Читать книгу Триста лет - Виктор Улин - Страница 2

Сколько воды утекло? Сколько прошло лет? десятилетий? Попугай не умел считать. Только жизнь его, вроде бы устоявшаяся и готовая – как казалось – длиться еще добрых триста лет, вдруг ни с того ни с сего начала меняться.

Еще по-прежнему вспыхивали по вечерам золотые люстры и собирались вокруг стола-генерала наряженные женщины, – но нечто тревожное повисло в воздухе; да и чернобородых мужчин стало бывать все меньше. И шампанское, ждущее наготове в тяжелых темных бутылках, оставалось нераспечатанным, и горничной нечего было допивать по утрам. Впрочем, и сама горничная вскоре незаметно исчезла. Попугай по-прежнему ночи напролет качался вверх-вниз, старательно сыпал руганью, но ананасов ему больше не давали.

Потом настало время, когда люди почему-то перестали пользоваться электричеством и сидели при свечах. Гостиную заполнял нервный, красновато-желтый сумрак; женские лица казались мертвыми, точно смотрели на попугая уже с того света.

Про бархатную накидку забыли; целыми сутками он плавал в мутном полусне и тихо грезил своими реями и пиастрами. Просыпался лишь изредка, когда с улицы доносились неприятные звуки. Они хлопали резко, отдаваясь длинным эхом под сводами невидимых подворотен, а иногда сливались чередой, точно за стенкой драли на полосы сухую парусину. Попугай втягивал голову в перья, и ему казалось, что это трещит весь прежний, полный света и ананасов старый мир.

А однажды, в один прекрасный день – или ночь, или утро? – попугай вдруг ощутил холод. Он встряхнулся, затанцевал на жердочке, попеременно поджимая озябшие лапы, потом почесал собранные на затылке перышки и внезапно осознал, что уже давно к нему никто не подходит, не меняет воду и не чистит клетку. Попугай крикнул, требуя внимания – но никто не отозвался из опустевших коридоров, лишь уличный ветер с шуршанием тащил вдоль стен какую-то грязную кружевную рвань.

И тогда он понял, что коварно предан людьми, что хозяйка веселого дома и все обитательницы тихо сбежали, бросив его на произвол судьбы.

В отчаянии попугай не сразу расслышал, как внизу властно постучали в парадную дверь, потом зазвенели стекла, по лестнице тяжко загрохотали торопливые шаги – и в гостиную ворвались темнолицые черноусые люди в черных одеждах и плоских черных шапочках с подвязанными черными лентами. Они оглушительно топали по паркету, грубо перекликались в коридорах за дверью; от них веяло страшноватой, неведомой силой, и попугай забился на дно клетки в надежде остаться незамеченным.

Один из людей высунулся в окно, потом с треском рванул бархатную портьеру и обернулся, приложив ее к своему плечу; на его выпуклой груди попугай увидел синие и белые полоски. Он вспомнил грезы прежних дней и успокоился, приняв человека за одного из тех, кто давно и привычно окружал его в дремотных видениях. Расхрабрившись, он вспрыгнул на жердочку и попросил пить, и даже выругался по-французски для придания веса своим словам.

– Гляди-кось, какой бе-лай… – восхищенно проговорил черный человек.

Шагнув к столу, он ловко просунул между прутьями коричневый палец и ткнул попугая в грудь. Тот никогда не ведал столь грубого с собой обращения и вцепился кривым клювом в этот наглый предмет, воняющий незнакомым железным маслом.

– Кус-сается, контра! – отдернув руку и сунув палец в рот, человек добавил еще какую-то короткую фразу из трех слов.

Она состояла из привычных звуков и частями своими была знакома, однако смысла попугай не понял. Он ведь пользовался исключительно французским жаргоном и даже не догадывался о богатствах русской словесности, так как никогда не слышал лучших ее образцов; то есть нет, конечно, – слышал наверняка и не раз, но то было очень давно, а попугаев мозг не умел долго хранить вышедшие из употребления слова. Но само построение фразу и напор, с каким вытолкнул ее из себя черный человек, очень понравились попугаю, и он смекнул, что выражение сродни тем, французским, стоившим ананасов.

Он нахохлился; пробормотал непонятные слова вполголоса, не будучи сразу уверенным в незнакомом материале – и, убедившись, что опасения напрасны, хлопнул крыльями и выкрикнул ее во всю глотку.