Читать книгу Мельница времени - Виктор Николаевич Попов - Страница 2

Ах, какое же это все-таки замечательное время, зимние каникулы! С морозцем, с ярким солнцем, разливающим щедрое золото и серебро по бескрайним белым просторам! Пока еще не рассвело, дворники начинают вжикать широкими деревянными лопатами, тщательно разгребая пышный покров и торя многочисленные дорожки и тропки. Отваленного снега скапливается столько, что проходя вдоль улиц, невольно ощущаешь себя в бесконечном сказочном коридоре с высокими стенами по бокам. Особенно это чувствуется здесь, в усеянной невеликими домиками старой части города, которая издревле именуется Посадом. Скоро Новый год, главная радость этого замечательного периода заслуженного безделья. Накануне вечером папа привез елку и установил ее посредине большой комнаты бабушкиного дома, которую та по старинке называет «зала». От нее, отогревшейся после холодов, по всему дому растекался духмяный смолистый аромат.

Катя стояла в проеме широко распахнутых двустворчатых дверей и не сводила глаз с зеленой красавицы. Солнечные лучи оживленно толкались с другой стороны окон, точно пытались отыскать в морозных узорах стекол проталинки, чтобы беспрепятственно любоваться этим чудом. А заодно позвать девочку на улицу в бушующий пронзительным светом праздник полудня.

«Пожалуй, выходить пора, – подумала Катя. – Вечером насмотрюсь, когда наряжать станем».

Она надела куртку, подхватила сумку с коньками и, миновав двор, выбежала за ворота. Стоящая напротив церковь Николы-Зимнего-на-Посадьях ослепительно белела стенами на фоне бездонной небесной синевы. Как праздничный торт, щедро обсыпанный сахарной пудрой и политый аппетитной глазурью. Взбегающие к маковкам ряды кокошников придавали ей удивительную воздушность, будто были пирожными безе. Пройдя вторую половину дома и примыкающий к ней флигель, девочка свернула в Арбатку и двинулась в сторону «Пяти углов». Так местные жители нарекли небольшую площадь, от которой лучами расходились пять улиц. Раньше, в пору бабушкиной юности, она звалась «Молочная». Кате всякий раз почему-то представлялось, что из нее, напоминавшей по форме круглое озерцо, и впрямь вытекали молочные реки. Тогда же бытовало и другое название, неофициальное: Шевлягинская. Потому, что в центре располагалась трехметровая водоразборная колонка из чугуна, являвшаяся частью водопроводной системы, построенной на средства богатой купчихи Марии Николаевны Шевлягиной и подаренной ею городу.

Над площадью царили звуки музыки. Исполнялось нечто оптимистическое и как нельзя, кстати, подобающее моменту: «Увезу тебя я в тундру», «Три белых коня, три белых коня: декабрь и январь, и февраль», «У леса на опушке жила зима в избушке», – и много чего другого. Все это старательно выдували из себя смонтированные на стадионе динамики. Он располагался тут же, на другом краю площади и носил гордое, устремленное в будущее название «Старт».

Она подошла к кассе. Знакомая кассирша, узнав ее, приветливо улыбнулась и, приняв деньги, выложила на прилавок сдачу: несколько новеньких сверкающих монеток. Мысленно отметив про себя, что они такие же радостные, как и предстоящие каникулы, девочка сунула их в карман куртки и, держа наготове билет, поспешила к входу.

Быстро переобувшись, Катя вышла на лед и легко заскользила по сверкающей поверхности. Да, залили на славу: ни выбоин, ни трещин, ни наплывов! Гладенький такой, ровненький! По периметру желтым, красным, синим и зеленым цветом сияли электрические гирлянды. Они были смонтированы из обычных электрических лампочек и покрашены вручную. От этого на их покатых боках проступали неаккуратные потеки. Но праздничное настроение они никак не портили. Потому что, как правило, и музыку, и освещение включали по вечерам, когда темнело. А тут – среди бела дня! Одно слово, каникулы!

Кругом было полно ребятни. Кто-то гонял в хоккей, кто-то носился в салочки, а иные просто чинно ездили по кругу. Раскатившись, Катя сделала дорожку шагов, которую закончила подскоком: прыжком в пол оборота. Получилось очень даже удачно! Можно было что-то и более сложное попробовать. Старательно зайдя с внешнего ребра, девочка оттолкнулась зубцом конька свободной ноги и, выполняя одинарный тулуп, выпрыгнула вверх.

Дыхание тут же перехватило, потому что она вдруг … зависла в воздухе! На миг, но зависла! Краем глаза Катя успела заметить, что вся находившаяся на катке детвора в разных позах движения тоже замерла! Будто время спотыкнулось и на мгновение перестало идти!

Приземлившись, она сбалансировала руками, чтобы не упасть и поспешила отъехать к бортику. Оттуда было хорошо видно, как и остальные ребята изумленно хлопают глазами. Но недолго. Радость зимних забав взяла свое, и о странном происшествии все вскоре забыли. Забыла и Катя.

Вроде бы и каталась она недолго, и нагуляться не успела, и не замерзла даже, а вот ведь стало уже темнеть. Пора было возвращаться домой.

К ее приходу в зале все уже было готово к благоговейному процессу украшения елки. Войдя в комнату Катя, как была в спортивном костюме, сразу принялась за дело.

– Может, переоденешься сначала? – улыбнулась бабушка.

– Не, я потом, – весело отмахнулась девочка и стала расправлять, усеянный разноцветными лампочками, провод.

Пока она развешивала гирлянду, бабушка достала из шкафа коробку с игрушками и начала их разбирать. Они были небольшие в размерах и с прилично выцветшей краской. В раннем детстве девочка удивлялась, зачем вешать такие, когда можно купить новые, крупные и яркие. И лишь позже поняла, что это были игрушки бабушкиного детства, которые та трепетно хранила из года в год, тщательно укутывая каждую, чтобы не повредить. Наверное, они всякий раз напоминали ей о том замечательном периоде, когда она, маленькая девочка, с братьями и сестрами водила хороводы вокруг такой же зеленой красавицы, а сердце замирало в предвкушении долгожданных подарков.

Счастлив тот, кому удается сохранить хоть какие-то частички детства! Машинку, кораблик, солдатиков, куклу. При взгляде на них вокруг тут же растекается золотисто-розовая дымка и погружает тебя туда, где комната всегда залита солнечным светом, где до края стола можно дотянуться, только встав на цыпочки, где постоянно царит бескрайняя забота тогда еще таких молодых и полных сил бесконечно любимых мамы и папы!

Каждый раз, когда вешали очередную игрушку, елка слегка покалывала пальцы своими упругими иголочками. Как нежными коготками шаловливый котенок, который радуется, что ему уделяют внимание. В довершение кое-где на пушистые лапы уложили кусочки ваты, будто это был снежный покров. Конечно, можно было купить современные аэрозоли, замечательно имитирующие снежную порошу. Но сделали, как встарь, как любила бабушка.

Наконец, все было закончено. Убрав коробки, коробочки, пакеты и пакетики, бабушка с внучкой выключили верхний свет, зажгли гирлянду и уселись на диван. Разноцветные пятна накладывались одно на другое, смешивались и причудливо дробились на всех поверхностях: на стенах, на потолке, на полу. Преломлялись в фацетных стеклах буфета, искрились в морозных узорах окон. В доме воцарилась зимняя сказка.

Посидев еще немного, бабушка предложила:

– Может, давай укладываться потихоньку? А то поздно уже.

Катя согласно кивнула. После дня, проведенного на свежем воздухе, в тепле комнаты она разомлела и буквально клевала носом.

– Бабуль, – едва шевеля языком, сказала девочка, – а можно я сегодня здесь спать буду? На диване. Тут с елочкой так уютно!

– Я завтра рано встану, по воду пойду, – покачала головой бабушка. – Не разбужу тебя ненароком?

– Нет, что ты! – воскликнула Катя. – Хоть из пушки пали, не разбудишь!

– Ну, что ж, оставайся, коли так, – согласилась бабушка. – Сейчас твою постель принесу и ложись.

Когда она вернулась, девочка, как была в спортивном костюме, уже безмятежно спала. Подложив ей под голову подушку и укрыв одеялом, бабушка удалилась в свою спальню, выходившую сюда же. Лишь только она скрылась за дверью, на елке возникло оживление. Игрушки завозились, зашевелились и уставились на висевший под вершинкой желтый пузатый будильник. Его нарисованные стрелки традиционно показывали без пяти двенадцать.

– Ну, ты чего там? – обиженно надув губки, спросила за всех картонная танцовщица в яркой пышной юбочке.

– Да не знаю, не получается, – расстроено ответил тот.

– Это что же, – танцовщица была готова расплакаться, – и Святок не будет, и Нового года? Раньше ты за ночь на минутку стрелку вперед передвигал, и мы знали, праздники приближаются. А сейчас-то что?

– Ума не приложу, – вздохнул будильник. – Бьюсь, бьюсь, а она не движется. Будто мешает кто.

– Ну, ладно, ладно, – начала успокаивать его куколка, – не переживай. Отдохни, с силами соберись. А мы подождем, потерпим.

Игрушки дружно закивали, от чего ветви качнулись, а потом замерли в терпеливом ожидании.

Ближе к утру в спальне едва слышно скрипнули половицы, одна створка дверей приоткрылась. Залу, стараясь не потревожить внучку, на цыпочках пересекла бабушка и вышла в кухню. Оттуда через неплотно прикрытые дверные полотна в комнату принялся втекать неяркий свет. Когда он коснулся сомкнутых век, ресницы девочки дрогнули. Все еще находясь в полудреме, она подумала:

«И не лень же бабушке каждый год ни свет, ни заря по первую воду ходить. Да до дома ее нести в полном молчании. Считает, что замешанный на такой воде праздничный пирог чудодейственной силой обладает».

Девочка была готова вновь провалиться в сон, как уловила, что по комнате поползли шепотки. Более того, они сопровождались каким-то странным постукиванием и позвякиванием. Она приоткрыла глаза и пришла в замешательство. Игрушки поскакали со своих мест и сгрудились под самой макушкой так плотно, что та даже слегка накренилась.

– Давай тяни! Наваливайся сильнее! Аккуратнее, стрелку не сломай! Сзади колесико покрути! Да не в ту сторону! – раздавались приглушенные голоса.

Маленькая плюшевая лошадка в золотистых блестках накинула уздечку на часовую стрелку будильника и старательно потянула ее к цифре двенадцать. Рыжеволосый клоун с улыбающимся от уха до уха ртом попытался провернуть дутое стеклянное колесико на задней стенке. Остальные возбужденно жестикулировали и помогали советами. Сам будильник отчаянно пыхтел, сопел, пыжил и без того раздутые бока и тужился изо всех сил. Ничего не помогало.

Катя толком не успела осознать происходящее, как то, что предстало следом, заставило ее оторопеть. Причиной тому были стоявшие рядом с буфетом огромные напольные часы. Старинные, выпущенные к первой годовщине победы в Отечественной войне тысяча восемьсот двенадцатого года. Их никогда не заводили, потому что они так шумно вздыхали и шелестели шестеренками, что находиться в комнате было совершенно невозможно. Не говоря уже о громком бое, от которого каждые четверть часа стены ходили ходуном. Так они и молчали годами. Хотя иногда, когда наступала полная тишина, Кате чудилось едва уловимое журчание, будто сквозь них что-то протекало.

Их массивный без прикрас темный деревянный короб вдруг зашелся крупной дрожью. Затем зашевелились тяжелые гири, которые начали попеременно подниматься вверх и опускаться вниз, как резвящиеся на качелях мальчишки. И, наконец, пришли в движение стрелки. Они двинулись и начали с каждым оборотом увеличивать скорость. Когда их мелькание слилось в единый поток, на простом, местами облупившемся циферблате стал проступать суровый лик. Он глянул из стороны в сторону, строго обозрев залу. И при этом как-то необычно изменился. При повороте вправо напомнил профилем растущую луну, влево – стареющую. А когда посмотрел прямо – солнечный диск. Хотя лицо было довольно хорошо различимо, его черты виделись не четко. Точно по ним что-то струилось или текло. То ли вода, то ли время. Наконец, лик изучающе воззрился на Катю. Та, чтобы сгладить неловкую паузу, слегка запнувшись, спросила:

– А ты …, а вы кто?!

Густые брови на циферблате удивленно поползли вверх, надменный подбородок шевельнулся. Из щели, приоткрывшейся между бородой и горизонтально торчащими усами, точь-в-точь похожими на часовые стрелки, застывшие на без пятнадцати три, раскатисто прозвучало:

– Я?! Я – Числобог, Повелитель Времени!

– Ой! – радостно воскликнула девочка. – Вы явились, чтобы им помочь праздник приблизить?! Как здорово! А то у них самих никак не получается, – и кивнула в сторону игрушек.

Те продолжали находиться на том же месте, где замерли в почтении и даже в некотором страхе. Числобог оборотился в их направлении и снова явил ликом убывающую луну. Чуть нахмурившись, он едва слышно, будто про себя произнес:

– Та-ак, и тут попытки задержать время проявляться начали.

А потом добавил:

– Это мы враз исправим.

Появившаяся из короба рука слегка щелкнула пальцами, и гурьба тут же отозвалась восторженными возгласами. Будильник облегченно вздохнул и радостно засиял упругими боками. Клоун изловчился и выполнил потешный кувырок на самом краю ветки. Лошадка то счастливо гарцевала, то взбрыкивала задними ногами. А танцовщица исполняла грациозные па и посылала в сторону циферблата нежные воздушные поцелуи.

– Ладно, ладно, угомонитесь, – зазвучал потеплевший голос Числобога.

Игрушки, мелодично позвякивая, устремились к своим местам.

– Спасибо вам, – поблагодарила Катя. – А завтра у них стрелка сама передвинется или вы опять придете помогать?

– Я никуда уходить не собираюсь, здесь останусь, – последовал ответ.

– Зачем? – удивилась девочка. – Что делать Повелителю Времени в бесполезных часах, которые давным-давно не ходят?

– Не такие уж они и бесполезные, – промолвил Числобог. – Даже наоборот. Вот есть часы, которые и тикают бойко, и мелодии разные играют. У иных короб богатейшей инкрустацией украшен, циферблат золотом и серебром гравирован. Но они лишь ход Времени отображают, и оно от них никак не зависит. Сломаются, не беда. Другими заменят. А есть, через которые Время в Мир втекает. Вроде и циферблат у них невзрачный, и обычный деревянный короб жучками кое-где проеден. И не ходят. А Время выбирает именно их. Ему виднее, почему. Эти как раз одними из таких будут.

Катя ненадолго задумалась, а потом спросила:

– То есть, если их повредить, разломать или разрушить, то Время не сможет беспрепятственно идти? И что тогда будет?

– Ничего хорошего, – вздохнул Числобог. – Вместо того чтобы плавно течь, начнет метаться, другие часы подыскивать. Разлетится в разные стороны, затеряется в неведомых уголках. Пока не обретет новое пристанище, такая неразбериха будет твориться! Вот я и явился эти стеречь.

– А разве есть от кого? – с замиранием сердца прошептала девочка.

От одной мысли о том, что в бабушкин дом и в эту комнату собирается проникнуть кто-то злой и враждебный, по телу побежали противные мурашки. Словно уловив ее мысли Числобог сказал:

– Ты не переживай. Сюда пробраться не так просто. Тут и стены старинные духом своим защищают, и травы бабушкины заговоренные оберегают. Да и со мной нечисть в открытый бой вступить не осмелится.

– А чего это вдруг она вздумала? – настороженно спросила Катя.

– Не вдруг, – ответил собеседник. – Как выяснилось, тысячами годов этот коварный план вынашивала. Выжидала, чтобы момент улучить и в Святочные праздники Время остановить. Тогда срок ее пребывания на земле не закончится, и она здесь останется. Чтобы вредничать, пакостить и дела свои темные вершить.

– Да, – обрадовалась девочка, – здорово, что вы явились! Теперь точно все будет хорошо!

– Опасение лишь одно есть, – покачал головой Числобог. – Когда нелюди поймут, что часы им не по зубам, могут броситься Исток искать. Хоть и времени у них в обрез, но от отчаяния, боюсь, будут пробовать его перекрыть.

Катя вопросительно распахнула глаза. Числобог пояснил:

– У всего на свете начало свое есть. У Времени тоже. Это место испокон века Истоком зовется.

– Так надо, не медля, туда отправиться и оберечь его от всяких козней! – предложила девочка.

– Мне это сделать никак невозможно, – сокрушенно сказал собеседник. – От часов ни на шаг не могу отойти. Остальные сейчас Совет держат, кого отрядить. Такое не всякому ниспослано, уметь душой течение Времени слышать. Это – самое обязательное. Потому что никто не знает, где Исток находится и как выглядит. Вот и надо, улавливая сердцем это журчание, по нему, как вдоль русла, до Истока добраться.

– А эти, каким образом смогут? – удивилась Катя.

Числобог пожал плечами и произнес:

– Может и не смогут. Но вдруг …

Последние слова прозвучали едва слышно. Образ стал стремительно меркнуть, заменяясь привычной округлостью циферблата. При этом в воздухе разнесся легкий шелест, точно опали осенние листья. То ли время, предназначенное его зрительному восприятию, вышло, то ли какая другая причина была, но вскоре лик пропал, а короб принял свои повседневные очертания. В комнате воцарилась тишина.

Катя в задумчивости сидела на диване. Спать совершенно расхотелось.

«Вот это да! – размышляла она. – Как в сказке: пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что. Интересно, найдет Совет того, кому такое задание по силам? Хорошо бы. Добежал бы быстренько до Истока и стал его стеречь. Так, на всякий случай. Чтобы спокойнее было».

Тут по темному окну, расположенному ближе к Арбатке, заметались всполохи. Девочка соскочила на пол, подбежала к стеклу и через небольшой просвет в морозном узоре выглянула наружу. На перекрестке, излюбленном месте нечисти, скакала группка кривляющихся человечков со злобными лицами, Шиликунов. Их белые кафтанчики были подпоясаны огненно-красными кушаками, а головы прикрыты остроконечными шапками. В руках они держали сковороды, полные углей. Периодически каждый пыхал на них пламенем, которое выпускал из развернутого рта. И тлеющие угли возгорались с новой силой. Это приводило человечков в дикий восторг. Они тут же начинали повизгивать и сучить похожими на лошадиные ногами. Вдруг все одновременно замерли и, развернувшись, дружно сорвались с места. Вслед за топотом о мерзлую землю копыт вниз по переулку в направлении Маскварики стремительно мчались крики, хохот и снопы летящих от углей искр. Наверное, безобразники заприметили одинокого прохожего и бросились его пугать. А если повезет, то и загнать на лед реки ближе к проруби. Чтобы ноги в такой мороз промочил. Вот потеха-то будет!

«Да что же это такое?! – мысленно возмутилась девочка. – Хоть и темно, но утро же! А эти разбегались, будто сейчас самая полночь! Хорошо, что бабушка за водой в другую сторону пошла».

В этот момент за ее спиной раздалось что-то очень напоминающее капель. Только какую-то обеспокоенную. Или встревоженную. Катя обернулась и посмотрела на потолок. Несмотря на неяркое освещение, проникающее из кухни, его поверхность была хорошо различима: совершенно чистая, без потеков. Да и откуда им взяться-то. Не разгар же весны, да и не ливень летний, чтобы через крышу, если бы она дырявой была протечь. Девочка перевела взгляд на часы. Казалось, звуки доносились именно оттуда. Она подошла к ним, задержала дыхание и замерла. И тут возникло … едва уловимое журчание!

«Быть не может! – внутренне запротестовала Катя. – Едва успела притчу услышать, как уже чудиться начало! Будто я избранная какая!».

Из короба, от задней его стенки сквозь застекленную дверцу забрезжило светом небольшое пятнышко. Настороженно оглядевшись по сторонам, девочка потянула массивную раму часов и нерешительно заглянула внутрь. В лицо тут же пахнуло луговыми травами, щедро прогретыми солнечным теплом и обласканными птичьим щебетанием. Все это втекало через отверстие в задней стенке, которое обычно оставляет в доске вывалившийся сучок. Снедаемая любопытством, Катя сделала шаг вперед и припала к нему глазом.

Ее восхищенному взору предстал, пронизанный яркими лучами, летний день. В бездонной голубизне неба легкими клочками ваты застыли редкие облачка. Под ними необъятной ширью стелился бескрайний луг. Теплый ветерок нежно колыхал пышное разнотравье, которое расходилось волнами до самого горизонта. Девочка повернула голову и постаралась заглянуть влево. Там вдалеке в вибрирующих струях воздуха подрагивали и перетекали едва уловимые очертания лесков и рощиц. Справа виднелся ровный ряд ветел, по которым можно было угадать русло неширокой реки. Стараясь рассмотреть, как можно больше, Катя плотнее прижалась к отверстию. Это помогло. Обзор существенно расширился, словно края дырочки подались в стороны. Даже будто пропали совсем. Не успела она опомниться, как …обнаружила себя среди этого всеобщего благоухания!

Девочка вздрогнула и в замешательстве оглянулась назад. За ее спиной непоколебимо высилась обратная сторона задней стенки часов с отверстием-глазком в центре. Это несколько успокоило. Если она только что вышла оттуда, то сможет так же беспрепятственно и вернуться. Чуть впереди на поверхности, вросшего в землю, валуна заманчиво переливалось нечто подобное червонному золоту.

«Сейчас только пару шажков сделаю, разгляжу, что это и сразу обратно», – мысленно уговаривала себя девочка.

Когда она приблизилась, сверкающий предмет шевельнулся, скользнул в траву по другую сторону камня и там затаился.

