Читать книгу Методика 7 радикалов. Практическая психология - Виктор Пономаренко - Страница 6

Общая характеристика. В основе эпилептоидного радикала лежит нервная система, ослабленная т. н. органическими изменениями.

Как известно, главной действующей единицей нервной системы является нервная клетка – нейрон. Это самая сложно устроенная живая клетка. Ее внутренняя структура настолько дифференцированна, тонка, оригинальна, что ее невозможно воспроизвести при простом делении. Поэтому нейроны не размножаются, в отличие от всех прочих клеток организма. Нейроны очень чувствительны к внешним воздействиям, особенно к недостатку питания – кислорода, глюкозы. В неблагоприятных условиях[9] нейроны существенно изменяются, и, как вы догадываетесь, не в лучшую сторону. Они повреждаются (если не погибают!) и восстановлению в прежнем виде не подлежат. Эти неприятности и есть, на языке физиологии, органические (т. е. необратимые) изменения.

Кору головного мозга человека образуют, по одним подсчетам – 9, по другим – 14 миллиардов нейронов. Всех, как говорится, «не задушишь, не убьешь». Органический процесс в интересующем нас случае, не доходя до уровня заболевания (т. е. оставляя мозг во вполне работоспособном состоянии), тем не менее, делает свое черное дело, ухудшая прежде всего скорость обработки информации.

Представьте себе, что в вашем персональном компьютере процессор, скажем, Pentium-4, заменен на 386-й. Представили? Нечто подобное происходит и с пострадавшими нейронами. Они начинают значительно медленнее, чем их неповрежденные собратья, решать возложенные на них информационные задачи. Снижаются не только быстродействие, но и максимальные объемы оперативной и долговременной памяти. И в сложных нейронных ансамблях, обеспечивающих нашу с вами психическую деятельность – мышление, эмоции, речь и т. д., – появляется слабое звено.

Вы прекрасно знаете, коллеги, как развиваются события, когда, скажем, какое-то подразделение фирмы плохо справляется со своими обязанностями, работает с перегрузкой и к тому же медленно. Мало того что страдает эффективность производства, но и психологический климат в коллективе резко ухудшается: ширятся и растут взаимные претензии, недоверие, раздражение, накапливается агрессия. Этот пример в контексте обсуждения внутренних условий эпилептоидного радикала не случаен. Похожая модель складывается и в нервной системе, прежде всего – в головном мозге, эпилептоида.

В грубом приближении к действительности (попробуем нарисовать некий образ!) происходит следующее. В подпорченных органическими изменениями участках коры (и в т. н. подкорковых структурах) головного мозга накапливается, застаивается возбуждение. Так в узких местах дороги скапливаются автомобили, образуя пробки. Так на столе у нерадивого, неумелого, медлительного клерка собирается ворох всевозможных бумаг.

Возбуждение растет, захватывает соседние участки мозга и, не находя адекватного выхода (не получая разрядки посредством мышечного или интеллектуального действия), перерастает в раздражение. В свою очередь, раздражение, достигая своего пика, прорывает заслон самоконтроля, резко вырывается наружу, проявляясь на поведенческом уровне вспышкой агрессии (физической и / или словесной).

Отметим, что эта последовательность состояний – застой возбуждения – раздражение – агрессия – не зависит от воли, желания человека, наделенного эпилептоидным радикалом. Она практически не зависит и от каких-то единичных внешних обстоятельств, поскольку предопределена описанными выше особенностями нервной системы, т. е. «внутренними условиями». Внешние сигналы играют в этих случаях роль повода, а люди, от которых они исходят, – мишени, подвернувшейся под руку стрелку, у которого палец уже давно напряженно впивается в спусковой крючок.

Немотивированные «вспышки» агрессии, управлять которыми эпилептоид не властен, чем-то напоминают столь же немотивированные приступы мышечных судорог у больных эпилепсией. Отсюда – и сходство в названиях.

Но не одними вспышками жив эпилептоид. Постоянно присутствующее в его нервной системе напряжение (из-за информационных перегрузок оно присутствует почти все время, кроме периодов, непосредственно следующих за «вспышкой», – тогда эпилептоид погружается в полную апатию, безразличие – хоть танцуй у него на голове) рождает чувство тревоги. Тревога – это переживание надвигающейся опасности[10].

Следует сказать, что, выдержав испытание естественным отбором, в качестве эффективных механизмов выживания эволюционно закрепились три основные формы реакции животного на опасность: бегство, т. н. мнимая смерть и агрессия.

