Читать книгу Праздник по названию «ты». Свободные трёхстишия - Виктор Кротов - Страница 4

Первый раз мы встретились в литобъединении «Сокольники», которое вёл Симон Бернштейн, доброжелательный и философичный. Человек с большим умом, маленьким телом и открытой душой. И меня, и МР привела туда цепочка случайных обстоятельств (у каждого своя). Когда Романушка начала читать свои стихи, я вдруг понял, что такое влюбиться с первого взгляда. Впрочем, слово «влюбиться» мне пришло на ум уже некоторое время спустя. А тогда первым ощущением было именно что-то неожиданно праздничное. И это ощущение праздника уже не уходило.

* * *

Как путешественник,

я ухожу в твои глаза…

О, дай мне Бог однажды не вернуться!..

* * *

Мы приятели в мире, где свадьбы и роды,

мы друзья в мире мыслей и радужных слов,

мы влюблённые в мире надежд и мечтаний.

* * *

Славный наборщик набрал капителью

твоё имя

в лексиконе моей души.12

* * *

Твоя фигурка для меня – душа толпы,

сердце города,

смысл уличного движения.

* * *

Ты очень щедрая —

уходя,

оставляешь мне полные горсти грусти.

* * *

Три дня не видел твоих серых глаз.

Живу спокойно – как человек,

три года не поднимавший взгляда к небу.

* * *

А вдруг на Земле кончится воздух,

а вдруг я завтра проснусь безногим,

а вдруг ты больше обо мне не вспомнишь…

* * *

Мы с тобой немножко цыгане:

ты – как цыганка, прозорлива,

я – как цыган, разговорчив.

* * *

Открыл дверь – и ты вошла.

Открыл сердце —

ты осталась стоять у порога.

* * *

Сижу возле твоего дома,

дожидаясь назначенного часа…

Звенят пересохшие листья клёнов.

* * *

Мелькание солнца в листьях камыша,

поцелуи, смешанные со смешными словами.

В любимых глазах – то радость, то печаль.

* * *

Идём, глядя в глаза друг другу,

и добрый город

прячет нас от знакомых.

* * *

Шапито прикрыл нас брезентовой ладошкой

и радостно смеётся,

как беззаботный ребенок.

* * *

Даже «да» и «нет»

гуляют в обнимку

на празднике по названию «ты».

* * *

Плывёт сумасшедший кораблик

по пересохшему руслу надежды.

«Бред!» – кричат умирающие рыбы.

* * *

Любовь —

это когда не думаешь о любви,

думаешь о любимом.

* * *

Мы не слабые духом нытики.

Не плачем при расставании.

Плачем при встрече.

* * *

Опало пламя нашего приюта…

Ах, целая свеча уже сгорела…

Как кратко наше долгое свиданье!..

* * *

Самый непонятный для меня день:

чем я жил

в канун нашей первой встречи?..

* * *

Ты шла слепая от счастья,

доверившись мне,

тоже почти незрячему проводнику.

* * *

Свободнее и громче, чем крик в степи,

моё «люблю» —

и столь же непривычно к эху.

* * *

Мне мало сердца своего

тебя любить.

Пусть все тебя полюбят.

* * *

Грустно, Золушка.

Мы отыщем твою фею,

да меня вот уволили из принцев.

* * *

Молитва первая:

научиться любить.

Вторая молитва: не разучиться.

* * *

Проводив тебя,

бросился писать стихи,

как на влажном песке после прибоя.

* * *

Каждый день влюбляюсь в тебя заново,

в новую тебя,

продолжая любить тебя прежнюю.

* * *

Как стихи, слушаю твой голос.

Читаю в глазах чудесные строфы.

Тайком учу тебя наизусть.

* * *

Молчим.

Услужливые ножницы стрелок

режут ломтиками сладкую тишину.

* * *

Вот обещанные тетради.

Вот книжка, которую стоит прочесть.

Что ещё?.. Ах, да – я тебя люблю!..

Наше жизненное свидание кончалось долго и многократно. Мы понимали по житейскому раскладу, что оно неминуемо должно завершиться. И хотя теперь ясно, что по большому счёту оно не могло оборваться окончательно, но мы тогда этого ещё не знали. Мною владели одновременно эмоциональное недоумение и то, что мне казалось тогда «умудрённым пониманием» происходящего. Но всё равно порою вспыхивало радостное ощущение присутствия в моей жизни очень важного для меня человека, видимся мы или разлучены.

* * *

Как будто снова стал мальчишкой…

Так давно

не ждал я светлых писем.

