Читать книгу Небо цвета крови - Виктор Точинов - Страница 6
Часть первая
Мы никогда не сдадимся
Глава пятая
Приватный разговор под тайным наблюдением
Оглавление1
Каюта была освещена светильниками, имитирующими свечи, и имитирующими довольно удачно.
Несвицкий поднял фужер, посмотрел сквозь него на псевдосвечу, – прилипшие к хрустальным стенкам пузырьки отнюдь не показались покрытыми радужной пленкой… Шампанское натуральное, не синтетик.
– Странно, что из всех планет Эридана, где прижился земной виноград, настоящее вино получается лишь на Троице… – задумчиво сказал полковник.
Сказал лишь для того, чтобы хоть что-то сказать. Он понятия не имел, зачем его пригласил в свою каюту барон фон Корф спустя час после завершения военного совета, но подозревал: не просто для того, чтобы всего лишь угостить шампанским.
– Вы уверены, Михаил Александрович? – поднял бровь хозяин каюты.
– В чем уверен? В том, что производимый на Александре или Славоросе продукт вином является лишь по названию? Да, уверен.
– Я, собственно, не о том… Наше знание о том, что настоящее, а что нет, – уверены ли вы в нем? Вино – лишь частность…
– Знания человеческие конечны и ограничены, – крайне обтекаемо ответил полковник. – Лишь Бог может претендовать на владение полной и всеобъемлющей истины.
Несвицкий сделал крохотный глоток, шампанское перекатывалось во рту, и он несколько секунд ждал, что левый глазной зуб пронзит сейчас короткая и острая вспышка боли.
Боль не появилась… Микродатчик, имплантированный в ткань зуба, не обнаружил никаких посторонних примесей к вину. Несвицкий наконец проглотил напиток, ставший теплым и безвкусным.
Стоило ожидать именно такого результата теста… Он уже догадался, что фон Корф принадлежит к родственной службе, только к флотской. Следственно, капитан второго ранга должен понимать, что полковника «черной гвардии» одурманить химическими способами не так-то просто… Да и физическое психотронное воздействие если и возможно, то уж незаметным для объекта его никак не сделаешь.
Меж тем хозяин каюты развил свою мысль:
– Мы ведь живем в достаточно условном мире, не находите, господин полковник? В мире, который наши предки четыре с половиной века назад не восстановили, не склеили из осколков чего-либо, реально существовавшего и недавно утраченного… Нет, Империю воссоздавали даже не по смутным о ней воспоминаниям, никто на седьмом «Ковчеге» не мог ее помнить. Эриданская Империя – воплощение идеализированной мечты об имперской идее. Причем мечты людей, никогда не живших в настоящей Империи, в той, прежней, Российской… Не от этого ли все наши беды? Обычно мечты утопистов и прожектеров остаются мечтами. Но в нашем случае имело место исключение из правил. Исключение, не имевшее прецедентов в земной истории. В руки мечтателям попало мощнейшее средство для воплощения их мечты: «Ковчег-7». Некое протояйцо, некий зародыш новой цивилизации… И мне порой кажется, что упомянутое яйцо подложили не под ту наседку.
«А ведь это проверка», – понял Несвицкий. Каюта напичкана записывающей аппаратурой, сомнений быть не может… Вопрос в другом: кто проверяет и с какой целью? Лично кавторанг? Едва ли… Или всё затеяно с ведома и благословения руководства флотской контрразведки? И осведомлено ли высшее флотское начальство об этой акции?
А самый главный вопрос звучит так: насколько всё происходящее связано с чужим интересом к судьбе генетических материалов, вывезенных с Нового Петербурга?
– Мне кажется, Николай Оттович, три с половиной века развития Эридана доказали жизнеспособность выбранной модели, – сказал полковник все так же осторожно. Но шампанское отхлебнул уже гораздо смелее, с удовольствием.
– Ой ли? Не свидетельствует ли сегодняшнее совещание об обратном? Мы ведь сегодня решали страшную вещь, если вдуматься: как минимизировать потери, – сколько людей можно позволить убить, чтобы как можно быстрее добраться до ресурсов, необходимых для истребления новых миллионов!
«Да он что, под красные знамена меня вербует?!» – несколько растерянно подумал Несвицкий. Не может все быть настолько примитивным…
– К нашим противникам подобная логика применима в еще большей степени, – сказал он. – Те, кто контрабандой протащили на «Ковчег» коммунистические идеи, тоже никогда не жили при своем вожделенном строе. Даже в самом мягком его варианте. Общество, что они построили там, – Несвицкий показал пальцем на переборку, хотя не был точно уверен, что именно в той стороне от джамп-базы расположена Елизавета, – тоже воплощение утопической мечты. Только очень кровавой мечты. Безжалостной. Уж они-то, будьте уверены, считать потери и минимизировать жертвы не озаботятся.
