Читать книгу Как себя чувствуешь, бабушка? Рассказы, миниатюры - Виктор Минаков - Страница 3

Последние годы двадцатого века не без оснований называют бандитскими. Коррупция, заказные убийства, рэкет – эти тяжкие уголовные проявления были каждодневными. Казалось, все общество размежевалось на мародеров, разбойников и их жертв. Но даже в этом кошмаре появление рэкетира в больнице было событием невероятным: чем вымогатель может здесь поживиться?! Наложить дань на зарплату? Так у медиков она давно стала синонимом нищенских подаяний. В помещениях тоже нет ничего привлекательного в отношении наживы. Ничего ценного, хоть шаром покати. «Что больной нам приносит, то и вкалываем, – шутят медицинские острословы. – Своего ничего не имеем». И хотя пациенты восполняют потребности: несут с собой и шприцы, и лекарства, а кроме того, и еду, и одежду, и постельные принадлежности, еще не было случая, чтобы в больницу заглядывал даже паршивенький рэкетир.

Когда Мария Сергеевна Козина, заведующая отделением, осознала, что перед ней находится вымогатель, и что он требует деньги, она с возмущением воскликнула:

– Или шутить вы изволите, молодой человек, или у вас не все в порядке с мозгами! Для шуток здесь место совершенно не подходящее! И здесь не психушка, а терапевтическое отделение, люди здесь находятся с другими заболеваниями!

Чувство негодования было сильным и искренним, и Мария Сергеевна с пренебрежением, без малейшего страха смотрела на странного посетителя. Впрочем, он не был похож на бандита, во всяком случае, на те персонажи, которые примелькались по телевизору. Перед Козиной сидел невысокий худой паренек, напоминавший больше вчерашнего школьника. На вид ему было около двадцати лет, у него были большие глаза небесного цвета, вздернутый нос и толстые красные губы. Парень видимо знал о несоответствии внешности выбранному роду занятий и старался своим поведением компенсировать этот существенный недостаток. Войдя в кабинет вслед за Козиной, вернувшейся с утреннего обхода, он по-хозяйски уселся на стул, развернув его спинкой к груди, и молча в упор рассматривал Марию Сергеевну, сощурив до щелочек веки с белесыми густыми ресницами. Левой рукой он ухватился за спинку, а в правой держал серый пакет из полиэтиленовой пленки.

– Слушаю вас, – поторопила его Козина, тяжело опустившись в скрипевшее кресло. – Вы пришли с направлением?..

– Я из движения «За справедливость», – начал цедить слова парень. – Вы о таком уже слышали?..

– Господи, конечно же нет, – со вздохом сказала Мария Сергеевна. – Сколько сейчас развелось различных движений и партий, и все за народ, за благополучие, за справедливость, а толку?!.. Одна говорильня!.. И что же вас сюда привело?..

– Это самое. Нам очень не нравятся те, кто паразитирует на теле простого народа и колотит на этом себе капитал. Мы караем таких паразитов, а они расплодились и в этой больнице. Короче, с вас причитается пять тысяч баксов. Срок уплаты – в течение месяца!

Мария Сергеевна в изумлении прослушала эту несуразную речь и, не колеблясь, озвучила вполне логичную мысль о психдиспансере. За всю свою многолетнюю жизнь она впервые увидела человека, который усмотрел в больнице доходное место.

– Это же надо такое придумать! – Козина чувствует, как закипает в ней злость. – Вымогать деньги у медиков! У полунищих! Вы что, совсем оторвались от мира сего там, в своем непонятном движении?! Не знаете положение дел в медицине?! Тем паче – в больницах?..

Парень угрюмо молчал, и она продолжала:

– Люди здесь сидят на мизерных ставках, да и те они получают с задержкой! Больницы почти что не финансируются! Денег нет даже на закупку самых дешевых лекарств!.. Голова кругом идет от вопросов: чем лечить, чем кормить, как удержать специалистов?.. Палаты не ремонтируются! Ни постельного белья, ни нормальных кроватей!

Козина возбудилась и выливала совершенно постороннему человеку все наболевшее, все трудности, в которых оказалась сейчас самая древняя, самая гуманная и самая нужная населению служба.

