Читать книгу Африканская луна - Виктор Улин, Виктор Викторович Улин - Страница 22

Из языков действительно хорошо я знаю только английский, поскольку учил его с 6 или даже с 5 лет. Я много читал английской литературы в оригинале, спокойно и с удовольствием говорю. В общем, английский язык – в устной ли форме или на сайте Интернета – никогда не кажется мне чем-то закрытым.

По-немецки я могу многое спросить, кое-что рассказать, более-менее прочитать текст и гораздо хуже понять на слух. Словарный запас мой скуден к тому же я практически не знаю грамматики, пользуясь готовыми моделями. Я не учился немецкому специально – он вошел в меня сам собой, когда в 83 году аспирантом я месяц провел в Дрездене. При ничтожном реальном знании языка результатом усиленного общения с настоящими немцами оказалось отличное произношение. Причем не какое-нибудь усредненное – а ужасный, чудовищный и выразительный саксонский акцент (который отличается от академического берлинского наречия примерно так же, как словесный понос выходцев из Краснодарского края от размеренной речи вологжанина). Думаю, что даже если бы я теперь вздумал взяться за немецкий серьезно, то этот натуральный, глубоко въевшийся акцент уже невозможно было бы изжить. Зато даже в Германии меня принимали не за русского, а за венгра. А уж в иной стране при условии короткого разговора я без проблем могу «закосить» под немца; во всяком случае, египтяне не раз попадались на удочку. И даже спрашивали – из какого германского города я приехал.

(Как ни странно, Германия, в отличие от России, состоит у них не из одного Берлина, а из множества разных городов.)

Собираясь в Египет, мы – просто так, для информации, поскольку жена тоже знает английский – поинтересовались в турфирме о языке, на котором нам придется общаться с туземцами. Нас уверили, что на русском, потому что отели Хургады обслуживают исключительно украинки и белоруски – беженки, вышедшие замуж за египетских арабов, но не нашедшие иной работы. Вероятно, милые девушки из фирмы просто перепутали страну. Поскольку, как я уже упоминал, в гостиницах Египта работают исключительно мужчины.

Некоторые из них – наиболее продвинутые менеджеры или бармены – действительно могут сказать пару слов по-русски. Большинство кое-как умеет объясняться по-английски. И практически все, даже самые отсталые уборщики, понимают по-немецки.

В этом нет ничего странного: настоящих англичан или американцев я в тех краях не встречал; по-английски все туристы (в основном, мои соотечественники) говорят тоже кое-как. А вот немцев полным-полно – есть даже несколько отелей, заселенных, видимо по традиции, исключительно ими. Там и вывески все на немецком языке. Когда проходишь мимо, то кажется, будто попал в какую-то нереальную тропическую Германию.

Вообще я очень люблю погружаться в среду, где не говорят по-русски. Я плаваю в ней, как рыба скат – есть такая удивительная, ни на кого иного не похожая морская рыба, которая, шевеля огромными, как крылья, плавниками, не плывет даже, а медленно летит, кувыркается и наслаждается свободным полетом в толще прозрачной воды.

В Хургаде выпадали дни, когда по-русски я говорил только с женой. Это было чудесно и ни с чем не сравнимо. Купаясь среди чужих языков, я переставал ощущать себя замученным жизнью россиянином. Я сбрасывал внешнюю оболочку и становился гражданином мира, лишенным своих русских проблем. Я был важным и значительным – хотя бы потому, что словарный запас мой и знание английского всегда превосходили ресурсы собеседников (ведь ни англичан, ни американцев в отеле не было). Строил длинные фразы, стремясь не просто передать канву мысли, а расцвечивая речь различными полнокровными синонимами. Иногда даже вставлял в речь всякие чисто английские фразеологизмы и поговорки. Удачно завернув какой-нибудь особо красивый оборот, я даже начинал ощущать интерес к своей персоне (который сам для себя давным-давно уже потерял).

Признаюсь честно: по возвращении в Россию мне несколько дней приходилось делать над собой усилие, чтоб не говорить по-английски. Меня мучило желание остаться там, между границами, во вненациональном и беспроблемном пространстве. Ужасно не хотелось снова заговаривать по-русски. Разбивать изнутри собственноручно построенную защитную скорлупу и выходить обратно на несчастную пустошь российской жизни.