Читать книгу Рутинная работа - Виктор Новоселов - Страница 3

Думаю, что для понимания происходящего вокруг, мне стоит в общих чертах описать, как устроен быт работников космических экспедиций и как собственно устроен процесс исследований.

Первым делом на Земле прорабатывается план каждой конкретной экспедиции, ее цели и сроки ее пребывания на планете. Разумеется, на Япет отправлялась целая куча различных экспедиций, но к данному моменту они выполнили свои задачи и отправились домой, и здесь теперь работали только мы – геологоразведка. Селиванов любил рассказывать, что у него был головокружительный роман с блондинкой-красавицей магнитологом, когда те еще работали здесь. Но провал его в том, что Фрам хорошо помнил этих ребят и клялся, что в составе той экспедиции были только мужчины. С тех самых пор Бернар на полном серьезе стал избегать общества Селиванова.

Но я отвлекся, так вот в один прекрасный день группа ученых и чиновников выступает с докладом перед руководством «Агентства межпланетных исследований им. Р. Якова» (в народе мы просто говорим «агентство»). Если руководству все нравится в протоколе слушанья ставится дата и указывается, что допустим, экспедиция на Япет с целью разведки полезных ископаемых продолжительностью 6+ сроков одобрена. Обычно ученые определяют минимальный срок пребывания, то есть на Япете геологоразведка должна работать минимум шесть сроков (то есть двенадцать Земных лет), а на месте уже решают вопрос о продолжении.

Потом агентство нанимает персонал экспедиции, в соответствии с планом. На самый первый срок, на Япет отправилось сто пятнадцать человек, но это было обусловлено тем, что требовалось построить постоянный жилой модуль на самой планете. А сама экспедиция геологоразведки изначально состояла из двенадцати человек, и только после девятого срока персонал был сокращен до семи человек. Так вот, эти двенадцать человек заключают индивидуальные контракты с агентством пока на один срок с возможностью продлить его по соглашению сторон и готовятся к отправке на планету. Строители же заключают контракт как обслуживающий персонал и по окончанию своей работы отправляются домой. Все, когда бумажки готовы, агентство готовит необходимое оборудование и отправляет его вместе с людьми к цели.

На каждый срок агентство выдает работникам строгий план. Первый срок геологоразведки на Япете ограничивался «помощью в возведению жилого модуля». Второй уже заключался в том, чтобы исследовать квадрат такой-то произвести там-то бурение и в таком духе. В плане на каждую операцию отводилось строго определенное время, если экспедиция не укладывалась в лимит, то им делали выговор с занесением, за повтор штрафовали, а за третий провал ставили метку в личное дело о некомпетентности и отправляли домой.

Сейчас на Япете шел двенадцатый срок геологоразведки. И сейчас программа предписывала нам достичь основания горной цепи, которая опоясывала весь спутник по линии экватора и произвести ряд исследований в строго определенных точках. Вам могло показаться, что мы тут только вездеходы ломаем и при жестком графике никуда не успеем. Но в агентстве работали не конченые идиоты, они ставили разумные сроки, зная как тяжело порой приходится в космосе. К тому же чиновничий аппарат агентства на 85% состоял из людей, которые сами отработали по десять, а то и больше сроков в космосе.

Сейчас мы даже шли с небольшим опережением, но тот факт, что наши устаревшие вездеходы не могли пройти по насыпи на дно ущелья, которая образовалась благодаря попаданию метеорита прямехонько в отвесную стенку ущелья. Все несколько усложнил тот факт, что насыпь на фотографиях выглядела чуть ли ни как шоссе на дно ущелья. Но на деле оказалось, что метеорит разбил стену в мелкий ледяной песок и теперь по нему можно спокойно пройти пешком, но техника упорно вязла и выходила из строя.

Это что касается самой организации, теперь пару слов о нашем быте. Исследователи базируются в ЖМБВ в науке «Жилой модуль большой вместительности», в народе просто «база». Представляет собой капитальное сооружение, рассчитанное на одновременное проживание в нем до двухсот человек. Тут есть все, посадочная площадка, ангар с техникой, склад, кают-компания, столовая и твой личный сортир в твоей личной комнате. Это – наш дом. С момента подписания контракта и до его окончания ты даже официально зарегистрирован здесь.