– И у вас еще хватает нахальства прийти сюда с вымогательством?! – гневно заключила она.

– Кончила? – спросил парень ехидно. – Положение у медиков дел всем отлично известно. Известно также и то, что под прикрытием трудностей вы мародерствуете. Обдираете несчастных больных. Так что не надо мне лапшу навешивать на уши! Условия я сказал: пять штук зеленых и – в течение месяца!

– Я сейчас вызываю охрану и сдаю вас в милицию!..

– Не гони пургу, тетка! – жестко произнес молодой человек. – Не надо! Сама же потом пожалеешь!.. Сделаем так: я оставляю тебе вот эту кассету, вы ее смотрите, хоть всем базаром, хоть в одиночку, а через недельку я сюда заскочу, тогда и поговорим про милицию… Кстати, перед законом я чист, я действую в рамках рыночной экономики: я предлагаю товар – предлагаю выкупить эту кассету. Не купите, и не надо, на нее покупатели будут.

Нетипический вымогатель достал из пакета коробку с кассетой, покачал ее на ладони, будто бы взвешивая, и аккуратно положил кассету на стол перед Козиной. Затем он неторопливо поднялся, развернул стул в нормальное положение, кивнул головой и не спеша удалился.

Ни в больнице, ни дома у Козиной не было техники, нужной для просмотра кассеты, и она невесело усмехнулась: тоже мне, нашел с кого вымогать!.. Попроситься к кому-нибудь из знакомых? Обязательно усядутся рядом, а вдруг там такое?.. Мария Сергеевна не чувствовала за собой ничего криминального и постыдного ни здесь, на работе, ни дома, Она с горечью опять усмехнулась, подумав в этой связи о доме: чего может возникнуть предосудительного в семье, существующей только на государственную зарплату? Разве лишь то, что они с мужем смирились с таким жалким существованием? И все же, до конца рабочего дня ее мучило непонятное беспокойство: чем-то ведь угрожал этот тип!..

Пришлось обратиться к соседке, у которой Козина как-то уже одалживала видеомагнитофон.

– Возьми, возьми, – охотно откликнулась та. – Нам он все равно сегодня не нужен – собираемся в гости. Может, и кассеты какие возьмешь? Есть очень интересные записи…

– Нет, спасибо, кассет мне не надо. Мне он нужен, чтобы посмотреть материал по работе.

Вечером, спровадив мужа и дочь на прогулку, Козина прильнула к экрану. Поплыли четкие цветные картины. Улица с трамвайными рельсами, унылые фигуры плетущихся горожан, серые здания с осыпавшейся штукатуркой. Среди них, еще непригляднее, здание их больницы. Больничная вывеска крупным планом. Еще одна вывеска – «Приемное отделение». Уличные картины на этом заканчиваются, и Козина видит большой плохо освещенный коридор приемного отделения, в нем народ, человек двадцать. Она понимает, что это больные, направленные в стационар, и сопровождающие их родственники. Почти у каждого возле ног на полу – объемные сумки.

Вид неуютного коридора сменяется видом комнаты, где ведется прием. Здесь три молоденьких женщины в белых халатах и сгорбленный старичок. На первый взгляд, обычная процедура оформления поступающего. Одна женщина просматривает документы больного, вторая – заполняет какие-то бланки, похоже, что историю его болезни. Не занята только третья, светловолосая, с круглым скуластым лицом. Но вот находится дело и для нее: старичку предлагают измерить его рост и вес. Круглолицая помогает ему встать на весы, громко говорит результат и тащит старика за руку к измерительной стойке. «Новшество ввели в приемном покое, – отмечает про себя Мария Сергеевна, – раньше не измеряли и не взвешивали»

Новшество было не бескорыстным. Старичку велят оплатить проделанные измерения. Сумма, как было видно, для него не пустячная: на экране крупным планом показано вспотевшее лицо старика.

– Да как это так? – бормочет растерянно он. – За что такие-то деньги?..

– Столько положено, – сухо объясняют ему. Теперь услуги все платные.

