Читать книгу Гниловатые времена. Очерки эпохи лихолетья - Виктор Владимирович Дудихин - Страница 3

Отпуск лета 1988 года, наше дружное семейство: я, моя жена Лена и одиннадцатилетняя дочка Ольга провели в Латвии на базе отдыха Вайвари. Это счастье досталось нам через профсоюз МИСиСа, где на кафедре кибернетики трудилась в те годы моя супруга.

Наверное, наше курортное заведение можно считать весьма типичным, и походило оно на большинство подобных учреждений Советского Союза тех лет. Отдыхающие получали в нем тихое семейное счастье в деревянных хибарках, стоящих неподалеку от пляжа.

Песчаные дюны, высокие сосны, холодное мелкое море. На дорожках среди деревьев иногда можно встретить даже поджарых прибалтийских зайцев. Море такое мелкое, и чтобы добраться до более-менее глубокого места, надо долго брести по колено в холодной балтийской воде.

Все – как и везде. Кроме продуваемых ветром щитовых хибарок, добротный бревенчатый дом, для VIP персон. Кормили всех в общей столовой и кормили прескверно. Прибалтийская аккуратность, якобы, привитая латышам немцами, видимо миф, полностью уничтоженный в то время социалистической реальностью. Грязновато, хамовато и бедновато.

Старая Рига. До нее ехать чуть меньше часа на электричке. Историческая часть города показалось тогда мне очень маленькой. Такой игрушечный городок из немецкой сказки, окруженный хрущевскими пятиэтажками. Достопримечательностей достаточно только, чтобы три раза сказать «ах» или «ох», а затем выпить чашечку кофе. Больше в Риге делать было нечего.

Прибалтийская музыка слов – Пумпури, Булдури, Майори. В это время проходил первый песенный фестиваль в Юрмале. Естественно, билетов у нас нет, слушаем с дочкой песни за оградой. А там, на сцене, поет молодой Александр Малинин.

Партконференция – тихое недоумение мысли. Ощущение – на нас накатывает «катастройка». Предчувствия – самые недобрые. КПСС делает себе прилюдное харакири. Ясное понимание – в недалеком будущем пострадают все.

Я в то время довольно много играл в теннис. В большой, настоящий теннис. На корте познакомился с неким прибалтом. Примерно моего возраста, насколько помню, такой интеллигентный латыш-гуманитарий.

Платил за все я. За корт, за мячи, за прислугу. Угощал его пивом. Я мог тогда себе такое позволить. Мой спарринг-партнер, видимо по совместительству еще и большой жмот. А может быть, у него просто не было денег?

Сколько же злобы переполняло прибалтийского друга. Злоба – за то, что деньги плачу я, злоба – за то, что за него платит русский, злоба за то, что я играю в теннис лучше его. Ненависть – что это он, здесь, у себя на родине, как бы в услужении у русского парня – фактически, этакий спортивный жигало. Так ведь должен же я, с кем-то играть?!…

Он ненавидел меня, но, тем не менее, регулярно приходил на корт точно в оговоренное время. Великая вещь Халява, на нее и уксус сладкий! Халявность – основной принцип жизни прибалтийских республик СССР того времени. Ненавидеть русских, но брать у них деньги и жить за их счет.

Я играя стал немного поддаваться, он это понял и стал ненавидеть меня еще сильнее. После того, как он узнал, чем занимаюсь, его злоба просто стала выплескиваться «бурным потоком».

Трясясь от ненависти и переходя временами на родную мову, он заявил, что военно-промышленный комплекс России грабит его несчастную, трудолюбивую Латвию. Не более, не менее!

Я сейчас даже думаю, что большая часть агрессии у моего латышского приятеля имела привнесенный, внешний характер. Автохонное население Прибалтики подвергалось в тот момент усиленной антисоветской и антирусской информационной атаке в местных СМИ. Из-за незнания «туземных» языков я, естественно, не мог это почувствовать в полной мере. Однако, вернувшись в Россию выписал латышскую русскоязычную газету «Советская Молодежь». Читая ее многое понял.

В целом же, эта страна, Латвия, да, и, наверное, вся Прибалтика оставляла тогда у меня, да и многих, впечатление жуткого сельскохозяйственного захолустья. Обратно едем в вагоне люксе, в купе СВ с кондиционером. Из-за него все сильно простыли, так что общее впечатление от поездки в Латвию осталось очень даже сопливое.

Сразу после возвращения из отпуска мне на работу позвонил вкрадчивый, интеллигентный голос. Представился – Игорь Петрович из Горкома КПСС. Я не сразу сообразил, чего, собственно, ему надо. Горкомовские анкеты заполнял в марте, а сейчас на дворе стоял август. Мой новый друг поинтересовался, не мог ли я подойти на Старую Площадь для собеседования. Подойти? Почему нет – могу, очень даже могу.

В означенное время встретились у часовни Героев Плевны, что около метро. Стоял чудесный предосенний день. Поэтому, решили не идти в помещение, а поговорить здесь же, на скамеечке, несмотря на своеобразную репутацию этого скверика.

На встречу ко мне явились трое, так сказать – три богатыря. Игорь Петрович – полноватый, лысоватый брюнет с тщательно ухоженными усами. Евгений Александрович – высокий субъект с бегающими глазками. Создавалось впечатление, что он недавно либо что-то украл, либо собирается сделать это. И, наконец, Олег Константинович, худой, подвижный, нервный тип, с изможденным лицом язвенника, с горящими, почти сумашедшими глазами. Он в этой компании в тот момент являлся главным. Все примерно моего возраста, может чуть постарше.

