Читать книгу Остров без сокровищ - Виктор Точинов - Страница 4

О докторе нам известно и очень много, и очень мало.

С одной стороны, он по многим признакам принадлежит к сословию «джентри» – то есть нетитулованного мелкопоместного дворянства: имеет аристократичные манеры, занимает должность судьи, на короткой ноге с богатым землевладельцем Трелони… Наконец, своих больных доктор объезжает верхом – простолюдинам такое не полагалось по статусу, врач-плебей в лучшем случае разъезжал бы на двуколке.

Но Ливси работает врачом, причем лечит за деньги. Для джентри это неприемлемо. Английские дворяне восемнадцатого века выбирали военную стезю, судейскую, духовную… А профессия медика у них уважением не пользовалась. Как хобби, как увлечение – почему бы и нет, но сельский дворянин-лекарь выпадает из реалий эпохи.

Позже, в викторианские времена, ситуация изменится: профессия врача начнет пользоваться почетом и уважением, да и вообще людей с ученой степенью начнут причислять к сословию джентри; персонаж другого произведения Стивенсона – доктор Джекил – обладает высоким социальным статусом; но при правлении первых трех Георгов врач это «клистирная трубка», нечто среднее между цирюльником и коновалом.

Так дворянин ли доктор Ливси? Однозначного ответа нет. В любых правилах случаются исключения, доктор, например, мог получить дворянство за какие-то личные заслуги на континенте (именно там, не в Англии, иначе именовался бы «сэр»). Но пока что отметим лишь не совсем ясный социальный статус доктора.

Аристократичные же манеры доктора Ливси ни о чем нам не говорят. Например, жил в Англии чуть позже описанного времени врач по фамилии Полидори, знаменитый главным образом знакомством с лордом Байроном. Тоже отличался вполне аристократичными замашками, но происхождение имел отнюдь не дворянское: отец – эмигрант-итальянец, мать – английская гувернантка.

Но Ливси не только врач, он еще и судья. Он сам говорит о том Билли Бонсу – причем при свидетелях, что практически исключает возможность лжи в целях запугивания. К тому же впоследствии мистер Данс, королевский таможенник, подтверждает наличие у доктора статуса судьи.

Судьи в Англии восемнадцатого века встречались разные, и Хокинс не конкретизирует, как в точности именовалась судейская должность доктора и каков был круг его полномочий. Но в этом случае (только лишь в этом) умалчивание не несет какого-то тайного смысла, соотечественникам и современникам Джима без всяких пояснений было понятно, что Ливси мог быть судьей мировым и никаким иным.

Королевские судьи и члены магистратского суда – по определению профессиональные юристы и никоим образом не могли совмещать служение Фемиде с врачебной практикой. А мировые судьи могли и не иметь диплом юриста и трудились на общественных началах, без жалованья (причем эта стезя для английского джентри гораздо более естественна, чем медицинская карьера).

У мирового судьи хватало власти, чтобы основательно испортить жизнь отставному пирату. Мировые судьи не просто занимались разбором дел в судах. Они выполняли функции дознания, и руководили полицией, и имели еще достаточно административных полномочий, с судопроизводством не связанных. Ливси мог, например, запросто выслать Билли Бонса за пределы графства. Мог запрятать его в кутузку на срок до трех месяцев. Просто так, для профилактики, – без судебного слушания, без предъявления формального обвинения, единоличным решением.

Неудивительно, что Билли Бонс притих после стычки с доктором…

* * *

Доктор Ливси многогранная личность. Он не только врач и судья – он еще и военный!

«Не впервые я сталкивался с насильственной смертью – я служил в войсках герцога Кемберлендского и сам получил рану под Фонтенуа».

Может быть, доктор Ливси побывал на войне в должности полкового врача, например? Едва ли… Ключевые слова здесь «служил в войсках» – врачи испокон веку считались некомбатантами, и в конце концов их статус не воюющей и нейтральной стороны был закреплен в девятнадцатом веке Женевской конвенцией.

Отметим, что доктор на войне был ранен, а врачи тех времен гораздо чаще лечили раны, чем получали их сами. До появления понятия «тотальной войны» еще предстоит пройти паре веков, воевали европейцы по-джентльменски (между собой, войны с туземцами в колониях и подавление мятежей не в счет) и обращать оружие против раненых противников и тех, кто их лечит, считали совершенно недопустимым. К тому же в восемнадцатом веке артиллерия была сравнительно недальнобойная, вела огонь прямой наводкой по боевым порядкам врага, и случайно обстрелять находящийся даже в ближайшем тылу госпиталь не могла, ядра попросту туда не долетали.