Старичок покорно лезет в карман. Камера успевает проследить путь его денег, хотя они моментально исчезают в выдвижном ящике стола. Квитанция об их приеме не оформляется. На этом этапе – полное отсутствие бюрократии.

Далее камера избирательно стала фиксировать только эту операцию оформления больных: весы, измерительная стойка, сброс денег в ящик стола. Один пациент, другой, третий… Показаны все, кто поступал на лечение. Деньги взяты с каждого, даже с того, кто знал вес свой и рост и предупредительно сказал об этом троице в белых халатах. «Поборы в этой больнице начинаются прямо с приемного отделения», – комментирует происходящее бархатный мужской голос.

Мария Сергеевна заинтересованно прикидывает в уме: сколько же денег ежедневно там оседает? А в месяц?.. Сумма получается впечатляющая. «Выходит, вымогатель в чем-то и прав… Да, но я здесь при чем? Почему он с этими кадрами заявился ко мне? Приемное отделение – это другая епархия».

Но тут камера фиксирует вывеску: «Терапевтическое отделение», и Козина внутренне напрягается. Она видит себя тоже принимающей посетителей и, в первую очередь, отмечает, что на экране она выглядит очень даже неплохо: стройная, немного кокетливая, с золотистыми локонами, со свежим, без морщинок, лицом. «Хороший, видимо, оператор, – с одобрением думает Мария Сергеевна. – Откуда же он снимал?..» Однако полюбоваться своей внешностью подольше она не смогла. Какой-то мужчина, натянуто улыбаясь, протягивает Козиной направление в стационар и тут же кладет перед ней подарок – большую коробку шоколадных конфет. Мария Сергеевна, искоса взглянув на коробку, ставит свою визу на направлении и тоже улыбается, поощрительно. Не успевает посетитель добраться до двери, как коробка легким движением руки смахивается в разинутый ящик стола. Камера становится отвратительно кровожадной, и будто зациклилась на этом моменте: посетитель, коробка конфет, подпись, хищная пасть столового ящика, посетитель – коробка – подпись… Посетители разные, коробки – похожие одна на другую и – улыбки, улыбки, улыбки. Натянутые улыбки посетителей, и довольно-поощрительные улыбки Марии Сергеевны.

Сейчас Мария Сергеевна не улыбалась. Впившись глазами в экран, она застыла, как изваяние. Ее охватило гадливое чувство стыда, смешанное с протестом.

– Господи, да что же это такое?! – стонет она. – Почему он вывернул все наизнанку?! Все же происходит не так! Я никогда ничего ни у кого не просила, они же сами навязывают! Они считают, что без подношений их будут хуже лечить! Людей приучили к такому порядку, но разве это я приучила?..

И как бы в ответ на этот вопрос, на экране появляется другая картина. Показывается, теперь со всеми деталями, как Мария Сергеевна отказывает в госпитализации убогой старушке, которую под руки вволокли в ее кабинет двое мужчин. «У этой несчастной не было средств на конфеты, – комментирует тот же бархатный голос, – и вот результат». Козина холодно разъясняет вошедшим, что мест сейчас нет, что прежде чем привозить человека в больницу, нужно согласовать с ней, заведующей отделением, вопрос о возможности его госпитализации.

– В вашей поликлинике хорошо знают про этот порядок, и они были обязаны вам об этом сказать… Наверное, говорили? – с подозрительной улыбкой смотрит она на мужчин.

Старушечья голова бессильно свесилась на впалую грудь, видны набухшие вены на худой желтой шее, она не реагирует на разговор. Сопровождающие униженно уверяют, что не знакомы с порядком приема больных, просят сделать для них исключение, но Козина возможности для исключения не видит: не положу ведь я ее к себе в кабинет. Старушку выносят.

С минуту на экране доминирует недовольная физиономия Марии Сергеевны. Теперь у нее видны и морщины, и блеск седины в волосах, и вся она показана очень сердитой, совсем как медуза горгона.

