записок о путешествии по Тамриэлю. В дальнейшем же демоны Гоголю всюду являлись, хотя на деле ровно в этот момент они его и покинули.

Говорят, что один из демонов, воспользовавшись заклинанием Портала – который синий, а не оранжевый – отправился к Достоевскому. Тот коротал вечер у себя дома, как вдруг ощутил – место на литературном Олимпе пусто. Гоголя больше нет, а иные ещё далече! Вскочив, нервно дёргая себя за волосы, Достоевский ощутил, что его переполняют идеи одна другой красочней, и все с кровавым душком. То нашёптывал ему демон, выбравший Достоевского своей аватарой. К сожалению, в отместку за идеи демон требовал подношений в виде попоек, азартных игр и загулов на стороне. И более всего раздражала демона жена Достоевского – поистине святая женщина, хоть и непись.

Пока же Достоевский зарабатывал опыт, но не деньги, Толстой качал телосложение и, по слухам, штангу. Издавна выбрал путь созерцательного восприятия и силой этого же взгляда укрощал любого, кто готов был посягнуть на его наследие. Как почётный лендлорд и не менее почётный паладин, веровал и наставлял на путь истинный. Владел магией длинного слова и повторял его ровно до тех пор, пока кто-нибудь грамотный не возьмёт бумагу и не запишет то слово для потомков. С этого-то обычно всё и начиналось – слова выпрыгивали из широкой груди Толстого, увязывались в предложения и длились, пока не заканчивались где-то на пятнадцатом томе, потому что о еде тоже забывать не следовало.

Феномен Толстого изучал в своё время Чехов, определивший, что имеет дело с редким заболеванием. Подготовленное лекарство, однако, по старой мудрости, cura te ipsum, в результате чего обрёл скальпель краткости – плюс пять к цитированию, плюс восемь к запоминанию и минус первый и последний абзацы.

Булгакова, в свою очередь, Толстой не интересовал, а вот Гоголь вызывал симпатию. Булгаков и сам был не прочь в некроманты записаться, но давно уже числился в клириках. А поскольку был он не сталелитейщиком и даже не сталинолелейщиком, то милостью богов был не обласкан. Так что писал он то оригинальную трактовку столкновения Тота и Анубиса, а то свой вариант Затерянного мира в реалиях раннего СССР. А ещё масштабное полотно, включающее вариацию истории Гоголя, демона и попаданца в первые годы от рождества Христова. Видя такое рвение, демон старательно поддерживал жизнь в Булгакове, ожидая, когда наконец-то история Мастера Некроманта будет окончена. Впрочем, когда Булгаков стал мухлевать и работать медленней, демон покинул его и вселился в Набокова.

Набоков привлёк демона своим увлечением энтомологией. Одно это уже показывало, что на развитие персонажа ему наплевать. Набоков бросался из крайности в крайность, выбирая то шахматы, то ещё что-нибудь подобное. Однако же появление демона взбодрило Набокова. Чувствуя себя Фаустом, стремившимся познать всё в этом мире, он отправляется в неизведанный мир жарких фантазий, которые выписывал, тем не менее, с присущим ему педантизмом. Впрочем, демон сам себя в конечном итоге и сгубил. Четырёхкратная номинация на Нобелевскую премию перекрестила неведомую сущность, и она вернулась к себе, оставив Набокова в лёгком недоумении и некоторой амнезии, в которой он, правда, никогда не признавался.

По слухам, всё это однажды приснилось маленькому Пелевину, что в дальнейшем и предопределило его творчество. По другим слухам сна никакого не было, а были лишь мухоморы. По третьим – Пелевина тоже нет, а всё это труд слаженной команды профессионалов в лице война-вампира, мага ордена Октябрьской звезды, вора из Вавилена и клирика средней полосы, каждый из которых отвечает за своё направление и части речи. Впрочем, есть мнение, что и команды никакой нет. Вообще ничего нет, а все мы находимся не здесь и нам никак.