Наконец, капитан Смоллетт говорит открытым текстом: «Доктор, ведь вы носили военный мундир!» – а институт военврачей к тем временам еще не сложился, и носить, к примеру, мундир с эполетами лейтенанта военно-медицинской службы доктор Ливси никак не мог. Не было таких чинов и званий в то время.

Очевидно, доктор принимал участие в битве в качестве комбатанта и воинские навыки имеет очень даже неплохие. Это сполна проявляется на острове, в бою за блокгауз, – доктору доверяют самый опасный пост, у двери, где вполне вероятно участие не только в перестрелке, но и в рукопашной схватке. Такая схватка и в самом деле состоялась, доктор в ней блестяще доказал свое умение владеть холодным оружием – одолел противника, не получив ни царапины.

В том, что доктор Ливси был военным, причем скорее всего офицером, сомнений не возникает.

Сомнения вызывает другой факт его биографии…

Попробуем ответить на крамольный вопрос: а Ливси действительно был врачом?

* * *

Казалось бы, вопрос глупый. Не только Хокинс постоянно твердит нам в своей рукописи: доктор, доктор, доктор, но и сам Ливси при любом удобном случае подтверждает врачебный статус.

Любопытный штрих имеется в описании первого знакомства с картой Флинта: доктор в гостях в усадьбе сквайра, Хокинс и таможенник приносят пакет с документами. Вскрывает пакет доктор Ливси: «Пакет был крепко зашит нитками. Доктор достал свой чемоданчик с инструментами и разрезал нитки хирургическими ножницами».

На первый взгляд всё правильно: врач использовал привычный ему медицинский инструмент, оказавшийся под рукой. Вскрывал бы пакет цирюльник, сделал бы это бритвой. Всё так.

Но почему у Ливси под рукой хирургические ножницы? Он ведь пришел к сквайру в гости, а не прооперировать хозяина. И лечения терапевтическими методами визит тоже не предусматривал. Заявился к Трелони доктор не после обхода больных, а из своего дома, причем пошел не лечить. «Ушел в усадьбу пообедать и провести вечер со сквайром», – говорит Хокинсу и таможеннику служанка Ливси.

Зачем доктор взял с собой медицинский инструментарий, понять можно – чтобы не делать крюк, не заезжать домой в случае неожиданного и срочного вызова. Но почему он ни на миг не расстается с любимыми инструментами? Даже когда сидит в гостиной у камина и курит трубку, расслабляясь на пару со сквайром после обеда? Почему не отдал, едва войдя, чемоданчик с инструментами прислуге вместе с верхней одеждой, шляпой и тростью?

Создается впечатление, что доктор Ливси вообще не расставался с предметом, символизирующим его принадлежность к врачебной профессии. Словно бы навязчиво демонстрировал всем окружающим: да врач я, настоящий врач, не сомневайтесь, вот и чемоданчик с инструментарием всегда при себе…

Момент любопытный, но делать на его основании какие-либо выводы преждевременно. В конце концов врач не тот, кто ходит в белом халате и с полным чемоданом скальпелей, пинцетов и шприцев.

Врач – тот, кто лечит больных. И при этом иногда вылечивает…

Лечил больных и доктор Ливси. Да только вылечить у него отчего-то не получалось.

Судите сами: на суше, до отплытия «Испаньолы», доктор Ливси лечит двух пациентов (Хокинс вскользь поминает и третьего, но чем закончилось то лечение, нам неизвестно).

Итак, больной номер один – мистер Хокинс-старший. Лечащий врач – доктор Ливси. Итог его стараний – смерть пациента.

Больной номер два – Билли Бонс. Лечащий врач тот же, и результат его трудов опять плачевен…

Если в первом случае процесс лечения юный Хокинс не описывает, то о том, как доктор лечил старого пирата, мы узнаем достаточно подробно. Для начала Ливси ставит диагноз: удар. Ставит с лету, не осмотрев больного, даже пульс не пощупав. Затем устраивает Билли Бонсу кровопускание, весьма обильное. Процедура варварская, но у врачевателей тех лет весьма популярная. Причем не только у медиков с дипломом – беднякам, не имевшим денег на услуги врача, за скромную сумму мог «отворить кровь» и коновал, и цирюльник. И факт наличия у доктора Ливси медицинского диплома кровопускание никак не подтверждает.