Но на деле мы проводим на базе максимум неделю к ряду между выполнениями очередных пунктов программы. Постоянно на базе сидит только врач и то он, то и дело куда-то выезжает.

Во время исследований в отдаленных районах, дальше сотни километров, мы живем в ЖММИ «Жилой Модуль Многоразового Использования», аббревиатура естественно приводила в восторг русскоговорящих, но прижилось прозвище «времянка». Что это за зверь? Это небольшой прямоугольный металлический модуль, окрашенный в яркие цвета и имеющий собственную систему посадки. Модуль рассчитан на проживание в нем четырех человек. Внутри него есть спальня, ванна, столовая и рубка. Все, а хотя нет, еще предбанник, где мы оставляем скафандры. Вот такие королевские апартаменты.

Установка времянки происходит следующим образом. Пилот спутника, состыкованный с времянкой, выходит на заданную программой орбиту и в нужный момент сбрасывает времянку на землю. Где та в идеале используя свою собственную тягу благополучно садится. Что происходит один раз из десяти. В остальных девяти случаях времянка сильно ухается об грунт, проваливается в грунт или просто неровно приземляется. Разумеется, потом в ней обязательно что-то не работает.

Например, в этот раз у нас отказал водонагреватель, из-за чего душ приходилось принимать с криками, а о горячем чае пришлось забыть. Но это, как я теперь знаю, совершенно нормально и совсем не беспокоит. Недавно мы отправились на бурение скважины с Раджичем, а у времянки отказал генератор кислорода. Пришлось две недели жить в скафандрах, и питаться медицинским внутривенным питанием. Когда мы сильно похудевшие вернулись на базу и наконец, скинули скафандры, стояла такая вонь, что Гарсон, встретивший нас у шлюза требовал прислать ему с Земли психолога для преодоления этого стресса.

Опять я отклонился от темы, так вот, времянка приземляется и ждет пока с базы на вездеходах приедет экипаж. Экипаж приезжает и выполняет поставленную задачу. После чего с гордостью уезжает домой на вездеходе. Времянка включает двигатели и выходит на орбиту, где болтается до тех пор, пока ее не заберет спутник. Который, пристыковавшись, вернет ее на базу для ремонта. Вообще на базе было три времянки, но одновременно в работе я больше двух не видел.

Вы можете спросить, а почему же не высаживать и забирать людей сразу внутри времянки? Ответ: то, что времянка приземляется мягко, справедливо только для металлических изделий, а вот люди могут серьезно травмироваться при приземлении. Да и вездеход тогда тоже придется сбрасывать, что превратит его в хлам. Что касается взлета, то нас удерживает только, то что тогда придется бросить вездеход, ведь он то летать не умеет.

Справедливости ради стоит сказать, что уже лет пять используют времянки большой грузоподъемности, рассчитанные на девять человек. Которые действительно мягко садятся и используют специальный бокс, где можно зафиксировать вездеход, на магнитных захватах. Но, как вы уже догадались, Япет не самое передовое направление исследований. Посему прогресс до нас еще не дошел, и вряд ли дойдет в ближайшие пару лет.

Пока с вас хватит информации. Итак, мы отправляемся на времянку ждать Фрама с вездеходом. Сейчас наша задача состоит в том, чтобы побыстрее добраться до времянки и лечь спать, чтобы к приезду Фрама быть как огурцы. Правда, я вызвался помочь Селиванову, но все-таки, это не радиомаяк собирать в полном одиночестве посреди ледяного шара. Посидеть в рубке, это как в отпуск отправиться.

За полтора часа мы, наконец, добираемся пешком до времянки, приземлившейся в двух километрах от ущелья. Гарсон всю дорогу пока у меня еще была связь от «Мальты», попеременно проклинал Бернара, Селиванова и Господа нашего. А когда мой передатчик включился уже около времянки, я снова услышал поток стенаний Гарсона, о том, что на Япете все держится на нем, на нем и его шуруповерте. Судя по тому, что Бернар все время молчал, можно было сделать вывод, что тот отрубил передатчик, как только мы тронулись обратный в путь, и сейчас шел в полной тишине, не обращая внимания на Гарсона, за это время перешедшего на поливание грязью агентства. Бернар давно в космосе, он легко справлялся с тишиной, чем я еще не мог похвастаться. Каюсь, я даже вздохнул с облегчением, когда появилась связь, и я услышал браваду Гарсона.

