Читать книгу Россия и Европа – игра на равных - Виктор Викторович Зайцев - Страница 3

– Нет, ваше сиятельство, нам надо спешить, – я ещё раз поклонился князю Соколову-Бельскому, стараясь вырваться из липкого гостеприимства, второй день обволакивающего нас праздными развлечениями.

С лёгкой руки нашего первого появления в его имении, после полной телефонизации княжеского дворца и окрестных деревень, Павел Петрович стал фанатом технического прогресса. Не удовлетворившись паровыми машинами, установленными на молотилке, он закупил английские косилки и жатки. Купил в Таракановке небольшой паровой катер, на котором катался по прудику возле господского дома, жаль, что зима не давала нам возможности прокатиться вместе с хозяином. Его «гайдуки» вооружились «Лушами», а сам он держал несколько револьверов, развлекаясь стрельбой по пролетающим воронам. Но, всё это было уже пройденным этапом, наш «Соловей-разбойник» мечтал удивить соседей так, чтобы слава о нём донеслась до самого Петербурга.

– Нет ничего легче, князь, – я с удовольствием направил мысли нашего гостеприимного хозяина в нужное русло. – Как вы относитесь к возможности подняться в воздух?

– Богоугодное ли это дело? – машинально перекрестился мой собеседник, – подняться в небо, подобно ангелу, не будет ли это ересью? Человеку не дано летать, можем ли мы нарушить божий промысел?

– Что Вы, князь, можем ли мы знать божий промысел? Господь дал нам волосы и ногти, но в работе цирюльников нет ереси, а они меняют нашу внешность. Человек рождён с ногами, чтобы ходить по тверди, но уже тысячи лет придуманные людьми корабли и лодки плавают по воде. И никто не считает это ересью, как и тысячи инструментов, облегчающих нашу жизнь. От ложки, коей мы едим суп, дабы не походить на животных, до ружей и пушек, сделавших нас сильнее любого зверя, медведя ли, тигра или льва.

Павел Петрович согласно кивал в такт моим рассуждениям, явно желая получить аргументы против своих оппонентов. Я, тем временем, закончил рисовать эскизы воздушного шара и подвинул в сторону князя бумаги.

– Вот, Павел Петрович, проект воздушного шара, способного поднять в воздух человека на высоту до ста саженей, выше любого окрестного дерева. Обойдётся он недёшево, но, во Франции месье Монгольфье¹ уже поднимался на таком шаре и даже катает любопытных за деньги. Так, что никакой ереси в этом нет, более того, уже поговаривают о военном использовании воздушных шаров, в качестве разведки, например. И Вы вполне можете послужить России на этом поприще, я не сомневаюсь, что императрица оценит Ваши усилия.

После такой агитации князь был просто обязан, как патриот и честный офицер, создать воздушный шар, первым в России. Пришлось, правда, задержаться, чтобы рассчитать несколько вариантов установки горелки для подачи горячего воздуха, требуемое количество лёгкой ткани. Даже парашют нарисовал, не сомневаясь, что князь не утерпит лично подняться первым, человек он хороший, не дай бог, разобьётся. Покидая имение Соколовых-Бельских, я верил, что летом первый в России воздушный шар появится, о чём непременно узнает столица.

Второй раз я путешествовал из Петербурга в Таракановку, к счастью, на этот раз без особого груза. Тридцать наших ребят, приплывших из Владивостока на кораблях, за полтора месяца в столице, неплохо оторвались. Ещё бы, каждому только я выдал по триста рублей на «представительские расходы», не считая своих накоплений. Великолепно одетые, знающие английский и французский языки, многие ещё немецкий, мои воспитанники произвели определённое брожение в умах петербуржцев. Загорелые, обветренные лица, безукоризненные манеры, револьверы на поясе, деньги в кармане, смелый взгляд и уверенная походка сильного человека, примерно так выглядели наши парни в Петербурге. Только разрезом глаз отличались от них полтора десятка башкир и вогулов, прибывших с нами. Среди них были Ильшат, Егор, Пахом, Фаддей, братья Агаевы и самые лучшие бойцы обоих подразделений.

Основной задачей, как и в прошлое посещение столицы, была «обкатка» моих соратников в большом городе, в незнакомой среде, практика в иностранных языках и общение с жуликами и пройдохами. Конечно, по пути в Россию, мы заходили во многие европейские порты, парни уже насмотрелись на Европу. Но, там стоянки были кратковременными, а в Санкт-Петербурге придётся жить долго. Поселились мы в нашей базе на Васильевском острове, где вполне хватило места всем. Я, с видом важного чиновника, провёл ревизию, моментально нашёл недостачи и недоделки. Воровства, к счастью, не обнаружил, но моим резидентам пришлось тяжко. Вплоть до того, что двоих я сразу забрал с собой в Воткинск, а Володя тут же направил им замену из Таракановки, пару месяцев справятся втроём, ничего страшного. Телефонизация Петербурга шла непростительно медленными темпами, позволяя нашей резидентуре прозябать, не умирая с голоду. Применить фантазию парни не пытались, видимо, сработал провинциальный комплекс.

Накрутив им хвоста, я поставил столичной команде конкретные задачи, сроки их исполнения и указал методы решения проблем. После этого, очередной раз, проинструктировав своих дальневосточных воспитанников на предмет поведения в большом городе, особенно по конфликтным ситуациям, оставил их развлекаться в столице, не забыв напомнить, чтобы искали себе невест, срока на это осталось не больше полутора месяцев. Моя же дорога лежала к Лушникову, отстроившему неслабый дворец, Акинфий Кузьмич развернулся в последние годы со всем провинциальным напором. Его резиновая монополия приносила больший доход, чем наше совместное ружейное производство. Несмотря на это, практичный тесть Володи, не терял голову и грамотно распоряжался своим Камско-Волжским торговым речным флотом. Уже третий год его пароходы опережали конкурентов в торговле, успевая сделать три-четыре рейса там, где их соперники еле заканчивали один.

С Акинфием Кузьмичом давно сложились простые родственные отношения, у него в доме я смог отдохнуть пару дней, не выходя на улицу. Наслаждался спокойным бездельем, думал, составлял планы, парился в бане, чёрт возьми. Четыре месяца мы не видели нормальной, человеческой обстановки, пищи из свежих продуктов и спокойной, мещанской жизни. Увы, это спокойствие, о котором мечтал полгода, надоело за два дня. Утром третьего дня своего отдыха у Кузьмича, я побрился, оделся в лучший костюм, и отправился наносить визиты. Первым делом, к нашей Марии Алексеевне, о существовании которой, грешным делом, забыл за прошедшие годы. Никита упоминал о ней по радиосвязи, что княгиня восстановила своё имение, но живёт в Петербурге. Отношения с Дашковой у Марии Алексеевны не заладились, от участия в продавливании наших товаров она отошла. Да и наши резиденты, обычные крестьянские и рабочие парни, явно стеснялись общаться со знатной дамой, спустили совместные коммерческие отношения на тормозах.

Я не ругал парней за это, их можно понять, хлопот хватало и со стройкой, и с теми немногочисленными заказами на телефонизацию. Сам же я просто рассчитывал повидать старую знакомую, без всякой корысти. Тем более обидным оказался подчёркнуто равнодушный приём у княгини Морозовой. В гостях у неё были два офицера лет тридцати пяти, видимо, женщина испугалась их ревности, слишком уверенно чувствовал себя один из них, майор от артиллерии Тучков Алексей Иванович, чтобы оказаться случайным гостем. Но, меня заинтересовал полковник Лансдорф, видимо, интерес оказался обоюдным. Услышав моё имя, полковник из равнодушно вежливого дворянина, случайно столкнувшегося с «чёрной костью», то бишь, со мной, превратился в преувеличенно вежливого собеседника. Я, быстро поняв, что моё присутствие неприятно хозяйке дома, поспешил откланяться. Вот ведь, никакой благодарности за спасение из рук бунтовщиков, хотя, так обычно и бывает. Скорее всего, княгине претит напоминание о днях унижений и страданий, в моём лице.

Так вот, едва за мной захлопнулись двери особняка княгини, полковник Лансдорф поспешил меня догнать, засыпав градом комплиментов. И телефоны я выдумал, и патроны с галошами запатентовал. Теперь из дальних странствий привёз пушнины на многие тысячи рублей, одним словом, «не будет ли любезен многоуважаемый джин», вернее господин Быстров, познакомить Ивана Фёдоровича Лансдорфа со своим производством артиллерии и боеприпасов, несомненно, самым передовым в мире. Ибо Иван Фёдорович изучил все передовые артиллерийские системы и находит наши пушки самыми лучшими. Не говоря уже об оригинальном револьвере, несомненно, лучшим пистолетом в мире. Не будь я циником, возможно, поверил бы в искренность похвалы нашему оружию, тем более, что оно действительно опережало время лет на тридцать-сорок, как минимум.

– Я был бы счастлив, побывать на ваших заводах в Воткинске, посмотреть на станки, способные выпускать столь совершенные изделия человеческого гения, – разливался соловьём Лансдорф.

– Может, он действительно фанат оружейного дела? – мелькнула расслабленная мысль, – может, показать ему заводы, будет ещё один единомышленник? Человек грамотный, вон, как расхваливает технику. Стоп! На кой чёрт офицеру, дворянину, наши станки?

– Иван Фёдорович, – не удержался я от наглого вопроса лощёному полковнику, – зачем Вам станки? Откуда Вы вообще знаете о Воткинском заводе? Как у офицера возникли мысли о существовании каких-то станков?

– Я изучал этот вопрос, – как-то неуверенно промямлил Лансдорф.

– Неужели? – развеселил меня его ответ, – тогда Вы знаете наизусть данные по шуваловским единорогам, лучшим орудиям в России и Европе. Какова скорострельность этих орудий, дальность выстрела?

– Мне-е-е, дас-с-с, – заблеял артиллерист, не оставляя сомнений в своей принадлежности к племени шпионов. Какой профессионал не знает ТТХ² лучшего орудия в армии, самого передового изделия³ в мире? Вернее, не сомневаюсь, что многие офицеры не знают характеристик шуваловского единорога, так они и о наших орудиях и боеприпасах не слышали.

– Честь имею откланяться, – распрощался я с полковником, направляясь по скрипучему снежку в особняк Желкевского. Забот в столице у меня хватало и без общения со шпионами. Первым делом пришлось выправлять документы на оружейный завод во Владивостоке, я записал совладельцем Палыча, он у нас получался непростительно бедным, до сих пор не имел недвижимости. Затем отправился в Берг-коллегию, заявки на добычу железной руды, каменного угля тоже нуждались в оформлении. Ладно, хоть золотой прииск мы решили подарить императрице, его оформлять не пришлось. Однако, на походы по инстанциям ушли те восемь дней, что оставались до аудиенции у Екатерины.

А уж после приёма в Зимнем Дворце, демонстрации золота, мехов и совместной дегустации крабовых консервов, мы с Никитой стали популярнейшими людьми в Петербурге. Особенно я, получивший приглашения сразу в девять салонов. Не считая визитов ко мне семерых купцов, пяти заводчиков и доброго десятка жуликов и попрошаек. Впрочем, предложения от четверых купцов о совместных предприятиях, тоже здорово смахивали на «кидалово». Зато с тремя оставшимися мы обговорили условия закупки консервов, ружей и даже двух пароходов, с целью их использования для добычи пресловутого калана, его называли чаще «морской выдрой». Все трое собирались на Дальний Восток и были наслышаны о проблемах со строительством судов в Охотске.

С заводчиками получилось тоже неплохо, двоих мне удалось уговорить на совместные предприятия во Владивостоке по производству скобяного товара из нашего железа, причём, оба собирались привезти своих рабочих из Ярославля. Третий заводчик интересовался перспективами производства полотна, парусины и прочего тканого материала. Но, он был не из города Иванова, а из Вологды, и собирался сеять лён, создать полный цикл производства. Я ещё порадовал Прокла Нилина, так его звали, зарослями дикой конопли у озера Ханка, в восемнадцатом веке её применяли исключительно в хозяйственных целях, для производства верёвок и грубых тканей. Пусть развивает выработку мешковины, нам потребуется много такой упаковки для своих товаров. Тем более, что мужчина был основательный, не старый, твёрдо намереваясь завалить джутовыми канатами и мешковиной Дальневосточное побережье. Что характерно, ко мне он приходил не с пустыми руками, а сразу уточнял потребности в крепких верёвках, мешковине и парусине, обговаривал примерные объёмы закупок и согласовал своё превалирующее право поставок на наши предприятия перед иностранными купцами. К счастью, до антимонопольного законодательства ещё далеко.

Смешнее всех вышло с четвёртым «заводчиком», оказавшимся очередным шпионом. Не знаю, был ли он из той организации, что и Лансдорф, но выглядел грамотнее полковника. На сей раз, польский заводчик Николай Спыхальский, предлагал на небывало выгодных условиях организовать производство наших ружей и револьверов под городом Краковом.

– Погоди, – я смутно помнил, что Краков не входит в Российскую империю, – это за границей?

– Так точно-с, – привстал Спыхальский, – там огромные возможности для продаж австрийским войскам, германским княжествам, Пруссии. Да и во Францию можно поставлять ружья, везде будет огромный спрос.

– Зачем тебе я? – искренне удивило желание поляка делиться со мной прибылью, – покупай патент, выпускай себе на здоровье сколько угодно ружей без нашего участия.

– Такое дело, твои ружья у других мастеров выходят вдвое дороже и дальность выстрела меньше. Да и кто купит одни ружья, без патронов? Мне нужны патроны и станки для производства ружей, уплачу за станки втрое дороже их стоимости.

– Давай договоримся иначе, ружейные стволы и патроны будут делать на моём заводе, продавать тебе, остальное, надеюсь, твои мастера соберут на месте. В крайнем случае, часть деталей затвора, тоже могу поставлять, в зависимости от количества, могу даже со скидкой, – я уже не сомневался, что Спыхальского интересует не поставка оружия, а пресловутые станки и патроны. И поляк не подвёл мои ожидания, высказавшись без обиняков.

– Мне не нужны сами патроны, дайте рецепт пороха, и продайте станки для производства ружей. Уплачу любые деньги, хоть сто тысяч рублей, – не выдержал моей тупости «просвещённый европеец».

– Согласен дать Вам рецепт пороха и станки для производства ружей, за что-нибудь более существенное, например, за право беспошлинной торговли в Британии и её колониях сроком на сорок лет для меня и моих наследников.

– Почему в Британии? – испугался пан Спыхальский, – я обычный промышленник из Кракова.

– Ну да, и тебе некуда выкинуть сто тысяч рублей серебром, – кивнул я, подумав, что поляк может оказаться и австрийским агентом. – А если ты от австрийцев или французов, даже не знаю, чем сможешь заинтересовать меня и моих компаньонов, тут тебе не повезло. Думай сам, но деньги можешь не предлагать.

– Что тогда можно? – не удержался от вопроса Николай.

– Людей, молодых мужчин и женщин, лучше православных и побольше, не из России. Там будем думать. Цены крепостных крестьян знаешь? Вот и прикинь, сколько надо людей, чтобы сто тысяч серебром заменить, а рецепт пороха стоит гораздо дороже! Желают твои хозяева разговаривать серьёзно, первым взносом будет доставка восьмисот здоровых девушек и парней во Владивосток. Вы и так славян уничтожаете или ассимилируете, лучше ко мне переселяйте. Всё, больше тебя не задерживаю, пан Николай.

Такие гости меня посещали, не соскучишься. Да, как раз тогда, среди всяких жуликов и попрошаек, ко мне пришёл Антон Воронов. Парню было лет двадцать, и принёс он мне свои чертежи постройки планера. Схемы, конечно, примитивные, но, сама идея полёта мне понравилась. Из разговора с Антоном стало ясно, он настоящий энтузиаст воздухоплавания, самостоятельно пришедший к мысли о неподвижных крыльях, а не стремящийся тупо копировать природу, размахивая руками, обклеенными перьями. Смущал один момент, парень был дворовым крепостным графа Алтуфьева, прислуживал в его особняке.

– Чего графу свои планы не показал? – чисто символически спросил я парня, не особо сомневаясь в ответе.

– Показывал, их сиятельство в печку бросить изволили мои рисунки, а меня за порчу бумаги на конюшне выпороли.

– Почему ко мне пришёл?

– Говорят, барин, ты из Беловодья приехал и опять туда отправишься. Возьми меня с собой, верой-правдой отслужу, коли дозволишь мою придумку построить.

– Где граф твой живёт, показывай дорогу, – я направился одеваться.

Алтуфьев оказался добрым толстым дядькой моих лет, и, к моему удивлению, легко и недорого продал мне дворового холопа Антошку, да ещё обмыл нашу сделку за сумму, едва ли не большую стоимости сделки. Редкий случай, да, пожалуй, единственный за всю мою бытность покупки крепостных, когда мне уступили нужного человека легко. Видимо, характер у Антона лёгкий, потому и получалось всё, связанное с ним, легко и быстро. Вот на обратном пути, когда счастливый Антон подходил к моему дому, рассказывая о том, как легко построит планер, нас подкараулили двое.

Я шёл немного позади своего крепостного холопа, а парень вполоборота объяснял мне схему крепления крыльев на корпусе планера. Зимний вечер, и без того тёмный, усугубился позёмкой, заставлявшей немногочисленных прохожих закрывать лицо руками или кутать шалями. Парадный вход в наш особняк, стоявший на краю пустыря, немного освещался падающим из окон отблеском свечей. Я неплохо отметил с графом Алтуфьевым приобретение холопа кислым французским шампанским. Гадость, но, практически всё вино, кроме кагора оказалось в восемнадцатом веке кислым, или сухим, как говорят ценители. Сказывалась дороговизна сахара и его дефицит. Что там говорить, по дороге развезло меня, честно. Потому момент нападения на нас выпал из моего внимания.

Помню, кто-то схватил меня за воротник шубы, пытаясь уволочь в сторону, а Воронов испуганно шарахнулся к дверям, с криком «Барина убивают!» принялся стучать. Я кувыркнулся вперёд и стряхнул с плеч своего противника, обернулся, удивлённо глядя на двух мужчин. Один из них поднимался из сугроба, другой с дубинкой в руке шагал в мою сторону. Только тогда я протрезвел и отпрыгнул, вытаскивая из-за пазухи револьвер. Бандит рванулся в мою сторону, не давая вытащить оружие. Всё верно, я поступил бы так же. Но, этот разбойник, почему-то решил ещё замахнуться на меня дубинкой. Правильно говорил мне тренер, наличие оружия в руке сковывает и только мешает. Я отбросил попытку вынуть револьвер, приёмы против удара предметом сверху все рукопашники проходят в начале обучения. То есть, они были отработаны у меня на бессознательном уровне. Единственное, от чего я удержался, так от перелома злодею руки в локте, но с удовольствием уткнул разбойника в сугроб носом.

В это время первый из нападавших уже поднялся, но, буквально был сметён выбежавшими на шум ребятами. Они привычно обыскали бандитов и затащили в дом, для допроса. Последние годы часто приходилось практиковать подобные действия. Уже через пару минут неудачники начали рассказывать свою подноготную, к сожалению, оказавшуюся короткой. Нанял их барин в порту, похож на немца, но, говорил по-русски чисто. Вот и всё, что удалось выяснить перед тем, как злодеев сдали околоточному надзирателю. Мы и без того подозревали, что наши действия нравятся не всем в столице. С этого вечера пришлось выходить из дома только по трое и чаще ездить на санях.

Впрочем, большая часть дел к тому времени закончилась, несмотря на все мои потуги, создать совместную кампанию по освоению Дальнего Востока не вышло. Ну, Потёмкина и Орловых я ещё мог понять, у них хватало дел на Украине, куда придётся вкладывать огромные деньги. То же самое относилось к Никите, его заводы уже выплавляли чугун и первую сталь Курска и Донбасса. Но, до строительства железной дороги Санкт-Петербург– Москва– Киев– Донецк ещё далеко. Вложений туда предстоит огромное количество. Однако, меня раздражали придворные богатеи, выбрасывавших десятки тысяч рублей на украшения и не понимавших выгоды для себя и страны от освоения Сибири. Даже добыча золота, к моему удивлению, не прельщала дворянство. Да, были среди придворных и здравомыслящие люди, но, по какому-то стечению обстоятельств, все они не обладали свободными средствами, если не сказать проще – были откровенно бедными.

Так, что, почти месяц моих безуспешных попыток найти компаньонов по освоению богатств Дальнего Востока прошёл зря. Не считая ещё одной попытки нападения на меня, закончившуюся бесславно. На сей раз трое бандитов опять повторили рассказ о немце в районе порта. Однако, я посчитал второй эпизод достаточным основанием, чтобы поспешить с отъездом. Тем более, что не всё оказалось так плохо, как на первый взгляд. Пятеро из моих парней женились на девушках из небогатых семей, теперь везли молодых жён показать родным в Воткинск. Сколько мне пришлось уговаривать самих девушек и их родных, что во Владивостоке нет рабства, и мои парни там перестанут быть приписными крестьянами. Пришлось даже на иконе поклясться, что все молодожёны доберутся до Владика и будут свободными. Нанятые мной специалисты и преподаватели, почти сорок человек, некоторые с семьями, ждали открытия навигации в столице. Они отправятся на Дальний Восток морем, повезут с собой инструменты и закупленное оборудование. Полсотни артиллерийских прицелов производства Желкевского, я повез с собой, не доверяя мореходам. Три наших парусника ждали открытия навигации в столичном порту, гнать из Владивостока пароходы мы не решились. Запасов угля по пути через полмира в портах не найти, случись поломка двигателей, она задержит весь караван на неопределённое время. Использовать пароходы решили в каботажном плаванье, на небольшие расстояния, пока не отработаем производство паровых машин достаточной надёжности.

Да, специалисты и преподаватели на сей раз были наняты гораздо дешевле, и, на больший срок, от пяти до семи лет. Не напрасно мы привезли с собой в столицу восемнадцать учителей, пожелавших вернуться к семьям. Они привезли с собой деньги, меха, рассказали столько фантастических историй о нашей щедрости, что отбоя от желающих завербоваться на Дальний Восток не было. Вернее, их оказалось больше сотни, в том числе и три отработавших у нас учителя. Они пожили месяц дома и почувствовали огромное желание вернуться обратно, на побережье океана. Двое из них, что характерно, взяли с собой семьи. Все они ждали навигации под руководством Егора с Пахомом. Обоим вогулам страшно понравилось плавание через три океана, думаю, станут они нашими капитанами доморощенными. С Никитой я договорился, он присмотрит за ними, в случае чего.