Он выдержал паузу. Затем ответно забросил удочку в мутную воду мутного разговора. Профессионал, если он хороший профессионал, даже на собственном допросе должен постараться получить максимум информации от допрашивающих его… А здесь и сейчас происходит даже не допрос – непонятная пока провокация.
– На Новом Петербурге мы захватили архив генохранилища, – сообщил полковник. – И были поражены… За сорок лет своего хозяйничанья коммунисты израсходовали половину от тех генетических запасов, что мы истратили за три века. Не освоив, не заселив при том ни одной новой планеты. Каково?
Ну-ка, как отреагирует кавторанг? Неопознанные конкуренты смогли раздобыть ту же информацию… А вот родственным службам она не сообщалась. Лишь фигурировала в секретном докладе Его Величеству.
Фон Корф искренне удивился. Либо же весьма талантливо изобразил удивление.
– Помилуй Господи… Куда же они столько?
– Средняя продолжительность жизни в так называемом Союзе – двадцать три года, – пожал плечами полковник. – Методы хозяйствования возрождены примитивнейшие: все средства и ресурсы вкладывались в военное производство, а в остальных отраслях – механизация на уровне Древнего Египта. Никаких кибершахтеров – самые ядовитые руды люди добывали вручную. И громадные плантации обрабатывали вручную. И каналы от моря до моря строили – лопатами и тачками. Эпидемии, голод… Чистки неблагонадежного элемента – а это многие миллионы, даже десятки миллионов жертв.
– Невероятно…
– Вы не знали? Неужели флотская разведка не держала агентурную сеть на мятежных планетах?
Несвицкий знал точно – была и есть у космофлота такая сеть. И у армейской разведки тоже… Но хотел услышать ответ фон Корфа. Полковник все еще не понимал смысл затеянной с ним игры.
– Я служил одно время по линии разведки, но в другом отделе, – пояснил кавторанг. – И всегда считал, что донесения наших агентов несколько… э-э-э…
– Корректируются в пропагандистских целях? – закончил фразу Несвицкий.
– Именно так…
– Я занимался как раз Эриданским Союзом. И заверяю вас: да, доходившая до общественности информация фильтровалась и корректировалась. Но корректировалась в другую сторону! Иначе трудно было бы остудить иные горячие головы, требующие немедленного вторжения… Вторжения, на которое не было тогда ни сил, ни средств.
Он замолчал, выжидая: вернет или нет фон Корф разговор к проблеме генетических материалов?
Вернул…
– Но как они умудрились… э-э-э… освоить такое количество половых клеток? – спросил кавторанг. – Ведь в большинстве своем инкубаторы остались у нас, а создание новых – сложнейший технологический процесс, и при их примитивной экономике едва ли возможен…
– В том-то и дело, что три четверти истраченных запасов они не освоили. Угробили бездарным образом. Банальное отторжение оплодотворенных яйцеклеток – и миллиарды новых жителей Империи никогда не появятся на свет. Как и миллиарды жителей Союза, впрочем.
– То есть…
– Да. Примитивнейшие операции по имплантации эмбриона – без анализов, без проверки совместимости, самым кустарным методом… Массово и втайне, без согласия приемных матерей, – женщины шли на обязательный ежегодный осмотр к гинекологу и в одной четверти случаев возвращались беременными.
– И никого не встревожил такой всплеск рождаемости?!
– Способных встревожиться добивали к тому времени в лагерях перевоспитания. Остальным объяснили: без гнета имперских кровопийц, под мудрым руководством партии… Ну и так далее.
– Но ведь тогда дети у них рождались… – начал было фон Корф и вдруг осекся.
Несвицкий удержался от каких-либо комментариев. Вот, значит, в чем дело… «Рождались непохожими на родителей», – наверняка именно это собирался произнести кавторанг, во внешности которого явственно просматривались кавказские черты, как-то не гармонирующие с остзейской фамилией. Дворянские роды Империи тоже пользовались донорскими эмбрионами, никуда от этого не деться. Естественно, в подобных случаях очень осторожно и тщательно подбирался генотип будущего ребенка. Но иногда случались сбои…
Несвицкий, кстати, не знал и не желал знать, естественным ли путем родила его мать. Хотя, помнится, лет так в семнадцать однажды целый вечер просидел в своей комнате перед зеркалом, обложившись снимками отца в молодости. То казалось: похож; то – вроде не очень… Потом понял: какая разница? Что это меняет? Ничего, ни отношение родителей к нему, ни его к родителям… Так до сих пор и не знал. Фон Корф, по всему судя, знал точно.