По прибытию на времянку Бернал сжевал паек и сразу отправился на боковую. Убедившись, что тот лежит на боку Гарсон пошел в душ, чтобы поругаться там еще и на холодную воду. Я же отправился в рубку, маленькое помещение метр на два, и уселся в операторское кресло, ждать когда Селиванов возьмется за дело. Передо мной был ряд мониторов, и на одном из них медленно вращался шар Япета очень похожий на теннисный мяч.

Поясню, дело в том, что Япет не был ровно разделен на светлую и темную часть. Оба полюса были покрыты белым льдом, тогда как у экватора темный лед заметно вдавался вглубь светлой стороны, отчего и возникало это сравнение.

Сейчас на этом экране была отображена только орбита станции, на которую нам привозили с Земли провизию и оборудование, станция всегда работала в автоматическом режиме и не имела экипажа. Хотя Гарсон говорит, что когда он работал здесь свою первую смену, там еще работал отряд картографов, приписанный именно к станции. Но они, выполнили свою работу – составили карты всего, что только можно было на светлой стороне и спокойно отправились домой. Теперь на Япете осталась только геологоразведка, станция же работает только как буферный пункт и заправщик.

То, что орбита была одна, означало, что Селиванов еще не вывел спутник на стационарную орбиту, ведь как только он это сделает орбита спутника сразу же отобразиться на дисплее. Меня всегда немного удивляло, почему человечество придумало двигатель, который может без проблем доставить экипаж куда угодно в солнечной системе за довольно разумное время, так к примеру, до Япета я добрался за шесть недель, и это учитывая заход на пояс астероидов по дороге. Но так и не придумало двигатель, который позволил бы свободно перемещаться по самой планете и приземляться куда угодно. Агентство платило огромные деньги, чтобы у нас были корабли как в научно-фантастических книгах. Но в новостях то и дело появлялись фотографии обгоревших обломков и отчеты о крушениях.

Поэтому, система доставки грузов с Земли была следующей: к станции пристыковывался межпланетный корабль, и закидывал в ее трюм груз, а в кают-компанию персонал, если это был конец смены. Если мы что-то должны были ему оставить, он забирал это. Так же забирал радостных людей, которым пора было возвращаться домой. Хотя говорят что одного человека проведшего десять сроков к ряду на Марсе, и отправленного на пенсию, силой запихивали в межпланетник, а он плакал и сопротивлялся. Ну, это правда его проблемы, в основном люди так рвались домой, что иногда даже не давали толком пристыковаться межпланетнику и, сбивая только что прибывших с ног, занимали места.

После погрузки-разгрузки межпланетник расстыковывался и летел дальше по своему маршруту. С постоянной базы на поверхности планеты взлетал спутник. Он выходил на орбиту станции пристыковывался к ней, забирал груз и людей, дозаправлялся и приземлялся назад на планету. Приземлится где-либо еще, кроме специального посадочного места, спутник не мог. Ибо без специальной наземной площадки, оборудованной безумным количеством различных датчиков, и страховочных устройств, он бы просто разбился.

Оборудованных площадок, на которые мог бы сесть спутник на Япете было всего две. Одна из них и есть наша основная база, незамысловато именуемая «ЖМБВ-2» расположенная на светлой стороне спутника в его южном полушарии. Если быть более конкретным местность, где она находится, называется Земля Сарагоса, название этому месту дали еще в двадцатом веке, и я к своему стыду понятия не имею, что это значит.

«ЖМБВ-1» располагалась в северном полушарии на темной стороне, эта местность называлась Областью Кассини. Ее хотели разобрать, но потом решили просто законсервировать до лучших времен, вдруг, мол, пригодится. База находилась недалеко от границы темной и светлой зоны, однако она была законсервирована настолько давно, что даже сам Фрам тогда еще имел юношеские усики и ухлестывал за Хельгой из параллельного класса. Хотя наверно он уже родился старым, седым и суровым. Есть мнение, что он строил врачей в роддоме, а матери составил график кормления со строго рассчитанными дозами учитывающими погрешность измерений.

