Читать книгу Девяносто третий год - Виктор Мари Гюго, Clara Inés Bravo Villarreal - Страница 5

Капитан и его помощник снова поднялись на палубу и стали, разговаривая, прохаживаться по ней. Темой их разговора был странный пассажир.

– Мы вскоре увидим, каков он в роли вождя, – прошептал Буабертло на ухо Лавьевиллю.

– Пока мы знаем только, он принц, – ответил Лавьевилль.

– Да как сказать.

– То есть во Франции-то он просто дворянин, но в Бретани – принц.

– Так же как Тремуйли и Роганы.

– Он, кстати, в родстве с ними.

– Но во Франции, при дворе короля, – продолжал Буабертло, – он такой же маркиз, какой я граф, а вы шевалье.

– Ну, двор-то этот теперь далеко. Про него можно, пожалуй, сказать: поминай как звали.

После некоторого молчания Буабертло продолжал:

– Что делать! За неимением французского принца, приходится довольствоваться принцем бретонским.

– За неимением дроздов… нет, за неимением орла, удовольствуемся вороном.

– Коршун бы, по-моему, лучше, – проговорил Буабертло.

– Конечно! Все же когти и клюв! – согласился Лавьевилль.

– Посмотрим.

– Да, – продолжал Лавьевилль, – пора, наконец, чтобы явился настоящий предводитель. Я согласен с мнением Тентеньяка, что все, что теперь нужно, это – предводитель и порох. Видите ли, капитан, я знаю почти всех возможных и невозможных вождей; бывших, настоящих и будущих: но ни одного из них я не считаю той умной головой, которая нам теперь необходима. В этой чертовской Вандее необходим генерал, который был бы в то же время и прокурором. Нужно надоедать врагу, оспаривать у него каждую мельницу, каждый кустик, каждый ров, каждый камешек, дразнить его, пользоваться всем, следить за всем, беспощадно убивать, запугивать, не знать ни сна, ни покоя. В настоящее время в этой мужицкой армии встречаются герои, но нет вождя: Д’Эльбе – ничтожество. Лескюр[21] – болен, Боншан[22] – склонен всех миловать и щадить; он чересчур добр, а это неразумно. Ларошжаклен[23] превосходен, как второстепенный деятель; Сильц недурен в открытом поле, но не годится для партизанской войны; Кателино[24] – наивный извозчик, Стоффле[25] – хитрый лесной объездчик, Берар – тупица, Буленвилье – просто смешон, Шаретт[26] – ужасен. Я уже не говорю об этом цирюльнике Гастоне. В самом деле, почему, черт возьми, мы придираемся после этого к революции и какая же после того разница между нами и республиканцами, если мы сами назначаем парикмахеров начальниками над дворянами!

– Дело в том, что эта проклятая революция начинает отравлять и нас.

– Это просто какая-то короста на теле Франции.

– То есть короста, собственно, только на третьем сословии, – ответил Буабертло. – Одна только Англия может помочь нам в этом деле.

– И поможет, вы в этом не сомневайтесь, капитан.

– Да, но пока все это очень некрасиво.

– Конечно! Всюду какое-то мужичье. Монархия, имеющая главнокомандующим какого-то Стоффле, бывшего лесного объездчика у господина де Молеврье, ничем не лучше республики, имеющей министром Паша[27], сына швейцара герцога де Кастри. Прелестные парочки встречаются в этой Вандейской войне; с одной стороны, пивовар Брассер, с другой – парикмахер Гастон.

– Нет, любезный Лавьевилль, я несколько иначе смотрю на этого Гастона. Он действовал совсем недурно, находясь под начальством Гемене. А как он расстрелял триста синих, предварительно заставив их самих вырыть для себя могилу! Ведь это очень недурно!

– Великая важность! И я точно так же поступил бы на его месте.

– Кто же в этом сомневается! И я так же…

– Для войны, – продолжал Лавьевилль, – нужны дворяне. Это дело рыцарское, а не парикмахерское.

