Читать книгу Еликанида и Анна - Виктор Королев - Страница 4

Волк появился ближе к сумеркам. Еликанида за это время успела натопить в домике, попить пустого чаю с лепёшками и вяленой рыбой, перетаскать к печке воды и дров на ночь. Потом она переобулась, надела сапоги. Они с Анной их берегли – солдатские кирзовые сапоги были только для осмотра плотины.

Переправа что такое? Это мост на перекате, плотина, сложенная из камней. В речное дно вбиты лиственные стояки, они держат брёвна с двух сторон, а между ними – бутовая кладка. Поверху проход в два бревна, сбоку – дощатый шлюз, который при большой воде можно открыть и спустить напор. А так круглый год Чусовая катится в пролёты меж стояков.

Вот по этой плотине, взяв для страховки слегу покрепче, и пошла Еликанида в солдатских сапогах. Кое-где вода захлёстывала брёвна, в валенках здесь не пройти.

Прошлой осенью приехал верхом парень со станции, привёз соли маленько и керосину в бутылке.

– Как там, на фронте-то? – спросила Еликанида.

– Плохо, бабоньки. Немец под самой Москвой уже. Тяжело Красной Армии, – вздохнул парень. Он, наверное, Анну хотел увидеть, но та на посту стояла, её очередь была караулить.

Парень зашёл в избу, попил воды, посмотрел, как они живут, снова вздохнул и снял с себя сапоги:

– Нате, бабоньки, вам на память от меня, на фронт ухожу…

Так и уехал босым. А сапоги его хоть на две портянки, но очень кстати оказались.

Еликанида прошла по верху плотины, нащупывая речное дно слегой. На другом берегу взяла ещё тёткой Матрёной сделанный деревянный лом – ствол молодой лиственницы с удобной развилкой вместо ручки и стёсанным острым комлем. Таким ломом очень удобно сбивать у берега окраины, схватившиеся льдом. Не собьёшь сейчас – по весне не справишься, когда ледоход начнётся, и переправа, да и вся жизнь, считай, пропали. По законам военного времени…

Еликанида обивала ото льда окраины часа два, пока солнце не стало уходить. Пошла в домик греться. Сидела у окошка, поглядывая на переправу, когда появился он.

Волк пришёл по её следам. Сначала она его даже не увидела, скорее почуяла как-то. Глянула на протоптанную дорожку, а там пуговка чёрная движется. Волк был весь в инее, морда обледенела, только нос чернеет.

Он остановился. Человек и зверь смотрели друг на друга. Их разделяли метров двадцать да ещё стекло.

– Зачем ты пришёл? Уходи! – сказала Еликанида.

А может, ей показалось, что сказала. Губы шевелились от страха. Волков она отродясь не видала, в деревню они не заходили, хватало им добычи в лесу.

Чёрная пуговка шевельнулась и придвинулась к домику на пару метров. Теперь уже было видно, как редко зверь дышит. Пар от его дыхания всё ещё скрывал волчью морду, но глаза и уши уже можно было различить.

– Уходи! – снова прошептала Еликанида.

Пуговка придвинулась ещё. Волк опустил голову, словно принюхиваясь, и глаза его блеснули.

– Уходи! Христом Богом прошу! – сказала Еликанида на этот раз громко.

Волк поднял голову, в три лёгких прыжка скакнул метров на пять ближе, высоко вскидывая над снегом лапы, и сел.

– О господи! – ахнула Еликанида. Она поняла, что зверь не уйдёт. А ещё поняла, что, если его сейчас прогнать, он пойдёт по следам и очень быстро найдёт Анну. Это мороз выгнал его из леса. Там вся живность попряталась. Он голодный, ему нужна любая добыча, и он будет ждать, пока Еликанида не выйдет из домика. Хоть до утра. А утром… ой, утром же Анна придёт!

В сумеречном свете она видела, что волк уставился на неё жёлтыми глазами. Даже маленькие круглые зрачки разглядела.

Попыталась встать, чуть не упала, ноги совсем не держали. Тяжело шаркая, дошла до печки, запалила от огня лучину. К окну старалась не поворачиваться. Оглядела крохотную каморку и ничего для защиты не нашла. Ножичек – им только рыбу резать. Ни ухвата, ни вил. Топором от волка не отмашешься. А-а, штык есть. Они с Анной специально принесли его сюда: в деревне он без надобности, а здесь хорошо им лёд колоть, лунки делать.

Вытащила из-под притолоки штык, примкнула к винтовке. Та сразу стала какая-то уравновешенная, приклад не перетягивал, легче одной рукой держать. И длинная стала, как слега. Примериваясь, подвигала трёхлинейкой, как вилами. Усмехнулась про себя: «Тоже мне боец Красной Армии!»

Потом передёрнула затвор, загнав патрон в патронник. Всё, как учила тётка Матрёна. Ну что? Что будет-то, а? Идти надо?

Надо идти. Рукавицы не стала надевать. Дверь открывала медленно, высунув сначала штык, потом ствол винтовки, потом пол-лица.

Зверь сидел метрах в пяти. Когда она шагнула от двери, он мигом вскочил и пошёл на неё. Дыхание его стало частым и громким. Воронёные штык и ствол ему были не видны, и смотрел он прямо в лицо Еликаниды. Она ещё успела подумать, что сейчас он прыгнет, метясь в её горло, успела увидеть, как он оскалился, успела услышать, как он хрипло зарычал, успела поднять ствол чуть повыше.

Больше она ничего не успела. Снег под её валенком скрипнул – и волк прыгнул.

Палец у Еликаниды был на курке. Когда зверь налетел на штык, рука её дёрнулась, и винтовка выстрелила. Прикладом её ударило в живот, и она упала. Показалось даже, что на секунду потеряла сознание. Лежала молча на снегу и ждала, когда перестанет звенеть в ушах. Потом с трудом поднялась, ухватившись за дверь домика. На мёртвого зверя старалась не смотреть.

Зашла в домик, сняла ватник и долго пила из ковшика. Потом подкинула дров, разрядила винтовку и стала чистить её шомполом. Затвор и трёхгранный штык протёрла тряпкой, тряпку бросила в печь.

Ночью выходила до ветру – посмотрела на волка. Почему-то стало жалко его, но сильнее – себя, своей никчемной, никому не нужной жизни, обидно стало до слёз за вечную бедность и неустроенность. Но слёз не было.

Не было и сна. Всю оставшуюся ночь просидела у окошка, усевшись так, чтоб не видеть волка. Как стало светать, решилась. Вышла, оттащила тяжёлую тушу к реке, столкнула в воду. Потом всё прибрала у домика.

Совсем рассвело, когда на тропке появилась Анна. Она подошла к Еликаниде, спросила тихо:

– Приходил?

– А ты откуда знашь?

– Следы позавчера видела. Не сказала тебе, не хотела пужать. – Она подождала немного, потом выдохнула: