Читать книгу Россия и Европа – поддавки с Пугачевым - Виктор Викторович Зайцев - Страница 3
Глава вторая.
ОглавлениеПалыч оказался прав, пугачёвцы действительно начали штурм ночью, примерно в три часа после полуночи. Мы с Иваном каждые полчаса проверяли караулы, по очереди, разумеется. Спать приходилось с перерывами через сорок минут, впрочем, внутренний голос в осаде работает лучше любого будильника. Проснувшись в половине четвёртого утра, я отправился проверять посты, заметив Палыча у главных ворот. Он пристально наблюдал из бойницы за темнотой на окружающем поле, возле него стояли трое бойцов с незажженными факелами, в ожидании команды. Палыч послал меня наверх,
– Возьми десяток гранат, на всякий случай, вдруг подберутся близко. Да, берегись шальной пули.
– Ты, как заботливая мама, – я побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Несмотря на предстоящий штурм, настроение было отличное.
Едва я поднялся на своё место, как зажженные факелы полетели со стен крепости наружу, освещая густые цепи нападающих. Да, что там цепи, восставшие шли настоящей толпой, словно на Первомайской демонстрации. При виде падающих факелов командиры подстегнули крестьян, именно они шли в первых рядах, толпа побежала к стенам крепости. Тут стали бить пушки, я впервые воочию увидел результаты своего детища. Нападавших не просто выкашивало, крупная картечь разрывала людей на куски. Даже мне стало страшно смотреть на поле со стен крепости, представляю, что творилось в головах этих смертников! Грешным делом, после этого зрелища, захотелось наказать тех, кто послал крестьянских парней на убой. У Палыча, судя по всему, мысли совпали с моими. По краю поля, на пределе возможности, распустились фонтаны миномётных взрывов, которые стали передвигаться в сторону крепости. Пушечные выстрелы с крепостных стен прекратились.
Сразу послышались крики и стоны раненых, крепкий мат, жалобы и молитвы, заглушавшие далёкие разрывы миномётных зарядов. Миномётный огонь через пару залпов прекратился, Палыч поднимался ко мне на стену.
– Ну, что будем делать, командир, – Иван встал рядом, удручённо рассматривая через бойницу поле боя, – о поле, поле, чьими ты усеяно костями? Где-то так выражались поэты. Как бы этих простофиль в плен взять без драки, предложения есть? До рассвета замёрзнут.
– Давай, просто ворота откроем, и будем кричать, чтобы к нам заходили. Два выхода, дворы освещенные, за воротами вооружённых стрелков поставим?
– Всё лучше, чем по полю собирать, там точно наших парней порежут.
Через двадцать минут осаждённая крепость напоминала сюрреалистический спектакль. Двое ворот были распахнуты настежь, в ярко освещённых дворах стояли вооружённые бойцы и приглашали заходить, погреться и покушать горячей похлёбки. Из темноты к воротам подходили и подползали раненые, просто напуганные и контуженые бунтовщики. После осмотра на наличие оружия, их пропускали дальше, где в сарае уже оказывали первую помощь и отправляли спать или обедать. Если первых раненых приходилось затаскивать, выбирая тех, что лежат поближе к воротам, то, подмёрзнув, крестьяне охотнее шли сдаваться. Тем более, что все слышали, как первых пленников из крепости не просто выпустили, а покормили перед этим. Да и запах густой гороховой похлёбки с мясом стоял вокруг крепкий, агитируя лучше любых слов.
К тому времени, когда рассвело, под стенами крепости остались лишь мёртвые. Тут и вылетели башкиры с вогулами, собирать трофеи. Так и не уснувшие командиры дремали в тулупах у ворот, ожидая возвращения трофейной команды. После чего, ночная смена отправилась спать, оставив пленников на попечение выспавшихся стрелков, которых по моему приказу не поднимали по тревоге всю ночь. С вечера Палыч велел им спать, невзирая ни на какую стрельбу, этот приказ молодые организмы выполнили успешно. Тем более, что стрельба велась не больше получаса, остальная ночь прошла тихо. Сменив своих друзей, стрелки с интересом выслушали рассказы о побоище и отправились нести караульную службу. Сами трофеи и пленников подсчитывали к вечеру, когда мы с Палычем немного отоспались.
Убитых и умерших от ран караульные насчитали больше ста пятидесяти человек, только вблизи крепости. Сколько погибло на опушке под миномётным огнём, выяснять не стали, опасаясь нападений из леса. В плен сдались почти шесть сотен человек, одни крестьяне. Пищалей, фузей и прочего антиквариата собрали на поле всего полсотни стволов. Большинство атакующих крестьян бежали с вилами, пиками и топорами. Вот этого инструмента набралось на тысячу работников, не считая ножей. Их даже башкиры не стали брать себе, сдавая в общий котёл. Среди наших парней, пятерых всё же ранили, особо буйные сдающиеся. К счастью, ранения оказались лёгкими.