Вообще, с моими воспитанниками за полгода путешествия произошли фантастические изменения. За последние годы парни получили небывалый опыт путешествия через половину земного шара и обратно, сражались с пиратами и разбойниками, изучали благородные манеры и химию, механику, математику. Все опытные и уверенные бойцы, ребята давно не испытывали комплекса провинциалов, с чувством собственного достоинства, уверенно и спокойно, они общались с гвардейскими офицерами и прочей столичной публикой. Им было чем удивить своих новых знакомых, не только рассказами о Дальнем Востоке и плаванье через три океана. Умение великолепно драться с оружием и без него, буквально на третий день стало визитной карточкой «дальневосточников». Сразу, как только первый из них был буквально принуждён к дуэли наглым и оскорбительным поведением гвардейского хлыща. У гвардейца хватило ума выбрать дуэль на шпагах, поскольку револьвер на поясе каждого из нас даже глупцу показывал умение общаться с огнестрельным оружием.

Потому этот подпоручик и остался в живых, отделавшись ранением в руку. Дальше больше, среди офицеров Петербурга появилась примета, поединок с «дальневосточником» словно придавал им веса в глазах товарищей. Да, они знали, что мои ребята не дворяне, и несколько самых глупых пытались этим воспользоваться, приказывая своим слугам попросту избить простолюдинов. Двое убитых и семеро искалеченных холопов стоили мне определённой нервотрёпки, но, после аудиенции у государыни, все наши парни по молчаливому согласию бретёров, получили статус «вольных казаков», с которыми шляхтичу сразиться на шпагах вполне достойно. Так и пролетели недели столичной жизни, в окружении дворян, с их обострённым чувством собственного достоинства. Учитывая, что во многом мои воспитанники чувствовали себя, как минимум, равными молодым офицерам, а то и сильнее их, парни моментально переняли их повышенное самомнение и болезненное отношение к своей чести. Забегая вперёд, скажу, что мы с Палычем приветствовали чувство повышенного самоуважения, стараясь отделить его от заносчивости и глупого дуэлянтства.

В результате, в среде дальневосточных молодых офицеров и мастеров, именно после этого путешествия возникла и стала культивироваться практика соблюдения своеобразного кодекса чести. Учитывая, что все они выросли в семьях простых рабочих и крестьян, парни особенно болезненно переживали любое унижение и обман, даже в отношении других людей. Я лишь подталкивал молодёжь в этом направлении, поддерживая их стремления соблюдать свои права и защищать слабых. С нашей помощью молодёжь изживала не только оскорбительные случаи на работе, сыновья заступались за своих матерей, братья за сестёр. Так, постепенно, из месяца в месяц, исчезали в нашем круге общения издевательство и оскорбления подчинённых мастерами, побои жён и унижения слабых. Особо не поощряя «борцов за справедливость», мы с Палычем, как правило, их поддерживали, в разумных пределах, будучи убеждёнными противниками рукоприкладства.

После гостеприимного имения Соколова-Бельского, путешествие шло на удивление скучно, никаких разбойников, на старой разорённой дороге появились свежеотстроенные постоялые дворы. Мы не только успевали высыпаться и добротно ужинать, но и проезжали за сутки гораздо больший путь, избавленные от необходимости ежевечерне устраивать себе ночлег. За три года после пугачёвского восстания почти все признаки разрухи ликвидировали, по крайней мере, между Москвой и Казанью. В Нижнем Новгороде мы задержались на пару дней, навестили знакомых торговцев. Я похвастался потомственным дворянством и предложил вложить средства в кампанию по освоению Дальнего Востока, не особо на это надеясь. И надо же, провинциальные торговцы и заводчики, треть из которых были староверами, с лёта поняли все выгоды такого общества. Желающих вложить свои средства в меха и другие товары из Владивостока оказалось добрых два десятка.

Пришлось провести в Нижнем ещё четыре дня, пока изучили устав Русской Дальневосточной Кампании, посчитали вступительные взносы и выбрали председателя. Нет, не меня, Романова Евграфа, уважаемого и грамотного заводчика. Он единственный из нижегородских богачей решил переселяться во Владивосток сам. Остальные пайщики кампании отправляли с нашим караваном своих племянников и сыновей. А Евграфу бог не дал сыновей, зато дочерей он вёз всех пятерых с собой, оставляя на хозяйстве двух своих старших сестёр. Сам Романов мне понравился спокойствием, размеренной неторопливостью и редким среди торговцев и заводчиков добрым характером. Но, исключительно в свободном общении с людьми. В работе же он напоминал быка своим напором, уверенностью и силой воли, добиваясь результатов несмотря ни на что.

Объединённый капитал РДК, как я сократил название кампании, составил без малого треть миллиона рублей серебром. К нему я бы ещё отнёс три десятка опытных и надёжных приказчиков, в большинстве родственников совладельцев кампании, быстро собравшихся с нами. Сам Евграф решил отправиться ближе к весне, закупив необходимые товары для торговли. Нам, четверым основателям кампании, остались сорок процентов участия в прибылях, которые не станут уменьшаться при появлении новых пайщиков, так сказать, наши привилегированные акции. До распутицы мы успели добраться только в Казань, где пришлось застрять на три недели, пережидая неожиданно раннюю весну. Это время не пропало даром, к РДК присоединились ещё восемь пайщиков, округлив наш капитал до полумиллиона рублей, после переписки с Нижним Новгородом, естественно. Соответственно, к нам присоединились ещё двенадцать приказчиков.

