Читать книгу Американская беседка - Виктория Габриелян - Страница 7

Двенадцать лет назад, в октябре, я начала открывать Америку.

Мне бы мои мозги и мой сегодняшний опыт тогда, в мои 37, и все случилось бы, возможно, иначе. Но пришлось набить много шишек, наделать кучу ошибок, прежде чем я приспособилась к новой жизни.

После получения американской визы я начала готовиться к поездке в Америку. У меня и в мыслях не было, что я там задержусь надолго, я даже с работы не уволилась: написала заявление на отпуск за свой счет и, на всякий случай, заявление на увольнение по собственному желанию. Директор школы, где я проработала чуть больше года завучем по воспитательной работе, был очень понимающим и мудрым. Я ему все рассказала и на прощание попросила: «Дорогой МН, не увольняйте меня сразу. Я поеду, осмотрюсь, может быть, мне не понравится, и я вернусь».

А он мне сказал:

– Ты не вернешься.

Как в воду глядел.

Итак, мой Американец приехал в Донецк за мной и Евой. Он пригласил нас в Париж. Я опять сбегала к Евиному декану в медицинский институт, и отпросила ее на неделю для поездки во Францию. Мы с Евой ныли на тему, что нам никогда и ни за что визы во Францию не дадут, но Американец был уверен: «Дадут». И купил нам билеты в Париж.

Американец уже был знаком с моей семьей, он как-то приезжал на майские праздники и выразил желание познакомиться с моими родителями. Мы с Евой решили устроить ему «проверку на дорогах» и отправились с ним в нашу Ялту, Донецкой области, к моим родителям на электричке до Мариуполя, а оттуда до Ялты на автобусе.

Электричка была переполнена до предела. Тетки с сумками и ведрами, пьяные мужики, отмечающие Пасху, плавно перешедшую в Первое мая, орущие дети. Сидячих мест нам не досталось, и наш Американец простоял все три часа на ногах, продемонстрировав чудеса выживаемости в нашем хаосе. Но на электричке его мучения не закончились, и ему пришлось еще раз пережить то же самое в ялтинском автобусе. Потом от автобуса пешочком с сумочками и чемоданами (вы когда-нибудь видели какой багаж у американцев, даже если они путешествуют всего два дня?). По дороге нам попадались никогда не высыхающие лужи, бредущие домой с пастбища коровы, по пути жующие сирень, которая шапкой нависает над каждым забором, и стада злых, шипящих и преследующих всех прохожих до самого дома гусей. Спрятавшись от гусей за воротами нашего дома, Американец только и смог пробормотать: «Oh my God! This is not the District of Columbia». Да уж, извините, это вам не Вашингтон.

Тут появились мои родители с хлебом-солью, и папа, подполковник медицинской службы, прошедший Анголу, Нами-бию и Афганистан, на приветствие «Hello! How are you?» вдруг заговорил по-армянски: «Բարև, բարև: Լավ եմ»[1]. И, взяв лицо Американца в свои ладони, троекратно поцеловал его. Сейчас, пожив в Америке, я понимаю, какой это был стресс для Американца, особенно папины поцелуи. Мы-то от всего сердца, но американцы свято блюдут свое privacy, ревностно относясь к вторжению в свое личное пространство, и мужчина целует мужчину только в одном случае. Но тогда я об этом не знала, и для меня все выглядело вполне нормальным.

Потом, конечно, была поляна с родственниками и соседями. Где-то в середине обеда, когда народ только-только разговелся, Американец вдруг сказал, что он сыт и уже достаточно пьян и, поблагодарив всех, удалился в отведенную комнату. Папа зашипел другу и соседу Володе Шаповалову: «Все, напугали парня». А парень был младше папы всего на девять лет.

На следующий день оказалось, что неподалеку, в пансионате, отдыхает мой двоюродный брат Вова и его коллеги по цеху – врачи-урологи с женами, детьми, подругами, любовницами и их детьми. Я не знаю, каким образом он узнал, что мы тоже в Ялте, но, после недолгих уговоров, Ева, я и наш гость быстро перекочевали в пансионат к Вове.

Было начало мая, отдыхающие еще не приехали, и домики открыли только для урологов. Прямо во дворе перед домиками стоял длинный деревянный стол, полностью накрытый к обеду, со скамьями вдоль него. За столом сидело человек пять хмурых и неприветливых урологов, молча поглощающих супчик с потрошками. Ситуация напомнила мне «Место встречи изменить нельзя», когда Шарапова, неумело прикидывающегося вором, привозят на малину к Горбатому. Так же молча нас усадили за стол, налили по тарелке супа, а взрослым – по стакану водки и молча стали ждать, когда Американец и я опрокинем в себя 200 грамм, не иначе чтоб потом, как Гоша из фильма «Москва слезам не верит», пожать нам руки. Я взмолилась: «Ну ребята, он же американец, вы что хотите мировой скандал?»