Подводя итоги, мы с Палычем зашли к башкирам в казарму, расспросить о трофеях, увидели там всех пленниц.
– Я же велел всех выгнать сегодня, – спрашиваю командира отряда, – что случилось?
– Извини, бачка, гнали, не хотят идти, – смутился Ильшат.
– Быстро вон все отсюда, – рявкнул я на «плечевых», – чтобы духа вашего здесь не было.
– Не губи, начальник, не гони нас на улицу, – одна за другой, стали на колени женщины, преданно заглядывая в лицо, – мы работать будем, полы мыть, кашеварить можем. Только не гони нас на улицу, нам ведь податься некуда, помрём с голода или опять к разбойникам прибьёмся.
– Значит, так, Ильшат, – я обвёл взглядом его бойцов, – женщин прямо сейчас вымыть в бане, устроить на женской половине, работу им Владимир Анатольевич найдёт завтра. Одежду выберите сами из трофеев, не пожалеете?
– Нет, бачка, не пожалеем.
– Коли бабы останутся в крепости, в казарму их не таскать, никакого разврата. Только по согласию, в отдельной комнате, всё понятно? Драк из-за женщин не потерплю, при первом же случае виновницу выгоню, хоть ночь будет. Кому нужны женщины, приводите с улицы в крепость, но, по желанию, и показывайте Палычу и доктору. Кто захочет взять жену, в Сарапуле есть мулла, обвенчает. Насчёт отдельного жилья разберёмся.
После определения будущих поломоек на жительство, мы занялись работой с пленными. Разделённые на десять групп по количеству сараев, крестьяне уже пришли в себя, поели и собирались домой. Мы объяснили, что на ночь, глядя, выгонять никого на мороз не собираемся, особенно раненых. Вместо вечерней сказки предложили политинформацию в лучших традициях советских времён. Для ускорения процесса мы с Палычем разделились, затем пошли в народ. После обычного вступления, где я выкладывал аргументы, уже напечатанные в листовках, наступал «вечер вопросов и ответов». Обозлённые крестьяне первым делом пытались обвинить нас в убийстве их товарищей, в нанесении ран им самим. Эти претензии я разбивал одним вопросом, «Кто вас просил нападать? Мы тут год живём, никого не трогаем. Не я в твою деревню пришёл, а ты в мою. Кто же виноват, по носу получил, юшка потекла, не реви, терпи, да на ус мотай. Так нас в детстве учили драться?»
После этого выплеска обиды начинался настоящий разговор, с мыслями о вольности крестьянской, о двух извечных русских вопросах, «Кто виноват?» и «Что делать?». Мы договорились не растекаться мыслью по древу, задерживаться в каждом коллективе не больше часа. Мы не пытались за это время сагитировать крестьян в свои ряды, понимая, нужно время и обдумывание наших тезисов, чтобы к нам приходили убеждённые люди, а не жаловались потом на обман. Мне, например, понравилась игра с предложением крестьянам подумать, что будет, если завтра все станут свободными. Благо, время соответствовало, богатейшие чернозёмы юга России ещё не освоены, находились под угрозой нападения крымских татар. Потому игра была беспроигрышной, выбрав себе жертву, я задавал свой вопрос и вместе с окружающими крестьянами начинал рассуждать.
– Вот, освободили всех крестьян в России, что ты будешь делать?
– Как пахал, так и буду жить, – отвечал крестьянин.
– Так земли у тебя нет, – это беспроигрышное замечание всегда попадало в точку.
– У барина возьму исполу.
– Так ты крепостным и останешься, будешь на барина работать, до смерти долги не отдашь, и детей похолопишь.
– Тогда куплю землю, – пытался найти ответ парень, понимая, что оплошал.
– Так денег у тебя нет, а займёшь, опять кабала будет, не хуже, чем у барина. Случись неурожай, отберут у тебя землю, да в долговую яму сядешь.
– Ну, не знаю, пойду искать свободные земли. На них и осяду.
– Так в России свободных земель нет, только помещичьи, да казённые. Разве монастырские ещё забыл. Чтобы свободные земли найти, надо далеко в Сибирь забраться. На хороших землях, как ты понимаешь, могут быть другие хозяева, или дикари-нехристи, прости господи. ( На этом месте мы все дружно крестимся). Придёшь ты туда, поселишься один, ну, с женой. А соседей нет. Случись чего, никакой помощи не добьёшься, попа близко нет, ни крестить, ни отпеть. Кузнеца рядом нет, купцы не приедут. Можно, конечно, поселиться близко к городу, так там опять поборами замучают, да лихие люди из кабаков полезут. Вот так. Куда крестьянину податься, зачем тебе свобода?
– Тебе ведь, свободу ещё не дали, и никто не даст, – после некоторого перерыва продолжаю доводить парня до истерики, – кроме меня. Я тебе не обещаю свободу с голым задом, я совсем ничего не обещаю. Я сам ухожу на Восток, в Беловодье, где нет помещиков, земля свободная, климат тёплый. Там собираюсь жить со своими друзьями так, как по Правде Русской положено, без поборов и рекрутства, без рабов и барщины. А на врагов, дикарей-нехристей, прости господи (общее крестоположение), найдётся управа. Пушки наши видел? Вот так-то.
Не агитируя крестьян немедленно переходить под своё начало, я уходил в следующий сарай. Что говорил Иван, я не знаю, но, думаю, его агитация была практичнее моей. Закончили мы свою политучёбу поздно вечером, вымотались, как бобики на помойке. Усилив караулы, попили втроём чай, наши поздние чаепития стали традицией, своеобразное подведение итогов и согласование планов. На этот раз настроение, несмотря на усталость, бодрое, планируем глубокую разведку и окончательный разгром остатков отряда восставших. Под командованием некоего Юськи Антонова, якобы яицкого казака. Жив ли это Юська, мы не знали, оставалась надежда, что он погиб и после ночного разгрома отряд без командира рассеялся. Учитывая, что днём никакого движения в окрестности крепости не замечалось, шансы на мирное изгнание бунтовщиков были велики. На всякий случай, мы обсудили наши действия, согласовали время и условные знаки. Жаль, что радио ещё не изобрели, надо быстрее заняться этим вопросом.
Утром мы попрощались с нашими постояльцами, выдали им листовки, да и выгнали за ворота, указав дорогу на Воткинск и Бабку. Конные разъезды резво прочесали округу, подтвердив наше предположение об отступлении восставших. Судя по следам, расходились бунтовщики по всем направлениям небольшими отрядами. Надо полагать, решили заняться реквизицией продуктов у крестьян, пленные жаловались на плохое питание последние дни. В лесу нашли свежую братскую могилу, хорошо, хоть на это хватило совести у разбойников, не бросили своих подельников на поживу волкам. Что здесь будет твориться через полгода, после рейдов царских карателей, страшно представить. Солдаты точно не будут хоронить расстрелянных и повешенных бунтовщиков.
Мы двумя взводами на конях двинулись по дороге в Воткинск, желание освободить посёлок, а, главное, завод, было огромное. Нам нужна продукция завода, полгода без дела сидеть нельзя, завод должен работать. Мне было всё равно, кто будет продавать нам полуфабрикаты и жесть, лишь бы поставки шли регулярно. Искать другого поставщика в это время не только бесполезно, опасно, весь Урал охвачен восстаниями. Надёжней работать с испытанным заводом, тем более, самым близким. На полпути к посёлку мы увидели на дороге два замёрзших трупа пугачёвцев, судя по ранам, погибли от потери крови. Видимо, они шли последними, и похоронить некому. Забросали трупы хворостом, захороним позже, двинулись дальше, выслав вперёд четверых всадников разведки.
Окраина посёлка выглядела пустынно, чтобы не попасть в засаду, мы обогнули по лесу ближайшие к дороге хозяйства. Я с Чебаком спешился, пробираясь к крайним избушкам. Хозяева домов были нам знакомы, но, бережёного бог бережёт. Мы скользнули во двор, где Чебак сразу проверил надворные постройки. Кроме скотины, никого в стайке не было, что внушало надежду на отсутствие засады. В самом деле, не будут же в каждом доме засаду устраивать. Так и вышло, хозяйка оказалась в доме, узнала меня и поделилась новостями, пока Чебак мёрз во дворе. Известия, однако, стоили того. К моему удивлению, завод работал и выпускал продукцию, а рабочие сами выбрали временного управляющего. С ума сойти, всего пятнадцать лет назад половина этих рабочих насильно была рекрутирована в завод из крестьян, столько лет они ворчали, выражали недовольство принудительными работами. Сейчас же, едва получив свободу, сами выбрали управляющего и добровольно работают. Интересные дела получаются, как же угнетение уральских рабочих, описанное Бажовым и другими пролетарскими писателями? Хотя, Воткинск никогда не был Уралом, где на Демидовских заводах действительно в кандалах работают. Сам видел подобное в Оханске, на заводе пресловутого промышленника Коркина. У нас, в Воткинске, при всех злоупотреблениях Алимова, люди жили и работали спокойно, по-человечески.
– Семейство Шадриных, как? – интересовал меня грешный вопрос.
– Да, никак, работают на заводе, Кольку похоронили, да и вернулись на свои места. Правда, сейчас никого не задирают, ходят тихие, молчат всё больше.
– А пугачёвские отряды где, вчера должны были проходить через посёлок остатки их отряда.
– Эти были вчера, так твои же бывшие парни окружили их, с ружьями, да и спровадили дальше по Сарапульскому тракту. Так и живём, да ты сам съезди в управу-то, да поговори с Михалычем, временным управляющим, помнишь, поди, его, старший мастер из литейки.
– Так и сделаю, Степанида, прямо сейчас поеду. Только, не застрелят ли меня ваши охранники?
– Да ты что, они и так переживали из-за тебя, слышала, передрались между собой. Нет, не должны стрелять, любят они тебя.
– Спасибо Степанида, мужу поклон передавай.
Полученные сведения давали надежду на успех нашей поездки без всяких конфликтов, если заводская охрана промолчит. Поделившись информацией со своими ребятами, я поехал к заводоуправлению во главе нашего отряда. Палыч в нашей поездке не участвовал, остался в крепости, контролировал зачистку окрестностей от оставшихся мелких отрядов. Так, что решение принимать мне одному, мои парни не могли возражать. Медленно, словно в американском вестерне, наш отряд выехал на площадь перед заводоуправлением. Парни из моего сопровождения остановились, занимая круговую оборону, я спешился, направляясь в управу. Из дверей здания вышли четверо моих бывших учеников с ружьями в руках.
– Здравствуйте, Андрей Викторович, – дружно поклонились ребята.
– Здравствуйте, Михалыч на месте?
– Да, проходите, пожалуйста.
Михалыч действительно оказался на месте, чуть не подпрыгнул при моём появлении. Думаю, он испугался, что я приехал мстить за своё предательское пленение. Чтобы не издеваться над бывшим мастером, сразу сообщил ему цель своего приезда. И не зря, потому, как почти все эти дни завод продолжал работу, склады ломились от готовой продукции. Воспользовавшись ситуацией, я выторговал небольшую скидку и казённые сани, чтобы сразу доставить продукцию в Таракановку. День вышел исключительно удачным, учитывая, что рассчитались мы бартером – ружьями и патронами. Ну, прямо, как у нас в девяностые годы. Видимо всегда так, когда кругом разбойники, деньги скапливаются у них, а простым работягам остаётся бартер. К нашей чести надо сказать, что следующие поставки мы уговорились оплачивать полновесными серебряными рублями.
Кроме коммерции, мы договорились с Михалычем о совместных действиях против разбойников. Временный управляющий клятвенно обещал сообщать все новости в Воткинске, а также пригласил вернуться попа с попадьёй и детьми, доктора и трёх старших мастеров. Всем им, от имени жителей, была обещана охрана и безопасность. Одним словом, чистое самоуправление, как в годы гражданской войны. Последние месяцы мне так напоминали покинутую страну, даже жутко становилось порой. Неужели ничего не меняется, двести лет прошло, а в России всё те же проблемы и те же способы их решения. Как обычно, до царя далеко, до бога высоко, так и живём, как сами договоримся. В принципе, такие отношения меня даже больше устраивали, за себя мы постоять сможем против любых разбойников, это не с государством ссориться.
После доставки закупленной жести и железных поковок, завод заработал на всю катушку, выпуская фургоны первопроходцев с усиленными осями. Наши приказчики отправились закупать парусину в Воткинских лавках, в Бабке и Очёре. В Сарапул мы не рискнули податься, там хозяйничал отряд пугачёвцев, подставлять своих парней под пули не захотели. Пусть жители уездного центра освобождаются сами, если хотят. Палыч вычистил ближайшие к Таракановке деревни от разбойников, самых дерзких, что рисковали сопротивляться, безжалостно вздёрнули на ветках деревьев. Вешали, собственно, обиженные разбойниками крестьяне, Иван лишь оглашал их мысли. Переселившиеся вогулы отделались лёгким испугом, бунтовщики им ничего не сделали, даже не пожгли. Женщины и молодёжь вернулись к родным, забрав из крепости свой немногочисленный скот. Одним словом, следы боевых действий исчезли за считанные недели.
Примерно через полмесяца, когда мы окончательно убедились в отсутствии разбойников поблизости от Таракановки и Воткинска, Палыч попросился в рейд на Урал.
– Зачем тебе это надо? – не соглашался я, – Помнишь фильм «Ва-банк 2»? Там главный герой проклинал себя за то, что начал мстить. Мы рискуем влезть в разборку с Демидовыми, те сотрут нас в порошок, причём, не своими руками, а царскими войсками.
– Я всё продумал, как раз сейчас, в неразберихе восстания, мы сможем ухватить кукловода, демидовского управляющего, за мягкое место. Думаю, он не откажется поделиться информацией и компенсировать нам потери, не деньгами, так работниками и парусиной, той же.
– А потом куда, в расход?
– Обижаешь, начальник, напишет расписку о сотрудничестве, и вернём на место, пусть работает и соблюдает нейтралитет. От него даже информации не потребуется, лишь бы нам не вредил. Аргументы, способные заинтересовать его и удержать от разоблачений, я найду. – Палыч нехорошо ухмыльнулся, – с собой я возьму только башкир, оденем их похуже, трофейные мушкеты для вида возьмём. Чем не восставшие сторонники Петра Фёдоровича? В ставке Пугачёва я бывал, если встречу настоящих бунтовщиков, отбрехаюсь.
– Рискуешь, Палыч, зачем это надо. В любом случае, скоро нас здесь не будет.
– Тут ещё один нюанс, для нас очень важный. Уходить мы будем через Алтай, там полно бывших и действующих демидовских заводов. Если Аксёнов даст нам рекомендательные письма и карту заводов, мы сможем там остановиться и отдохнуть, когда прижмёт. Да и преследований от властей не будет, Демидовы там котируются. Потом, кто мешает нам сотрудничать? Демидовские заводы, по слухам, стоят возле Байкала. Пусть они своё железо нам продают, на Амур, им же выгоднее, чем в Россию везти. Говорят, он мужик практичный, думаю, сойдёмся во взглядах. Не волнуйся, мы припасы с собой возьмём, в селения заходить не будем, тайно пойдём.
– Хорошо, отправляйтесь.
Кроме башкир, Палыч взял с собой взвод вогул, для «обкатки», как он выразился. Никто в крепости не знал истинной цели их путешествия, официально отряд отправился в Казань, проследить путь движения основного войска Пугачёва. Мы не исключали утечки информации из нашего завода, не обязательно от осведомителей, просто, от болтливых женщин. После отъезда Палыча атмосфера в нашей крепости стала совсем мирная, можно сказать, скучная. Володя поставил производство повозок на поток, выпуская не меньше трёх фургонов в неделю. Все колёса были на подшипниках, кроме того, некоторое количество подшипников, колёс и осей выпускали отдельно, как запчасти для срочного ремонта. Производство «Луш» практически прекратили, перейдя целиком на револьверы и помповые ружья. Одностволок и без того скопилось на складе почти тысяча стволов.
Основной упор оружейники делали на создание максимального запаса патронов и снарядов. По самому пессимистичному расчёту, боеприпасов требовалось на два года частых перестрелок. Исходили мы из расчёта сотни патронов на револьвер и двухсот патронов на ружьё. Для создания такого запаса предстояло работать месяца четыре, не меньше, при нынешних темпах. Пока нас такие сроки вполне устраивали. Кроме того, используя свободное время, я нарабатывал запас капсюлей, надеясь перезаряжать стреляные патроны по мере расходования. На этот раз, со мной производством бертолетовой соли занимался Володя, ему предстояло остаться на заводе и поставлять капсюли и порох на столичный завод Никиты. По нашим расчётам, в разгроме Пугачёва будет участвовать полк солдат, вооружённых «Лушами». Была определённая надежда, что ружья проявят себя хорошо и оба завода получат государственный заказ на перевооружение армии. Под это перевооружение Володя уже разработал съёмный штык на одностволку.
После Рождественских праздников всё больше забот уходило на подготовку к переезду. Список необходимых мелочей постоянно рос, превышая всякие разумные пределы. Даже при самых скромных подсчётах наш караван требовал полтысячи фургонов, нужно было что-то менять, искать выход из положения. Тут ещё подвели наши слабые познания истории. Пугачёв с основным войском, после захвата Уфы пошёл не на Казань, а отправился по южному берегу Камы в Приуралье. Видимо, он не успел получить вести о разгроме своего отряда в Воткинске, но, на обратном пути от демидовских уральских заводов нападение на посёлок восставших становилось неминуемым. Слухи о численности войска Петра Фёдоровича ходили разные, но все не опускались ниже десяти тысяч человек. В лучшем случае, это давало реальное количество восставших не меньше пяти тысяч. Такая орда сомнёт защитников Таракановки без всякого оружия, просто раскатают стены по брёвнышку.
Весть о движении пугачёвского войска на Урал, сразу навеяла беспокойство за Палыча, того не было почти месяц, как бы пригодилась, чёртова радиосвязь. Очередной раз выругавшись на эту тему, я споткнулся и уставился на телефонный аппарат на своём столе. Телефон мы «изобрели» меньше, чем за месяц, до отправки на Дальний Восток остаётся почти восемь месяцев. Кто мешает заняться радио? Да никто, смело ринулся я в радиодело, призвав на помощь консультанта Владимира Анатольевича. В своё время, мы вместе увлекались собиранием приёмников, жаль, что на транзисторах и полупроводниках. Сейчас придётся начинать с основ, простейших радиоламп. Ничего, у Попова оборудование было совсем примитивным, и, в отличие от него, мы немного помним теорию и собирали приёмники-передатчики на транзисторах.
Понимая сложность задачи, я сразу собрал под своё крыло троих опытных мастеров и пятерых рабочих. С одним мастером, Порфирием, мы год назад ладили воздушные насосы под свою забаву – акваланг. Испытать его в пруду я так и не сподобился, лежали все три аппарата в сундуке, тщательно пересыпанные ржаной мукой от слипания резины. Зато с той поры остались два насоса и опыт их изготовления. Калина Чалый, так звали нашего стеклодува, прибился нынче зимой, бежал из разорённой мастерской в Бабке. За пару месяцев он освоился, накопал нужного песка и пытался заняться привычным делом – выдувать посуду. Тут я его и прихватил, пообещав интересную оплату за очень интересную работу. Третьим мастером был мой ученик, Ерошка Килин, с ним мы начинали делать телефоны. Парень полюбил электричество и повторил все опыты, что я помнил из школьного учебника физики. Услышав от меня поставленную задачу, собрать аппарат для разговора по воздуху, без проводов, мастера откровенно не поверили.
Пришлось долго их убеждать, ссылаясь на телефон, на мой опыт. Я, не особо отклоняясь от истины, рассказал, что у меня был такой аппарат, который пришлось бросить в стране далёкой. Сам аппарат делал не я, потому и не могу сразу его собрать. Но, мы с Володей помним основное устройство радио, что не помним, придётся искать самим. Главное, мастера поверили мне, авторитет Владимира Анатольевича для механиков был непререкаем. Пока мастера пытались изготавливать первые диоды и триоды, мы с Вовкой вспоминали теорию. Трудное это дело, доложу вам, выводить самому половину формул и расчётов радиодела. Не легче, оказалось, отойти от формул с чёткими размерностями, омами, вольтами и прочими амперами, в мир первопроходцев. Туда, где нет никакой измерительной аппаратуры, никаких стандартов и, более того, нет физической возможности выйти на эти стандарты.
Чтобы немного представить себе наше положение, попробуйте высыпать в ведро набор радиодеталей всех калибров и марок, стереть с них маркировку, а, затем собрать передатчик. Каково? Мы, пытались действовать постепенно, начиная с простейшего приёмника, способного принимать любые сигналы в широкой полосе вещания. Повторяли описанные шаги развития радиодела, но, каждое наше достижение давалось исключительно тяжело, главное, медленно. Лампы, выходившие из рук наших умельцев, выглядели мутными пузырьками, а то и чекушками. Каждый экземпляр был эксклюзивным, с непредсказуемыми характеристиками. Лучше других шли дела по изготовлению сопротивлений, нарезать отрезки проволоки разного сечения и длины проще всего. Одних серебряных монет на контакты ушло полфунта, не меньше. Не буду упоминать о мороке с конденсаторами, хотя, в принципе, их можно собрать из двух листков бумаги. Но, не забывайте, у нас не было ни единого измерительного прибора, грубо говоря, мы даже не знали напряжение в наших аккумуляторах.
Пока мы вожгались с радио, наши вогульские взводы исправно несли службу, патрулируя окрестности. Парни приобрели опыт, уверенность, пару раз им удавалось разгонять банды мародёров самим, без посторонней помощи. В одну из своих поездок они заметили большой отряд, явно приближавшийся к нашей крепости. Глядя на разворачивающиеся, на поле вокруг крепости повозки, на уверенные действия казаков, ставивших палатки и разводивших костры, мне стало страшновато. Крестьян в отряде, окружившем нашу крепость, практически не было, разве, что, обслуга. Казаков мы насчитали около двух сотен, все с огнестрельным оружием, у некоторых заметно выделялись наши «Луши». На пригорке, под сильной охраной, неторопливо устанавливали шесть пушек. Судя по основательной неторопливости, казаки не сомневались, что захватят нашу крепость. У нас же, как на грех, не набиралось и сотни умелых бойцов. Вооружать рабочих с бабами я собирался в самом крайнем случае.
Ко мне поднялся Володя, тоже оценивший профессиональное поведение казаков.
– Что делать будем? – не дождавшись ответа, он предложил, – не надо бы нашим ребятам из бойниц не стрелять, их тут быстро ответным огнём побьют.
– Сдаться, что ли? – хрипло удивился я.
– Нет, вести огонь исключительно из миномётов и пушек. Миномёты во дворе, пушкари закрыты стальными щитками. Другой вопрос, как быть, когда казаки под стены подберутся, не знаю.
– Ты прав, чего боеприпасы экономить, подберутся под стены, забросаем гранатами, – я мысленно прокрутил наш план по уже проходившим сценариям штурмов, – посмотри здесь, парней проинструктирую. Только, придётся тебе на пяти наших наблюдательных башенках стальные листы установить дополнительно.
– Полчаса работы, – хмыкнул Вовка.
Собрав немногочисленных защитников крепости, я трижды проинструктировал всех, как будем встречать непрошенных гостей, добиваясь полнейшего понимания. Особо подчеркнул, что все казаки вооружены мушкетами и пищалями, некоторые и нашими «Лушами». Поэтому голову не выставлять в бойницы, ни при каких обстоятельствах. Даже по команде «Гранаты», кидать их осторожно, не высовываясь в бойницы. После этого парни взяли по тулупу, на случай долгого ожидания, мы не исключали штурма ночью, по банке консервов, пришедших по вкусу всей молодёжи, и отправились на свои места. Я вернулся в наблюдательную башенку, Володя занялся укреплением наших наблюдательных мест железными листами. Что мы раньше не додумали, не понимаю. Вероятно, из-за практического отсутствия огнестрельного оружия у противника. Закончить свою работу Вовкины рабочие не успели, казаки начали штурм за два часа до темноты, явно намеревались управиться засветло.