ЖМБВ-1 не обсуживалась давно, и вероятно уже не была пригодна не то, что для расконсервации, а даже на лом. Единственное что сейчас гарантированно на ней работало это как раз посадочная площадка. И то я не уверен, что кроме маяка там что-то еще работает. «ЖМБВ-1» утратила свое значение, когда геологи полностью изучили темную сторону Япета, и границу светлой и темной зон, тогда то стало ясно, что ничего интересного кроме льда, пыли и камней там нет. Агентство собиралось вообще оставить Япет в покое. Но какой-то ученый подготовил новую программу, и шарманка закрутилась по второму кругу. Правда финансирование дали куцее, оставив старое оборудование и порезав экипаж до семи человек.

В переходную смену одновременно консервировали старую базу и строили вторую. За одну смену, то есть за два года «ЖМБВ-1» стал историей а «ЖМБВ-2» новым домом для исследователей. Хотя, честно говоря, изучение светлой стороны тоже ничего толком не приносило, и нас, не дав, толком закончить хотя бы годичную программу, перевели на изучение горного хребта, который опоясывал весть спутник по экватору. Я уже был здесь что-то около шести месяцев, когда пришел приказ изменить цель и перенести работы на много километров в сторону хребта.

На самом деле, если быть честным, теперь стоило бы возвести третью базу поближе к хребту, но пока на Земле долго и муторно обсуждали рентабельность этой идеи и прочие бумажные вопросы, нам приходилось возводить сильно удаленные временные станции, и мы метались между ними и базой, иногда тратя на это недели.

– Селиванов на связи, Селиванов на связи, есть кто на времянке? – задумавшись, я прозевал момент, когда на дисплее появилась еще одна орбита, указывающая орбиту спутника.

– Вечер добрый, в эфире Алекс Кириллов, и с вами вечернее шоу «сбрось бур в ущелье». Как там погодка на орбите? – сказал я в микрофон.

– О, Леха, здравствуй, тысячу лет не слышал тебя! На орбите неплохо, но у нас снова кислород из станции истекает.

– Да мне кажется, он и не прекращал этого делать. – Не удивился я, представляя себе шлейф газа, тянущийся от болтающейся в пространстве пожилой станции.

– Алекс, говори на едином. Фрам снова орать будет, если услышит в эфире не единый язык.

– Извини, – я густо покраснел. Даже не заметил, что с самого начала отвечал Селиванову на русском. Это считалось очень плохим тоном, ведь остальные тебя не понимали. Даже Бернар и Гарсон никогда не говорили между собой на французском. Иногда Гарсон на нем ругался, ну это правда, уже совсем доведенный до отчаяния. А я дал маху, да еще и в эфире, Фрам мне уже пару замечаний делал. – Гарсон вон с Бернаром вообще не говорят на родном, странно, да?

– Бернар Канадец, он французский только в школе учил и то только поздороваться может и спросить, где вокзал. – Я слышал, как от души веселился Селиванов, говоря это.

– Не знал. – Я еще гуще покраснел, уже полтора года здесь, а даже не знал что Жан Луи Бернар канадец, а не француз. – Ну, я правда даже не замечаю иногда перехода, спонтанно начинаю на родном лепетать. Извиняюсь. Фрам, если ты это слышишь, мне очень жаль.

– Привыкнешь, к третьей смене уже забудешь родной, только на едином сможешь говорить. А на станцию, не клевещи, когда-то все было хорошо. Давно, ты еще под стол пешком ходил.

– Дедушка, ну не обижайся!

– Жопу надеру тебе, как увижу. И конфеты спрячу. До нового года ни одной не получишь.

– Ну, дееееда?

– Нет, сказал ни одной, значит, ни одной.

Пока мы с Артемом перекидывались легкими оскорблениями, я видел, как орбита меняется и в какой-то момент она пролегла ровно над заданным ущельем.

– Так, есть орбита, корректировка верна. Тём, ты над ущельем, когда будешь?

– Через полчаса где-то. Надо еще корректировать?

– В целом ровно над ущельем пройдешь километров восемь. Стоит маневрировать, только если хочешь побольше себе времени на сброс выгадать.

– Да восьми километров за глаза, ущелье, правда, восемь метров всего в ширину. Может, где расширение есть скинуть?