* * *

Седой тысячелетний камень тихо шепчет:

то не разлука началась,

то кончилось свиданье.

* * *

Ты без меня скучаешь?..

А я… я с трудом могу выговорить:

я без тебя…

* * *

Тебя нет и нет,

словно в желтеющую Москву

перестали приходить поезда.

* * *

Плохо скрывая отчаяние,

весело смотрю на весёлую открытку,

хорошо скрывшую грусть.

* * *

Помню тебя, как помнят море —

помнят, что оно живое

и совершенно ни с чем не сравнимое.

* * *

Пустынный мост,

моё прибежище

от прошлого и будущего.

* * *

Ни письма, ни мечты, ни надежды…

Как на необитаемом острове,

живу в городе, не обитаемом тобой.

* * *

Хоть бы дом повернулся в другую сторону,

чтобы не так резала глаза дорога,

по которой ты ко мне приходила.

* * *

Приезжай неожиданно,

чтобы вдруг

я мог встретить тебя на улице.

* * *

Тяжело на душе…

И словно камни, в меня летят

безжалостные улыбки счастливых людей.

* * *

Утоляю голод

хлебом и яблоками,

воспоминаниями и стихами.

* * *

Твой образ, призываемый воображением,

уже падает от усталости,

в миллионный раз подходя к моему дому.

* * *

Встретить тебя,

взглянуть в глаза

и – всё равно, что будет после.

* * *

Одиноко в комнате.

Зимой даже нет мотыльков,

летящих на огонёк.

* * *

Постепенно постигаю науку грусти,

не зная которой, счастливы

только щенята.

* * *

Никогда ещё так не жаждал работать,

быть занятым – чем угодно…

Спасительные костыли дел!..

* * *

Дышу душной шелухой воздуха,

словно кто-то выбрал все ядрышки кислорода

и унёс туда, где любовь и радость.

Грамматика

Сижу, съежившись в одиночестве.

Спрягаю глагол «придти»

в отрицательной форме.

* * *

Холодный ветер поднимает пыль.

Я заблудился

в собственном пустынном сердце.

* * *

Рад холоду, ветру, дождю.

И даже колючему отчаянию – рад.

Рад.

* * *

Отпираю свою дверь,

вхожу в чужой и незнакомый дом,

чужд и незнаком сам себе.

* * *

Как пиджак обвисает на узенькой вешалке,

жизнерадостная дневная ухмылка

превращается вечером в унынье Пьеро.

* * *

Открываю книгу мудрости и любви,

но страницы вянут, как лепестки,

пыльца слов осыпается под взглядом.

* * *

На душе спокойно и пасмурно.

Любуюсь фотографиями,

как опавшими листьями.

* * *

Бесцельные раздумья.

Словно леплю мысль из серого влажного снега,

расползающегося от прикосновений.

* * *

И сам для себя я всего лишь

облезлая надоевшая игрушка.

Но что делать – если единственная.

* * *

Хмуро – распахнув ворот,

вытряхиваю сухие камушки из души,

как песок из ботинка.

* * *

Больше ни за что не позволю себе

перечитывать эти письма,

эти старые светлые слова.

* * *

Хорошо стать здоровым,

если ненароком не излечился

от самого себя.

* * *

Всем своим влажным снегом

падает небо на землю.

Стою оглушённый.

* * *

Не умея выдумывать стихи,

пишу их под диктовку пережитого,

стараясь не наделать ошибок.

* * *

Кошка. Ребёнок. Человек.

Почешут за ухом. Погладят по головке.

Поверят в твою судьбу.

* * *

Домовит и доволен,

варю крахмал —

обклеить стены мечтами.

* * *

Милая бабушка Невозможность,

как ласковы твои ладони,

как сладки твои лакомства…

* * *

Смотрел в любимые глаза,

как на замёрзший пруд,

чья живая глубина скрыта льдом и снегом.

По Галибу

Позови – и я вернусь,

вот увидишь,

я не прошлое, которому не повернуть обратно.3

* * *

Не тонет в холодной бесцветности

золотое колечко воспоминаний…

Мы навсегда обвенчаны памятью.

Стихи, написанные в 1972—1984 годах. Этот цикл дал название сборнику избранных трёхстиший, вышедшему в 1995 году. Усталость, неопределённая надежда на что-то лучшее и стремление разобраться в жизни после тех трудных уроков, которые я от неё получил, – вот главное его русло. Но в этом русле каждое из трёхстиший, естественно, остаётся вполне самостоятельным событием. Таково свойство жанра: вроде бы небольшое стихотворение создаёт свой мир и хранит свою самобытность.