Как известно, ничто звериное человеку не чуждо. Перечисленные реакции нашли отражение в нашем поведении в экстремальных ситуациях, да и в повседневном поведении тоже. Вспомните истероидный радикал. Разве присущий ему уход от неприятных, психотравмирующих переживаний в мир иллюзорного благополучия – это не символика бегства? Да что там символика! Истероидам в самом прямом смысле свойственно убегать от опасности, из ситуации, в которой они (даже они!) не видят возможности сохранить хотя бы внешнее достоинство. Эта их особенность получила соответствующее название – «фугиформная реакция» (от латинского fuga – скачка, быстрый бег, бегство).

В качестве примера фугиформной реакции вот вам, коллеги, реальный случай.

Сотрудники одной небольшой компании готовились к празднику 8 Марта. Мужская часть коллектива, как всегда, была преисполнена энтузиазма, и каждый хотел отличиться. Один из сотрудников – назовем его в нашем рассказе Петр – вызвался купить традиционно полагающееся к столу спиртное непосредственно на заводе-производителе – и гарантия качества, и дешевле, чем в магазине (бюджет коллективных праздников, как правило, ограничен). Все знали, что Петр любит больше говорить, чем делать, но в данном случае он выполнил обещание, и разнообразные водки, ликеры, настойки и т. д. заняли свое место на праздничном столе. Праздник стартовал, Петр, как и положено яркому истероиду, был в ударе: шутил, пил по-гусарски с локтя, тут и там срывал аплодисменты дам… Когда отшумела первая волна поздравлений и возникла короткая пауза, слово взял некий господин шизоидного склада. Его тост был образцом шизоидного выступления-экспромта (познакомившись с этим радикалом, мы поймем, почему шизоиды сплошь и рядом бестактны, и почему они никак не могут подобрать слова для выражения собственных мыслей в их точном значении). Он сказал: «А теперь давайте выпьем за Петра, который проявил чудеса предприимчивости и накупил для нас… Дешевой водки!» Присутствующие, особенно их прекрасная половина, слегка поморщились. Петр воспринял это неудовольствие на свой счет (истероиды все, что бы вокруг них ни происходило, воспринимают на свой счет: они уверены, что весь мир только о них и думает, и говорит). Он побледнел, сжал зубы, потом вдруг вскочил и кинулся вон из помещения, где проходил банкет. Больше в тот вечер на празднике он не появился… Вот такая фугиформная реакция. Продолжим, однако, изучение вариантов реагирования на тревогу.

Мнимая смерть у животных выражается в полном обездвижении, резком замедлении дыхания, сердечных сокращений. От страха они впадают в транс. Картину довершают их обильные пахучие выделения, заставляющие врага-хищника воспринимать такую жертву, как падаль. И, поскольку не все плотоядные питаются падалью, у животного, наделенного данной формой реагирования, появляется шанс выжить… Во многом подобную стилистику приобретает поведение человека, в характере которого доминирует тревожный радикал (подробнее о нем – позже). При виде, а нередко уже в предчувствии появления потенциально опасного объекта тревожного человека охватывает скованность, он теряет кураж, замолкает, старается стать «тише воды, ниже травы».

Третий вариант – агрессия, стремление подавить врага, напасть на него первым, лишить его способности сопротивляться, подчинить себе и, таким образом, взять под контроль ситуацию. Агрессия является основой эпилептоидной тенденции в поведении.

Легко себе представить, коллеги, какого рода поведенческая установка, какой взгляд на мир, на окружающих людей формируется у эпилептоида, постоянным фоном настроения которого становятся тревога, раздражение, злоба, агрессия. Да, верно, эпилептоид – мизантроп, человеконенавистник. Чувство глубокой неприязни к людям пропитывает всю его жизненную философию, предопределяет выбор профессии и т. д. Поверьте, автор не преувеличивает.

Случилось как-то автору познакомиться с человеком, который еще во времена так называемой холодной войны работал над изготовлением бактериологического оружия – страшного способа массового уничтожения людей. Изначально у этого человека было медицинское образование, и автор не удержался – спросил: «Как же вы, врач, которого со студенческой скамьи учили спасать жизнь людям, пришли к противоположному. Вы получали удовлетворение от этой, с позволения сказать, профессии?» Этот господин, абсолютно не обидевшись на жесткий вопрос, напротив, с жаром стал объяснять: «Да вы просто не представляете себе, какое это экологически чистое оружие! Оно убивает только людей, никого больше. Атака закончится, останки людей естественным образом растворятся в природной среде, вместе с ними без следа растворятся и бактерии – теперь абсолютно безопасные…» Да, чудная картина: травка зеленеет, солнышко блестит… И людей нет. Мечта эпилептоида!