Дальше еще интереснее. Процесс лечения описан подробно, но состоит он лишь в том, что доктор осчастливил больного советом: бросай пить, не то скоро загнешься. Любопытно, что Ливси всячески подчеркивает свой статус врача, повсюду таская с собой чемоданчик с инструментами, а пустить пыль в глаза, употребив пару-тройку витиеватых медицинских терминов, даже не пытается. И диагноз, и совет сформулированы так, как их произнес бы любой обыватель, нет даже намека на медицинское образование. Между прочим, врачи и юристы тех времен (и не только тех) по поводу и без повода вставляли в речь латынь, подчеркивая свою образованность. Ливси ни разу – ни на суше, ни на море – ни единого латинского словечка не употребляет. Да знает ли он латынь вообще?

Хуже того – он даже не пытается выписать больному какой-либо рецепт! Однако вскоре, на следующий день, Джим, по его словам, «вошел к капитану с прохладительным питьем и лекарством» (мы помним, что Билли Бонс велел именовать себя «капитаном», что наводит на определенные мысли о комплексах старого пирата).

Откуда взялось лекарство? Ливси ничего не прописывал, никакого рецепта не оставлял! Миссис Хокинс начала лечить пирата на свой страх и риск, из доброты душевной? Но зачем? Бонс надоел хозяевам «Адмирала Бенбоу» хуже горькой редьки, от него не знают, как избавиться… А сейчас он лежит тихий и смирный, не дебоширит, песни пьяные не горланит. Ну и пусть себе лежит.

Если отбросить мысль о самодеятельности Хокинсов, то остается один вариант появления загадочного лекарства – доктор позже занес или прислал рецепт в «Адмирал Бенбоу». Пришел домой и переписал из медицинской книжки. Книги по медицине у Ливси имелись, он даже захватил их на борт «Испаньолы» – Джим упоминает одну из них, употребленную пиратами для раскуривания трубок. Книги есть, а вот умение самостоятельно, без книг, выписать рецепт на латыни… Похоже, такого умения нет. Странный, очень странный доктор.

Лекарство Билли Бонс пьет исправно, Хокинс отмечает это особо. Но лекарство не помогает:

«…Он не только не поправлялся, но как будто становился всё слабее. Через силу всходил он на лестницу; шатаясь, ковылял из зала к нашей стойке».

Слабел, слабел и умер…

Итак, статистика до начала путешествия удручает: два больных – два покойника, результат стопроцентно отрицательный. Может быть, Ливси не имеет опыта в лечении болезней, так сказать, мирного времени? Может, он военный хирург, и в лечении раненых его умения проявляются совсем по-иному?

Давайте посмотрим, кого и как лечил доктор Ливси в боевой обстановке. Повреждения, полученные на Острове Сокровищ Греем и Джимом Хокинсом, ранами считать нельзя – у первого была порезана щека, у второго пальцы, и никакого лечения, по сути, не требовалось. Но какие получались результаты, когда доктору Ливси приходилось заниматься серьезными ранами? Вот список его пациентов на острове:

Том Редрут, егерь. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: смерть пациента.

Джойс, слуга сквайра. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: не проводилось, смерть пациента.

Хантер, слуга сквайра. Диагноз: перелом ребер, травма черепа. Результат лечения: смерть пациента.

Пират, имя не известно. Диагноз: огнестрельное ранение. Результат лечения: смерть пациента во время операции.

Пират, имя не известно. Диагноз: ранение в голову. Результат лечения: не завершено, пациент застрелен доктором (хотя возможно, что Беном Ганном или Греем).

Джордж Мерри, пират. Диагноз: не ясен, доктор лишь предполагает малярию. Результат лечения: не завершено, пациент застрелен Сильвером.

Смоллетт, капитан. Диагноз: два огнестрельных ранения. Результат лечения: пациент выжил и пошел на поправку.

Ура! Наконец-то хоть один из пациентов доктора остался в живых!