На этот раз нападающие подходили редкими цепями, залегая после коротких перебежек, сказывался опыт стрельбы из наших ружей. Ничего, посмотрим, как дальше выйдет. Я позвонил на позицию миномётчиков, передал указания цели, стараясь первыми выстрелами уничтожить пушкарей, зажёгших свои фитили на пригорке. Они находились на пределе пристрелянного участка, но, безветренная погода нас выручила. Три залпа легли удачно, разметав позицию пушкарей вместе с людьми. Многие нападавшие не обратили внимания на негромкие хлопки выстрелов, продолжали своё движение вперёд. По моей команде, миномётчики принялись обстреливать свои квадраты, заранее обговорённые и пристрелянные ещё полгода назад. Осколочные мины, в отличие от пушечных ядер, находили себе жертвы постоянно, каждый выстрел, не минуя лежащих казаков. Возможно, убитых было мало, но ранены были многие казаки. На снегу такие тайны не укроешь, при всём желании, красные пятна крови служили неплохими отметками стрельбы миномётчиков. Робкие попытки казаков обстрелять нас из ружей не дали результатов по причине полного отсутствия цели для нападавших. Они не видели, откуда вылетают снаряды, полагаю, такая скрытность многих обескуражила.
После прекращения миномётного огня, казаки принялись отступать, осторожно, равномерно, раненых выносили с собой. Открывать огонь по их установленным на опушке шатрам мы не стали, была надежда, что оценят казаки наше благородство и уйдут сами, снимут осаду. Вероятность ночного нападения была незначительной, но, караулы мы усилили, отправив всех артиллеристов спать, они стали героями дня. На обед я пригласил к себе Джеймса Уинслея, чтобы расспросить его о непонятном отряде казаков. Прижившийся в крепости пленник, казалось, сам удивлён появлением неизвестного ему отряда казаков.
– Андрей, казаки не будут воевать за идею, они обычные наёмники, – разошёлся он за обедом, размахивая вилкой, – нам с коллегами стоило больших денег поднять отряд казаков на бунт. Они брали золото и серебро, но ничего не делали. На всё войско Пугачёва не наберётся четырёх сотен казаков. А сюда пришли не меньше двухсот, хорошие деньги нужны, чтобы нанять этих казаков. Я не знаю, что это за люди.
– Их могли нанять ваши коллеги, – я не доверял шпиону.
– Возможно, но за какие средства?
– Посмотрим.
Англичанин за прошедшие месяцы написал обширный доклад о проделанной работе, нарисовал много карт известных ему мест, с указанием укреплений и именами комендантов крепостей. Сейчас он описывал состояние европейской политики, расстановку сил и влияний русских и английских интересов в Европе. Он давно поведал нам свои похождения в России, с конкретными именами своих бывших коллег, подробно изложил на бумаге всё, что было сделано ими для провокации восстания Пугачёва. Понимая, какой компромат находится в моих руках, Уинслей дал слово не пытаться бежать до разгрома бунтовщиков. За это мы обещали не отдавать его в руки Тайной Канцелярии. Сделали мы это не из человеколюбия, а, понимая, бессмысленность таких действий. Екатерина, даже имея в руках доказательства участия Британии в подрывной деятельности на территории России, не пойдёт на обострение отношений с мощной морской державой. По нашему мнению, в реальной истории Пугачёвского восстания, наверняка были известны подобные факты участия англичан в нём. Однако, они были засекречены в архивах, не зря говорят, что пугачёвские материалы не полностью обнародованы и в двадцать первом веке.
Мы пока не определились, как можно использовать Джеймса для наших интересов, в крайнем случае, всегда можно его отпустить после подавления восстания. Зато с княгиней Морозовой решение вырисовалось давно. Мария Алексеевна пришла в себя и охотно рассказывала о своих родных и знакомых, живописуя неизвестный нам мир дворянского сословия Российской Империи. Из её рассказов и воспоминаний получалось, что большинство дворян знакомо между собой, находятся в родстве, либо слышали о знаменитых дворянских семьях. В ряду личных знакомств наибольший интерес вызывала Екатерина Дашкова, довольно влиятельная женщина, близкая к императрице. Через Дашкову, после окончания беспорядков, мы планировали продвигать часть наших технических новинок. Хотя бы, телефон, один аппарат уже был установлен в комнате Марии Алексеевны, женщина получала огромное удовольствие от разговора посредством новейшего изобретения.
В крепости уже работал телефонный коммутатор на два десятка номеров, пока ручной. В помещении коммутатора посменно дежурили три девушки из вогулок, обученные простейшим навыкам переключения штекеров по номерам. Вогулы считали такую работу «господской» и очень гордились своим местом, ценили его. После того, как Ерофей Килин перешёл на радиодело, модернизацией и дальнейшим проведением телефонной линии занялись Петя Стрелков, его приятель, взявший в подручные двух вогульских пареньков, наиболее толковых. За такую работу парни получали немного, но, сам статус причастности к господским телефонам многого стоил. В Воткинске единственная телефонная линия после бегства Алимова со всей семьёй простаивала, хотя все бывшие пленники пугачёвцев во главе с батюшкой уже вернулись в посёлок. На этих парней-телефонистов были у нас свои планы, если не пойдут с нами на Восток, отправим в Санкт-Петербург, с Марией Алексеевной, налаживать телефонизацию столицы. Думаю, Никита в полной мере использует такую возможность для наших целей.