Дальнейший путь от Казани мы прошли уже на пяти пароходах, любезно высланных навстречу Вовкой. За прошедшие годы он с тестем здорово обжил побережье Камы и Волги, организовал заправку дровами и углём через каждые полсотни вёрст. Неизбалованные столичными ценами прибрежные селяне с удовольствием подрабатывали на заготовке и погрузке топлива. Капитаны пароходов, правда, признались мне, что без конфликтов не обходится. Особенно норовят пакостить бурлацкие артели, да конкуренты, не имеющие средств на покупку парохода. Хотя цены на свои корабли Кожевников не подымает, уровень технической грамотности населения нулевой, и проблемы возникают с командами. Потому в Сарапуле с прошлой осени организовали школу механиков паровых машин, или машинистов, как их назвал Володя. Обучение он сделал бесплатное, с казённым питанием два раза в день, и обязательной отработкой на пароходах своей кампании в течение трёх лет. По здешним меркам и с учётом заработка машинистов, предложение просто небывалое. Так, что к весне первый выпуск составил сразу два десятка молодых машинистов, из мещан, не крепостных.

Стоя на верхней палубе парохода, я рассматривал проплывавшие мимо берега, с редкими деревнями и сёлами. За годы после Пугачёвского бунта крестьяне отстроились, полностью заменили разрушенные или сгоревшие дома и здания. Даже начали кое-где строить дома из кирпича, закладывали фундаменты под кирпичные же церкви. Невольно вспоминались дряхлые, полуразрушенные деревни Прикамья конца двадцатого века, заброшенные, заросшие бурьяном поля начала двадцать первого века. Сердце сжималось от горя за наш народ, истреблённый своим же правительством. Начиная от царских министров, планомерно добивавших империю с помощью «демократических и либеральных» писак-интеллигентов. Затем пресловутые репрессии двадцатых-тридцатых годов, голод сороковых-пятидесятых, когда в деревнях умирали от голода крестьяне-колхозники. Потом маразматические реформы Хрущёва и Брежнева, укрупнение-разделение районов, борьба с неперспективными (!) деревнями.

Наши московские демократы, прожившие всю жизнь возле спецраспределителей, не поверят, если им рассказать, что в Воткинске с начала семидесятых годов обычное сливочное масло уже было по талонам. К концу семидесятых такой же участи удостоилось мясо, в размере целого килограмма на человека в месяц. На середину-конец восьмидесятых годов двадцатого века пришло полное оталонивание всего Прикамья. От талонов на стиральный порошок и мыло, сигареты, до талонов на хлеб! Что, никто из москвичей такого не помнит? Ещё бы, сколько было случаев, когда наши командированные везли из Москвы, купленное в универмаге мясо с упаковкой «Воткинский мясокомбинат»⁴.

О борьбе со своим народом в девяностых-двухтысячных годах можно не говорить, все ещё помнят. Нет, думал я, проплывая на пароходе мимо Сарапула, прославившегося в восьмидесятые годы пустыми прилавками магазинов, голову положу, чтобы Россия прожила двадцатый век без революций, войн, большевиков и демократов. Надо закладывать на Дальнем Востоке экономическую мощь страны, создавать там партию или орден свободных людей, ставить перед ними цель перевоспитания россиян. Нужно вырабатывать понимание ценности человеческой жизни в России уже сейчас, попробовать разрушить крепостничество на восемьдесят лет раньше. В Петербурге мы о многом переговорили с Никитой, на него ложилась одна из важнейших задач, общение с наследником Павлом. Никита попытается стать агентом влияния, немного изменить характер будущего императора, сдвинуть его интересы от войск к промышленности. Учитывая харизму Желкевского, такая задача ему по силам.

Моя и Палыча задача приняла более чёткую направленность – создать на побережье Тихого океана своеобразное Основание⁵, как в трилогии американского фантаста. Альтернативу Соединённым Штатам Америки, в смысле свободного развития промышленности, личных свобод эмигрантов, отсутствия религиозных и налоговых препятствий. Облегчить дорогу на восток беглым рабам и предприимчивым людям Российской империи. Чтобы наши староверы, беглые крепостные и авантюристы всех мастей стремились не в Америку и Канаду, а на Дальний Восток. Преступников мы приструним, отправим на тот же Сахалин или Курилы, только не на каторгу, а на поселение с инструментами и оружием. Настоящие уголовники к нам ещё лет двадцать не поедут, а то и больше. Что им делать в лесах и на море? Работать они не хотят и не умеют. А мужиков, выбивших в драке глаз собутыльнику или убивших по неосторожности торговца-процентщика, проживание на природе, в здоровом труде, перевоспитает лучше всякой каторги. Нужно лишь добиться особого статуса для Дальнего Востока, подобного Донским казакам, да воспитать грамотную замену нам.

Удастся ли это сделать, не знаю, но буду стремиться, друзья помогут. У нас было достаточно времени, чтобы десятки раз обсудить и согласовать планы, как с Палычем во Владивостоке, так и Никитой, пока мы тащились через три океана в Питер. Та многомесячная эпопея плаванья в тропиках со скоростью среднего велосипедиста полностью отвратила меня от морских путешествий. Повторять её у меня не осталось сил, всё, что угодно, только не океанские многомесячные плаванья. Лучше я буду полгода пробираться по Сибири, чем столько же по океану. Ну, это лирика, а нам втроём получилось согласовать основные действия следующим образом. Никита займётся освоением Донбасса, строительством железных дорог, особенно в направлении будущих наступлений любых европейский войск. Одновременно будет искать подходы к наследнику Павлу Петровичу. С каким бы вывихом он не правил, это не повод убивать его по наущению английских агентов. Интересно, если бы по наущению русских агентов убили самого никудышного из английских королей, как бы реагировали лимонники? В любом случае, Никита за почти двадцать лет до смерти Екатерины, обязательно установит доверительные отношения с Павлом, в этом мы не сомневались. Хоть, от заговора спасём, может, сразу Николая наследником удастся сделать. Время покажет.

Задача Володи не изменилась, максимальное технологическое развитие Прикамья, распространение картофеля в Поволжье, чтобы избежать регулярных голодных лет от неурожаев. И, обязательно, строительство от Камы через Башкирию и Северный Казахстан, железной дороги в Сибирь, хотя бы, до Барнаула. В этом сойдутся интересы казны и Демидовых со Строгановыми. Вот, по этой железной дороге, и начнут тысячи староверов, беглых крепостных и просто авантюристов, пробираться на Дальний Восток. Железка станет быстрым и лёгким путём на сказочный Восток для всех эмигрантов Восточной Европы. А мы с Палычем, постараемся не разочаровать их, всем найдётся место и работа, полякам и немцам, сербам и чехам, шведам и ирландцам. Более того, печатание на всех европейских языках немудрёных рекламок, их перевозка и распространение, стали одной из задач нашей резидентуры в Петербурге. Они же были профинансированы для организации караванов до Таракановки из прибывших европейцев.

Наша задача с Палычем немного изменилась, кроме общего экономического подъёма Дальнего Востока, заселения его европейцами, придётся создавать организацию единомышленников. Людей, способных не только развивать экономику, но и менять мировоззрение общества. Воспитывать агентов влияния, засылать их в Европу и Азию, Америку, в протестантские страны – Британию, Германские княжества, Голландию и растущие Североамериканские Штаты. Из Владивостока, вдали от пригляда властей, это выполнить легче, нежели Никите из Петербурга. Попытаться изменить вектор развития Европейской цивилизации, развернуть его к понятиям чести, долга, любви, помощи ближнему и самопожертвованию, сохранившимся у католиков и православных, мусульман и буддистов. И полностью отсутствующих у протестантов, гугенотов и прочих «передовых» христиан. Нет, все эти качества есть и у них, но, только в отношении своих, людей своего круга, а не «полуживотных», «недочеловеков», таких, как североамериканские индейцы, индусы, грязные славяне. Многие ли из вас помнят, что свою расовую теорию Гитлер и Геббельс взяли из работ наших любимых демократов – английских учёных? Все человеческие качества европейцев за пару столетий как-то нивелировались и были подменены одним, всё пожирающим желанием богатства, невзирая ни на что, ради самого богатства.

Тот же Сервантес в своём знаменитом романе к богатству относился весьма прохладно, его герои находили в себе силы отворачиваться от него, сохраняя свою порядочность. А уже в начале двадцатого века 90% героев европейских и американских писателей рвались к богатству, перешагивая через любые чувства и через трупы своих близких. От героев Джека Лондона до героя «Угрюм-реки» Василия Шишкова, да, они потом страдали от внутренней пустоты и угрызений совести, но, иной цели в жизни, кроме богатства, не видели. Чем заканчивается подавляющее большинство кинобоевиков? Правильно, герой всех побеждает и обязательно становится богатым. У американцев даже поговорка есть, «Если ты умный, то почему бедный?»

Мы попытаемся сместить жажду наживы, как таковую в чистом виде, к стремлению развивать торговлю и производство, как средства улучшения жизни людей, средства развития общества. Чтобы разбогатевшие торговцы не только покупали себе золотые унитазы, но и строили дороги, не только жертвовали на храмы, но и финансировали университеты. Благо, у нас есть знание истории развития общества, знание недооценённой пока силы печатного слова, силы воздействия средств массовой информации. Теперь мы не будем ждать, пока англосаксы перекроят прошлое, создадут из поражений победы, из бандитов героев. С помощью фотографии, пардон, «снимков», граммофонов, огромного количества листовок, журналов и книг необходимого содержания, мы будем создавать объективную картину истории человечества. Более того, попытаемся развить в обществе уважение к рабочим, инженерам, промышленникам, учёным, в ущерб банкирам, генералам и политикам, на несколько десятилетий раньше, чем это случилось в нашей истории. Будем показывать истинное лицо колониализма в фотографиях и репортажах. Попытаемся лишить англичан, французов, бельгийцев, голландцев, большей части сверхдоходов от колоний. Попробуем поставить все европейские страны в равные условия, пусть они развивают не биржи колониальных товаров, а собственное производство. Пусть Британия выполняет свой Морской Акт, и не торгует в Европе колониальными товарами.

Перехватим у англичан сверхдоходы из Индии и Юго-Восточной Азии, вытесним их торговцев с китайского побережья. Как раз в эти годы, помнится, хитрые англичане подсаживают китайцев на опиум, результатом чего станут проигранные Китаем опиумные войны. А мы поможем китайцам, продадим им оружие, обучим стрелков из миномётов, да и просто пограбим английских моряков, создадим им трудности в мореплавании. Примерно, как сто лет назад англичане создавали трудности своим конкурентам испанцам в Карибском бассейне. Развивали там пиратство, награждали пиратов, того же Моргана, «за вклад в борьбу с Испанией». Чем мы хуже просвещённых мореплавателей? Благо, Британия завязла в войне с американскими колонистами, у французов скоро революция. Главные страны Европы нам противостоять не смогут, а с голландцами и прочими мы договоримся. Не зря у нашей Дальневосточной кампании красный флаг, будем грабить награбленное, как наши прадеды и деды.

Именно поэтому в документе о моих полномочиях на Дальнем Востоке появились строчки о найме морских и сухопутных охотников для обороны русских поселений и охраны русских торговцев. Собственно, ради этой строчки в моих полномочиях мы с Никитой Желкевским и спустили восемь тысяч на взятки разным писарям и секретарям. Изначально, я просил статус губернатора и полк регулярной пехоты для защиты дальневосточных рубежей, с правом заключения мирных и торговых договоров. Понятно, что никому не известного человека губернатором не назначили, обозвали меня инспектором восточных границ, подчинённым охотскому губернатору. Однако, удалось добиться права беспошлинной торговли с любыми азиатскими странами, в обмен отказаться от регулярных войск. Огромных трудов стоил отказ от сбора ясака. Дважды я встречался с Потёмкиным, растолковывая свою позицию.