Помолчали…
Затем барон вновь наполнил фужеры и произнес словно невзначай:
– Вы отчего-то не спросили, Михаил Александрович, чем же я занимался, прослужив пятнадцать лет в разведке, – если так слабо ориентируюсь во внутренних делах Союза.
– Все равно бы не ответили, – пожал плечами Несвицкий.
– Почему же? Отвечу.
Вот как… Похоже, разговор подошел к тому главному, ради чего он затеян.
– Ну и чем же вы занимались?
– Хултианами.
Несвицкий очень надеялся, что на лице его никак не отразились эмоции, вызванные единственным словом фон Корфа.
2
Сказать, что хултиане закрытая раса, а принадлежащие им планеты – закрытые планеты, – значит, не сказать ничего.
Закрытость закрытости рознь… Можно закрыть дверь, ведущую в комнату, где посторонние нежелательны, – притворить и повесить табличку: «Закрыто! Не беспокоить!». А можно воздвигнуть несокрушимую броневую преграду, и усеять ее множеством механических и электронных замков, заминировать, перекрыть все дальние и ближние проходы смертоносным излучением. Ну и табличку… Ту же самую.
Видеть у себя посторонних хултиане не желали категорически.
Нет, полный запрет на посещения они не ввели: официальные делегации с Эридана – с имперской его части, разумеется – регулярно посещали Мнаурх, столичную планету хултиан. Там же постоянно функционировало посольство Империи, работали торгово-промышленное и военное представительства. Этим дело и ограничивалось. Никакого межзвездного туризма, никаких поездок частных граждан по личным или коммерческим делам, – все контакты исключительно на государственном уровне.
Ни военные, ни грузовые корабли эриданцев никогда не прибывали в хултианские космопорты – и делегации, и потоки грузов попадали к месту назначения через подпространственные порталы, смонтированные и обслуживаемые хултианами. Никто из потомков землян не мог похвастать дружескими, личными отношениями с кем-либо из союзников. Не говоря уж о сексуальных – хотя с точки зрения физиологии препятствия возникнуть не могли. Считалось, что не могли… Чисто теоретически считалось.
Люди на Мнаурхе – дипломаты, торговые и военные представители, – обладали весьма малой свободой передвижения. Имели полное право, разумеется, составить и вручить официальный запрос: желаем посетить такое-то место, и встретиться с такими-то хултианами. Но весьма часто получали стандартный ответ: «Вэйэ ду», что в переводе означало: «Это не интересно». Дошло до того, что расхожей фразой стали пользоваться и эриданцы-имперцы, правда, в несколько ином значении…
Естественно, тем большее любопытство вызывали внутренние дела хултиан у разведслужб Империи: не враг, конечно, союзник, – но все-таки неплохо бы знать, что у союзника происходит, и чего можно от него ожидать и в ближайшее время, и в длительной перспективе…
Естественно, при таких вводных развертывание своей агентурно-резидентурной сети на хултианских планетах казалось трудновыполнимым, а то и попросту невозможным.
Хуже того, в 327 году Исхода последовал рескрипт Его Императорского Величества: любая разведывательная деятельность в отношении союзников-хултиан воспрещалась.
Высочайший запрет есть высочайший запрет, но…
Но профессионалы тайных войн иногда лучше, чем власть предержащие, понимают, что можно, а что нельзя делать для блага Отечества. По крайней мере, Отдельный корпус жандармов разработку хултиан продолжил – негласно и крайне осторожно.
Свою агентуру не внедрить? Ну так проводились попытки вербовки хултиан, прибывавших на имперские планеты, – причем каждая обставлялась сложнейшей многоходовой комбинацией, позволявшей при желании выяснить, что подходы ищет кто угодно, но только не черные гвардейцы. В основном стрелки переводились на агентуру Эриданского Союза.
Результаты оказались плачевными – ни один хултианин завербован так и не был. Но аналитики трудились в поте лица, пытаясь по крохам, по обрывкам информации вычислить: что же происходит там, на хултианских планетах? Плоды их трудов тоже не радовали, слишком уж скудны оказались те крохи…
Но в любом случае вся работа по хултианскому направлению была одним из наиболее оберегаемых секретов Отдельного корпуса.