Вечеряли мы с Володей, как обычно, но, уже вдвоём, без Палыча, уложив своих жён с растущими наследниками спать. Обсудили расход боеприпасов, внеся необходимые поправки в наши планы. Такое короткое сражение потребовало неожиданно большой траты миномётных снарядов. Придётся увеличить запас мин вдвое против ранее запланированного.
– Если казаки до утра не уйдут, – отхлебнул я крепкого чая, – выйду к ним на разговор. Странные какие-то они, англичанин уверяет, что такое нападение огромных денег стоит, за идею казаки не воюют.
– Не ходи, какая нам разница, кто их нанял?
– Рискну, кажется мне, будет от этого польза. Да не бойся, возьму револьверы, твой бронежилет надену, от крепости далеко не стану отходить, успею добежать. Нет же у казаков снайперских винтовок.
Неделю назад, Володины мастера приготовили нам подарок, байдану. Не настоящую, в виде жилета, но, достаточно прочную. На испытаниях пластины отлично выдержали выстрел из «Луши» с пятидесяти метров, немного погнувшись. Я объяснил своим взрослым приёмным дочерям, как нужно обшить байдану, чтобы она выглядела обычным жилетом, а под стальные пластины подложили толстый слой войлока. В целом, такая защита немного напоминала бронежилет старого образца, армейский, хотя внешне выглядела обычной тёплой толстовкой. Девушки пустили сверху неброскую вышивку, отвлекавшую внимание постороннего наблюдателя от внутреннего содержимого жилета.
Утром, казаки остались на месте, демонстративно не покинули своих шатров, хотя поняли, что мы их можем в любой момент расстрелять. С рассветом они разводили костры, готовили пищу. Что ж, смелые люди, пойдём, поговорим. Я надел свой бронежилет, закрепил сверху пояс с револьверами, как у ковбоев, и подошёл к главным воротам крепости. Надвратная пушка дала холостой залп, наверняка обратив внимание казаков на ворота. Скоро из них вышел я с белым флажком в руке, прошёл полсотни шагов и остановился, воткнув флажок в снег. В ожидании парламентёра, я осматривал вчерашнее поле сражения. Крови было много, но, ни одного мёртвого тела на поле не было. Либо никого не убили, либо ночью казаки собрали своих убитых. То и другое хорошо характеризует наших противников.
Не прошло и получаса, в мою сторону направился одинокий всадник, спешившийся за десяток шагов и степенно подошедший ко мне. Мы несколько минут молча мерялись взглядами, бородач с хищным горбатым носом и золотой серьгой в ухе, смотрелся настоящим, классическим казаком, вроде атамана Ермака. Судя по отсутствию седины в бороде, был он моложе меня, около тридцати лет. Я улыбнулся и представился,
– Воевода крепости и Таракановского завода, Андрей Быстров.
– Атаман Ерофей Подкова, яицкие казаки мы.
– Чем же, атаман, тебе наша крепость не понравилась. Неужели Пугачёв велел захватить нас?
– Мы Емельяну не служим, нужда была в ружьях твоих, воевода.
– Так заходи, покупай, приценяйся, продадим. Наши лавки и в Астрахани есть, не стоило так далеко забираться.
– Астраханские ружья мы все скупили и патроны тоже. Захотелось ещё взять, да платить нечем.
– Куда же тебе, атаман, столько ружей, слава Пугачёва покоя не даёт?
– Не даёт покоя, ты прав, только не слава, а наше будущее, – атаман протянул мне нашу листовку, адресованную восставшим крестьянам, – ты писал?
– Я, понравилось?
– Правду там писано, что Емельку до конца года поймают и казнят?
– Мне врать ни к чему, да ещё об этом в бумаге писать. Правда, всё так и будет. Ты и без меня это понимаешь, никогда крестьянам настоящих солдат не победить. Против разжиревших гарнизонных инвалидов2 еле справляются, а суворовских солдат не выдержат, побегут сразу. Думаю, Пугачёв и сам всё понимает.
– Значит, осенью пойдёшь на восток?
– Придётся, после прихода царских войск тут такое начнётся, меня власть и без того не любит. Ни та, ни другая. Говори, что предлагаешь?
– Мы тоже на восток собрались, огненного припаса мало. Дай нам вперёд ружей и припасов, в Сибири встретимся, отслужим или расплатимся рухлядью.
– Разговор долгий, бери двух-трёх близких людей, приезжайте на санях к воротам. Если договоримся, сразу всё погрузим. Не испугаешься?
– Нет, – вспыхнул румянец на щеках, выдавая молодость атамана.
2
Инвалидами в те времена называли солдат-ветеранов.