Вопрос лишь в том, благодаря лечению доктора Ливси поправился капитан или вопреки ему? Есть кое-какие основания считать, что именно второй вариант соответствует истине.

Судите сами: третий день высадки на остров (Хокинс называет его вторым, но позже мы выясним, что это не так), накануне отбита атака пиратов на блокгауз. Доктор Ливси перелезает через частокол и уходит; как предполагает Джим Хокинс, на встречу с Беном Ганном. А вскоре и сам Джим, никого не предупредив, покидает укрепление, воспользовавшись тем, что сквайр и Абрахам Грей отвлеклись. А что их отвлекло? Вот как отвечает на этот вопрос Хокинс:

«Скоро для бегства представился удобный случай. Сквайр и Грей делали перевязку капитану. Путь был свободен. Я перелез через частокол и нырнул в чащу».

Почему перевязывают капитана люди, не сведущие в медицине? Ливси – единственный врач в компании кладоискателей, и раненый, естественно, находится под его присмотром. Получается, что доктор Ливси позабыл, что бинты время от времени надо менять? И перевязку в тот день, до своего ухода, не сделал? И не посмотрел, в каком состоянии раны? Какого дьявола за бинты взялись сквайр с Греем?

У медиков с давних времен есть традиция – обход и осмотр больных делать по утрам. С ранеными та же история, за ночь в ране может развиться воспалительный процесс, не замеченный накануне. Доктор Ливси не знал эти азы медицинской науки?

Альтернатива одна – Ливси все-таки осмотрел утром того дня раны капитана и перевязал их. Но перевязал так неудачно, что вскоре повязки сбились и раны закровоточили. Тогда понятно, отчего сквайр и Грей занялись не своим делом. Не понятно лишь, на какой толкучке доктор Ливси купил диплом врача.

Нам могут возразить: доктор должен ставить диагнозы и назначать лечение, проводить сложные операции, а простые процедуры – перевязывать раны, делать инъекции и ставить клизмы – входят в обязанности младшего медицинского персонала: санитаров, фельдшеров, медбратьев…

Но «должен» и «умеет» – немного разные понятия. Врач, допустим, в обычных условиях перевязками и уколами не занимается. Но обязан уметь делать их не хуже, чем подчиненные медики низшего звена. Как иначе проконтролировать работу фельдшера? Попадется неумеха, и начнут больные помирать от воздушной эмболии…

Диагност, кстати, доктор Ливси тоже весьма своеобразный. О том, как он лихо диагностировал удар у Билли Бонса: мгновенно, на глазок, даже не пощупав пульс у больного, – мы уже вспоминали. На острове чудеса диагностики продолжаются.

Ливси сам рассказывает нам о том, как осматривал Тома Редрута и ставил ему диагноз:

«Вдруг в кустах щелкнул пистолет. <…> Просвистела пуля, и бедняга Том Редрут пошатнулся и во весь рост грохнулся на землю. <…> Перезарядив ружья, мы кинулись к бедному Тому. Капитан и Грей уже осматривали его. Я глянул только краем глаза и сразу понял, что дело безнадежно».

Больше ничего конкретного о ране Редрута доктор нам не сообщает… Однако вот что любопытно: пистолет в кустах «щелкнул». Не грохнул, не бабахнул, – глагол соответствует негромкому звуку. Можно сделать вывод: пистолет небольшого калибра, карманный. Это вполне стыкуется с тем, что экипажи двух шлюпок отправились на берег по видимости безоружными, – здоровенный армейский или флотский пистоль восемнадцатого века незаметно в карман не спрятать.

Разумеется, и маленькая пулька может натворить больших дел, если попадет в сердце или голову. И все-таки чем меньше калибр пули, тем больше шансов выжить у раненого.

К тому же старый егерь не убит наповал: его перетаскивают в сруб, при этом он остается в сознании, он говорит длинными связными фразами. То есть мозг, скорее всего, не задет, сердце не прострелено. И легкие не прострелены – такая рана говорить долгими фразами не позволяет, тут же начинается кашель, на губах пузырится кровь. Так куда же ранили Тома Редрута, что доктор Ливси выдал свой мрачный вердикт, едва лишь взглянув краем глаза? Смертельным могло бы оказаться ранение в живот. Но тогда Редрут умирал бы значительно дольше и мучительнее.