Народ оживился, напрягся до покраснения, пытаясь вспомнить с похмелья английские слова, поминутно спрашивая у своих детей:

– Эй, Ванька, как там было по-английски «да не парься ты, это мы просто отдыхаем, мы – урологи»?

Дети ныли в ответ:

– Да не знаю я, папа!

А папы в свою очередь:

– Ах вы бездельники, за что только я такие бабки вашим репетиторам плачу?

Пьянка продолжалась до позднего вечера, мы периодически уходили на пляж, где Вова, невзирая на температуру воды чуть выше нуля, плавал в море стилем баттерфляй, возвращались, блюда на столе менялись, подавали шашлык, потом рыбу, потом еще что-то. А урологи сидели все там же и пили без перерыва. Всем хотелось поговорить с Американцем «за жизнь». Я уже начинала чувствовать себя где-то в фильме «Брат-2»: «Вот скажи мне, Американец, в чем правда?» И дальше по тексту. Мой братец Вова, огромный и громогласный, требовал, чтобы Американец попробовал «ерша», не путать с рыбой. А от меня – дословный перевод классического «водка без пива – деньги на ветер». Но надо отдать должное Американцу: он дал отпор моему брату, что еще никому не удавалось. Вова настолько приставучий, что и мертвого поднимет и заставит пить с ним водку до утра, петь песни под гитару, рвя струны и голосовые связки. Ему отказать было просто невозможно, и, если я просила его реветь песни потише, не то весь дом разбудит, он удивленно оправдывался: «Вит, ну мы же просто отдыхаем. Вит, ну давай вместе „прощай, от всех вокзалов поезда уходят в да-а-альние края-я-я!“»

Когда в 23:00 Американец откланялся и ушел спать, у Вовы аж рюмка из рук выпала: «Так веселье же только начинается». Я потом долго, сквозь сон, слышала рев Вовы и урологов, шум мотора, потому что в 3 часа ночи Вове захотелось поесть свежей рыбки, и он гонял на машине к круглосуточным рыбакам.

Рано утром проснулся совершенно свежий Американец, поел супчика вместо cereal-мюсли, выпил томатного сока вместо апельсинового и пошел будить Вову, чтобы поблагодарить его за прекрасный вчерашний день. Постучал в дверь, услышал вежливое:

– Твою мать… кто там?

Зашел к Вове и с лучезарной улыбкой поздоровался:

– Good morning!

А Вова как рявкнет в ответ:

– Какого хрена тебе good morning, это bad, слышишь, bad morning.

Но вернемся в октябрь.

После долгого прощания с родителями, родственниками, коллегами по работе и друзьями, мы, наконец, добрались до вокзала. Там нас ждала еще одна группа провожающих. Это настолько потрясло Американца, что, когда мы после слез и шампанского загрузились в купе, он спросил: «А почему эти люди пришли тебя провожать, и почему все плакали, они ведь должны радоваться, что ты уезжаешь в Америку?» Ну что можно было ответить на это чистокровному белому американцу? Он же везет меня в рай из этого коммунистического ада.

Утром следующего дня мы заехали в посольство Франции в Киеве, легко получили визы и вечером того же дня Ева, я и Американец приземлились в аэропорту имени Шарля-де-Голля. Мы провели замечательную неделю во Франции (про это отдельная история), и Ева улетела обратно на Украину, а мы – в Вашингтон.

В Dulles International Airport нас встретили друзья Американца Джим и Глория с цветами и открыткой Welcome to the United States. В этом все американское гостеприимство и дружелюбие. Это очень приятно и ни к чему не обязывает. В аэропорту выяснилось, что мой чемодан потерялся. Друзья подвезли нас к дому, пообнимались и удалились.

Дома меня ожидало горькое разочарование. Квартира оказалась пустой, то есть мебели в ней не было. В гостиной стояли один стул и очень старый телевизор. Я спросила: «Это черно-белый телевизор?» Американец обиделся: «Нет, конечно, цветной». В столовой был еще обеденный стол со стульями, в спальне лежал одинокий матрас, в кабинете – стол с компьютером, а все офисные принадлежности, бумаги и документы просто валялись в коробках на полу. И все. На ужин мы съели две картошки, запеченные в микроволновке. Это была вся еда в доме. Переодеться мне было не во что, так как мой багаж потерялся. В квартире было холодно и неуютно, и оставалось только лечь спать: утро вечера мудренее.