Читать книгу Необжитые пространства. Том 1. Проселки - Виктор Ростокин - Страница 4

Розы цвели под окном у старушки слепой,

Каждое утро, проснувшись, она подходила

И, приткнувшись к стеклу седой головой,

Пенье беззвучное слушала и шептала: «Как мило…»

Пение их понимала она, было знакомо до нотки,

Солнцу улыбку даря, они говорили: «Твой сон

Светел и розов, и хоть он короткий,

Но знаменует, что жизни тих и ровен уклон.

Что снег запорошит калитку, наличники окон,

Картинку покажет: глядеть – как в раю побывать!

Будет Господь караулить Всевидящим Оком

И никого в твою душу, в жилище твое не впускать.

Хлеба Он даст, и воды, и приятные сумерки

С праздничным звоном сверчков под лежанкой твоей.

А домовой будет в ночь перекладывать сумки,

Но не уйдет с чердака, чтоб блукать средь полей».

…Розы все пели. И бабушка тож улыбалась,

Верила им, как верят ребенку всегда.

Себя она помнила юной и очень счастливой казалась,

И куда-то бесследно пропали накопленные года.

Забылось… и вспомнилось, словно отрезало тотчас

Каким-то не имеющим объяснения жестом. Она

Босая. Подросток. К ней мать обращается: «Дочка,

Послушай, родимая, отца загубила война.

Мне тоже дорога без обратного возвращения.

Останешься ты. Как же сможешь, незрячая, жить?»

И заплакала: «Родилась ты на свет для мучений,

И никто тебя больше не будет так сильно любить».

«Ты не горюй, – как могла, утешила девочка маму, —

Милостив Бог, обрету я хороших друзей».

Мать потом умерла, закопали в глубокую яму,

И сиротка судьбу попросила, чтоб била больней.

Шла с кладбища она. Вот проулок, калитка, подворье,

Не направилась в хату, лопату взяла, стала рыть

В палисаднике. Розы она посадила. И горе

Притушилось (оно ведь способно вконец загубить!).

Притомилась старушка от мыслей, истекших нежданно,

Возвернулась к постели. На тумбочке кружка с водой

И лекарства в таблетках, в пузырьках здесь лежали,

Неохотно потрогала чуть трясущейся слабой рукой.

Но не выбрав из них, чтоб сейчас подходило вернее,

Прилегла. И опять в забытье кто-то тайный увлек.

Интернат инвалидов. Душою она стала зрелой.

Институт… Потом в школе вела по природе урок.

Намечалась с коллегой любовь. Но как-то свернулось,

Сбилось с тропки, на том и амур незаметно исчез.

В материнской избушке забилась она и замкнулась,

Возраст в тишь поманил, как нас манит по осени лес.

Век она прожила, одиночество ее не смущало,

Не тяготило, ведь мир наполнен вокруг,

Нет конца в нем, а значит, и нет в нем начала,

Светит небо, и дышат деревья и луг.

А цветы…

          Лишь наутро лучи объявились,

Дали знать о себе, о предназначенье своем.

Без тревоги подумала: «Я бы с ними простилась,

Да боюсь, что не встану с кровати ни сейчас, ни потом».

Но она поднялась, пособил ей неведомый некто,

Он и раньше от нее не отдалялся далеко.

Кто он? Ангел-хранитель? Дух воли и лета?

Или времени бег, что извечною силой влеком?

Пред окном она как пред иконою встала,

Помолясь, замерла

                           в предвкушенье ручьистых речей.

Но безмолвие было, ни звука не услыхала…

Разве кто-то другой роднее теперь для цветов?!

А назавтра ее хоронили всем притихшим поселком,

Легкий гроб понесли ученицы из пятого «а»,

И розы лежали до кладбища, как раскаленные осколки,

И мраморная без надписи плита ждала у креста.