Начался разговор «за жизнь». Очень кратко, почти по анкете, рассказал им про себя. Добавив, что с сентября направлен учиться на факультет переподготовки МИРЭА по специальности «Искусственный интеллект: экспертные системы», а это занятия раз в неделю, которые мне очень бы хотелось посещать.

У Игоря загорелись глазки, Олег встрепенулся, Евгений кисловато поморщился. Игорь Петрович с Олегом Константиновичем шустро отскочили в сторонку и о чем-то стали энергично шептаться, как Бобчинский с Добчинским в гоголевском «Ревизоре». Милейший Евгений Александрович в это время с недовольной миной поддерживал со мной светский разговор «о погоде».

Пауза продолжалась недолго, всего несколько минут. После чего Олег, как главный среди них, сделал мне предложение. Должность – «старший научный сотрудник», так как свободных ставок заведующего сектором или завлаба пока нет. Зарплата – высокая, работа – на территории горкома КПСС, льготы и привилегии причитаются.

Простите, высокая – это сколько? Льготы – это что?

Была названа сумма примерно раза в два большая той, что я получал до этого. А премия? Естественно! Оклад в квартал.

У меня не урегулирована жилищная проблема – будем способствовать!

Льготы – это спецбуфет, обеды в спецстоловой, спецзаказы – продуктовые и книжные.

Так что, я поступаю на работу в партийные органы? Нет, наша организация называется ЦНИИ «Электроника» и занимается сейчас автоматизацией работы именно этих органов. Мы – отдел, прикомандированный к Горкому КПСС.

Чем же мне придется заниматься на этой моей новой, перспективной работе? Насколько я смогу вписаться в уже существующие структуры и что собственно за проект должен здесь реализовываться?

Тут Олег Константинович с воодушевлением произнес «тронную речь»: «Вам невероятно повезло! Вы имеете возможность попасть практически на самый начальный этап разработки проекта „СОКРАТ“, этой уникальной, бесподобной, перспективной, прорывной научной работы – информационной системы, открывающей новые зияющие горизонты в мире информационных технологий».

Чувствовалось, что говорить – это любимое занятие моего нового друга. Он токовал как тетерев, при этом немного закатывал глаза и даже гортанно булькал горлом. Что происходило вокруг него – он точно не видел и не слышал.

Простите, все же, так «СОКРАТ» – это что?

«СОКРАТ» – это Система Организации Коллегиальных Решений Аналитической Текстообработкой. Новейшая, современнейшая, перспективнейшая информационно-аналитическая компьютерная система. Элементы искусственного интеллекта должны стать его неотъемлемой, если не основной частью!

Все это разрабатывается для партийных органов в рамках программы «Ускорение» по прямому распоряжению бывшего московского персека Бориса Ельцина, дабы своими потенциями оздоровить, улучшить и всячески интенсифицировать работу партийного аппарата Московского Городского комитета КПСС, погрязшего в косности, кумовстве и коррупции.

Затея эта выглядела как отблеск погасшей звезды, подумал я, светила уже нет, а свет все еще идет. В тот момент Бориску Ельцина уже успешно «слопала» вся эта партийно-горбачевская камарилья.

Решение для себя я уже почти принял. Для солидности попросил пару дней на раздумья. Было очевидно, что они меня хотят взять. Потом, хорошие деньги, спецбуфет в голодное время, почему бы и не попробовать…

Питательной же почвой для раздумий представлялась нерешенность жилищной проблемы. Это как карма, висящая надо мной до этого практически всю предыдущую сознательную жизнь. Наша коммунальная «воронья слободка» постепенно расселялась. Как кандидату наук, окормляющему оборонную ниву, по всем законам того времени, после грядущего выезда соседей, должны были «обломиться» все оставшиеся «хоромы». Но это только в теории.

Возможно, если бы Шеф (Нудельман) рулил на фирме, как и прежде – так оно и было бы. По крайней мере, я глубоко убежден, что Александр Эммануилович нашел бы оптимальное решение, устраивающее всех, или почти всех. Он, со своим изворотливым еврейским умом, был большой дока в таких делах.

Но Шефа ушли. На фирме хозяйничали тульские выкормыши. Все вопросы по жилью в Климовске они передали на КЭБ, а там меня по старой памяти «любили» жгучей любовью и приемлемых вариантов у них, скорее всего, не имелось, будь я хоть семи пядей во лбу и трижды вывернись из своей шкуры и выпрыгни из собственных штанов. Мафия КЭБовских ветеранов, однако. Свои детишки подрастали, и им надобно было расширяться квартирно. Нет, возможно, какую-то «кость» с барского стола они бы мне и бросили, но ведь всегда хочется большего. Причем, всего и сразу!

Проанализировав «ситуёвину» – пришел к выводу, что даже при таком раскладе некий гипотетический шанс у меня все же есть. Если я ухожу из КБТочмаш, то решение моего квартирного вопроса переходит от жилищной комиссии моего любимого КЭБа, в компетенцию климовского Горисполкома. Тогда решающим обстоятельством становилось ходатайство с нового место работы и статус этой организации.

Все сходилось к одному, и в случае с перспективой работы по автоматизации Горкома КПСС, сходилось удачно – надо уходить. Ставить на такой вариант, возможно, представлялось рискованным, но я решил, что надо. Потом – риск, это дело благородное!