«Ящерка что ли такая необычная? Никогда подобных не видела!» – размышляла Катя, на цыпочках огибая валун.

Только она обошла его, как продолговатое существо, проворно перебирая лапками, прошмыгнуло дальше и снова затихло. Соблазн последовать за ним был очень велик, уж больно невиданной была у него расцветка. Рассмотреть бы, понять, кто это. Девочка опять обернулась. Короб часов оставался на месте. Полагая, что он никуда не денется, она двинулась дальше. Золотистая полоска, подпустив ее ближе, тут же сорвалась с места.

«Все, хватит! – решила для себя Катя. – Эти прятки бесконечно могут длиться! Ему делать нечего, вот оно и бегает! А мне домой пора!».

Она развернулась и зашагала, было, обратно, как за ее спиной послышался глухой негромкий свист. Будто некто, его издавший, настойчиво позвал за собой.

«А я, кажется, знаю, кто так свистит, – подумала девочка. – Тритоны. Они еще скрипеть и пищать умеют».

И действительно недалеко от нее из травы показалась спинка с пышным гребнем. И он, и тельце земноводного сверкало на солнце чистым золотом, а еще отблескивало переливчатыми, словно алмазными, искорками. Катя обомлела. Перед ней застыл настоящий золотой тритон! Обычно-то они темно-коричневыми бывают. Затем, будто стесняясь, медленно поднялась голова и уставилась на девочку преисполненным мольбой взглядом.

Катя вздохнула, всплеснула руками и промолвила:

– Тебе-то что от меня нужно? Мне уже дома пора быть. Бабушка вот-вот с непочатой водой вернется, время праздничный пирог замешивать.

Тритон жалобно пискнул и устремился в сторону ветел.

«Эх, была, не была! – мысленно махнула рукой девочка. – Тут недалеко. Мигом туда, обратно обернусь. Может, и впрямь, ему помощь нужна?».

И побежала следом.

Деревья приблизились так стремительно, точно сами с нетерпением ждали, чтобы броситься навстречу. Стволы, покрытые темно-серой с продольными глубокими трещинами корой, были мощные, кряжистые, толщиной в метр и более. Пышные кроны серебрились узкой листвой, унизанной желтыми соцветиями, собранными в длинные сережки. Вокруг них с радостным трудолюбивым гудением роились пчелы.

За ветлами проступило русло реки. Плотное песчаное дно с разбросанными кое-где гладкими камнями виднелось так хорошо, будто над ним текла не вода, а кристально чистый воздух. Катя всмотрелась внимательнее и ахнула. Между берегами действительно что-то струилось. Даже издавало журчание сродни тому, которое звучало в комнате. Но это была не вода. Девочка невольно проследовала взглядом за течением. Оно плавным изгибом подходило к часовому коробу и там … пропадало!

В этот момент тритон оттолкнулся от берега и, высоко взлетев – что обычные тритоны никак не делают, – с шумом плюхнулся в середину потока. Поднятый им сноп брызг был так велик, точно в реку низвергли неимоверных размеров глыбу. Только брызги те были необычными. Они переливались всеми цветами радуги и окутывали все окрест прозрачным туманом. Сквозь него стал угадываться мужской силуэт в светлых ниспадающих одеяниях, который возник как раз в том месте, куда нырнул тритон. Фигура, устремляясь в небеса, поднималась все выше и выше. Последними в радужных капельках проступили сафьяновые сапоги, изукрашенные золотыми нитями из солнечных лучей и серебряными строчками из лунного сияния. Каблуки сапог были подбиты алмазными подковками звездной россыпи. Лишь только они исчезли в вышине, туман рассеялся.

Перед Катей неспешными водами текла невеликих размеров речушка, каких в наших краях тысячи. Вдоль берегов, хоронясь от солнечного зноя в тени раскидистых ив в набегающих струях упруго колыхались желтые кубышки кувшинок и стебли остролиста. Невдалеке русло делало плавный изгиб и уходило за горизонт. Короба часов … будто и в помине не было! От неожиданности начала кружиться голова, в висках громко застучали встревоженные пульсы. А …, а …, а как же теперь домой возвратиться?!

В этот момент из облаков высунулся огромный загнутый клюв, который, распахнувшись, подобно грому торжественно пророкотал:

– Совет избрал тебя! Ты – единственная, кто способен сердцем чуять то главное, что недоступно другим! Только запомни накрепко: лишь достигнешь Истока, обязательно к нему прикоснись!

