Читать книгу Житие архиерейского служки - Виктор Шкловский - Страница 3

Родогожский дед, увидев внука, схватил его на руки с восхищением и, прижимая к груди, называл оставленной ему от бога на утешение отраслью и другими именами.

Дед был по натуре боек, памятлив, понятлив, горяч, предприимчив, неустрашим в злоключениях и терпелив в горестях.

Долговременные по присутственным местам иски правосудия против злодейских и разбойничьих на него нападений послужили ему к знанию в судоведении, и ежели бы ему да образованность, то был бы он человек государственный.

Родогож принадлежал графу Чернышеву, а управляем был смоленским шляхтичем Краевским.

Краевский, злобствуя на деда по причине его судебной предприимчивости, а может быть и за любовную предприимчивость, захватил его насильно, затащил в конюшню и мучил там насмерть.

Рано умерла жена родогожского деда.

По правилам, у священника второй жены нет, а должен быть вдовец монахом.

Потащили деда до монастыря. По монастырям тащил он свою тяжбу с Краевским.

Тоска держала родогожского деда.

С тоски познакомился он с рукоделиями – столярничал, портняжничал, переплетал. По вечерам сидел дед под деревом с внуком.

Уже заперты монастырские ворота.

Не для старика подстенные лазы, а вечер хорош.

И тут под деревом пел запертый старик любимую свою песню:

Смысл этих стихов понятен.

Под опекой деда прожил Гавриил в монастыре почти три года, и научился он не только читать, но даже и писать.

Архимандрит, прослышав об этой образованности, подарил Гавриилу старый свой полукафтан из зеленой китайки на вате.

Перешили этот самый кафтан, и стал сам Гавриил похож на архимандрита.

Сей архимандрит именовался Иннокентий Григорович. Был он из казначеев Троице-Сергиевской лавры. А после Севска переведен в серпуховский Высокий монастырь.

Наступило в монастыре междуцарствие.

Есть греческое слово «стомах».

Стомах – значит желудок.

И есть послание апостола Павла к Тимофею: «Не пей воды, но мало вина приемли, стомаха ради твоего».

В силу этого текста пили монахи ради стомаха.

Священное писание – вещь мудрая.

Например, существует предписание о постах.

Но существует и другое предписание – что в гостях нельзя отказываться от пищи, даже скоромной.

Поэтому, когда требует стомах скоромной пищи, ходят монахи друг к другу в гости по кельям.

Едят, запивают.

В таких упражнениях случилось в один вечер старому монаху Илиодору поссориться с дедом Гавриила.

После этой ссоры дед лег спать и положил внука подле себя. Но чернец не был забывчив.

Когда погасили свечу и все позаснули, взял чернец полено и прошел в комнату деда.

Удар пришелся по Гавриилу.

Гавриил закричал.

Вздули свет, все встали.

В междуцарствие управлял монастырем казначей, отец Савва Требартенский. Дело слушалось ночью. Разбудили другого старца монастырского, Варфоломея, пошли по комнатам со светильниками. Чернец был схвачен, биение сердца его выдавало. Сам он чинил запирательства.

Дед настаивал, чтобы черноризца допрашивали под пристрастие – или он такой напишет донос, что завтрашний день и судимый и судьи забраны будут в севскую провинциальную канцелярию.

Судьи этими выговоренными с гневом словами были напуганы. Ключник был совсем безграмотный, а у казначея дед вел приходные и расходные книги и все дела, значит, знал.

А допрос с пристрастием – это допрос в пыточном отделении, называемом также немшонной баней.

Допрашивали при дыбе, а дыбой назывался прибор для подвешивания. К ногам человека привязывали бревно, а на бревно становился палач.

А по спине допрашиваемого водили зажженным веником и били кнутом.

Снимали с дыбы, вправляли руки.

Пытали до трех раз, и звалось это – служить три обедни.

Пытка наказанием не считалась, а считалась только средством узнать истину.

Вот почему испугались судьи, и выдали они чернеца деду головой.

Чернец пал деду в ноги.

Дед настаивал, что по монастырскому уставу должен быть наказан чернец трапезными четками, а трапезные четки состояли из тяжелых шаров, нанизанных на веревке длиной почти в аршин. Били этими четками с медленным прочтением трех раз покаянного псалма.

Чернец запросил пощады и во избежание большего зла просил наложить на него цепь. Постановили: возложа на обидчика цепи и рогатку, посадить его в пустую башню на неделю, чем и кончилось все действие.

Монастырские же оковы были более чем полуторапудовые, а рогатка – это железный обруч с тяжелой железной палкой, вбок идущей.

Рогатка не давала человеку ни лечь, ни встать.

Сидел чернец в башне, и какие песни он там пел, неизвестно.

Приехал в это время новый архимандрит, старец Пахомий.

Человек старый до дряхлости. Не успел он водвориться в своих покоях, как произошло на него большое среди монахов недовольствие.

Недовольствие это было в двух пунктах.

Пахомий по дряхлости в праздничные и торжественные дни не просил братию к себе на водку.

Пахомий уничтожил печение по субботам блинов, а по воскресеньям пирогов.

Донос взялся составить монастырский служка Семен Малышев. Этот человек, несмотря на молодость свою, соревновал по славе родогожскому деду и не менее того считался искусным в приказных делах. Искусство это приобрел, будучи в бегах и проживая в городе Кинешме в качестве слуги у тамошнего воеводы, которого ябедничеством своим довел до Тайной канцелярии.

Опытный этот человек уверял монахов, что архимандрит богопротивник и нужно крикнуть на него по первому и второму пункту.

Первый и второй пункты обычно обозначали слово и дело.

Первый пункт – это кто виновен в дерзновении против бога и церкви.

Второй пункт – это оскорбление государя и государственных постановлений.

Для этих двух пунктов и была учреждена Тайная канцелярия.

Тайная канцелярия было место такое, от одного имени которого люди падали в обморок.

Мальчик, слушая заговор, не понимал, что такое первый и второй пункт, и думал, что первый пункт – это запрещение печь блины, а второй – печь пироги, и считал преступление ужасным.

Служка Малышев был человек смелый и к виске на дыбе привычный, потому что доносчика тогда тоже пытали.

Вбежал он в севскую провинциальную канцелярию и закричал там слово и дело.

Во исполнение законов наложили на архимандричью старость оковы, отослали с доносителем свидетелей (а свидетелями были все монахи) в Тайную канцелярию.

Здесь открылись новые важности. Оказалось, что архимандрит во время всенощной на торжественный день тезоименитства государыни императрицы приказал стихиры читать, а не петь.

Малышева Семена приказано было наказать телесно и отдать в солдаты, а архимандриту было приказано петь, старостью и подагрой не отговариваясь.

Окончившаяся таким образом экспедиция, то есть делопроизводство, не оставила без подозрения и хитроумного, предприимчивого, памятливого, бойкого и неустрашимого в злоключениях родогожского деда.

Архимандрит испросил от московского митрополита повеление о переведении и сего хитроумного доносчика вместе с тяжебным делом его в Николаевский столбовский монастырь, отстоящий от Севска в пятидесяти верстах. Туда за дедом последовал и Гавриил, которому было в это время уже десять лет.