– Однако в этом, так называемом третьем сословии, – возразил Буабертло, – встречаются почтенные личности. Возьмите, например, этого часовщика Жоли. Он раньше был сержантом во Фландрском полку, а потом сделался предводителем вандейцев и командует теперь отрядом на побережье; а его сын – республиканец, так что отец служит белым, а сын – синим. Оба отряда встретились, произошла стычка, отец берет сына в плен и убивает его из пистолета.

– Молодец! – воскликнул Лавьевилль.

– Да, настоящий роялистский Брут.

– А все-таки нет ничего веселого в том, что нами предводительствуют разные Кокеро, Жан-Жаны, Мулены, Фокары, Бужю, Шуппы.

– Любезный шевалье, да ведь мы то же видим и с противной стороны. В наших рядах немало мещан, в их рядах не меньше дворян. Неужели вы думаете, что санкюлотам очень приятно состоять под начальством виконта Богарне[28], виконта Миранда, Канкло, графа Баланса, маркиза Кюстина[29], герцога Бирона[30] и, наконец, самого герцога Шартрского[31]?

– Ах, да, сын Филиппа Эгалите[32]. Кстати, когда же этот Филипп станет королем?

– Надеюсь, что никогда.

– А между тем он пробирается к престолу, проявляя крайнюю неразборчивость в средствах.

– Но ему будут сильной помехой его пороки.

– Он, однако, не прочь был бы помириться, – продолжал Буабертло после некоторого молчания. – Он приезжал в Версаль к королю, и я сам был свидетелем того, как ему плюнули в глаза с верхней ступеньки большой лестницы.

– И прекрасно сделали.

– Мы называли его Бурбоном Грязным[33].

– Он лыс, угреват, он цареубийца – фу! – И затем Лавьевилль прибавил: – Я был вместе с ним в Уэссане, на корабле «Святой Дух».

– Если бы он послушался сигнала, который давал ему адмирал д’Орвилье, держаться к ветру, то он помешал бы англичанам пройти. Да, правда ли, что он спрятался в трюме?

– Нет, этого, положим, не было, – ответил Лавьевилль, рассмеявшись, – но все равно это нужно утверждать.

– Да, для дураков, – промолвил Буабертло. – А этого Буленвилье, о котором вы упоминали, Вьевилль, я знавал лично. Вначале крестьяне были вооружены копьями; вот он и вздумал сделать из них копейщиков. Он хотел научить их действовать по всем правилам военной науки. Он вообразил, будто этих дикарей можно превратить в линейных солдат. Он уверял, что научит их строиться в каре. Он говорил с ними на старинном военном языке. Вдруг ему пришло в голову составить целый полк из браконьеров; и действительно, ему удалось сформировать правильные роты, командиры которых собирались каждый вечер в его ставке для того, чтобы получать пароль от сержанта, который передавал его на ухо ближайшему капралу, а тот, в свою очередь, передавал его на ухо своему соседу, и т. д. Он разжаловал одного офицера, не снявшего головного убора в то время, когда ему говорили пароль. Можете вообразить себе, насколько все это привилось. Этот болван не понимал, что мужиками нужно предводительствовать по-мужицки, и что из человека, взятого от сохи, нельзя за несколько дней сделать настоящего солдата. Да, да, я знавал этого Буленвилье.

Они оба сделали еще несколько шагов, погруженные в свои мысли; затем беседа возобновилась.

– Кстати, подтверждается ли, что Дампьер[34] убит?

– Да, капитан, при Кьеврене, пушечным ядром.

– Граф Дампьер, – вздохнул Буабертло, – еще один из наших, перешедший в их ряды.

– Скатертью дорога! – проговорил Лавьевилль.

– А сестры короля? Что, они все еще в Триесте?

– Да, в Триесте, – ответил Лавьевилль и затем воскликнул: – Ох уж эта республика! Сколько бедствий из-за пустяков! Как подумаешь, что вся эта революция началась из-за дефицита в несколько миллионов!

– Из этого следует, что и ничтожные причины могут вести к важным последствиям.

– А ведь дела идут плохо, – продолжал Лавьевилль.