После чего он сразу же растворился в небесной синеве.

– Ну, дают! – пробормотала девочка. – Хоть стой, хоть падай! Просто попросить нельзя было? Объяснить сначала, что, к чему? Вот пойду я вверх по течению. И прямо до Истока дойду? Уж больно просто получится. Наверняка не так. Или, например, доберусь до него, прикоснусь. Дальше-то, что делать? Как оберегать? Раньше хоть с кем-то вместе была. Посоветоваться могла, на помощь рассчитывать. А тут, словом перемолвиться не с кем.

Она обернулась в одну сторону, в другую, будто ожидала, что сейчас кто-то нужный как раз и явится. Но кругом лишь расстилался все тот же бескрайний луг. Да ветлы так же шелестели листвой. И та же речушка тихо катила свои воды.

Катя еще немного постояла, потом вздохнула и двинулась вдоль берега.

«Интересно, сколько идти придется? – мысленно размышляла она. – Вот Коломенка наша поуже этой речки будет, а тянется пятьдесят один километр. А Осетр – аж двести двадцать восемь!».

Да, перспектива тащиться в такую даль была абсолютно безрадостной. Знакомых крылатых существ: Халы и Семаргла, которые могли доставить ее к нужному месту, – рядом не было. Сколько же тогда времени на путь потребуется? И это притом, что в дороге ничего непредвиденного не произойдет. А если отклоняться придется, вообще ужас!

Так прошло какое-то время. Вокруг все было по-прежнему, ничего не менялось. Казалось, даже солнце застыло на месте, особо не торопясь пройти свой дневной путь и отправиться на покой.

«Эх, – подумала девочка, – встретить бы кого, расспросить. Далеко ли речка тянется, сильно ли петляет, нельзя ли путь сократить, где-то вброд перебраться?».

Будто в ответ мыслям вдали у самой линии горизонта возникло пыльное облачко. Оно перемещалось поперек ее движения и неуклонно приближалось. Постепенно в замершем, разомлевшем от тепла воздухе с той стороны стал доноситься топот копыт. К берегу на рысях шла группа верховых. Еще издалека были хорошо видны мохнатые меховые шапки, которые, несмотря на жару, венчали головы всадников. Кони под наездниками были необычными, под стать шапкам: густо заросшие взлохмаченной, будто волчьей или собачьей шерстью.

«Нет, – заключила про себя Катя, – у этих лучше не спрашивать. Странные какие-то. Да и по-нашему могут не понимать».

И она почла за благо спрятаться за стволом одной из ив.

Размеренная дробь рыси становилась все ближе. Через некоторое время она поравнялась с тем местом, где затаилась девочка, а потом начала удаляться. Посчитав, что звуки оттекли на достаточное расстояние, и она теперь находится за спиной всадников, девочка поднялась и вышла из укрытия. Лучше бы она выждала еще немного!

В нескольких шагах от нее на замершем, как изваяние, коне сидел наездник. Он крутил носом из стороны в сторону и жадно принюхивался. Голова у него была … песья! Вот что она издалека приняла за шапку!

Не успела девочка до конца осознать происходящее, как всадник резко пришпорил коня. Тот стремительно скакнул по направлению к ней, и через миг ее железной хваткой подхватила мощная рука. В мгновение ока все тело опутала прочная веревка из конского волоса. Водрузив добычу перед собой поперек лошадиной холки, наездник с победными, похожими на лай гортанными криками бросился догонять остальных.

– Усоньша, Усоньша! Я изловил молодую Усоньшу! – во все горло вопил он.

Соплеменники, не сбавляя скорости, оборачивались, скалили свои песьи морды и приветствовали его громкими радостными возгласами.

«Чего так вопят-то?! – морщась от тряски, думала Катя. – Сладили с одной беззащитной девчонкой, а гордятся, будто целое вражеское войско разбили. Да, еще словом каким-то непонятным обозвали».

Неизвестно, сколько бы продолжалось всеобщее ликование, если бы скакавший во главе здоровенный детина сурово не рявкнул:

– Ну-ка молчать! Беду накликать хотите?! До привала – ни звука!

И настороженно повел глазами по сторонам. Все разом стихли. Даже копыта коней, как показалось, стали стучать мягче и приглушеннее. Когорта свернула и стала удаляться от русла. За время пути они еще несколько раз меняли направление, следуя ведомыми только им тропами. Девочка уже давно перестала понимать, где осталась река и склонившиеся над ней ветлы.