Формально, всё правобережье Амура до впадения Уссури было китайской территорией. Если Россия начнёт там собирать ясак, она тем самым признает нарушение договора, заключённого с Китаем. За него может «подписаться» Франция и Британия. Надо это нам? А без сбора ясака получаются «пограничные конфликты», вроде и Россия границы не нарушает формально, претензии предъявить сложно. Откуда государыня-императрица знает, что творят разные торговцы на её границах? При случае можно и пообещать навести порядок, если европейцы станут жаловаться. Сил наших во Владивостоке вполне достаточно, чтобы справиться с любой армией. При необходимости есть право найма казаков и прочих добровольцев, даже капёрский патент могу выписать, и не один.

А, когда укрепимся, лет этак через пять-десять, да ещё Китай заставим договор о границах изменить, тогда и поясачить можно аборигенов на правом берегу Амура. Пока Россия с золотого прииска больше получит, чем ясак с нищих селений. Ну, это я так Потёмкину объяснял. Вряд ли он поверил, конечно, но отправил со мной полуроту солдат для охраны прииска, под командованием поручика Синицкого, и назначенного управляющим золотодобычей Приамурья, Генриха Штейгаузена. Синицкий и Штейгаузен оказались людьми практичными, со мной не спорили, понимая необходимость добрых отношений. Своих людей берегли, за весь путь на Восток никто из солдат не заболел.

Так, что, не зря прокатился я через половину земного шара, нужных нам полномочий добился, кое-какое официальное признание получил. Теперь лет пять-десять спокойной жизни у нас есть, можно смело выстраивать согласованную со всеми друзьями линию воздействия на будущее. Благо, неплохие наработки в этом направлении уже сделаны.

Во-первых, к весне 1777 года через лазутчиков братьев Агаевых удалось установить прочные связи с повстанцами на севере Кореи, всего в сотне вёрст от Владивостока. Под видом «маньчжурских добровольцев» к ним отправился взвод башкирских стрелков, с парой миномётов, вооружённый «Лушами». Холодного оружия поставили бунтовщикам две тысячи комплектов. Не бесплатно, конечно. Ошибок Советского Союза мы повторять не собирались, никакой безвозмездной помощи «братским народам», только за плату, причём, «сначала деньги, потом стулья». С деньгами, естественно, у бунтовщиков было плохо, вернее, совсем никак не было. Тут мы и пошли навстречу, выделив пару тысяч лян серебром. А в качестве платы за всё пошли захваченные в разгромленных усадьбах ценности, их отбирали наши знатоки из числа учителей и торговцев. Ради этого целая бригада два месяца ревизовала хозяйство корейских повстанцев, переправляя во Владивосток бронзовые и фарфоровые статуэтки, картины, веера, посуду металлическую и фарфоровую, прочую экзотику.

Конечно, этих ценностей хватило едва на четверть поставок, остальную сумму мы добрали пленными кореянками молодого возраста. В большинстве своём служанок разграбленных поместий и селений, разбавленных некоторым количеством крестьянок. К этому времени гендерная ситуация во Владивостоке сложилась нехорошая. На одну женщину приходилось едва не десять мужчин, это среди русских, конечно. У китайцев было ещё хуже, на две тысячи пленных китайцев не было и сотни их соотечественниц. Так, что ещё перед моим отплытием в Европу, во Владивостоке появились шесть сотен молодых кореянок. Надо сказать, ни одна из них так и не вернулась впоследствии домой, даже те, кого наняли в работницы крестьяне, жили лучше, чем у себя на родине. Не говоря о том, что на долгие годы на Дальнем Востоке лучшими горничными, поварами, прачками и просто служанками стали кореянки.

Во-вторых, по пути в Европу, я всё-таки встретился, как и обещал, с руководителями южно-китайского подполья. Не произвели они на меня особого впечатления, судя по всему, были подставные лица, но, облечённые необходимыми полномочиями. Мы договорились с ними о дальнейших поставках оружия, о продаже пушек (трофейных, разумеется) и, самое главное, обучении двух сотен китайских повстанцев на базе Владивостока. Туда они обещали добраться к середине лета своим ходом. Мы с Палычем не сомневались, что сможем из этих повстанцев за год подготовить неплохих бойцов. А, главное, обучить их тактике применения «Луш» и миномётов, обеспечив себе не только заказы на эту продукцию, но, и, серьёзную головную боль династии Цин на юге империи.

Кто знает, в перспективе южно-китайские союзники могут и отколоть часть Китая, создать с нашей помощью на юге независимое китайское государство. Если очень постараются, пока наши планы дальше заключения нового мирного договора с Китаем с утверждением фактических новых границ не простираются. Когда (если) заключим мир с южным соседом, накопим сил, приступим к вытеснению европейских колонизаторов из Юго-Восточной Азии. Создадим, как говорится, здоровую конкуренцию англичанам, голландцам, французам и прочим испанцам. Пусть торгуют, но, честно, без всяких поставок опиума в Китай, без опиумных войн. Без захватов территории и целых стран.

Поможем странам Индии и Юго-Восточной Азии бороться с европейцами на равных, продадим им оружие, обучим солдат. Поспособствуем выгнать колонизаторов, через нашу РДК поможем самим аборигенам продавать товары в России и Европе и посмотрим, какой регион будет развиваться быстрее, когда Европа и Азия получат равные условия торговли и производства. Лишим европейцев права сильного (если получится, конечно).