Козина с ужасом смотрит на коварный экран – как он все извращает! Она вспомнила этот случай. Да, она тогда отказала в приеме, но вовсе не из-за каких-то дурацких презентов! Да будь там хоть десяток коробок с конфетами, она все равно бы не взяла к себе эту бабулю: во – первых, мест тогда действительно не было, а во-вторых, она не больная, она уже выжила весь свой ресурс, а такое в больницах не лечат!

На экране появляется новый сюжет. Комнатушка сестры-хозяйки. Тетя Тамара, одна из ветеранов больницы, разговаривает с больным, только что принятым на лечение. «Господи, здесь-то чего они откопали?» – думает Мария Сергеевна, еще не оправившись от потрясения.

Тетя Тамара показывает рукой на полки с желто-серым постельным бельем, брезгливо морщит и без того морщинистое лицо и спрашивает мужчину, стоявшего перед ней в синем спортивном костюме:

– Нашим бельем заправить вам койку, аль как?.. Все люди приносят обычно свои принадлежности, больничными брезгуют… У нас ведь они годами вращаются, и не отмываются уже, и порватые – дыра на дыре.

Тетя Тамара разворачивает простыню, на которой видны разводы не отстиранных пятен, и вопросительно смотрит на добротный спортивный костюм. Лицо его обладателя в крайнем недоумении. Сестра-хозяйка продолжает нагнетать страсти:

– За последние годы всего четыре матраса прислали и десять комплектов белья. А больные-то разные: у кого недержание, такому хоть по три раза на день меняй.

Мужчина в еще большем смятении:

– Тогда мне, выходит, опять домой надо ехать…

– Можно и не домой, – подсказывает выход тетя Тамара. – нас за углом есть магазин с постельным бельем, там все обычно берут, кто нашим побрезгует.

Больной соглашается с предложенным вариантом, и страхолюдная простыня опять кладется на полку.

Камера опять, приемом выборочного показа, воспроизводит разговор сестры-хозяйки с другими пациентами терапевтического отделения. Все беседы состоят из типового набора слов с демонстрацией устрашающих тряпок и заканчиваются согласием больного на доставку постельных принадлежностей или из дома, или из рекомендованного магазина. Ни одного факта согласия на пользование больничным бельем камера не показала. «Только гадость снимает, подлец! – отметила про себя Мария Сергеевна. – Лежит же и на нашем белье кое-кто».

А на экране появляются новые пары – теперь лечащие врачи и больные. Меняются лица врачей и больных, но суть их встреч постоянна: врач со скорбным лицом сообщает больному, что ему помогут такие-то вот лекарства, но в больнице их нет. Следует эффектное возмущение грабительской перестройкой, грабительскими реформами, коррумпированными властями и плохим обеспечением больниц. Обескураженному больному врач затем доверительно сообщает, что все эти лекарства можно приобрести в аптеке, которая расположена в соседнем, слева от больницы здании. «Мы можем, конечно, использовать то, что есть у нас, – следует лицемерный вздох, – но вы сами понимаете разницу между тем, что вам надо, и тем, что имеется». Больной говорит, что конечно он купит лекарства, которые его вылечат. И врач его тут же напутствует, что нужно купить и шприцы, и систему для капельницы. И вот больной уже ломится в двери аптеки.

Беседы врачей и больных, их результаты подаются также в отцеженном варианте: врач – больной – аптека, врач – больной – аптека…

Приторный голос за кадром обобщает показанное: «Итак, больному внушили, что в больнице нет ни лекарств, ни постельных, ни других принадлежностей. Что же все-таки есть? Давайте посмотрим!»

Следует обзорный показ больничных палат. Зрелище везде удручающее: обшарпанные стены, протертый линолеум, железные койки с пружинными сетками, прикроватные тумбочки с бутылочками, кульками, газетными свертками…

Столовая. Больные со своими кружками-ложками толпятся у раздаточной амбразуры. Тарелки – больничные. Их мало, они делают за обед по три-четыре оборота. Раздатчица, торопясь, моет их кое-как в металлической мойке. Иногда на краях у тарелки остаются пленки от пищи предыдущего едока. Один, получив такую тарелку, ворчит:

– Я где-то читал, что даже у самой чистоплотной хозяйки муж в год съедает до двух кило грязи, а здесь…

– Заткнись! – прерывают его. – И так эта жрачка в горло не лезет!..