Так безостановочно скакали до вечера. Когда от солнца над поверхностью земли осталась лишь тонкая багряная полоска, старший вскинул руку и махнул ею в сторону. Остальные с готовностью последовали, куда было указано. Вскоре по тому, как кони начали притормаживать передними ногами, Катя поняла, что начался пологий спуск.

Наконец, они достигли дна небольшой балки, густо заросшей кустарником и молодыми деревцами. Спешившись, все шестеро уселись в кружок, достали дорожные сумки и принялись их развязывать, готовясь к вечерней трапезе. Пальцы, которыми они ловко распутывали ременные петли, были, как у людей. Да и все остальное тоже. Короткие походные кафтаны, широкие, заправленные в сапоги порты, оружие. Лишь головы с приоткрытыми пастями, слегка высунутыми языками и учащенным, как у собак, дыханием говорили о не вполне человеческой природе этих существ.

Пленивший девочку воин подгреб ближе к себе сухой мох и тонкие веточки. В его руках появились два продолговатых камня, которыми он резко ударил друг о друга. Наверное, хотел высечь искру и запалить костер.

– Огонь не разводить! – тут же прорычал главный. – Есть холодным!

Тот, кому был адресован этот окрик, нахмурился, опустил голову и что-то недовольно пробурчал. Вожак измерил его суровым взглядом, ощерился и хрипло пролаял:

– Ты, Клык, норов-то поубавь, целее будешь! Пока здесь командую я! Иль силой со мной помериться хочешь?!

Клык понурился еще больше, но ничего не ответил. Однако его крепко сжатые челюсти красноречиво говорили о том, что терпит уничижительные слова из последних сил.

– Охолонись, говорю! – продолжил старший. – Давно вижу, на мое место метишь. Может, и настанет такое время. А пока рано. Молод еще и неопытен. Ты сначала не только в вылазках, в боях себя прояви. Узнай, как вражьи стрелы да сабли над головой свищут, как недруги под твоими ударами валятся. Когда боевыми шрамами себя украсишь, как я, тогда и претендуй. А беззащитную Змейку пленить – не велика важность!

Тут он перевел взгляд на лежащую невдалеке девочку и добавил:

– Тихая, какая попалась. Не шипит, ядом не плюется. Ты ей поесть дай. А то до дома не довезем. Обидно будет без благодарности князя остаться. Он потом за нее от Усоньшей выкуп богатый получит. И тебе зачтется. Глядишь, быстрее в начальники выбьешься, – и негромко с издевкой хохотнул.

Молодой воин извлек что-то из сумки, с усилием надорвал или отделил, поднялся и подошел к Кате. Распутав ей руки, он оставил перед ней небольшой кусок мяса. Видя, что явной враждебности к ней не испытывают, девочка, было, открыла рот, чтобы объясниться. Но не тут-то было. Ее сразу же прервал суровый окрик:

– Молчать! Сказки будешь рассказывать в княжеском тереме! До того – ни слова, если жить хочешь!

Он вернулся к соплеменникам и хмыкнул:

– Ишь, ты! Маленькая, а туда же! Только волю дай, тут же зубы заговорит! Наврет с три короба, чтобы разжалобить и улизнуть потом! Ух, и хитрющая у них порода!

Катя абсолютно ничего не понимала. Но было необыкновенно обидно. Тем более что не дали никакой возможности вступить в разумный разговор. Поэтому она решила в знак молчаливого протеста к ужину не притрагиваться. Пусть знают наших! Но приготовленное к походу копченое на пряных травах мясо пахло так зазывно, что пальцы сами собой стали отделять от него тоненькие волокна и отправлять в рот. Тот же вместо того, чтобы гордо стиснуть зубы, слабовольно допускал в себя все, что ни предлагали руки.

Воины тоже принялись трапезничать. Девочка вскинула глаза и обомлела. В руках у них были кости с остатками мяса, которые они глодали и грызли, урча от удовольствия.

«Хорошо, что не сырятину едят, – подумала она. – Хотя в походе ее на солнце не сохранишь, стухнет, – и перевела взгляд на схожих с лохматыми псами коней. – Эти-то чудища, чем кормиться будут?».

К ее облегчению те, как и надлежит лошадям, мирно щипали траву.

Насытившись, вожак распорядился:

– Всем отдыхать! Сторожить в очередь, меняться каждый час! В дозоре не дремать! Слушать, чуять и смотреть в оба!

Определив порядок, кто за кем, он первым заступил на охрану. Остальные повалились спать.