Имелись подозрения, что и иные родственные службы предпринимают аналогичные попытки, тоже в глубокой тайне, разумеется. И вот теперь барон фон Корф – после проверки на сочувствие коммунистическим идеям – выкладывает на стол этакую карту… Джокера, который может обернуться хоть тузом, хоть задрипанной шестеркой.
3
Несвицкий изобразил простодушное лицо и не сказал ничего. Хултиане, дескать? Ну и ладно, не мой профиль, а давний рескрипт двадцать седьмого года все поголовно офицеры Корпуса помнить не обязаны.
Барона показное равнодушие собеседника не обмануло.
Несколько секунд он внимательно вглядывался в лицо Несвицкого, затем произнес с легкой улыбкой:
– Сейчас и здесь говорят не просто капитан второго ранга фон Корф с полковником Несвицким, – но Отдельный корпус с Управлением разведки и контрразведки космофлота.
– Увы, я не имею полномочий для подобного разговора, – немедленно парировал жандарм.
– Однако донести его содержание до руководства не просто уполномочены, но и обязаны? – вновь улыбнулся фон Корф.
– Допустим, – сухо откликнулся Несвицкий.
– Допустим… – согласился кавторанг. – Тогда можно допустить и другое: ваше начальство весьма заинтересовано услышать отчет – пусть даже краткий и весьма неполный – о мерах, предпринятых Управлением РК космофлота по хултианскому направлению?
– Допустим и это.
– Ну тогда слушайте…
Кое-что из сообщенного бароном вслед за тем Несвицкий знал и ранее. Например, тот факт, что язык, на котором общаются меж собой хултиане, прибывающие на имперские планеты Эридана, в корне отличается от того, что служит средством общения для аборигенов Мнаурха. Собственно говоря, хултиане никогда и не предлагали учить их языки: вэйэ ду, дескать, – все их представители более чем сносно владели русским. Однако лингвисты Корпуса (после долгой и кропотливой работы с многочасовыми аудиовидеозаписями разговоров гостей между собой) более или менее изучили их язык, и подготовили нескольких переводчиков… Увы, ни слова из разговоров жителей Мнаурха те переводчики, включенные в состав делегаций, не могли понять. И как теперь выяснилось, флотские специалисты независимо от коллег проделали ту же самую работу.
– Не исключено, что язык, на котором говорят между собой хултианские офицеры и дипломаты, – это их вариант нашего французского, – высказал полковник предположение, в которое сам не верил. – Чужой, не родной язык, используемый для общения представителями высшего класса. Или же некий эквивалент наших мертвых, но все же употребляемых языков: латыни, которой пользуются юристы и медики, либо английского, без которого программные инженеры едва ли поймут друг друга.
– Почему тогда на нем никто не говорит на Мнаурхе? – парировал фон Корф. – Там ведь живут и представители высших сословий, и врачи с инженерами.
Несвицкий пожал плечами. Он хотел услышать информацию от барона, но отнюдь не желал делиться наработками Отдельного корпуса по хултианской проблеме.
Не дождавшись ответа на свой вопрос, капитан второго ранга продолжил:
– И французский, и латынь, и английский некогда были живыми языками. Наши же специалисты пришли почти к единодушному мнению: хултианский язык изначально мертвый. Вернее, искусственный.
– Кажется, нечто схожее было и на Земле, как же он назывался… – Несвицкий порылся в памяти, но так и не вспомнил название.
– Эсперанто, – подсказал фон Корф.
– Вот-вот… Но отчего вы решили, Николай Оттович, что хултиане общаются на аналоге эсперанто?
– Ну… Я не филолог… Но специалисты утверждают: любой живой язык, или бывший некогда таковым, несет в себе массу исключений из правил. Неправильные глаголы, например, спрягаются иначе, чем остальные. У так называемого хултианского этих неправильностей не наблюдается.
Полковник согласно кивнул, вспомнив, сколько неприятностей доставляла в свое время в кадетском корпусе зубрежка неправильных французских глаголов… Но затем усомнился:
– Хултиане, они такие… – Несвицкий на секунду замялся, подбирая наиболее точное определение, – …педантичные, что вполне могли провести кардинальную реформу языка, ликвидировав все исключения.
– Могли… – не стал спорить барон. – Я ведь говорил: мнение почти единодушное. Но кое-кто высказал те же соображения, что и вы, Михаил Александрович. Однако помянутые соображения ни в коей мере не объясняют, отчего никто на Мнаурхе этот язык не употребляет. Логичнее было бы предположить, что представители высшего общества будут общаться на нем не только в гостях, но и у себя дома. Не так ли?
– Резонно, – согласился полковник. – Изучить аналогичным способом язык Мнаурха вы пробовали?