Камера переместилась в подсобное помещение. Здесь – несколько ведер с несъеденной пищей.

Снова палаты. Больные, придя из столовой, поедают свои продукты.

Вечер. Больные в палатах, дежурный медперсонал собрался в столовой. Вплотную сдвинуты три стола, на них – колбасы, сыр, другая провизия и… графинчик со спиртом. Дверь заперта изнутри. Из палат слышатся стоны больных, их крики, зовущие врача, няню, сестру, из столовой – громкие веселые голоса, раскатистый смех.

Козина на эти кадры смотрит угрюмо. «Обнаглели девчата! Надо устроить им хорошую вздрючку!» Дальше ее настроение портится больше.

После застолья ночная смена растаскивает по разным местам скамейки – готовится к подступившему сну. И скоро в ответ на призывы больных слышится заливистый храп медицинского персонала.

Мария Сергеевна расстроена, рассержена основательно и все же вины, за которую надо платить рэкетирам, она пока не находит. «Да, в больнице имеется много плохого. Им, подлецам, удалось подловить нас на некрасивых моментах, но почему они полагают, что им за это мы будем платить?.. Где сейчас нет недостатков?.. Будем бороться, искоренять недостатки, спасибо за помощь в их вскрытии, но деньги… Пусть они катятся с этой кассетой подальше…»

Козина думает о предстоящей встрече с молодым человеком и считает свою позицию твердой и правильной.

«А теперь, друзья, будьте внимательней!» – прерывает ее размышления бархатный голос, и Мария Сергеевна видит, как их тетя Тамара входит в магазин «Постельные принадлежности». Вот к ней с улыбкой спешит заведующая, вот женщины уединяются в дальнем уголке магазина, шепчутся, сверяют записи на листочках бумаги: один принесла сестра-хозяйка больницы, другой был у заведующей магазином. Затем в руке у заведующей появляются деньги, и она вручает их тете Тамаре. Та с довольным видом уходит, а голос за кадром комментирует ситуацию: «Медицинский работник получил свою долю от продажи белья. Схема такого сотрудничества не сложна: больница вынуждает больных скупать постельные принадлежности, а магазин при этом не стесняется в ценах». Дальше голос подробно расписывает эту порочную связь и выгоду от нее. Насладившись деталями, пронырливый комментатор продолжил: «Махинации с постельным бельем на этом не кончились. Далеко не каждый больной берет из больницы купленные им вещи: после пребывания белья на зловонных матрасах, его брезгуют брать себе в дом, и оно становится ценной добычей небрезгливого больничного персонала. Белье, отстирав в прачечной за больничные деньги, медработники растаскивают по себе!» Следуют доказательства: тетя Тамара сортирует и раскладывает стопками выстиранное белье. С сумками выходят из ее комнатушки женщины в белых халатах. «И довольствуются здесь не только бельем!» – не унимается опротивевший голос.

Аптека. Старшая медсестра отделения сверяет бумаги с заведующей аптекой и тут же получает какие-то деньги. Далее, уже в своей комнатке, она раскладывает деньги по кучкам, одну прячет в сумочку, другие раздает врачам, которые поочередно шныряют сюда. Во весь экран показываются лукавые физиономии выходящих из комнатки медицинской сестры, а голос за кадром сопровождает показ: «Врачи довольны долей, полученной от продажи по их наводкам лекарств».

– Боже, как это мерзко! – шепчет Мария Сергеевна, и уже с сомнением думает о своей позиции, выбранной для предстоящего разговора. «Надо показать эту запись сотрудникам, – возникает идея. – Пусть полюбуются! Будем вместе решать, как поступить от позора: сложиться и заплатить вымогателю или пусть он выносит всю эту грязь на общественность!»

Однако новая сцена заставляет Козину усомниться и в этом намерении. Она видит себя в магазине «Продукты». Вот она передает продавцу несколько коробок конфет, та их придирчиво рассматривает.

– Здесь только те, которые безупречны, – слышит Мария Сергеевна собственный голос и видит, как получает от продавца деньги.