– Оно на всем протяжении такое. Не шире, не уже, очередные тайны местной природы.

– Что есть, то есть. Говорят Бернар «Мальту» снова поломал?

– Да эти «Мальты», они же старше тебя. Там еще электродвигатель стоит.

– Вот ты не поверишь, а даже не обидно, когда я приехал сюда «Мальты» уже в гараже стояли и первая уже под тентом, вроде как устаревшая техника. Наивные, думали, скоро новые привезут.

– Мы с радостью их на пенсию отправим, я готов даже с проводами помочь материально.

– Малыш, если бы ты тут хоть один ценный камешек нашел, тебе бы и вездеходы, и женщин, и какао с чаем привезли бы. А так уже лет пятьдесят как человек на Япете и ничего тут нет, думаю, через пару смен вообще закроют программу, поэтому и урезают нас в оборудовании окончательно, хлам, присылая, списанный на замену, или вообще ничего.

– И куда ты после Япета поедешь?

– Меня-то уже лет пять зовут на Пане поработать. Мол, хороших пилотов мало. На три смены зовут сразу, с отпуском после второй, денег в три раза больше предлагают. А потом можно и на пенсию, или поближе к цивилизации, где женщины не только в скафандрах и форме ходят. Но не уверен я на счет Пана…

– В чем подвох то?

– Да ни в чем. Пан прямо в кольцах Сатурна находится, оттуда их и изучают. Спутник-пастух. Камешков там много нашли и лишайники всякие, поэтому денег и много. Правда, работы выше крыши. Но думаю туда уже после этой смены пойду, хотя и здесь попривык уже…

– Дерзай, что ты?

Все люди солнечной системы знали, что Селиванов замечательный пилот. Но он упорно игнорировал все предложения и смена за сменой тянул лямку на Япете. Хотя всегда делал вид, что вот прямо завтра уже куда-то полетит. Сейчас вот ему предлагали работу на Пане. Год назад сюда лично прилетел руководитель экспедиции на Фебе (тоже спутник Сатурна), предлагал вот прямо сейчас выкупить его контракт и ехать туда.

Проблема в том, что от Фебы в космос постоянно срывает пыль, рельеф меняется прямо на глазах, ничего не видно, а приборы показывают все что угодно, но не то, что на самом деле, ибо много магнитной руды. На тот момент они уже трех пилотов загубили на этой планете, вместе с кораблями, руководитель был в панике и только что на коленях перед Артемом не ползал.

Деньги предлагал такие, что Бернар не удержался да ляпнул, что, мол, за такую сумму готов стать пилотом за то время пока они от Япета до Фебы долетят. Но нет, мол «контракт для Артема не пустой звук», не хочет Фрама бросать и тому подобное.

Вот таким образом Артем Селиванов неизменно оставался здесь и никуда не летел. Да исследовать Япет было очень интересно, очень уж много это небесное тело хранило в себе странностей, но среди бюрократов он никого не интересовал, и нам постоянно резали финансирование. Их можно было понять, они люди цифр. В коробочку с надписью Япет они положили хорошую пачку банкнот, а открыв через какое-то время, увидели дырку на дне коробочки, куда все деньги собственно и улетели.

Я сам с месяц назад позвонил в агентство и попросил контракт на еще одну смену без отпуска, они сказали что подумают. А через неделю мне на электронную почту пришли два контракта. Один из них предлагал две непрерывных смены на Нереиде, это самый малоизученный из спутников Нептуна. Но от суммы у меня зашевелились волосы. Там платили за месяц как тут за полгода. Из сопроводительного письма я узнал, что руководитель той группы студенческая подруга Фрама. И что Фрам меня очень рекомендовал. Я пока не говорил об этом с самим Фрамом, все никак не решался прямо спросить, почему он меня хочет спихнуть, вроде неплохо работаю, иногда конечно прогораю немного, но это же моя первая смена в космосе, я только учусь.

– Пять минут до точки сброса. – захрипел попавший в магнитную аномалию Артем.

– Все идеально. Постарайся только как можно ниже его сбросить.

– Алекс, там горы, ниже не получится, ну совсем никак.