– Да, Ларуари умер, дю Дрене – просто идиот. И что за жалкие предводители все эти епископы, этот Куси, епископ ларошельский, этот Бопуаль Сент-Олэр, епископ из Пуатье, этот Мерси, епископ люсонский, любовник госпожи де Эшассери!

– А ведь настоящее ее имя Серванто, вы это знаете, капитан; Эшассери, это – название поместья.

– Или этот мнимый епископ агрский, который, собственно, простой кюре.

– Да, кюре из Доля; его фамилия – Гийо де Фольвилль. Он, впрочем, весьма храбр в бою.

– Но зачем им попы, когда им нужны солдаты? Что это за мнимые епископы и мнимые генералы!

– Капитан, – перебил Лавьевилль графа Буабертло, – я, кажется, видел у вас в каюте последний «Монитер». Мне бы хотелось знать, что теперь играют в Париже.

– «Адель и Павлина» и «Пещеру».

– Интересно было бы посмотреть эти пьесы!

– Вы их увидите. Через месяц мы будем в Париже. Да, самое большее через месяц, – прибавил Буабертло, подумав с минуту. – Мистер Виндгэм[35] сказал это лорду Гуду[36].

– Но в таком случае, капитан, дела обстоят еще не так плохо.

– Все было бы хорошо, черт побери, только бы в Вандее дела пошли на лад.

– А что, капитан, – спросил Лавьевилль, пожимая плечами, – мы высадим морскую пехоту?

– Да, если приморское население выскажется за нас, и нет, если оно окажется нам враждебным. Иногда на войне нужно идти напролом, иногда – крадучись. Тот, кто ведет гражданскую войну, должен всегда иметь в кармане подобранный ключ. Нужно стараться делать все, что только возможно. Главное – необходим хороший предводитель. – И, подумав немного, Буабертло прибавил: – Лавьевилль, какого вы мнения о молодом шевалье де Дьези?

– Как о начальнике? Да опять-таки я скажу, что он пригоден только для правильной войны, в открытом поле, а не для партизанской войны против этого мужичья.

– В таком случае нам приходится довольствоваться генералом Стоффле и генералом Катлино.

– Тут нужен бы принц, – сказал Лавьевилль после минутного молчания. – Настоящий французский принц, принц крови.

– Зачем же это? Не понимаю. Ведь настоящие принцы…

– Трусы. Я знаю это, капитан. Но это необходимо, чтобы пустить пыль в глаза нашему мужичью.

– Любезный мой кавалер, да что же нам делать, если настоящие принцы прячутся!

– Ну, в таком случае обойдемся и без них.

Буабертло стал машинально тереть лоб рукой, как бы желая выдавить из него мысль, и, наконец, произнес:

– Что ж, сделаем опыт с этим генералом.

– Это, во всяком случае, чистокровный дворянин.

– А вы думаете, что он окажется на высоте своего положения?

– Не знаю. Главное то, чтоб он как следует понял свою задачу, – ответил Вьевилль.

– То есть чтоб он был свиреп? – заметил Буабертло.

Граф и кавалер взглянули друг другу в глаза.

– Господин Буабертло, – проговорил Лавьевилль, – вы угадали мою мысль. Да, чтобы был свиреп – вот что нам нужно. Эта война не должна знать пощады. Теперь наступило время кровожадных людей. Цареубийцы отрубили голову Людовику Шестнадцатому, мы будем рубить ноги и руки цареубийцам. Да, теперь нужен только неумолимый полководец. В Анжу и верхнем Пуату вожди играют в великодушие, изображают из себя добряков, это никуда не годится; а между тем на побережье предводители свирепы – и дела идут сносно. Шаррет свиреп, и потому он удачно справляется с Парреном. Против гиены – гиена!

Буабертло не успел ответить Лавьевиллю: слова последнего были прерваны пронзительным криком, и в то же время раздался шум, отличный от всех других звуков, раздававшихся на море, среди ночной тишины. И крик этот и шум раздались с носа корабля.

Капитан и его помощник бросились на нижнюю палубу, но не смогли войти туда, так как им навстречу бежали по узкому трапу перепуганные артиллеристы корвета.

Случилась ужасная вещь.