Вероятно, пуля угодила в конечность, доктор намекает нам, что задета артерия: «нам удалось без всякой помехи перетащить несчастного егеря через частокол и внести его, истекающего кровью, под крышу блокгауза».

Артериальное кровотечение можно попытаться остановить, наложив жгут. Это азы медицины. Но доктор Ливси не упоминает о том, что он или кто-то иной пытался перевязать раненого. Он сообщает другое: «Мы положили его в сруб умирать». Бедолага Редрут попросту истек кровью. Без медицинской помощи.

«Глянул краем глаза» – вот и весь осмотр.

«Дело безнадежно» – вот и весь диагноз.

«Положили умирать» – вот и всё лечение.

Нет, не хотелось бы лечиться у такого доктора…

Рискнем заявить, что никакой доктор Ливси не врач. Он военный, он офицер, – и, как любой военный тех времен, кое-что понимает в военной медицине. Но не врач.

Вернемся еще раз к тому моменту, когда подстрелили Редрута. Доктор, напомним, первым делом перезаряжает оружие, и лишь потом соизволяет обратить внимание на раненого. А его оружие – кремневый мушкет восемнадцатого века, заряжавшийся с дула. Зарядить его целая история, это не обойму вставить в современную винтовку.

Доктор заряжал, а под ногами у него лежал истекающий кровью человек. Не исключено, что спасти его можно было только немедленной помощью… И первыми попытались ему помочь капитан и Грей, отнюдь не медики, а люди, клятву Гиппократа не приносившие. Интересно, доктор Ливси слышал хоть краем уха о такой клятве?

Причем вопрос не стоял ребром: жизнь Тома Редрута или жизни остальных. Пираты один раз выстрелили из пистолета (судя по всему, единственного у них) – и поспешили унести ноги, на их стороне численное преимущество, но товарищи доктора вооружены до зубов, атаковать их со складными ножами – самоубийство. Если бы один мушкет из нескольких – принадлежавший доктору Ливси – остался не перезаряженным, никакого изменения в раскладе сил не произошло бы. Но доктор возится с оружием…

Что характерно, все эти резоны доктор Ливси прекрасно понимал. Он несколько ранее сам утверждает: «Много значит быть старым солдатом, но быть доктором значит больше. В нашем деле нельзя терять ни минуты».

«В нашем» – в смысле, во врачебном? Но на практике-то доктор демонстрирует нам реакцию не медика, а опытного солдата.

Первая же боевая стычка – и маска врача слетает с доктора. Мы видим, что перед нами военный. Его главная задача – уничтожение врагов, а не спасение раненых. И руководствуется он в случае с Редрутом не врачебной этикой, а логикой военного, чуть позже цинично сформулированной капитаном: «Пожалуй, не приходится жалеть, что мы избавились от лишнего рта».

Потом доктор свою маску подберет, отряхнет от песочка, снова начнет изображать медика… Но веры ему уже никакой.

Возможно, не мы первые заподозрили, что Ливси – фальшивый доктор медицины. Умный и проницательный Сильвер тоже мог почуять неладное. Хоть он и называет Ливси «доктором, окончившим колледж», – но утверждение это звучит в тот миг, когда пираты пытаются низложить Сильвера, а он опровергает их обвинения, беспардонно мешая в своей оправдательной речи правду и ложь.

Но вот что говорит Долговязый Джон в менее критических обстоятельствах – Джим уверяет нас, что подслушал слова кока, сидя в бочке из-под яблок; есть подозрения, что сказаны они были в иной обстановке, но не будем забегать вперед. Итак, Сильвер говорит:

«Я потерял ногу в том же деле, в котором старый Пью потерял свои иллюминаторы. Мне ампутировал ее ученый хирург – он учился в колледже и знал всю латынь наизусть».

Казалось бы, никакого отношения к Ливси сказанное не имеет. Но знание латыни как признак учености медика сформулировано… При этом на «Испаньоле» обретается врач, латыни либо не знающий, либо тщательно скрывающий (но зачем?) свое знание. Джон Сильвер вполне мог призадуматься над странным для врача невежеством.