Лицо ее запылало жарким румянцем. «Господи, да всего-то один раз и было такое!» А голос за кадром торжественно провозглашает: «Медицинским работникам, конечно, трудно приходится в наше мудреное время, но только не всем. Кое-кто уже научился ловить себе рыбку в мутной воде. Пора их самих вывести на чистую воду!»

Закадровый комментатор говорит еще что-то назидательно-справедливое, но Мария Сергеевна уже ничего почти что не слышит: она в состоянии прострации. Кассета сделала свое черное дело, и будь у Козиной деньги, она выложила бы их рэкетиру немедленно и без всякого сожаления – лишь бы закрыть эту грязь!

Но денег не было, не было и возможности их где-то достать. Правда, не было рядом и рэкетира, он должен был появиться только через несколько дней.

Ничего не объясняя встревоженному ее видом супругу, Мария Сергеевна рано отправилась спать, приняв двойную дозу успокоительного.

Лекарство и время внесли свои коррективы в ее настроение и планы. На другой день она уже не так болезненно относилась к увиденному. «Наша ли в том вина, что приходится так унижаться и приспосабливаться? – размышляла она, сидя одна в кабинете. – На зарплату не проживешь. Но и на эти паршивые подношения тоже палат каменных не построишь. Подумаешь, коробка конфет! Да пусть он подавится этой кассетой! Платить все равно нечем!»

Спустя еще день она совсем укрепилась в своей отбойной позиции, нашла еще аргументы в поддержку ее, и уже без особой тревоги ждала встречи с юным бандитом. Но его пока не было. Когда назначенная им неделя закончилась, а вымогатель не появился, Мария Сергеевна даже огорчилась немного, ей самой уже захотелось встретиться с ним, чтобы все расставить по полочкам. «Не ту они выбрали мишень для атаки! Не туда суются со своими пасквилями!» Она уже почти убедила себя, что стыдиться ей нечего. Пусть будет стыдно тому, кто устроил такую им жизнь, кто вынуждает их, медиков, ловчить и заниматься унизительными делишками. То, что они там засняли, это не от алчности, а от нищенской жизни, и это – громадная разница!

Козина уже провела с коллективом профилактическую беседу. Без указания на источник, она проявила глубокую осведомленность о проступках каждого из сотрудников и выразила им свое недовольство. Врачи и медсестры разошлись озадаченными, подозревая друг друга в наушничестве. Но в целом, обстановка стала благопристойнее. Даже в подсобном помещении количество несъеденной пищи значительно поубавилось – она становилась вкуснее, и ее стали съедать, а не оставлять, как было раньше, в тарелках.

К встрече с бандитом Мария Сергеевна уже подготовила целую речь в оправдание таких, как она горемык, в защиту людей, раздавленных костоломною властью. Она и раньше задумывалась над жестокостью наступивших времен, но это были отдельные мысли. Посещение рэкетира, его нахальное поведение заставили ее в них разобраться, привести их в порядок, и ей уже не терпелось высказать их. Но собеседник не приходил.

Еще неделю спустя по телевизору в обзоре криминальных новостей Козина услышала сообщение, что в городе арестована группа опасных преступников. Они занимались сбором сведений, порочащих высокопоставленных лиц. Была изъята уникальная аппаратура, что свидетельствует о коварных замыслах этой группы и о возможной связи ее с центрами международного терроризма. Гражданам, пострадавшим от преступной деятельности этих лиц, предлагалось обратиться в милицию. Давались телефоны милиции. Дважды были показаны фотографии арестованных, в одной из которых Мария Сергеевна узнала своего толстогубого посетителя. «Не на медиков замахнулись! – мелькнула злорадная мысль. – Там вам не тут!»

Висящая над ней угроза, понятно, отпала, но Козина особого облегчения почему-то не чувствовала. Наверное, потому, что главное не отпало – не исчезли причины, обрекающие марать свою репутацию даже медицинских работников – людей самой чистой и светлой профессии.

Как распорядиться злополучной кассетой, она еще не решила, но ей было ясно одно: фигурировать в изобличении преступников эта кассета не будет.