– Михаил Александрович… Мне кажется, вы знакомы с проблемой в достаточной степени. И должны представлять, с какими сложностями связано упомянутое изучение.
Несвицкий представлял. С эриданскими представителями принимавшие их хултиане на Мнаурхе общались на русском, а между собой, но в их присутствии, – все на том же языке, не то на мертвом, не то на искусственном. А разместить стационарную записывающую технику где-то вне стен посольства и двух представительств не представлялось возможным… Объем случайных фраз, записанных мобильной, на себе носимой аппаратурой, позволял сделать вывод: язык не тот. Но не позволял его изучить.
– Не предполагаете же вы, – сказал жандарм, – что искусственный язык создан ради нас? Единственно для того, чтобы нас дезинформировать?
Рапорт, в котором излагался именно такой вывод, отправил по инстанции коллега Несвицкого, занимавшийся хултианами, – штабс-ротмистр Панаев-четвертый. Назад рапорт вернулся, украшенный краткой, но емкой резолюцией: «Бред!», и размашистой подписью генерал-майора Григоровича…
Капитан второго ранга промолчал, сочтя вопрос риторическим. Или просто не пожелал делиться умозрительными предположениями. Несвицкий продолжил:
– К тому же, согласитесь, Николай Оттович, подозревать хултиан в каких-либо злоумышлениях трудно, – после той помощи, что они оказали в критический момент, когда вопрос стоял о самом существовании Империи.
– Оказали, – не стал спорить фон Корф. – Но, во-первых, не безвозмездно. Во-вторых, помощь предоставлена в достаточно ограниченном объеме: Империя устояла, но подавить мятеж одним сокрушительным ударом сейчас не способна… Нам грозит затяжная война, и нет уверенности, что в ходе ее наши противники – когда окажутся на грани окончательного поражения – тоже не получат помощь, и тоже весьма вовремя и весьма дозированную… Допустим, от человекоподобной расы, встреченной разведывательными кораблями Союза где-то среди межзвездных просторов. Не стану утверждать, что гипотетические союзники мятежников будут разговаривать между собой на каком-либо искусственно созданном для того языке. Но исключить такую возможность не могу.
Вот оно и прозвучало, – то главное, ради чего затеян разговор.
Жандарм встал, сделал несколько шагов по каюте. Вновь опустился на стул. Произнес медленно, негромко:
– Если здесь и сейчас в самом деле беседуют Управление и Корпус, то Управление должно иметь очень веские резоны для последних ваших слов, Николай Оттович.
– Помилуйте, Михаил Александрович! Разве для интуитивных подозрений нужны резоны? Достаточно чувства смутной тревоги… И бездоказательных ощущений: что-то здесь не чисто. Я, напротив, очень надеюсь, что веские резоны были у вас. Когда вы сообщили мнаэрру Гнейи – а значит, и всем хултианам – новое местонахождение генохранилища. Должен признать, Управление РК недооценило вас, коллеги. Мы были уверены, что эта информация принадлежит исключительно нам. Иначе наш с вами разговор состоялся бы до военного совета.
Несвицкому показалось, что в каюте фон Корфа взорвалась граната. Невидимая, бесшумная, – но убившая наповал.
Про Елизавету-Умзалу, как про возможное местонахождение генохранилища, полковник сказал на совете с единственной целью: спровоцировать неизвестного противника на некие действия на планете… Действия, которые можно отследить. Но подобный результат провокационного заявления предвидеть было невозможно.
Несвицкий подозревал, что за лицом его наблюдают с разных ракурсов несколько замаскированных камер. И знал, что неподконтрольная разуму и воле микромимика наверняка отразила его крайнее изумление. Оставалось одно: изобразить дело так, будто вызвана та реакция иными причинами.
– Удивительно… – недоуменно произнес жандарм. – Мы тоже пребывали в полной уверенности, что агенты Управления не предпринимали никаких действий в отношении Ново-Петербургского Портала.
– Мы и не предпринимали. Не стали терять время. У нас был очень хороший информатор, и возможность проверить его информацию из других источников. Мы заранее знали, что эвакуация через Портал – отвлекающая операция. Что контейнеры, вывезенные в ходе той операции, – пустышки. Зато флот все две недели битвы за Новый Петербург смотрел не только вперед, на врага, но и назад, и по сторонам… Назад даже внимательнее: где же вынырнет транспортник, ушедший в подпространство на орбите Петербурга? Мы не верили, что мятежники рискнут вывезти такое богатство в дальний космос, на неисследованные планеты. И не ошиблись.