* * *

Вспомнилось по аналогии…

В Морском уставе Российского флота, утвержденном в 1720 году Петром Первым, говорилось однозначно: корабельный лекарь в бою никоим образом участвовать не должен. Ему, лекарю, во время морского боя вообще строжайше запрещалось выходить на палубу – должен был находиться неотлучно в лазарете, принимая раненых и оказывая им помощь. А если устанавливалось, что больной или раненый умер от небрежения лекаря, то последнего судили корабельным судом за убийство. И приговаривали к казни. И корабельный профос приводил приговор в исполнение.

Можно держать пари на что угодно: процент выживших раненых в петровском флоте был в разы выше, чем аналогичный показатель у бедолаг с «Испаньолы», угодивших на попечение доктора Ливси.

* * *

Имеется еще одно весьма любопытное, хотя и косвенное, подтверждение того, что главная ипостась доктора Ливси – не врач, а офицер.

Когда «Испаньола» достигает цели плавания, происходит следующий эпизод:

«– У меня есть карта, – сказал капитан Смоллетт. – Посмотрите, тот ли это остров?

Глаза Долговязого Джона засверкали огнем, когда карта попала ему в руки. Но сразу же разочарование затуманило их. Это была не та карта, которую мы нашли в сундуке Билли Бонса, это была ее точная копия – с названиями, с обозначениями холмов и глубин, но без трех красных крестиков и рукописных заметок. Однако, несмотря на свою досаду, Сильвер сдержался и не выдал себя.

– Да, сэр, – сказал он, – этот самый. Он очень хорошо нарисован. Интересно бы узнать, кто мог нарисовать эту карту… Пираты – народ неученый…»

Зададимся и мы тем же вопросом: кто нарисовал копию карты Бонса? И когда?

Копия, скорее всего, сделана после отплытия из Бристоля. До отплытия карта находилась на руках у Хокинса, а он не сообщает о себе ничего, позволяющего заподозрить наличие таланта рисовальщика или картографа.

Вероятно, карту скопировали во время плавания, времени хватало. Но кто? У кого имелись соответствующие навыки?

Ясно, что не капитан Смоллетт, хотя у него наверняка имелись необходимые умения, – копия изготовлена как раз для капитана, категорически заявившего о своем нежелании знать, где зарыты сокровища, – чтобы он мог использовать ее в качестве лоции, пользоваться данными промеров глубин и т. д.

Кандидатов на авторство копии трое: Джим, Ливси и Трелони. Никому другому на борту «Испаньолы» секретную работу они не доверили бы.

Могли иметь сын трактирщика и богатый землевладелец навыки если не картографа, то хотя бы хорошего рисовальщика? Теоретически могли. Но ни единого подтверждения тому в тексте мы не находим, равно как и опровержения.

А вот Ливси, если он и в самом деле был офицером, необходимыми умениями обладал по умолчанию.

Дело вот в чем.

В двадцать первом веке военным людям легко ориентироваться на местности: включай GPS с заранее закачанной картой, а уж спутники услужливо подскажут местоположение… И в двадцатом веке военные типографии могли без проблем выдавать огромные тиражи и обеспечивать каждого офицера бумажной картой района боевых действий.

А вот в предшествующие века жизнь офицеров была сложнее. И соответствующих полиграфических мощностей не имелось, и спутники над головой не пролетали, и картографы не исходили-изъездили весь шарик со своими рейками и теодолитами.

Поэтому в число непременных умений каждого офицера – наряду с фехтованием, верховой ездой и бальными танцами – входили навыки изображать кроки местности. Кроки – слово французское (не склоняется и произносится с ударением на последнем слоге) и означает набросок, топографический план, составленный методом глазомерной съемки.

Несомненно, что карта Бонса – тоже кроки, наверняка пираты Флинта не производили топографическую съемку острова. В экипаже «Моржа» имелся человек с навыками глазомерной съемки и крокирования. Очевидно, им был сам капитан Флинт.

И на борту «Испаньолы» такой человек имелся. Звали его доктор Ливси.

Наши рассуждения по поводу копии карты Бонса можно упрекнуть в гипотетичности и слабой обоснованности. Согласимся с тем, что построение достаточно умозрительное. Однако всё же объясняющее, почему у Ливси имелись неплохие навыки изображения карт.

Но версию о том, что Хокинс и Трелони могли нарисовать копию, нельзя подтвердить вообще никакой аргументацией.

* * *

Еще один интересный вопрос – а кто Ливси по национальности?

Фамилия у него звучит по-шотландски… Хотя явно выдумана, в шотландской истории персонажи с такими фамилиями не светились. В английской, впрочем, тоже.