Второй контракт пришел от моего научного руководителя из института. Он, наконец, выбил себе финансирование и в следующую смену был бы рад видеть меня в составе экспедиции на Ио спутнике Юпитера. Ио был уже перелопачен вдоль и поперек, но пару вопросов оставил. Один из них мой ментор и хотел снять за двухсменную экспедицию. Денег сулили столько же, сколько и тут, но по сравнению с Япетом, Ио был курортом, где уже даже был возведен подземный город и налажена система транспорта. Более того между сменами был обязательный годичный отпуск, делай что хочешь. И да, женщины там уже начали понемногу прихорашиваться.

Нона оба письма я ответил, что подумаю еще пару месяцев. А сам еще раз позвонил в агентство, спросив про контракт «именно на Япет». В ответ они мне еще раз переслали те же два контракта, без лишних слов и пояснений.

Это значило, что как минимум геолог тут точно больше не потребуется, ибо по правилам агентства, если человек занимает место, глава экспедиции доволен им и он хочет продлить контракт, ему его предложат вне зависимости от других кандидатов. И тут вывод может быть однозначным – следующая смена будет консервировать базу.

Это, кстати, косвенно подтвердил Гарсон, с глазу на глаз сказав, что получил, помимо контракта на еще одну смену, предложение отправиться на Ио. Он не особо распространялся о том, что думает, сказав что-то про отпуск, но взял с меня обещание, что если я поеду на Ио, то ему об этом скажу.

– Готов? – зашипело радио.

– Всегда готов.

– Следи, пара минут.

Я уставился на другой дисплей, там тоже был шар Япета но здесь были помечены все радиолокационные маячки. Вон база, где были отмечены Перес и Раджич, от базы уже порядочно сместился маячок «Мальты» на котором был помечен Фрам. На маяке времянки стояли три пометки Бернар, Гарсон и я. Где-то на темной стороне неизменно автоматически отзывался на запросы маяк «ЖМБВ -1». А двигаясь над поверхностью изображенной планеты, приближались к нам два маяка спутник Селиванов и «Бюр». Селиванов был мастером в двух вещах: он был, вероятно, лучшим пилотом возле этой звезды, и только он мог написать на едином языке слово из трех букв с ошибкой.

Я масштабировал ущелье на дисплее, так чтобы видеть момент сброса бура. Наконец появилась быстро движущаяся точка. И в момент, когда маяки «бюр» и спутник разделились, передатчик заорал.

– Сбросил груз.

– Вижу.

Маяк спутника за секунду исчез с дисплея, а бур тем временем рухнул в ущелье, он упал точно туда, куда и надо, но почему-то маяк продолжал двигаться по дну ущелья. Ох, не провалился бы он в какую-нибудь пещеру. Тут вдруг сигнал бура исчез, я тут же поставил метку туда, где он только что был и связался с пилотом.

– Селиванов?

– Видел, ты зафиксировал?

– Да, до тебя еще метка просто не дошла.

– Думаешь, поломали?

– Думаю, как бы он, куда не провалился, тогда точно пиши, пропало.

– Ну, так работы даже меньше будет. Вы же этого и добивались, погрузить бур, чем глубже, тем лучше.

– Да, так в отчете и напишем, мол, придумали инновационную систему бурения, скидываем бур в точку с воздуха, потом смотрим на то, что осталось от бура и фиксируем результат. Блеск, можем кандидатскую писать. Тема: «Моментальное бурение, высоко-воздушной техникой погружения». Настоящая беда в том, что второй то бур на «Мальте» посреди насыпи стоит.

– Е-мое! Ладно, что делать то?

– Давай так, сделай еще виток и по метке сделай фото в высоком разрешении, фото мне отправь, а завтра утром я с Фрамом заседание устрою, будем думать.

– Договорились, заложу виток и на станцию, заправлюсь. Заодно и гляну, что там с кислородом.

– Понял тебя, ладно, не переживай, все хорошо сделали. Завтра его выдернем и поедем спокойно работать. Протокольная запись: Кириллов, подтверждает выполнение задачи, конец связи.

– Селиванов, подтверждаю выполнение задачи, конец связи.

Традиционно отреагировав на традиционное протокольное прощание, я вырубил радио. Пора спать, в душ утром схожу, ледяная вода очень хорошо бодрит, а сейчас я хотел только две вещи: спокойно съесть сухпай и не менее спокойно лечь спать.