Но имелись в Шотландии (и сейчас имеются) два клана с похожими родовыми фамилиями: Лесли и Ливингстоны, и фамилия доктора звучит так, словно образована от слияния этих двух.

Оба клана так называемые равнинные – и в самом деле, доктор Ливси никоим образом не похож на сурового шотландского горца, носящего килт, играющего на волынке и рубящего врагов в капусту дедовским палашом. Но равнинные шотландцы хорошего происхождения к описанному времени мало отличались от английских джентри.

Возможно, впрочем, что Ливингстоны здесь ни при чем: Александр Лесли, один из виднейших представителей своего клана, во время гражданской войны в Англии был пожалован титулом графа Ливен… Фамилия доктора может быть образована слиянием этого титула с клановой фамилией Лесли – так, чтобы звучала по-шотландски.

Совпадение? Случайное созвучие? Едва ли… Во-первых, Стивенсон сам был шотландцем и неплохо разбирался в генеалогии кланов. Во-вторых, имена своим героям мэтр придумывал не абы как, а весьма тщательно.

Пример: Бен Ганн, бывший пират, три года робинзонивший на острове. Тоже шотландская клановая фамилия, только из горной Шотландии. А у клана Ганнов имелись септы, то есть семейства, связанные с кланом тесным родством, но носящие другую фамилию. Среди прочих ганновских септов – Робинсоны. Сейчас мало кто вспоминает, что мать знаменитого Робинзона Крузо была шотландкой и носила девичью фамилию Робинсон, то есть происходила именно из этого септа.

И имечко у Бена Ганна под стать фамилии. Бенджамин (иначе Вениамин), если кто забыл, – библейский персонаж, сын Иосифа и Рахили, и имя его переводится с древнееврейского как счастливчик, везунчик (дословно – сын правой руки). Кому ж найти без всякой карты зарытое на острове сокровище, как не счастливчику и везунчику?

Поэтому пока допустим, что доктор Ливси – шотландец. Чуть позже мы увидим, что Джим Хокинс сообщает нам много фактов, на первый взгляд незаметных, но постепенно превращающих это допущение в уверенность.

* * *

Вот что любопытно: стоит лишь принять версию о шотландском происхождении Ливси, мгновенно исчезает неясность, давно нас смущавшая: как же так, дворянин с благородными манерами, – и прозябает в должности сельского лекаря… Почему же не смутился никто из знавших доктора Ливси? Почему никто ничего не заподозрил?

Всё очень просто: дворянин-то Ливси не английский, а шотландский. А это, как говорится, две большие разницы… Держава единая, два королевства объединены под одним скипетром, но шотландские дворяне далеко не ровня английским.

Примерно то же происходило в России веком позже. Царство Польское – составная часть империи, права у польских дворян (шляхтичей) де-юре те же, что у российских… Но отношение к ним иное. Скептическое, мягко говоря… Обедневший и безземельный дворянин Лодзинской или Виленской губернии мог трудиться врачом, учителем, лесником, приказчиком, – и никого это не удивляло. Даже землю мог пахать самолично, обрабатывая клочок, уцелевший от владений предков, – никто бы не изумился. Дворянин? Польский? Ну понятно… Герб есть, родословная длинная, а портки с заплатами… Обычное дело.

В Великобритании с шотландскими дворянами та же картина: благородные и гордые, но зачастую нищие… И врач-шотландец с гербом и длинной родословной никого бы не шокировал.

Исторический пример: Уильям Смелли (1697–1763) – известнейший британский врач, почитаемый «отцом британского акушерства». Современник Ливси, а по происхождению – шотландский мелкопоместный дворянин, учился на медицинском факультете университета в Глазго, имел врачебную практику в родной Шотландии, позже в Лондоне…

Нельзя исключить, что и Ливси когда-то обучался на медика в том же самом учебном заведении. Скорее всего не доучился, забросив медицинскую карьеру ради военной, – кое-какие познания с юности остались, но минимальные. Медицинская латынь, по крайней мере, из головы напрочь вылетела.

Но при нужде, для непридирчивой публики, роль врача Ливси сыграть мог.

И сыграл, когда потребовалось прикрытие для его занятий, весьма далеких от медицины…

Каких именно? Скоро выясним.